Глава 1. Развитие политических отношений с Германией

Введение

 

Не будет преувеличением сказать, что советско-германские отношения имели стержневой характер для европейской политики Страны Советов на протяжении почти всей первой четверти века ее существования. Германия предприняла первую попытку иностранной интервенции с целью удушения Советской власти, двинув свои войска на Украину и Петроград. В то же время именно в отношениях с Германией советской дипломатии удалось создать первую в истории успешно действовавшую модель мирного сосуществования и сотрудничества государств с различными социальными системами: рапалльский период (1922 - 1932 гг.) доказал реальность лозунга, выдвигавшегося советской дипломатией с первых дней Советской власти[1].

Своеобразие отношений между Германией и Советской Россией в 20 - 30 годы, развивавшихся на основе Рапалльского договора, определялось, в первую очередь, ситуацией, сложившейся в мире после окончания империалистической войны 1914 - 1918 гг. А ситуация вокруг Советской России постоянно менялась. В первые годы после революций 1917 - 1918 гг. новые, республиканские режимы в Москве и в Берлине нуждались друг в друге и были заинтересованы в том, чтобы другие державы видели в них союзников. Вначале, особенно в 1923 г. во время оккупации Рура в этом больше была заинтересована Германия. После серии неудачных попыток Коминтерна осуществить экспорт революции за пределы СССР, стимулировавших консолидацию Запада, уже для Москвы альянс с Берлином стал желанной целью[2].

Ситуация была, в общем, противоречива и неоднозначна. С одной стороны, с учетом всей той помощи, оказанной Москве Берлином в 1920 - 1933 гг. в деле создания военной промышленности, подготовки кадров РККА, постановки штабной работы, передачи доверительной информации и разведданных о вероятном противнике есть основания сделать вывод о наличии элементов союзнических отношений. С другой стороны, этих элементов все же не хватало для того, чтобы альянс получил договорно-правовое оформление, хотя Москва была не против. Но Берлин на это не пошел.

В конце концов, обе стороны прекрасно понимали силу и слабости своего квазисоюза, поскольку двигали ими совершенно разные мотивы: правительство Ленина сделало ставку на мировую революцию, а политическая элита Германии не желала ничего более страстно, чем возврата в клуб великих держав, отмены унизительных положений Версаля и ревизии границ. Идея реванша стала основной, а ее главным носителем - германский генералитет, состоявший в основном из потомственных аристократов, воспитанных в духе пангерманизма. Отрезвляющим душем для немцев стала и неудавшаяся попытка Коминтерна осуществить в Германии "октябрьский переворот" в октябре 1923 г. Таким образом, далеко не случайно, что, хотя Германия и оставалась безоружной в окружении враждебно настроенных Франции, Чехословакии и Польши, однако на союз с Москвой Берлин не пошел. Вместо этого и Берлин, и Москва, дойдя до естественных границ в своих отношениях, стали примерно со второй половины 20-х годов использовать фактор военных связей как средство политического давления в отношениях с державами Антанты, существенно ограничив при этом возможности своих военных кругов вмешиваться в политику. Умело блефуя и допуская некоторую утечку информации, они к концу 20-х - началу 30-х годов сумели включиться в мировую политику, по существу не отступив от своих стратегических задач.

Приход нацизма к власти в Германии 30 января 1933 г. означал мобилизацию германского империализма с целью изменения существовавшего соотношения сил в Европе. Нацистская программа захвата "жизненного пространства на Востоке" была нацелена на вооруженное нападение на Советский Союз, будь то в рамках общей коалиции основных стран капиталистического мира или же в одиночку, но при опоре на материально-технические ресурсы Западной Европы. Конечная цель нацистской Германии - установление мирового господства - являлась одновременно угрозой и для всех остальных стран земного шара, в первую очередь для Франции и Англии.

После прихода к власти в Германии Гитлера линия на продолжение рапалльской политики, как таковой, была подвергнута в Москве пересмотру. И хотя очередная смена власти в Германии сама по себе отнюдь не означала для Москвы автоматического отказа от приоритетных отношений с Берлином, в силу хотя бы того, что Франция просто не могла в течение короткого времени занять место Германии, тем не менее период Рапалло закончился. Началась новая глава советско-германских отношений.

Вместе с тем отказаться от экономического, промышленного и иного сотрудничества с одной из самых развитых и динамичных стран мира Москва не могла. Да это и не входило в ее планы. Поэтому начался поиск новых форм взаимоотношений - более осторожных, более взвешенных. Кроме того, продолжались военные поставки из Германии в СССР, причем в отдельные годы советский импорт из Германии почти полностью состоял из предметов вооружения. Практически не прекращались связи по линии военных атташе, а также по линии разведок с упором на "польский фактор". Наконец, многое еще не ясно относительно связей НКВД со своими "коллегами" из Германии.

Целью данной работы является рассмотрение развития советско-германских отношений с 1933 по 1939 годы. Данная цель позволила сформулировать следующие задачи данного исследования:

Рассмотреть развитие политического сотрудничества.

Рассмотреть развитие экономического сотрудничества.

рассмотреть развитие военного сотрудничества.

Актуальность данной работы определяется тем, что долгие годы материал и документы, связанные с вопросом советско-германского сотрудничества в предвоенный период, скрывался или находился под грифом секретно. это создавало однобокую трактовку данной ситуации. В последнее время был обнародован ряд документов, которые позволяют создать целостную картину процесса взаимоотношения между СССР и Германией.

В своей работе мы опирались на работы таких отечественных и зарубежных авторов как В.Г. Трухановский, Г.В. Фокеев, И.А. Кирилин, И.Ф. Максимычев, М.М. Наринский, А.М. Филитов, Л.Н. Нежинский, В.Я. Сиполс, А.О. Чубарьян, И. Фляйшхауэр, Э. Эррио и многие другие.

Кроме этого были использованы различные сборники, содержащие документы по внешней политике СССР рассматриваемого периода.

Приход Гитлера к власти

 

Национал-социалистская, или нацистская, партия Германии, возглавляемая Адольфом Гитлером, быстро набрала силу. Вину за низкую заработную плату и безработицу в Германии Гитлер взвалил на евреев. Он сформировал подчинявшиеся лично ему вооруженные отряды (СА), членов которых называли штурмовиками. Они охраняли нацистские митинги, избивали коммунистов и евреев. После ноябрьских выборов 1932 года, нацистская и центристская партии сформировали правительство.30 января 1933 года Гитлер стал канцлером Германии[3].

Перед дипломатами СССР во весь рост встала проблема: как скажется установление фашистского режима в Германии на советско-германских отношениях? Четкий ответ на этот вопрос приобретал тем большее значение, что отношения с Германией играли особую роль в 15-летней истории внешней политики и дипломатии Советского государства. Сразу же после победы Октября власть рабочих и крестьян столкнулась со смертельной угрозой, исходившей от разбойничьего германского империализма. Наступление кайзеровских армий на Петроград и Советскую Украину представляло собой первую попытку мировой буржуазии свергнуть Советскую власть путем вооруженной интервенции. Грабительский брестский "мирный договор", навязанный Советской России, стал на долгие годы образцом для планов нового "похода на Восток", о котором не переставали мечтать империалистические круги германского финансового капитала. Даже потерпев поражение в первой мировой войне, германский империализм продолжал претендовать на роль главной антисоветской силы в Европе, выступая в качестве душителя революционного движения в Прибалтике и требуя от держав Антанты смягчения условий Версальского договора в качестве "вознаграждения" за свои антибольшевистские "заслуги" в этом деле. Исторически логично то, что ландскнехты контрреволюционных банд в Прибалтике составили позже костяк нацистского "движения", а один из представителей так называемой "балтийской клики" Розенберг стал главным "специалистом" НСДАП по внешнеполитическим вопросам.

В то же время именно в отношениях с Германией советской дипломатии удалось создать и первую в истории модель мирного сосуществования государств с различным социально-общественным строем, доказавшую всему миру реальность и взаимную выгодность мирного сотрудничества со Страной Советов.

Советско-германский договор, заключенный 16 апреля 1922 г. в маленьком итальянском городке Рапалло близ Генуи, положил начало целому периоду добрососедских отношений между первым в мире социалистическим государством и Веймарской республикой[4].

К январю 1933 года в здании рапалльского сотрудничества между СССР и Германией появилось уже немало трещин: политика последних правительств Веймарской республики характеризовалась нарастанием антисоветских тенденций. Показательным являлся уже тот факт, что заключенный в 1926 году в развитие и углубление Рапалльского договора Берлинский договор о ненападении и нейтралитете формально перестал действовать, поскольку протокол о его продлении, подписанный в Москве 24 июня 1931 г., так и остался нератифицированным Германией на день прихода нацизма к власти. Серьезность положения вряд ли могли смягчить заверения германского МИД в неизменности политической линии по отношению к СССР (причина нератификации протокола объяснялась примерно так: Берлинский договор настолько важен для Германии, что продлить его просто указом президента, как оформлялись все текущие законодательные акты в связи с недееспособностью рейхстага, немыслимо, а надежды на создание рабочего большинства в парламенте не оправдываются). Во внешней политике Германии все более открыто брали верх силы, считавшие сговор с западными державами за счет Советского Союза верхом государственной мудрости.

В июле 1932 года германским канцлером был назначен Франц фон Папен, ставший для своих современников олицетворением политической неспособности, которая соединялась у него с тем большей ненавистью к коммунизму и Советской стране[5]. На Лозаннской конференции, посвященной проблеме репараций с Германии, он выдвинул "в доверительном порядке" план германо-франко-английского союза на антисоветской основе. Стремясь подзаработать на вполне реальных противоречиях между Францией и Англией, Папен информировал своих партнеров о проекте порознь и со значительными вариациями: англичан он пытался убедить в том, что главное для него - англо-германская "гармония", а французов - что у него нет иной цели, чем франко-германское "примирение". Естественно, что столь грубая тактика лишь способствовала громкому провалу всей затеи. Противостоявший Папену с французской стороны Эррио был далеко не таким простаком, каким он охотно прикидывался; "план Папена" стал достоянием мировой общественности, и Эррио не раз ссылался в дальнейших советско-французских переговорах на срыв папеновских происков как на свою личную заслугу. Не менее холодный прием встретили предложения Папена у чувствовавших себя обманутыми англичан. Однако, несмотря на этот скандальный провал, располагавший полной поддержкой Гинденбурга Папен последовательно проводил намеченную им линию на всем протяжении своего полугодового канцлерства. Назначение такого человека на должность вице-канцлера, то есть второго человека в новом правительстве, могло лишь усилить тяжелые предчувствия советских дипломатов[6].

Не менее зловещее впечатление производило и включение в правительство Альфреда Гугенберга, занявшего посты имперских министров экономики и сельского хозяйства, прусских министров сельского хозяйства и торговли и имперского комиссара "по оказанию помощи аграриям", то есть остэльбским помещикам (кроме того, член руководства гугенберговской "немецкой национальной народной партии" Зельдте возглавил имперское министерство труда, поставив таким образом и этот важный рычаг экономической политики под влияние Гугенберга). Лютый враг коммунизма и Советского Союза, инициатор коалиции всех крайне правых сил Германии, включая нацистское "движение" ("Гарцбургский фронт"), один из главных организаторов прихода Гитлера к власти и "гарант" верного служения нового режима интересам крупной германской буржуазии, Гугенберг вполне был способен поставить под удар советско-германские экономические связи, являвшиеся одной из опор рапалльской политики, причем опорой, в наименьшей степени испытавшей влияние "веяняй" преднацистской поры. Советские заказы на машины и оборудование в период первых пятилеток спасли от кошмара безработицы сотни тысяч германских рабочих. По свидетельству Густава Хильгера, проработавшего в германском посольстве в Москве с 1922 по 1941 год, "если многочисленные германские промышленные предприятия, особенно в области станкостроения, благополучно пережили экономический кризис, то они обязаны этим главным образом советским заказам"[7].

В мае 1933 года Гитлер направляет в Лондон своего эмиссара А. Розенберга, чтобы прозондировать почву для возможной отмены военных статей Версальского договора 1919 года, установившего ограничения на вооружения Германии. Аналогичный зондаж провели в Париже. Советские резидентуры в этих странах докладывают в Центр, что реакция Англии и Франции на демарши Гитлера была отрицательной. Берлинская резидентура, которую возглавлял Борис Моисеевич Гордон, доносит, что в ответ Гитлер намерен выйти из Лиги Наций и начнёт одностороннее вооружение Германии. Следующим его шагом будет оккупация демилитаризованной Рейнской области[8].

Дальнейшие события подтвердили верность оценок резидентуры ОГПУ в Берлине. Действительно, 14 октября 1933 года Германия демонстративно выходит из Лиги Наций и начинает активно вооружаться. Лозунгом Гитлера становится "пушки вместо масла"[9].

В докладе Председателя Совета Народных Комиссаров на сессии ЦИК СССР 28 декабря 1933 г. подчеркивалось: "До последнего времени дружественные отношения между СССР и Германией покоились на базе их стремления к миру и развитию экономических отношений. Этим принципам мы полностью остаемся верны и теперь. Только в проведении их мы видели силу политического и экономического сотрудничества СССР и Германии, сотрудничества в интересах обеих стран и всеобщего мира. С другой стороны, политика идеологов воинствующего национал-социализма, вроде Розенберга и других, прямо этому противоположна. Поскольку эта политика насквозь пропитана реакционными вожделениями и захватническими империалистическими планами, она несовместима с укреплением дружественных отношений с СССР"[10].

Упомянутые в речи Председателя Совнаркома экономические связи между СССР и Германией были практически единственным элементом отношений между обеими странами рапалльского периода, который сохранил свое значение на первых порах после 30 января 1933 г. Однако в этой области также весьма скоро сказались негативные последствия изменений в германской политике.

С учетом особенностей нового правительства Германии главным для советской дипломатии в течение этих первых месяцев был вопрос о том, можно ли рассчитывать на возможность приостановить хоть на какое-то время ухудшение советско-германских отношений и, в определенных рамках, не дать возникнуть уже сейчас открытой военной угрозе.

Первые действия нового правительства в сфере советско-германских связей не соответствовали, казалось, общей линии, выраженной в откровениях "Майн кампф".25 февраля 1933 г. было подписано, наконец, соглашение по финансовым и экономическим вопросам, которое в целом учитывало советские пожелания[11]. В апреле германским правительством было принято решение о ратификации протокола о продлении Берлинского договора, и 5 мая 1933 г. в Москве был произведен обмен ратификационными грамотами[12]. Германские официальные представители дружно заверяли советских дипломатов в беседах, что смена правительства не приведет к пагубным последствиям для отношений между обеими странами.9 марта влиятельный орган германских деловых кругов "Берлине берзенцайтунг" писала (разумеется, с одобрения новых властей): "Германо-советские внешнеполитические отношения стоят на крепких основах. С одной стороны, в условиях версальской системы и при существующем характере германо-польских отношений СССР является естественным партнером Германии; с другой стороны, хорошие отношения с Германией дают СССР более верную гарантию против образования антисоветского фронта, нежели какие-либо иные отношения или пакты о ненападении. Заключением нового соглашения о кредитах с СССР германское правительство уже показало, что оно, невзирая на внутриполитическую борьбу против коммунизма, намерено сохранить прежние германо-советские отношения"[13].21 марта было опубликовано интервью Геринга, в котором выражалась "уверенность", что советско-германские отношения "будут столь же дружественными, как они были в прошлом"[14]. А 7 мая 1933 г. уже розенберговская "Фёлькишер беобахтер" выступила в пользу "сохранения дружественных взаимоотношений (с СССР) в интересах взаимной пользы"[15].

 

Пакт о ненападении

 

В условиях, когда военная угроза подступала к Советскому государству и с запада, и с востока, когда намечалась возможность координированных действий агрессоров на обоих направлениях при поддержке западных держав, внешняя политика СССР продолжала оставаться твердой и спокойной, не впадающей в панику и не поддающейся на провокации. Когда в конце августа германский посол Шуленбург многозначительно заговорил о том, что в случае нападения Германии на Чехословакию в связи с возможным мятежом судетских немцев "никто не будет иметь права обвинять Германию в невызванном нападении", он получил недвусмысленный ответ наркома, что "чехословацкий народ, как один человек, будет бороться за свою независимость, что Франция в случае нападения на Чехословакию выступит против Германии, что Англия, хочет ли этого Чемберлен или нет, не сможет оставить Францию без помощи, что мы также выполним свои обязательства перед Чехословакией". Советский Союз не делал секрета из того, что видит в нацистской Германии опасность для всего человечества. В связи с намерением Турции вступить в прямые переговоры с Гитлером нарком поручил полпреду в Анкаре 5 июня 1938 г. передать турецкому правительству, что "мы считаем нынешнюю Германию не только врагом СССР, о чем не перестает говорить сам Гитлер, но и врагом всеобщего мира и всех ненемецких национальностей. Всякое политическое сближение с Германией вызывает, естественно, с нашей стороны соответственную реакцию... Возможное предложение о посредничестве в смягчении отношений между нами и Германией деликатно отклоните".

С другой стороны, советские дипломаты не отвергали с порога периодический зондаж немцев о возможности улучшения советско-германских экономических отношений, исходя из того что для такого улучшения потребуются серьезные сдвиги в политике нацистского рейха. Когда 6 июля 1938 г. статс-секретарь МИД Германии Вейцзекер задал в беседе с вновь назначенным советским полпредом А.Ф. Мерскаловым вопрос о его возможных планах в области "расширения экономического сближения СССР и Германии", полпред ответил, что "у нас нет каких-либо особых мотивов, препятствующих расширению наших хозяйственных связей с Германией и что если германские промышленные круги и министерство хозяйства пойдут на условия, которые нами были даны в ответ на предложение немцев о кредите, то мы готовы содействовать расширению этих связей. В этом вопросе в настоящий момент инициатива должна принадлежать германской стороне, так как сделанные немцами на этот счет последние предложения для нас неприемлемы".

Советский Союз после Мюнхенского соглашения оказался исключенным из сообщества великих держав и поставлен в условия изоляции. Если он не хотел быть полностью отстранен от общеевропейской политики - с ожидаемыми дальнейшими перекраиваниями границ - и оттеснен в сторону, то при неизменном курсе западных государств на умиротворение СССР должен был рано или поздно настроиться на переговоры с Германией. Ведь из чехословацкого кризиса она вышла как наиболее мощная военная держава.

17 апреля 1939 года советское правительство предложило западным державам заключить тройственный договор о взаимной помощи, основанный на равенстве обязательств, и военную конвекцию. При этом предусматривалось оказание помощи государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями, в случае агрессии против них. Англия, однако, не собиралась заключать договор о взаимопомощи и пыталась заручиться односторонними обязательствами СССР, Польше и Румынии. Летом 1939 г. СССР предложил Англии и Франции военную конвенцию, предусматривающую совместные действия вооруженных сил трех государств в случае агрессии. Правящие круги Англии и Франции не откликнулись на это предложение. Над СССР нависла угроза внешнеполитической изоляции.

Прийти к соглашению с западными державами СССР не удалось. Виноваты в этом обе стороны. Но виновность западных держав, особенно Англии, значительно больше, чем Советского Союза. У советской стороны не хватило выдержки, она проявила поспешность, переоценила степень враждебности западных держав к СССР и возможности их сговора с гитлеровской Германией. У западных держав не было искреннего желания идти на сближение с СССР, что можно объяснить, по - видимому, разными причинами, в том числе и опасения возможного предательства, и антигуманная внутренняя политика сталинского руководства, противоречащая его заверениям на мировой арене, и недооценка его силы как возможного союзника в борьбе против фашистского блока, и глубокая неприязнь к стране иной социально - экономической формации. Переговоры с СССР западные державы вели прежде всего для того, чтобы оказывать давление на Германию, заставить ее пойти им на уступки, они пытались навязать Советскому Союзу собственные условия, пренебрегали его интересами.

После оккупации Германией Чехословакии Советский Союз расстался с последними иллюзиями насчет эффективности политики коллективной безопасности; к тому же Франция и Великобритания, правительства которых Литвинов тщетно пытался убедить в том, что СССР в состоянии выполнить свои обязательства, выражали сильное сомнение по поводу боеспособности Красной Армии, опустошенной чистками, и не видели, каким образом советские войска смогут участвовать в боевых действиях из-за отказа Польши и Румынии: пропустить их через свои территории.

Германия и ее союзники наращивали военный потенциал. Немецкие войска были готовы к нападению на Польшу, правительство которой не верило Сталину и отказывалось от помощи СССР в защите независимости страны. Москва опасалась, что Англия может втянуть СССР в войну с Германией, а сама останется в стороне. Франция в значительной мере утратила самостоятельность и шла в фарватере английской политики.

С вторжением Германии в Польшу началась вторая мировая война. Великобритания и Франция официально объявили войну Германии, и этим их помощь Польше ограничилась.

Германская армия следовала тактике блицкрига - молниеносной войны. Военные действия начались атаками пикирующих бомбардировщиков, за ними шли танки, а следом - пехота. Спустя час после вторжения немцев в Польшу половина польской авиации, которая даже не успела подняться в воздух, была уничтожена. Варшава подверглась жестокой бомбардировке. Через месяц вся Польша уже находилась в руках врага.

СССР фактически продолжа оставаться в положении международной изоляции, в котором он оказался в результате мюнхенского договора. В этой обстановке Сталин и Молотов приняли решение согласиться с предложением Германии о заключении договора о взаимном ненападении.

Гитлер, который торопился разрешить конфликт с Польшей военным путем и не мог уже отказаться от подготовленного на нее нападения,20 августа 1939 г., направил Сталину телеграмму, в которой настаивал на скорейшем подписании договора о ненападении.

Обсудив с Молотовым полученное послание и выслушав сообщение Ворошилова о ходе переговоров с англичанами и французами, Сталин в своем ответе Гитлеру дал согласие на приезд в Москву Риббентропа и подписание соглашения о ненападении.

23 августа Иоахим Риббентроп и Вячеслав Молотов подписали Договор о ненападении сроком на 10 лет. Он предусматривал, что СССР и Германия обязуются воздерживаться от всякого насилия, от всякого агрессивного действия в отношении друг друга как отдельно так и совместно с другими державами. Содержание договора, который базировался на основных положениях договора 1926 года о ненападении и нейтралитете, не расходилось с нормами международного права. Вместе с договором был подписан и секретный дополнительный протокол. Он не обсуждался ни в Политбюро, ни в Верховном Совете СССР, ни в правительстве. В строго секретном дополнительном протоколе говорилось о разграничении "сфер интересов" в Восточной Европе. В советскую "сферу интересов" отходили Эстония, Латвия, Правобережная Польша и Молдавия (позднее к этому списку добавилась и Литва). Важнейшее значение в этом проекте имел постскриптум, в котором говорилось следующее: "Настоящий пакт действителен лишь при одновременном подписании особого протокола по пунктам заинтересованности Договаривающихся сторон в области внешней политики. Протокол составляет органическую часть пакта".

Сразу же, после того как договор был подписан, прекратилась антифашистская кампания в советской печати. Зато Англию и Францию теперь называли "поджигателями войны".

Проводя политику нейтралитета, Советский Союз точно выполнял заключенные им с Германией соглашения. Советское правительство всемерно старалось избегать трений с Германией и тщательно следило за тем, чтобы не дать ей какого-либо повода к нарушению советско-германских соглашений. Такими принципами руководствовались не только дипломатические, военные, хозяйственные и другие советские ведомства, отвечавшие за состояние отношений с Германией, но также печать и радио.

Торговые отношения

 

Широкие масштабы советского вывоза из Германии требовали соответствующего увеличения советского экспорта в эту страну, чтобы выручка от реализации советских товаров в основном покрывала расходы по оплате заказов германским предприятиям. Однако германские власти, стремясь смягчить влияние мирового кризиса на германскую экономику, вступили на путь протекционистских мероприятий, которые не только не улучшали условий для расширения сбыта советских товаров в Германии, но, напротив, даже существенно ухудшали их. Поскольку основные платежи по погашению предоставленных Советскому Союзу кредитов под заказы машин и оборудования падали на 1933 год, составляя 650 млн. рейхсмарок, а германское правительство отказывалось радикально расширить вывоз из СССР, советская сторона поставила вопрос о предоставлении так называемого "переходного" кредита, чтобы растянуть выплату задолженности по кредитам на более продолжительный срок, сделав ее более равномерной. Начавшиеся в октябре 1932 года переговоры по финансово-экономическим проблемам советско-германских отношений не привели к удовлетворительным результатам; в протоколе от 17 января 1933 г. советская сторона зафиксировала свой отказ рассматривать встречные предложения немцев "как соответствующие советским интересам". Таким образом, для того чтобы нанести удар по советско-германским экономическим отношениям, Гугенбергу даже не нужно было проявлять какую-либо инициативу - достаточно было только застыть на уже заявленной позиции предшествовавшего правительства.

Однако главным поводом для озабоченности советских дипломатов была доктрина самого нацистского "движения", которая, как это было ясно, станет в определяющей степени влиять на германскую внешнюю политику. Доктрина эта опиралась на фанатический антикоммунизм и расовую ненависть к народам Советского Союза. Наиболее полно излагавшая ее "библия" нацизма "Майн кампф" ставила в качестве центральной задачи германской внешней политики захват "новых" земель на Востоке "за счет России и подвластных ей окраинных государств" (о своих планах в отношении населения подлежащих включению в состав Германии территорий нацисты пока умалчивали). Этой задаче подчинялись все остальные. Даже разгром Франции, ненавистью к которой буквально сочились многие страницы "Майн кампф", был подчинен цели обеспечить "прикрытие с тыла для увеличения жизненного пространства нашего народа в Европе". Остающиеся европейские великие державы - Англию и Италию - нацизм собирался на первых порах сделать своими союзниками в борьбе против Советской страны. Однако в дальнейшем и этим "союзникам" была уготована весьма незавидная участь: в этом отношении "Майн кампф" была удивительно откровенной. В конце одной из ее глав формулировался "политический завет германской нации" на будущее. В частности, говорилось, что любую попытку организовать на германских границах вторую военную державу - пусть даже только в форме создания государства, способного стать военной державой, следовало рассматривать как "агрессию" против Германии. Поэтому, мол, необходимо всеми средствами, вплоть до применения вооруженной силы, предотвратить возникновение такого государства, а если оно уже возникло - уничтожить его.

Эта книга, со страниц которой тянуло дымом средневековых аутодафе, была известна советским дипломатам, они читали ее по долгу службы, преодолевая сильнейшее желание немедленно бросить ее и пойти тщательно вымыть руки. Но зато, не в пример западным политикам, которые лишь задним числом поражались, насколько был откровенен нацистский "фюрер" в своем произведении, представители дипломатии социализма точно знали, чего приходится ожидать от германского фашизма. Следя за "текущими" выступлениями главарей нацизма, советское полпредство видело, что, вопреки расчетам союзников фашизма на его "эволюцию", основа нацистской доктрины оставалась неизменной. Было также ясно, какой тактики фашизм будет придерживаться после прихода к власти.

Укрепление международных позиций Советского государства вызвало замешательство среди "специалистов" по внешней политике в НСДАП (нацистская партия). Все чаще с сотрудниками советского полпредства пытались установить связи эмиссары нацистской партии, заверявшие их в том, что за прошедшие с момента выхода в свет "Майн кампф" годы взгляды главарей германского фашизма радикально изменились и что война против СССР не входит больше в планы "новой Германии". Одним из таких эмиссаров был граф Ревентлов, возглавлявший до своего присоединения к НСДАП мелкую националистическую группировку, которая надеялась на то, что когда-нибудь удастся достичь с Советской Россией антипольского союза. Сохранившего платоническую верность этой концепции Ревентлова нацистское руководство стало даже выдвигать на передний план в последние недели перед приходом к власти. Он был, например, главным оратором от НСДАП на заседании внешнеполитического комитета рейхстага в середине января 1933 года. Нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов отнюдь не кривил душой, когда говорил министру иностранных дел рейха барону фон Нейрату 13 июня 1934 г.: "До прихода к власти "наци" мы допускали, что они в свое время отрекутся от своей антисоветской программы и будут продолжать политику прежних германских правительств по отношению к СССР, и мы сами допускали сотрудничество с ними на тех же основаниях, что и прежде". Теоретически такая возможность не должна была сбрасываться со счетов, однако на практике мало кто из советских дипломатов верил в нее - лозунг "жизненного пространства на Востоке" слишком очевидно был сердцевиной нацистской программы.

Советско-германские связи в экономической области также испытывали серьезные удары. Волна коричневого террора, о особой силой развернувшаяся после провокационного поджога рейхстага в ночь на 28 февраля, обрушилась и на советские хозяйственные организации, находившиеся в Германии в рамках экономического сотрудничества с этой страной в предшествующий период. Советские граждане, работавшие в этих организациях, арестовывались, подвергались унизительным допросам и издевательствам, в служебных и жилых помещениях производились без всякого повода обыски, которые почти всегда заканчивались полным уничтожением мебели и другими актами вандализма. Произведенные в ранг "вспомогательной полиции" штурмовики выкачивали без оплаты бензин из колонок принадлежавших Советскому государству фирм по реализации импортируемых из СССР нефтепродуктов "Дероп" и "Дерунафт", громили их бюро, склады и хранилища. За 1933 год советское полпредство направило в МИД Германии 217 нот протеста против незаконных арестов, обысков, налетов, которым были подвергнуты сотрудники советских организаций в Германии, отделения торгпредства, филиалы внешнеторговых объединений, отдельные советские граждане.3 апреля германскому послу в Москве был заявлен протест на уровне наркома иностранных дел СССР.М. М. Литвинов подчеркнул, что речь идет не об "отдельных эксцессах", а о "массовой травле всего, что носит название советского", об "организованной кампании, направляемой из единого центра", при полном отсутствии каких-либо мер пресечения со стороны германского правительства.

Результатов эти протесты не давали. Советским экономическим интересам продолжал наноситься значительный ущерб. Особенно серьезным было то, что страдал в первую очередь сбыт советских нефтепродуктов, являвшийся важным источником получения средств для погашения советской задолженности по кредитам. Экспорт нефтепродуктов был одной из немногих статей советского экспорта в Германию, в минимальной степени испытавших последствия протекционистских мер германских властей, поскольку соответствовал интересам экономики этой страны. Дирксен писал в МИД Германии в ноябре 1932 года: "Ввоз (советской) нефти является, несомненно, самым эффективным и безвредным для нас средством увеличения русского экспорта". Нейрат подтвердил в беседе с полпредом 19 ноября 1932 г., что "расширение ввоза нефти в германских интересах". О том, что положение не изменилось после 30 января 1933 г., свидетельствуют переговоры Розенберга с "нефтяным королем" Детердингом (англо-голландский концерн "Шелл") о создании в Германии запасов нефти и бензина в количестве до 1 млн. г. Контакты между нацистским руководством и лютым врагом Советского государства Детердингом, давно и последовательно поддерживавшим все планы интервенции против СССР, не остались секретом для советской стороны. Этот факт проливал довольно яркий свет на скрытые пружины национал-социалистского похода против "Дероп"/"Дерунафт".

Обострение советско-германских политических отношений не могло не оказать влияния на состояние экономических связей между СССР и Германией, хотя в этой области существовала объективная заинтересованность обеих стран в сохранении определенного уровня: если Германия по мере выхода из кризиса все более остро нуждалась в поставках советского сырья и сырьевых материалов, то и СССР нигде, кроме как в этой стране, не мог получить до начала 1936 года финансового кредита для закупок за границей, необходимых для его экономики (если не считать небольшого кредита в 250 млн. крон, предоставленного Чехословакией в июне 1935 г). Несмотря на все усилия, СССР не удалось н