Возвращение Джека Восьмеркина

 

Николка ахнул и принялся трясти Яшку за плечи. Тот проснулся, протер глаза и посмотрел на Николку.

Хрипло спросил:

— Пахать начали?

— На чем? — зашептал Николка с яростью. — Что ж ты, наших лошадей, что ли, не знаешь? Не идут они, и все…

— А разве целина попалась?

— Ну да, большая часть.

Яшка спустил ноги на пол, достал из-под подушки сигару и протянул ее Николке. Николка бросил сигару в стену через комнату и принялся упрекать Джека во всех бедах коммуны. Рассказал ему, как крестьяне, отчаявшись, решили разделить землю на участки и пахать каждый по отдельности. Упомянул и о том, что семян не хватит у коммуны и что, наверное, прирезку отберут.

Свой длинный и злобный рассказ Николай кончил вопросом:

— Ну, что думаешь делать, Яша?

Джек тяжело вздохнул.

— Третий день здесь бьюсь, — сказал он тихо. — Я еще осенью знал, что нам без машины поля не поднять. А теперь, понимаешь, есть трактор, да взять его нельзя.

— Где трактор?

Яшка рассказал, что всю зиму он работал в мастерской при совхозе «Красная звезда», в десяти километрах от города. Там вместе со слесарем он собрал из пяти старых тракторов четыре. За это получал сто рублей зарплаты в месяц и харчи. Весной попросил заведующего совхозом отпустить один трактор для вспашки земли в коммуне «Новая Америка». Заведующий согласился, но потребовал поручительство, что трактор будет возвращен в срок. И вот Яшка три дня бегает по учреждениям и организациям за поручительством и везде получает отказ.

Николка Чурасов как-то странно гмыкнул, бросился на Яшку и подмял его под себя. Это было выражением его страшной радости.

— Только в поручительстве дело? — спросил он, сидя верхом на Джеке.

— Только в нем.

— Яшка, я достану поручительство.

— Врешь?

— Чего вру?! Через Бабушкина достану. Он мне полное содействие обещал. Будем, Яшка, с машиной. Спасена «Новая Америка»!..

 

Ребята болтали долго.

У Яшки была еще одна новость: Петр Скороходов от имени сельсовета добивается передачи Кацауровки Чижам. В этом помогает ему старик Скороходов.

— Брось ты! — сказал недоверчиво Николка. — Ведь они поругались не на жизнь, а на смерть. Перед всей деревней оглоблями дрались.

— Может, перед деревней и дрались. А здесь, в городе, я их вчера вместе видел. Чай пили в трактире.

Николка призадумался. Теперь он понял, почему так быстро убежал от него Петр Скороходов. Значит, он ведет под коммуну подкоп? Значит, драка с отцом была надувательством?

— Плохо дело, — сказал Николка. — Ведь Петр нам болтал, что тоже хочет собрать артель «Умная инициатива». Мы ему поверили. Я его вчера встретил здесь и рассказал как доброму, что нам пахать нечем. Теперь он этим воспользуется и Кацауровку у нас перехватит.

— Беда будет.

— Конечно, беда. Но еще посмотрим, чья возьмет.

И ребята шепотом, словно их кто мог подслушать, принялись обсуждать, как защитить Кацауровку и разоблачить Скороходовых.

 

Из шестерых членов коммуны, голосовавших против раздела земли, лошади были только у Капралова и Дмитрия Чурасова. Но ни тот, ни другой в поле пахать не выехали. Они решили дождаться возвращения Николки из города.

На коммунаров это подействовало. Без вожаков не решались они делить землю. Первые полдня проспорили о том, как теперь быть. А после обеда без дележа каждый наметил себе полоску по парам и принялся пахать. Целина, отведенная коммуне, так и осталась нетронутой. Никому не хотелось мучить лошадь и ломать плуг в такое горячее время.

Правление же «Новой Америки» в полном составе осталось в деревне.

Не легко было сидеть во время пахоты сложа руки. Но каждый чувствовал, что, если выехать в поле, крестьяне сейчас же заставят разделить землю. Капралов, как наиболее осторожный, даже на улицу не показывался: сказался больным. А вечером, когда стемнело, тихо побрел с Сережкой Маршевым по направлению к Чижам. Надеялись встретить Николку.

Сережка Маршев, голодный и обессиленный, говорил отрывисто, не кончая фраз, что теперь ему остается только уйти из деревни на заработки — другого выхода нет. Понадеялся он на коммуну и проел последний хлеб. Теперь семья питается одной картошкой, да и та подходит к концу. Если Николка не достанет машины, хоть головой в реку бросайся. Ведь в городе-то тоже с работой не густо!

Сережка говорил это, постоянно останавливаясь и прислушиваясь. Все ему казалось, что Николка идет навстречу. Но добрались до Чижей, никого не встретили. Решили, что Николка заночевал в городе, и вернулись обратно. На другой день Маршев уже не пошел с Капраловым встречать Николку. Он совсем в отчаяние впал. Капралов пошел один.

Ночь была темная и теплая. Капралов, как вчера, добрел до Чижей, постоял немного в поле и повернул обратно. Решил зайти на минутку к Дмитрию Чурасову, сказать, что завтра надо обязательно выезжать в поле. А то ведь каждый пропащий день портит дело коммуны и подрывает доверие к правлению.

Он недолго постоял у избы Чурасовых, раздумывая, хорошо ли будет, если они завтра начнут пахать. Но делать было нечего, ведь Николка мог пробыть и неделю в городе. Нельзя же бездельничать неделю.

Капралов поднялся на крыльцо и уже взялся за ручку двери. И тут вдруг показалось ему, что далеко за деревней стучала какая-то машина. Залязгала, зафыркала и остановилась. Капралов решил, что это ему померещилось от долгого ожидания. Но он задержался на крыльце, приложил к ушам руки и стал вглядываться в ночную темноту. Никакой машины не было слышно. Только собаки лаяли в Чижах, да корова громко дышала в хлеву у Чурасова. Потом вдруг опять где-то заработал мотор и пошел, пошел, прямо к деревне. Капралов прыгнул с крыльца и побежал в поле.

 

 

Далеко на дороге мигал слабый фонарь, и машина, лязгая железом, перла на деревню. Шла она вперед, стуча и буксуя на лужах, но сквозь ее шум можно было разобрать, что два голоса — Николки и Яшки — поют песню «Александровский централ».

Капралов глотнул воздух и бросился бежать, но не к машине, а от нее — к избе Чурасова: сказать, что завтра коммуна начинает пахоту. Он едва успел растолкать Дмитрия, как на улице уже застучал трактор. Капралов и Дмитрий выскочили на крыльцо.

Трактор подкатил к избе и остановился. Весь он был обвешан какими-то мешочками, а сзади, между колес, была привязана железная бочка. С трактора соскочили Николка Чурасов и Джек, в кожаной куртке и таких же штанах.

Николка бросился обниматься с Капраловым, а Джек, ни с кем не здороваясь, сказал громко по направлению к крыльцу:

— Ну вот, товарищи, мы и приехали. Накройте-ка машину рогожей да собирайте всех на экстренное заседание.

И потушил на тракторе фонарь.

 

Экстренное заседание

 

Экстренное заседание длилось почти всю ночь. Долго собирали членов коммуны. Многие из них только что разоспались, и Николке с Капраловым пришлось поливать их водой. Наконец коммунары сошлись к избе Чурасовых, зевающие и недовольные. И только вид трактора у крыльца заставил всех забыть сон. Но все-таки Яшке пришлось услышать много горьких слов на заседании.

Напрасно он кричал, что время не ждет и надо потолковать о делах. Каждый хотел вставить свое словечко, и Джека обвиняли во всех неудачах коммуны.

Наконец все упреки были высказаны, все обидные слова произнесены.

Яшка получил возможность говорить.

Он начал свой доклад с рассказа о том, как работают на земле в Америке. Там никто не остается на зиму в деревне, разве только богатые фермеры. Работники же едут в те места, где зимой можно получить заработок. Так, по американскому обычаю, сделал и он в эту зиму.

Тут Капралов возмущенно закричал:

— Что ж, у тебя руки отсохли написать, что в Америке такой обычай существует? Нешто мы можем здесь, в Починках, все американские обычаи знать?

Джек ответил, что писем писать не любит, поэтому ничего и не писал.

— Так общее дело вести нельзя! — вставил Маршев. — Раз связался с нами, должен информировать.

Джек сознался, что сделал ошибку, пообещал в будущем писать аккуратно и продолжал свой рассказ. Вкратце сообщил, как работал зимой в мастерских совхоза и как с помощью Николки получил оттуда трактор на две недели. За это время надо поднять всю целину, а также запахать кацауровские поля. Работать придется и ночью, при кострах. Завтра же надо съездить на станцию за плугом и керосином. Если лошади не идут по целине, пару можно продать, благо цены весной стоят хорошие. Этих денег с лихвой хватит и на керосин, и на смазку для трактора, и на оплату за провоз семян, которые отпущены в городе. Остальных лошадей надо променять хоть на четверку хороших, он еще осенью об этом думал. Теперь, после неудачи с пахотой, коммунары должны его в этом деле поддержать.

Здесь Бутылкин, а за ним и некоторые другие члены коммуны начали возражать, что нельзя действовать так поспешно, — жалко со старыми лошадьми расставаться. Но Джек ответил с запальчивостью, что только так и можно работать. Если каждый будет жалеть свою паршивую лошадь и курицу, то мечтать о хорошем хозяйстве нечего.

Большинством голосов, однако, постановили вопрос о лошадях отложить.

Посыпались замечания. Непонятно было, как на тракторе пахать день и ночь. Оно, конечно, трактор — машина и не устает, но ведь люди-то с работой не знакомы. Тут Капралов вмешался, сказал, что лично он с трактором справится: ему во время военной службы приходилось ездить на танках.

— Остальных научим, — сказал Джек. — Надо, чтоб четыре тракториста было. Каждый будет по шести часов пахать. А на лошадях пусть пары поднимают.

Маршев сказал:

— Я хочу на тракторе.

— Ладно, — ответил Джек. — Так четверку и составим: ты, Николка, Капралов и я. Еще пару женщин обучим. Ведь на тракторе пахать — не за плугом ходить. Силы не требуется.

Поговорили и о Кацауровке. Хотя ребята с собой бумаги на имение не привезли, им было обещано в городе, что Кацауровка отойдет к коммуне.

— На этих днях коров туда переведем для верности, — сказал Николка. — И работниц перебросим.

— Ведь у нас потелились коровы-то, — сказал Дмитрий Чурасов и улыбнулся. — Теперь в стаде шесть телят уж лишних.

— И телят в Кацауровку отправим, — заявил Джек. — В Кацауровке и гряды заложим под «вирджинию». Если руки свободные останутся, начнем дом разбирать адмиральский послезавтра. Я и веревку привез специальную, чтоб колонны валить. В ней двадцать метров.

Джек пошел к трактору и принес веревку.

Тут уж ребята смеяться начали. Бутылкин закричал:

— Ты, Жек, опять про свое. Я уж думал, что ты за зиму про дом-то забыл. Уж больно за дело сердито берешься. Нешто могут быть весной свободные руки?

— Да ведь за нас трактор работать будет, — разъяснил Джек. — И коровы в одном помещении меньше ухода требуют. Должен народ освободиться.

Об этом спорить не стали. Надо было распределить, кто на другой день что делает. Капралов переписал на лист всех работников и работниц и против каждого имени обозначил: кто пашет, кто на станцию едет, кто трактором управлять учится. Совсем уже рассвело, когда Джек объявил собрание закрытым.

…Дома Джек не стал много разговаривать с матерью. Сказал Пелагее только, чтоб она с утра ехала пахать пары на общее поле.

Пелагея от радости, что сын вернулся, совсем одурела. Забыла ему даже сразу про американские письма сказать. Но Джек сам спросил о письмах и сел к окну их читать.

Пелагея задремала на печке, но потом вдруг проснулась от крика:

— Триста пятьдесят долларов!..

Это Джек кричал.

Пелагея испугалась и спросила шепотом.

— Яш, а Яш, может, тебе воды подать?

Но Яшка ответил:

— Ничего мне не надо.

И опять принялся читать.

Только с каждым письмом становился он все грустнее и грустнее.

Когда читал последнее, то Пелагее показалось даже, что он плачет.