Домик моего прадеда Григория Сидоровича Маликова.

     Этот год-то, 1933, страшным годом был, голодным. Бывало, бабушка говорит, встанем утром, поедим липового хлеба, и в поле просо полоть. А поле-то было глинистое, покрылось сухой коркой, корка не дает просу расти. Наделают лучинок, да просо пропалывают, а лучинками землю ковыряют, рыхлят.

 А вечером нашмыгают липовых листьев несколько мешков, мать-Анастасия Аггевна, листья в русской печи высушит, их истолкут в муку, да привезут барды со спиртзавода, с Пертова, барду процедят, да высушат, да смешают с липовой мукой - вот вам, детушки, и хлебушек, кушайте на здоровье!

 Бабушка говорила: «Ну, думаю, если этот год выживу, то век, наверное, не подохну!» И правда, померла на 87 году. Вот как выживали люди. Зато, бывало, бабушка Ариша со стола крошки тщательно соберет и в рот отправит.

Царство вам Небесное бабульки мои мученицы, страдалицы, мало вы в жизни радости-то повидали, больше трудов, горестей и болезней. Да ведь так и царь, пророк и псалмопевец Давид говорит во Псалтири: «Лет жизни человеку семьдесят лет, аще в силах – осмьдесят лет, и множае их труд и болезнь». Это три тысячи лет назад, наверное, сказано, а ничего не изменилось. Да и сколько не живи, все равно умрем и ни одного удовольствия, которым пытаемся насытится здесь, с собой не возьмем.

Вот, к слову, интересную мысль я где-то почерпнул: страдать человек не от того будет, что его кто-то будет мучить, а будут его мучить его же неутоленные, а теперь и неутоляемые страсти. К примеру, блудник хочет блудить, а не может - тела-то нет, и он страдает сам от себя и все сильнее и сильнее. Властолюбец хочет командовать, наслаждаться властью, а не над кем властвовать. Хочется чревоугоднику покушать вкусненько, а как? Любитель денег не может их ни заработать, ни своровать, ни скопить и страдает. Потому надо избавиться от страстей при жизни, и тогда они не будут тебя тиранить после смерти.

 Конечно, труд большой, целожизненный. А мы даже не задумываемся об этом, а жизнь как песочек в песочных часиках течет себе и течет. Страшно мне, Нюра, что страсти мои не умаляются. Надо бы мешок с камнями за спиной таскать, тогда не до страстей бы было. Но у нас нет ни веры такой, ни ревности. Горе нам! Но, Господи, помоги мне, не ради меня, придурошного, но ради имени Твоего Святого. И меня, и присных моих, и друзей моих имиже веси судьбами, молю, спаси и помилуй, и да не порадуется о нашей погибели враг наш, но да прославится в нас Имя Твое Святое.

     Вот старость, опять отвлекся. А вот, что еще припомнилось мне. Был в Лубоносе мужчина, звали его Николай Иванович. По своему положению он должен был быть одним из самых уважаемых членов общества, но он вел себя недостойно и потому его более боялись, нежели уважали. И вот, что он мог сотворять, как говорили мне старики, например, тетя Паша Мусатова.

 Вот у одного мужика недоброжелатели стог сожгли в лесу. Идет он к Николаю Ивановичу, так и так, рассказывает. Тот берет стакан с водой, бросает туда кольцо и говорит: «Смотри!» И тот видит, как в телеке: вот лес, поляна, его стог стоит на поляне, идут люди, поджигают…. «Ну, узнал?»- «Узнал…» Даже лица видать в стакане. Американский фокусник, как уж его, Копперфильд, вроде, отдыхать может.

А то еще был он в лесной сторожке, вроде как на охоте, и говорит: «Смотрите-ка, вода-то какая идет!» И правда, зима была, снегу полно было, и откуда-то столько воды идет, вроде половодье началось. «Смотрите-ка, вода-то в избу идет!» И правда, в дверь волны, в окна волны, ужас! Кто на стол, кто на лавку, кто на печку! «Смотрите-ка, щука-то какая заплыла, руби ее топором!» И правда, здоровая щука, еле плывет прямо, толстая…. Один ее топором и тяпнул, голову отрубил. «А вода-то, пожалуй, уходит!» И правда, вода назад пошла и совсем ушла, а щука оказалась разрубленным валенком. Вот вам и Копперфильд, не к ночи будь помянут!

     А раз, наглый он все же человек был, Нюра, вот, что наделал. Одна монашка стала его укорять за образ жизни, недостойный его звания, а он ей и говорит, смеясь: «Погоди, вот лепешка-то зачешится, сама ко мне прибежишь!»- «Как тебе не стыдно, ну, что ты говоришь-то?» И что ты думаешь, не успела она до дома дойти, так зудеть начала эта самая лепешка, что хоть плачь. Терпела, она терпела, да и не выдержала, пришла к нему, не ругает, просит: «Ну, прекрати уж, поимей совесть!»- «Ладно уж, иди!» Вот, что творил.

А может, Нюра, это не Николай Иванович был, а его предшественник, но, кажется, все-таки он. Ой, давно это все было. Тогда записывать-то надо было, лет хоть 30 назад, а теперь мы сами делаемся аксакалами, да только, что знали уже забываем, а чего не знали, как упомнишь?

 

 

 

 

Часть 2.

     Пришло мне также на ум, Нюра, рассказать тебе о некоторых снах, мною виденных, или другими людьми, с мистическими последствиями. Церковь, конечно, учит не обращать внимания на сны, ибо, веря снам многие впали в искушения, сны-то часто бывают от лукавого, и даже чаще всего. Но ведь были и сны от Бога, которые разгадывал Иосиф Прекрасный, ставший благодаря разгаданным им снам сопровителем фараона и спасший Египет от голода. Почитай-ка в Библии, как интересно-то. А некоторые люди и сны-то, кажется, не видят, вот у меня друг есть, ни одного сна ни разу не рассказал - не помнит. А мне некоторые так врезались в память. Вот, слушай.

     Когда болела перед смертью моя матушка, мне приснился сон. Вроде я в Починской церкви, а там боковая дверь, слева, а там комната, а в ней столы накрыты, люди сидят. Шурка, сестра, зовет меня туда, рукой вроде машет. Пошел я в комнату и понимаю, что это поминки. «А кого поминаем-то?», спрашиваю. - «Да ты ешь, ешь, потом скажу!» А лицо у нее расстроенное. Все понятно: и церковь - к терпению, и столы, обеды – не к добру ведь, во сне-то. Да тут и так прямым текстом сказано-поминки. Мать померла дня через три после этого.

     А первый такой сон я видел перед смертью бабушки. Ну, такой банальный, зуб выпал коренной, с кровью. Конечно, коренной, ведь она корень рода нашего, самая старшая в прямой родне. Кровь - родная кровь. В течение недели, кажется, бабушка отошла в вечность. Перед этим не болела, так что на подсознание кивать нечего, да и не до бабушки мне было в те года.

     А вот перед отцом-то я целое кино видел. Будто бы я в гостях у Путина. Какое-то было вроде мероприятие в Москве, и он почему-то меня заметил, и пригласил на ужин к себе. А ужин, Нюра, что обед, все равно столы – застолья, во сне — это поминки, по любому.

 А я во сне-то думаю, да кто я такой, чтобы у Путина (считай, царя нашего) ужинать. Там, поди, путные люди будут, и я запрусь. Нет, думаю, потихоньку тикать надо.

Стою в прихожей, да туфли свои ищу. А там их много, никак не найду, все обшарил. Подходит мальчик, лет семи, такой серьезненький, да умненький: «А что Вы ищите?»- «Да вот, туфли никак не найду!» - «А их здесь нет, папа велел Ваши туфли убрать, чтобы Вы вдруг не ушли с ужина».

Ну, куда деваться-то, против царя не попрешь, он тебя насквозь видит, сердце царево в руках Божиих. Так-то вот. Через неделю, что ли, а может побольше, но вскорости отец скоропостижно преставился от разрыва аорты. Вот и поужинал у царя. Да самого-то ужина я и не видел даже, и людей не видел, и Путина не видел. Все в прихожей прошло, с мальчиком, может, ангел-вестник то был, не знаю. А вот хочешь - верь, а хошь - не верь, а для меня это не в бровь, кажется, а в глаз. Или словами Евангелия: «Имеющий уши, да слышит».

     Видел еще я два сна в этом году, очень странных; кажется, не к добру они мне были, к большому искушению. Пока умолчу о них, хотя близким я рассказал об одном, а другой поведал только самой родной душе. Господи, буди воля Твоя, только не дай погибнуть, а может когда кровью омою грехи свои, пусть будет так, только не дай мне потерять дар Твой – Твою святую православную веру. Нет чище нашей веры православной, нет краше ее ничего в мире, нет совершеннее ее, нет притягательнее ее, нет ничего спасительнее ее! Утверди, Боже, святую православную веру православных христиан во век века!

     Много чудесных снов знает моя благоверная супруга, попрошу ее напомнить их мне, а я тебе, Нюра, опишу. Пусть они послужат к утверждению мнения, что духовное властвует над миром, а отнюдь не материальное. А венец духовного мира и творец его -Сам Господь.

Понять Господа Бога, принять Его, познать Его человеку невозможно самому по себе. Ибо Бог есть чистый Дух, иже везде Сый и вся исполняяй; как ограниченный разум человечий может познать Его? Но он открылся нам через Спасителя - Иисуса Христа, он приоткрыл нам тайны бытия, сообщил духовные законы, которые превыше законов материальных. Его любовь желает нам перейти огненную реку посмертную и разделить радость вечного бытия со своим Творцом. Лишь бы мы протянули руки к Нему, а он уже готов обнять и простить глупых и чудных, но таких родных детей.

Через Иисуса Христа с нами вступает в личный контакт Сам Господь. Он ищет спасения нам тщательнее нас, поскольку любит нас несравненно более, нежели мы Его. Он ищет повода, хоть какой зацепочки, чтобы помиловать нас. А вот дадим ли мы Ему такой повод, такую зацепку?

Как говорил отец Иоанн Крестьянкин, спасайтесь малыми делами: кому взаймы дать, кому донести, кого посетить в больнице, кому доброе слово сказать, а кому хоть улыбнуться. Да мало ли поводов сделать доброе дело, да и не особо обременив себя, уж больших дел от нас не приходится ждать: ведь последнее время!

А вот, к примеру, сон-то, Лида видела. Возле дома ее подруги Веры строит дом Лидин бывший муж. Два колодца уж стоят срублены. Проснулась моя Лида и думает: «Наверное, бывший помрет!» Даже и подругам так сказала.

На самом деле срубы стояли возле Вериного дома, и в этом же году у нее умер сперва муж, а немного позже родная мама, которая доживала с нею.

А то вот еще был у нас случай. Погибли бухгалтер совхозный и ее сын, лет девятнадцати. Автокатастрофа. А задолго до этого, две женщины на нашей улице видели разные сны.

Нашей соседке Лиде приснилось, что она с подругой Верой в квартире у бухгалтера — Надежды. Вера говорит: «Давай, раздевайся, полы хоть помоем!» Лида думает про себя: «С тобой, Вера, хоть не ходи никуда, везде ты работу себе находишь!» Под креслом стали мыть, а там цыплята. Печь стоит огромная, на печи сидит мать Надежды. Печь- к печали, цыплята- слезы, мать -несчастье. Вот по-мордовски как расшифровывается этот сон.

А Люба видела во сне огромный стол в доме Надежды, на низких толстых ножках. Люба спрашивает мужа Надежды: «А зачем такой большой стол?» - «Здесь скоро много людей будет!» Вот они, сны-то, какие бывают! А исполнились сны только через восемь месяцев!

А у кассира, у Веры Сидоровой, был мальчик, лет 6-7, это в 1980 каком-то году. И вот кума наша Люба видит во сне, будто бы огромный крест, горящий огнем, падает на дом Веры Владимировны…

Вскоре любимый сынок утонул в Оке… А сама то Вера через много лет погибла в этой автокатострофе, вместе с главбухом и ее сыном. Три гроба было на нашей улице. Вот какие дела то…

 

Вот про сны-то еще расскажу, Нюра. Супруга-то моя, в юных летах, обещалась одного жениха с армии дождаться. Полгода не дождала, тогда ведь на два года брали, уломал-таки ее другой, нахрапом взял.

Да что же ты думаешь? Всю жизнь ей снился потом этот жених, один раз в год. Всякий раз по- разному, но каждый раз вроде ищет она его где-то в каком-то городе, спрашивает про него, а ей говорят, что здесь его нет, но он ее пошел искать, и не видятся они с ним.

 Она мне про эти сны рассказывала. А вот года два назад и говорит мне, что помер бывший жених, простился с ней во сне. И правда, перестал сниться.

А простился так. Вроде Лида в общаге какой, и приходит Виктор, в плаще почему-то и в шляпе. Вот, говорит, еле нашел тебя. А сам вроде и не радостный, спокойный. Выглядит неплохо, но седой. А в руках букет из двух(!) крупных ромашек.

ТПойдем, говорит, покажу, где я живу теперь. И идут на кладбище, а на кладбище ступеньки вниз, а потом прямо ползти надо через стену, но немного. И вошли в небольшую комнату, беленькая такая, и стоит одна кроватка. Да вроде маленькая комнатка-то? – А зачем больше-то? И так хорошо.

 И проводил ее назад и вернулся к себе. А Лида думает: «И зачем звал, я ведь замужем, у меня трое детей? К чему это?», во сне-то так думает.

Вот как бывает-то. Нельзя обещаться-то, никак нельзя, большой грех и неприятность на всю жизнь. И жизнь-то кувырками. Вот так. А она ведь, Нюра, даже не знает, ни где он жил, ни как жил. Да наяву и не вспоминала даже, а он вот видно крепко любил ее. А судьбу его мы не знаем.

Часто я вижу Лубонос во сне, по-разному. Много раз видел, будто церковь наша восстанавливается, вроде крышу покрыли, и внутри что-то делают, и так радостно на душе то, а ведь церковь во сне – к терпению…