Глава шестая Дмитрий Донской

 

 

Известный советский писатель С. П. Бородин, автор исторического романа «Дмитрий Донской», так воссоздает художественную картину решительного удара русского засадного полка на Куликовом поле:

«Мамай, глядя с холма на битву, увидел – войска его, теснившие русских к Непрядве, остановились, смешались и – в наступившей вдруг тишине – повернули обратно.

Бежала генуэзская пехота, истаивая, как волна, докатившаяся до песка; подминая все на своем пути, на нее накатилась волна неудержимых косогов, за косогами вслед бежали, завывая, татары…

Русские, откинутые было к Непрядве, остановились и с радостным воплем вернулись преследовать побежавших татар.

Только теперь Мамай разглядел, как, разбрызгивая тоурменские шапки, опрокидывая серые косожские папахи, из лесу вымчалась в бой свежая русская конница.

Удар был внезапен. Так завещал Чингиз. Его нанесли свежие силы по утомленному врагу. Так завешал Чингиз. И свежая конница, наседая на плечи врага, не давая ему ни памяти, ни вздоха, погнала его прочь, уничтожая на полном ходу. Так Русь исполнила три завета Чингиза» [18].

Конечно, за полтора столетия боев с ордынскими завоевателями русские воеводы превосходно изучили их тактику и особенности ведения войны, нашли противодействие внезапным фланговым ударам и ливням стрел, которыми осыпали неподвижно стоявший пеший строй татарские конные лучники; не были для них секретом и «заветы Чингиза», которым слепо поклонялись ордынские ханы и темники [19]. Но не только в этом причина победы в Куликовской битве 1380 года. На Руси выросли свои полководцы, и их военное искусство оказалось выше, чем ордынских военачальников. Они вели справедливую освободительную войну против насильников, в которой пользовались народной поддержкой.

Первое место среди этих полководцев по праву занижает выдающийся русский полководец XIV столетия – московский князь Дмитрий Иванович, получивший после Куликовской битвы почетное прозвище Донской.

Больше двадцати лет шел князь Дмитрий Иванович к своей славной победе с того первого похода 1361 года, когда одиннадцатилетний московский князь согнал с великокняжеского «стола» своего соперника – суздальско-нижегородского князя Дмитрия Константиновича. Он «собрал силу многую, и пошел ратью к Владимиру, и выгнал его из Владимира, он же бежал в Суздаль, просидев на великом княжении во Владимире всего двенадцать дней». Потом были войны с другим сильным соперником – тверским князем Михаилом Александровичем, который заручился поддержкой великого литовского князя Ольгерда. Трижды, в 1368, 1370 и 1372 годах, литовцы совершали опасные походы на Москву, но белокаменные стены Московского Кремля, построенные при князе Дмитрии Ивановиче, оставались неприступными. Крепло и множилось в непрерывных войнах русское войско, а молодой московский князь приобретал драгоценный боевой опыт, который так поможет ему в борьбе с ордынскими ханами.

Последняя война с Тверью в 1375 году была своеобразной «генеральной репетицией» сбора общерусского войска. Именно тогда, по мнению академика Б. А. Рыбакова, впервые появились разрядные книги, в которые заносились подробные росписи полков и воевод. Для похода на Тверь князь Дмитрий Иванович сумел поднять двадцать русских князей. Местом сбора войска князя Дмитрия Ивановича стала вся Русь. Тверской князь запросил мира, отказался от претензий на великое княжение и от самостоятельной внешней политики в отношениях с Ордой и Литвой.

Великий князь Дмитрий Иванович добился больших успехов в укреплении своей власти над Русью. Но главной его заботой всегда оставалась южная граница, откуда угрожали многочисленные ордынские тумены. Русь продолжала оставаться под властью ордынских ханов. Сбросить иноземное иго – это была важнейшая национальная задача, и великий князь взялся за ее решение.

Все пути в Орду оказались под наблюдением московских застав. В Москве теперь заблаговременно узнавали о готовящихся ордынских походах. Дмитрий Иванович перешел к тактике активной обороны от ордынцев, не ждал их под стенами своих городов, но сам выходил навстречу. Главная линия обороны проходила по реке Оке, ее называли просто «берег». Русские полки стояли на протяжении ста восьмидесяти верст, от Коломны до Калуги, преграждая путь врагу. А еще дальше, за Окой, тянулась линия засек и сторожевых разъездов.

В русских летописях сохранились сведений о трех больших походах великого князя Дмитрия Ивановича к южному рубежу. В 1373 году ордынцы нападали на Рязанское княжество, их конные разъезды рыскали в непосредственной близости от московских владений. По словам летописца, «Дмитрий Иванович собрався со всею силою своею и стоял у реки Оки на брезе». Русские полки простояли «на берегу» все лето «татар не пустиша». В 1376 году Дмитрий Иванович не ограничился обороной «берега», но сам ходил ратью за Оку, «стерегася рати татарскиа». В том же году московские и нижегородские полки ходили ратью на Волжскую Болгарию. Казанцы выплатили огромный по тем временам выкуп – пять тысяч рублей, приняли в свой город русского «таможника». Впечатление от этой победы было огромным: ордынцев начали бить в их собственных владениях.

Наконец, в 1378 году русское войско встретило татар в Рязанской земле на реке Воже. Ордынский поход был предпринят большими силами. Правитель Орды Мамай, по словам летописца, «собрал воинов много и послал Бегича ратью на великого князя Дмитрия Ивановича и на всю землю Русскую». Русские полки раньше ордынцев успели подойти к реке Воже, правому притоку Оки, и приготовились к бою. Появление русских полков так далеко в «поле» оказалось неожиданностью для ордынских военачальников, и Бегич не решился форсировать реку, «стоял много дней». Такая затяжка не устраивала князя Дмитрия, он стремился к решительному сражению. Русские полки «уступили берег», как бы приглашая ордынцев идти вперед. 11 августа, «зело при вечере», Бегич начал наконец переправу…

Боевой строй русского войска был традиционным: три полка. В центре находился большой полк самого Дмитрия Ивановича, на крыльях – полки князя Даниила Пронского и Андрея Полоцкого. Замысел сражения заключался в том, чтобы отразить силами большого полка (здесь била пехота, вооруженная длинными копьями) натиск ордынской конницы, а затем перейти в общее наступление, прижать ордынцев к реке и уничтожить.

Большой полк Дмитрия Ивановича выстоял. Передовые сотни ордынцев начали заворачивать коней, на них напирали другие конные отряды, все смешалось. Тогда вперед пошли русские полки. Ордынцы побежали к реке, многие тонули. Погибло пять ордынских «князей», в том числе и сам Бегич. Только наступившая темнота позволила остаткам ордынского воинства спастись. Утром русская конница переправилась через Вожу и захватила весь ордынский обоз. Победы добились малой кровью, были убиты только два русских воеводы – Дмитрий Монастырев и Назар Данилов Кусков. Ордынцев же, по словам летописца, «убили множество».

Решительная победа на реке Воже показала, что Русь готова к большой войне с Ордой. А такая война приближалась – правитель Орды Мамай готовился к нашествию. По свидетельству летописца, он выступил в поход «со всеми князьями ордынскими и со всею силою татарскою и половецкою», да еще по пути «многие орды присоединил к себе». В ордынском войске было много наемников: «бесермены и армяне, фрязы (генуэзцы) и черкесы, и буртасы». Особую опасность представляла тяжеловооруженная генуэзская пехота, которая могла наступать глубокой фалангой, выставив вперед длинные копья. Историки считают, что войско Мамая превосходило по численности русскую рать по меньшей мере вдвое, оно достигало трехсот тысяч человек. Кроме того, Мамай заключил союз с великим литовским князем Ягайло, который двинулся с полками к русским рубежам. Неустойчивую позицию занимал рязанский князь: он начал переговоры с Мамаем о союзе и, одновременно, послал гонцов Москву, предупреждая об ордынском нашествии. Над Русью нависла грозная опасность. Мамай не скрывал, что собирается повторить «Батыевый погром».

Однако Русь была уже не та, что при хане Батые Заметных успехов достигло дело политического объединения, Москва стала признанным политическим и военным центром страны. Изменилось и русское войско. Его ядром был «двор» великого князя и многочисленные хорошо вооруженные московские полки. К ним примыкали полки «подручных» князей. Была создана общерусская военная организация: не князья-вассалы, как бывало прежде, собирали рати, а великокняжеские воеводы: сложились своеобразные военные округа, из которых приходили полки. Рати Московская, Коломенская, Звенигородская, Можайская, Переяславская, Владимирская, Юрьевская, Муромская, Мещерская, Стародубская, Суздальская, Городецкая, Нижегородская, Костромская, Углицкая, Ростовская, Ярославская, Моложская, Галицкая, Бежецкая, Белозерская, Устюжская, Новоторжская… Вся Русская земля готова была подняться по призыву великого князя Дмитрия Ивановича.

Изменилась и тактика русского войска. Вместо прежнего трехполкового строя теперь использовался шестиполковый: добавились сторожевой, передовой и засадный полки. Боевой строй стал более глубоким и гибким, чего не ожидали ордынцы. Так, выдвинутый вперед на Куликовом поле сторожевой полк не допустил до основных полков ордынских конных лучников, передовой полк сбил темп атаки ордынской конницы и дал возможность большому полку встретить ее во всеоружии, а засадный полк, ударив в решительный момент, переломил ход сражения. Победа над Мамаем ковалась задолго до Куликовской битвы – совершенствованием тактики русского войска, боевым опытом и талантом военачальников, единым руководством со стороны великого князя…

Широко известна картина художника А. П. Бубнова «Утро на Куликовом поле», ее репродукция есть даже в школьном учебнике. Князь на белом боевом коне с мечом в руке, полковые стяги, напряженное ожидание на лицах воинов, все это верно подмечено художником. Но вот вооружение русских ратников было другим. На картине – рогатины и копья, простоволосые головы, только у немногих доспехи, а меч вообще только у князя, да и стоят пешие ратники толпой. Не такое войско было у великого князя Дмитрия Ивановича!

Русь переживала в XIV веке большой экономический подъем, в руках великого князя были сосредоточены значительные материальные ресурсы, которые позволяли хорошо вооружить все войско, а мастерство русских оружейников славилось далеко за пределами страны. Оружие было единообразным и хорошего качества. Это, прежде всего, длинные и крепкие копья «таранного действия» с узколистным наконечником, с массивной втулкой, прочным древком; такие копья легко пробивали кожаные татарские доспехи вместе с нашитыми на них железными и медными бляхами. Многие воины имели также короткие метательные копья-сулицы, которыми было удобно сражаться и в рукопашном бою. Оружием ближнего боя оставались боевые топоры, секиры-чеканы, палицы, кинжалы и ножи. Основным вооружением конных дружинников являлся прямой русский меч длиной сто двадцать – сто сорок сантиметров, с колюще-рубящим клинком, а также сабли – длинные, тонкие, с сильно загнутыми к концу клинками. Саблями было удобнее сражаться против быстрых ордынских всадников. По словам летописца, русское войско выходило на бой «цветно и доспешно», многие воины имели надежное защитное вооружение. Головы русских ратников прикрывали плавно вытянутые и заостренные кверху шлемы-шишаки с металлическими наушниками и кольчужной сеткой-бармицей, которая скрывала шею. Тело предохраняла кольчуга из мелких железных колец, хотя широко была распространена и «дощаная защита» – пластинчатая или наборная броня, которая была настолько прочной, что татарские сабли «стрелы не могли пробить ее. А вместо длинных и тяжелых миндалевидных щитов (какие изображены на картине А. П. Бубнова) русские воины ограничивались небольшими круглыми щитами, очень удобными в бою. Сплошной строй одетых в доспехи воинов – такой была русская рать на Куликовом поле. Автор «Сказания о Мамаевом побоище» так описывал ее: «Доспехи русских сынов, как вода всебыстрая, блещут, а шлемы на их головах, как роса во время ясной погоды, светятся!»

Поход Мамая начался в июне или в начале июля 1380 года. По словам летописца: «Мамай перевезеся великую реку Волгу и пришел на устье Воронежа, и тут стал всеми силами, кочуя». Он ждал, когда на помощь ему выступит литовский великий князь Ягайло, чтобы вместе идти к Оке. Союзники рассчитывали, что их вторжение в русские земли будет неожиданным, но просчитались. Далеко в степи, возле Дона, стояла московская застава, «крепкие сторожевые по имени Родион Жидовинов, да Андрей Попов сын Семенов, да Федор Стремен Милюк и иных 50 человек удалых людей двора великого князя» Андрей Попов сумел бежать от татарских дозорных и 23 июля прискакал в Москву с известием о приближении огромного войска Мамая: «Идет на тебя, государь, царь Мамай со всеми силами ордынскими, а ныне на реке на Воронеже». Это была первая «прямая весть» о походе.

Князь Дмитрий Иванович немедленно разослал гонцов по городам и селам, начал «собирать воинства много и силу великую, соединяясь с князьями русскими и князьями местными». Местом сбора войска была объявлена Коломна, куда князья должны были подойти «месяца июля в 31 день».

Коломна прикрывала самый центр «берега», отсюда русское войско могло двинуться и прямо на юг, через Рязанскую землю, и на запад, если Мамай попытается обойти укрепления с этой стороны. Со столицей Коломну связывал удобный водный путь по Москве-реке.

А пока князь вел усиленную разведку. Он «послал на сторожу крепких оружейников Родиона Ржевского, Андрея Волосатого, Василия Тупика, Якова Ислебятева и иных, и повелел им на Быстрой или на Тихой Сосне стеречь со всяким опасением и под Орду ехать языка добывать, и истину уведать Мамаева хотения». Всего в отряде разведчиков, посланных к Дону «под Орду», было, по словам летописца, семьдесят человек. Вскоре туда же послали «другую сторожу», на этот раз – тридцать три всадника. Сторожа сумели взять пленного, «языка нарочитого царева двора», от которого стало известно, что Мамай не торопится с нападением, ждет, пока подойдут литовцы князя Ягайло, и что до осени прямой опасности вторжения нет. Медлительность Мамая позволила Дмитрию Ивановичу собрать полки и захватить в свои руки стратегическую инициативу. Он решил перейти к наступательным действиям, чтобы не позволить Мамаю и Ягайло соединиться. Часть войск, как и предполагалось, сходилась в Коломну, остальные собирались в Москве.

Утром 20 августа русское войско выступило из Москвы. Воинов было так много, что они пошли сразу по трем дорогам («того ради не пошли одною дорогою, что невозможно было им вместиться»). К Коломне полки подошли 23 августа, преодолев за три дневных перехода более ста километров. Здесь, на просторном Девичьем поле, был устроен смотр всему воинству. Автор «Сказания о Мамаевом побоище» торжественно повествует: «В воскресенье после заутрени начали в ратные трубы трубить и в органы многие бить, знамена многие распростерты у сада Панфилова. Русские сыны заполнили поля коломенские, так что никому невозможно обозреть их очами от множества их войска. Князь же великий Дмитрий Иванович, выехав с братом своим с князем Владимиром Андреевичем, увидел множество собранного войска и возрадовался радостью великою». Летописец добавил, что «от начала мира не бывала такова сила русских князей». Здесь же, на Девичьем поле, были произведены назначения воевод. Засадный полк, которому отводилась особая роль в битве, возглавили двоюродный брат великого князя Владимир Андреевич Серпуховский, воевода Дмитрий Михайлович Боброк-Волынец, Роман Михайлович Брянский, Василий Михайлович Кашинский. Всего, по свидетельствам летописцев, в войске Дмитрия Ивановича состояло двадцать три русских князя, не считая многочисленных воевод. По подсчетам историков, это составляло не менее двух третей всех возможных военных сил Руси. Пришел к князю со своим полоцким воинством и один из литовских князей Ольгердовичей – Андрей. И правы были летописцы, когда писали, что на войну вышла «вся сила русская», «сыны крестьянские от мала до велика».

Итак, русское войско своевременно собралось в стратегически важном пункте. Предстояло решить, как двигаться дальше. По прямой от Коломны до Куликова поля, куда подходил Мамай, примерно сто пятьдесят километров и дорогу эту хорошо знали русские воеводы, по ней только что ходили и благополучно вернулись «сторожи крепкие». Но путь лежал бы по рязанским владениям. Рязанский Князь Олег занимал колеблющуюся позицию, вторжение в его земли могло подтолкнуть к прямому союзу с Макаем, и великий князь московский решил обойти Рязанское княжество с запада. Одновременно этот маневр отрезал Мамая от литовской помощи. Русское войско двинулось от Коломны вдоль берега реки Оки, к устью Лопасни. Сюда пришли из Москвы «все вои остаточные» во главе с московским тысяцким Тимофеем Васильевичем Вельяминовым – большой полк, которому предстояло остановить первый, самый опасный ордынский натиск.

В конце августа русские полки «начали возитися за Оку». Воинов было так много, что переправа заняла не один день. Первым «перебродился с двором своим» великий князь Дмитрий Иванович.

Стратегическая обстановка была следующей. Конные тумены Мамая кочевали возле Дона. Туда же медленно двигались литовские полки Ягайло, они были где-тo возле города Одоева, от которого до Куликова поля Пример, но сто пятнадцать километров. Дмитрию Ивановичу от Оки до Куликова поля предстояло пройти около ста двадцати пяти километров. Нужно было спешить, чтобы разгромить Мамая до подхода его союзника. Начался стремительный рейд русского войска на юг. Вперед князь Дмитрий снова «отпустил третью стражу избранных витязей, чтобы встретиться с татарскими сторожевыми в степи: Семена Мелика, да Игнатия Креня, да Фому Тынину, да Петра Горского, да Карпа Олексина, Петрушу Чурикова и иных бывалых людей 90 человек». Им было велено «своими очами увидеться с татарскими полками».

4 или 5 сентября русские полки пришли «на место, называемое Березуй, за тридцать три версты от Дона». Сюда же прибыли «двое из сторожевых» – Петр Горский и Карп Олексин, и привели знатного пленника. Тот пленник поведал: «Уже царь на Кузьмине гати стоит, но не спешит, ожидает Ягайло Литовского и Олега Рязанского, а о твоем войске царь не знает, не ждет и встречи с тобой, а после трех дней будет он на Дону». Русское войско получило время подготовиться и выбрать место для решительного сражения. Таким местом оказалось Куликово поле.

 

Поход русской рати к Дону (1380)

Утром 6 сентября передовые русские полки вышли к Дону неподалеку от устья реки Непрядвы. Полчища Мамая отделял от этого места лишь один дневной переход, на следующий день они могли быть на Куликовом поле. В деревне Чернове собрались на совет русские князья и воеводы, соратники князя Дмитрия Ивановича. Было решено идти за Дон и искать победы в «прямом бою». В тот же день через Дон переправился сторожевой полк, на следующий день по нескольким мостам – остальные полки. Общая переправа началась утром 7 сентября и продолжалась до темноты. Место переправы известно: в одном-двух километрах от устья Непрядвы, близ современной деревни Татинки, Куркинского района. Затем великий князь приказал разрушить мосты: отступать он не собирался…

Выбор места для решительного сражения подтвердил военный талант великого князя. Куликово поле было с трех сторон ограждено реками. С запада и северо-запада оно примыкало к Непрядве, с севера – к самому Дону, с востока и северо-востока – к речке Рыхотке. Мамай имел возможность наступать только с юга, со стороны Красного Холма, на небольшом пространстве шириной в четыре-пять километров. Это пространство русские полки закрывали сплошным сомкнутым строем. Ордынцы, таким образом, были поставлены перед необходимостью прямого, фронтального удара: обойти русское войско с флангов, то есть применить свой излюбленный маневр, они не могли. Великий князь Дмитрий Иванович вынуждал Мамая принять бой в невыгодных для ордынцев условиях.

Русские полки вышли на Куликово поле раньше, чем подоспели первые конные тысячи Мамая, и уже вечером «сентября успели принять боевой порядок. Так они и простояли всю ночь в боевом строю. Это было очень важно, потому что утром на Куликово поле опустился густой туман, он помешал бы правильно разместить полки.

Всего в русском боевом строю было пять линий. Впереди, на значительном удалении от остального войска, встал сторожевой полк под командованием князя Семена Оболенского и Ивана Тарусского. Он состоял из легкой конницы и должен был связать боем и отогнать ордынских конных лучников, не допустив их до большого полка.

Далее выстроился передовой полк, состоявший, в основном, из пешцев. Ему предстояло принять первый удар ордынской конницы, задержать и ослабить его, а потом в дело вступят главные силы русского войска: большой полк и стоявшие в одном ряду с ним полки правой и левой руки.

Позади большого полка был поставлен резерв, который мог оказать помощь главным силам.

Наконец, за полком левой руки, в примыкавшей к Куликову полю Зеленой дубраве, укрылся засадный полк князя Владимира Андреевича и воеводы Дмитрия Боброка-Волынца. Он предназначался для внезапного удара по прорвавшемуся противнику.

Перед утром великий князь Дмитрий Иванович объехал полки, призывая их на подвиг: «Братья, князья и воеводы, и молодые люди от мала и до велика! Уже, братья, сегодня день уходит, а ночь приближается, бодрствуйте и мужайте каждый из вас, уже ведь гости наши близко от нас, на реке на Непрядве, утром ведь, братья, все будем от них пить чашу общую, чашу смертную, за землю святорусскую! Да будет мир с вами, братья мои, потому что спешат татары!»

Действительно, из темноты, оттуда, откуда надвигалось ордынское воинство, слышался «стук великий и клич», а в русском стане царила «тихость великая». Каждый понимал, что утром – бой…

Утро Куликовской битвы описано автором «Сказания о Мамаевом побоище»: «Настал 8 день месяца сентября. На рассвете в пятницу, на восходе солнца, была мгла как дым. И начали знамена простираться, ратные трубы трубить. Уже русские кони оживились от трубного зова, каждый воин под своим знаменем. Радостно видеть стройные полки, расставленные крепким воеводой Дмитрием Боброком-Волынцем. Когда же настал седьмой час утра, начали с обеих сторон в трубы трубить, и слились голоса трубные в единый голос, слышать страшно. Полки же русские и татарские еще друг друга не видят, потому что утро мглистое как дым, но земля грозно стонет. Обширное поле Куликово перегибается, реки выступили из своих берегов, потому что никогда не было столько людей на том месте…»

Великий князь еще раз объехал полки, вернулся в большой полк» где возле великокняжеского знамени собрались князья и воеводы. Он сошел с белого коня, снял пышное княжеское одеяние и приказал принести себе доспехи и простого дружинника. Тут он объявил, что будет сражаться в боевом строю, на «первом сступе», как простой воин. Его пробовали отговаривать: «Не подобает тебе, государю русской земли и великому князю, самому биться в полках. Тебе, государю, подобает под знаменем стоять!» Но Дмитрий остался непреклонен: «Хочу с вами общую смертную чашу испить и тою же смертью умереть. Если же умру, то с вами, если спасусь, то с вами!» В одежду и доспехи великого князя переоделся постельничий Михаил Бренк, и великий князь «черное знамя велел оруженосцу своему возить над ним». Сам же Дмитрий Иванович растворился в рядах простых воинов.

По-разному оценивали военные историки это решение великого князя. Некоторые считали, что таким образом он потерял управление боем. Навряд ли это справедливо. В страшной тесноте и сумятице битвы централизованное управление было практически невозможно. Вступал в дело заранее составленный план, уяснение каждым воеводой своей задачи, инициатива военачальников. Решение же князя сражаться в доспехах простого воина обеспечивало многие преимущества. Это был пример, воодушевляющий ратников. Растворившись среди войска, великий князь становился как бы бессмертным: последний сражающийся ратник мог оказаться князем. А ведь гибель предводителя войска обычно подрывала боевой дух, ордынцы старались прежде всего вывести из строя русских князей. И действительно, им удалось убить Михаила Бренка в одеянии великого князя, но паники это не вызвало. Русские воины знали, что настоящий великий князь среди них, в боевом строю.

Между тем ордынцы начали наступление. Вперед вынеслись массы конных лучников, но были отброшены сторожевым полком. Начали сближаться главные силы. «И выступила сила татарская на холм, – повествует летописец, – и пошла с холма. Также и христианская сила пошла с холма и стала на поле чистом, на месте твердом. И страшно было видеть две силы великие, съезжающиеся на скорую смерть. Татарская сила была черная, а русая сила в светлых доспехах, как река льющаяся, как море колеблющееся, и солнце светло сияло на ней, лучи испуская.

Ордынцы наступали в обычном для степняков порядке сильные конные крылья, состоящие из отборных войск, резервные тумены позади Красного Холма, где находилась ставка Мамая. Но слишком узким оказалось Куликово поле для фланговых ударов, и Мамаю пришлось изменить план боя. Он резко усилил центр, выдвинув туда тяжелую генуэзскую пехоту. Густая фаланга генуэзцу медленно двинулась на русский строй. «И гудела земля горы и холмы тряслись от множества воинов бесчисленных», – добавлял летописец.

Однако схватке главных сил предшествовал еще один яркий эпизод – поединок русского витязя инока Александра Пересвета с ордынским богатырем Темир-мурзой. Церковники постарались придать подвигу «изящного послушника инока Пересвета» чисто религиозную окраску. Он будто бы был «вооружен схимой», отличался «святостью», и силу ему дал господь бог. На самом деле Александр Пересвет был профессиональным воином-дружинником, хотя и служил духовному феодалу, игумену Троицко-Сергиевого монастыря. Летописец специально отмечал его воинское мастерство и физическую силу: «сей Пересвет, любечанин родом, когда в миру был, славный богатырь был, великую силу и крепость имел, величеством же и широтою всех превзошел, и умел был к воинскому делу и наряду».

В этой схватке не было победителя и побежденного: поединщики «ударились крепко копьями, и копья переломились, и оба упали с коней своих на землю мертвыми, и кони их пали».

Генуэзская пехота и ордынская конница всей своей массой навалились на передовой полк, и «была брань крепкая и сеча злая». Почти все воины передового полка погибли, но врага встретил большой полк, основу которого составляли стойкие московские пешцы. Неистовый натиск ордынцев был остановлен, хотя потери большого полка оказались тяжкими. «Пролилась, как дождевая туча, кровь обоих – сыновей русских и сыновей поганых; пало бесчисленное множество трупов мертвых: много русских побито было татарами и Русью татар, падал труп на труп, и падало тело татарское на тело русское…»

Автор «Сказания о Мамаевом побоище» добавлял живописные подробности: «Крепко сражались, жестоко друг друга уничтожали, не только от оружия, но и от великой тесноты под конскими копытами умирали, потому что нельзя было вместиться на том поле Куликовом: то место между Доном и Непрядвою было тесным. Выступили из полков кровавые зори, а в них сверкали сильные молнии от блистания мечей. И был треск великий и шум от ломающихся копий и от ударов мечей, так что нельзя было в тот горький час обозреть это грозное побоище. Уже многих убили, многие богатыри русские погибли, как деревья приклонившись, точно трава от солнца усыхает и под копыта подстилается…»

 

Куликовская битва (1380)

Ордынцы несколько раз прорывали ряды большого полка, изрубили великокняжеский стяг, убили Михаила Бренка, привлеченные его пышным великокняжеским нарядом, но русский строй снова и снова смыкался и стоял окровавленный, но непобедимый. Прорваться здесь коннице Мамая не удалось.

Безуспешными оказались и попытки Мамая смять правый фланг русского войска. Полк правой руки до конца выполнил свой долг и не пропустил через себя татарскую конницу.

Тогда Мамай перенес главный удар на левый фланг. Замысел ордынского предводителя заключался в том, чтобы обойти слева русский большой полк, прижать его к обрывистому берегу Непрядвы и уничтожить. Если бы этот замысел удался, главные силы русского войска оказались бы отрезанными от переправ через Дон и попали бы в западню. И кто знает, чем бы закончилась Куликовская битва, если бы великий князь Дмитрий Иванович заранее не предусмотрел этого маневра, поставив за своим левым флангом в Зеленой дубраве сильный засадный полк.

Страшен был удар ордынской конницы: Мамай двинул на левый фланг все свои резервы. Полк левой руки начал отступать, обнажая фланг большого полка. «Всюду татары одолевали», – печально замечал летописец.

Ордынская конница прорывалась все дальше и дальше, тесня большой полк к Непрядве и открывая свой тыл удару засадного полка. Воеводы засадного полка проявили большую выдержку и тонкий анализ ситуации, они дождались, пока в сражение с большим полком втянутся все ордынские резервы. И только тогда – ударили!

Драматические минуты ожидания и сокрушительный удар засадного полка в тыл татарской коннице красочно описаны автором «Сказания о Мамаевом побоище»: «Видя такой урон русских сынов, князь Владимир Андреевич не мог терпеть и сказал Дмитрию Волынцу: «Какая польза в стоянии нашем, какой будет у нас успех, кому будем пособлять? Уже наши князья и бояре, все русские сыны жестоко погибают, как трава клонятся!» И сказал Дмитрий Волынец: «Беда, князь, велика, но еще не пришел наш час». Сыны же русские в полку его горько плакали, вндя своих друзей, побиваемых погаными, непрестанно стремились они в бой. Волынец же запрещал им, говоря: «Подождите немного, будет ваше время». Пришел девятый час, и внезапно ветер потянул сзади, понуждая выйти на татар. И закричал Волынец громким голосом: «Князь Владимир, время приспело!» Выехали из дубравы Зеленой, точно соколы приученные оторвались от золотых колодок, ударили на великие стада журавлиные, на великую силу татарскую, и начали татар немилостиво убивать. Татары же увидели свою погибель, закричали на своем языке, говоря: «Увы нам! Русь снова перехитрила: меньшие сражались с нами, а добрые воины все сохранились!» И обратились татары в бегство и побежали. Сыны же русские гнались и убивали их, точно лес рубили, точно трава под косою подстилается под конские копыта русских сынов. Многие раненые вставали и помогали русским удальцам, убивая татар без милости, но не могли уже хорошо сражаться, а сами изнемогали. Татарские полки опустошились от русских мечей. И побежал Мамай сам девятый, как серый волк. Многие же сыны русские гнались вслед Мамаю, но не догнали его: уже кони их утомились, а сами они сильно устали… а мечи их и сабли притупились о головы татарские…»

Современник правильно описывает перелом в ходе сражения, внесенный неожиданным ударом засадного полка. Ордынцы, атакованные с тыла, пришли в замешательство. Их конница оказалась разрезанной надвое: передние тысячи продолжали двигаться вперед, к реке Непрядве, попытались даже переправиться через нее, но кони падали с крутого обрыва, всадники тонули в поднявшейся воде. Остальная конница обратилась в беспорядочное бегство мимо Красного Холма, где стоял со своими военачальниками Мамай, мимо сражавшегося еще русского большого полка. В окружении немногочисленных телохранителей-нукеров ускакал и сам Мамай, что еще больше увеличило панику. «Услышав это, – сообщал летописец, – все его темные власти и князья побежали. Видя это, и прочие иноплеменники, одержимые страхом, от мала до велика бросились в бегство. Христиане же, видя, как татары с Мамаем побежали, погнались за ними, избивая и рубя без милости. И в этой погоне одни татары, пораженные оружием пали, а другие в реке утонули. И гнали их до реки до Мечи, и там бесчисленное множество бежавших погибло. Княжеские же полки гнали их, избивая, до стана их и захватили много богатства и все имущество их». Преследование продолжалось почти пятьдесят километров, лишь немногие ордынцы, среди которых оказался и сам Мамай, сумели спастись.

Тяжелыми были потери и в русском войске. «Уже и день кончился, солнце заходило, затрубили во всех полках русских в трубы. Грозно видеть и жалостно смотреть на кровопролитие русских сынов: человеческие трупы, точно великие стога, наворочены; конь не может быстро через них перескочить, а в крови по колено бродит, и реки три дня текли кровью…»

Страшные картины открывались перед великим князем, когда он объезжал поле битвы. Вот «место, на нем лежат 12 князей белозерских, убитых вместе, а близ того места лежит воевода Микула Васильевич убитый». Там, где дрался большой полк, великий князь нашел «любимца своего Михаила Андреевича Бренка, а близ него лежит Семен Мелик, твердый страж, а близ него лежит Тимофей Волуевич». Потом Дмитрий «пришел на иное место, нашел Пересвета-чернеца и близ него нарочитого богатыря Григория Капустина». Великий князь «велел трубить в ратные трубы, созывать людей» и подсчитывать потерн.

Вот как повествует об этом автор «Сказания о Мамаевом побоище»: «Говорит боярин московский, именем Михайло Александрович, а был в полку у Микулы у Васильевича, умел он хорошо считать: «Нет у нас, государь, 40 бояринов московских, да 12 князей белозерских, да 13 бояринов-посадников новгородских, да 50 бояринов Новгорода Нижнего, да 40 бояринов серпуховских, да 20 бояринов переяславских, да 35 бояринов владимирских, да 50 бояринов суздальских, да 40 бояринов муромских, да 33 бояринов ростовских, да 20 бояринов дмитровских, да 70 бояринов можайских, да 50 бояринов звенигородских, да 15 бояринов углицких, да 20 бояринов галицких. А молодым людям счета нет…» Особенно тяжелыми оказались потери в полках московских городов, они сражались стойко и сдержали главный удар воинства Мамая. Маленький Можайск потерял в битве семьдесят бояр, Звенигород – пятьдесят, Серпухов – сорок. А всего, по подсчетам военных историков, в Куликовской битве погибло двенадцать князей и четыреста восемьдесят три боярина-воеводы, что составляло примерно шестьдесят процентов всех знатных воинов. Из простых воинов уцелела едва половина – такой невероятной по упорству и самоотверженности русских «воев» была Куликовская битва! Недаром летописец заключает свой рассказ печальными словами: «Оскудела вся земля Русская воеводами и слугами и всеми воинствами…»

Тяжелы были потери, но значение победы в кровавом Мамаевом побоище велико. Победа положила начало полному освобождению Руси от ордынского ига. Мамай так и не сумел оправиться от поражения и вскоре был убит в междоусобной борьбе со своими соперниками. Легенда о непобедимости завоевателей рухнула окончательно, и Дмитрий Донской передал своему сыну великое княжение без ханского «ярлыка», как свою собственную вотчину.

Разгром полчищ Мамая сразу изменил всю военную обстановку. Литовский великий князь Ягайло, который с тридцатитысячным войском находился 8 сентября всего в тридцати километрах от Куликова поля, поспешно отступил. «Тогда Литва с Ягайло побежали назад с большою быстротою, не будучи никем гонимы», – поясняет летописец. Рязанский князь Олег тоже бежал в Литву. Все противники Дмитрия Донского были посрамлены.

Восемь дней простояло русское войско на поле битвы, «на костях», как тогда говорили. Погибших схоронили в братской могиле возле нынешнего села Монастырщина.

1 октября 1380 года войско возвратилось в Москву и было торжественно встречено горожанами.

В войне с Мамаем и в победоносной Куликовской битве великий князь Дмитрий Иванович Донской проявил себя выдающимся полководцем, военные историки неоднократно возвращались к этим событиям. Дмитрий Донской впервые в истории феодальной Руси сумел провести общерусскую мобилизацию военных сил, сосредоточил их в одном, стратегически удобном месте (в Коломне), под единым командованием. Он п<