Рефрактерный период и множественные оргазмы

 

Более однозначные "следы промискуитета" обнаруживаются в таких известных сексологии явлениях, как мужская рефрактерность и женская способность к множественным оргазмам. Рефрактерность (от франц. геfractaire - невосприимчивый) - то самое состояние расслабленности пениса, наступающее сразу после эякуляции. Эрекция убывает, и чтобы ей вновь восстановиться, требуется определённое время (оно и называется рефрактерным периодом). Рефрактерность затрагивает не только эрекцию, но и более широкий спектр свойств мужчины, включая мгновенное ослабление интереса к сексуальным стимулам и даже повышение раздражимости пениса к прикосновениям вплоть до болезненных ощущений (Васильченко и др., 1990, с. 24).

То есть рефрактерность - это неспособность мужчины в течение некоторого времени после завершения одного полового акта приступить к новому. В то же время у женщин рефрактерности нет. После оргазма они способны почти сразу продолжать участие в половом акте и достигать последующих оргазмов. Иначе говоря, если мужчина "кончил", то вместе с этим и закончил. А вот женщина же вполне готова продолжать.

Тут и возникает вопрос: откуда такое расхождение? Почему специфика мужской и женской сексуальности оказалась столь различной? Мужчина временно теряет способность к совокуплению, а женщина - нет. Ведь это один биологический вид. Но как так вышло?

На самом деле это "расхождение" возникает, только если смотреть на явление сексуальности через оптику привычной моногамной парадигмы (у одного мужчины лишь одна женщина, у одной женщины - лишь один мужчина). Но если же оглянуться на наших ближайших по эволюции родственников (шимпанзе), у которых сексуальные контакты организованы как раз по типу промискуитета, то картина предстанет в совсем ином свете. Если смотреть на мужскую рефрактерность и способность женщин к множественным оргазмам через оптику промискуитетных связей, никаких загадок и вопросов не возникает.

Ещё в советском учебнике по сексопатологии (под редакцией легендарного основоположника этой науки Г. С. Васильченко) о феномене мужской рефрактерности и женской способности к множественным оргазмам указано: "Посторгастическая невозбудимость получает своё объяснение в свете эволюционного развития. Тот факт, что у мужчины рефрактерность нарастает сразу по нескольким каналам по сравнению со способностью женщины к множественному оргазму, надо рассматривать с точки зрения биологической роли совокупления в процессе эволюции: биологическая роль мужчины в акте совокупления - отдача полноценной спермы (после же первой эякуляции в эякуляте всё более преобладают секрет придаточных половых желез и слабоподвижные и морфологически незрелые сперматозоиды), а биологическая задача женщины - восприятие спермы, и поэтому она выигрывает при отсутствии феномена рефрактерности, так как если бы после первого оргазма у женщины развивалась протопатическая болезненность к продолжению коитуса, это уменьшило бы возможность оплодотворения".

С кем же собирается продолжать половой акт женщина, когда "её мужчина" взял вынужденный тайм-аут? Правильно: женщина остаётся рецептивной для других мужчин. У наших родственников шимпанзе (да и у некоторых других обезьян) именно так и происходит: с рецептивной самкой последовательно спариваются несколько самцов (Гудолл, 1992, с. 465). Таким образом, наличие рефрактерности у мужчин и способность к множественным оргазмам у женщин говорят именно в пользу этого образа жизни в нашей эволюционной летописи - в пользу промискуитета. Промискуитет был естественным для человека в сравнительно недавнем прошлом, что и оказалось запечатлённым в его физиологии.

Но и это ещё не все "следы промискуитета". Есть ещё.

 

РАЗНИЦА ФРИКЦИОННЫХ СТАДИЙ

 

Для достижения оргазма мужчине в среднем требуется совершить около 62 фрикций, на что уходит примерно 2 минуты. Для достижения же женского оргазма требуется около 8-10 минут (Кащенко, 2011, с. 71). "Когда доходит до секса, мужчина - бахвалящийся спринтер, но именно женщины выигрывают весь марафон. Любой консультант по семейным проблемам скажет вам, что самая частая жалоба женщин, связанная с сексом, - то, что мужчины слишком быстрые и слишком прямолинейные" (Райан, Жета, с. 333).

В каких эволюционных условиях могло сформироваться такое расхождение? Сексологи подсказывают, что для увеличения шансов на женский оргазм требуется применение предварительных ласк различного характера, но очень сложно представить, как наш древний прямоходящий предок был так увлечён этими "предварительными ласками", что необходимость их аж закрепилась в женской физиологии эволюционно. Присутствие нескольких самцов в древней группе снова отвечает на этот вопрос.

 

ЭФФЕКТ КУЛИДЖА

 

И снова вернёмся к теме снижения сексуальных актов в длительных отношениях. Сексологи всё чаще пишут об этом: это и "Размножение в неволе. Как примирить эротику и быт" Эстер Перель, и "Как хочет женщина" Эмили Нагоски. Обе эти книги посвящены одному - способам восстановления сексуальности у супружеской пары. Мэттью Джонсон в книге "Большие мифы близких отношений: свидания, секс и брак" пишет: "Будучи семейным психотерапевтом, самая частая жалоба, которую я слышу, связана с желанием большей сексуальной близости. Отсутствие секса было проблемой как в гетеросексуальных парах, так у геев и лесбиянок. Отсутствие секса в близких отношениях, кажется, не знает никаких гендерных или ориентационных барьеров. Я часто слышу, что пары предпочитают смотреть телевизор или читать, чем заниматься сексом" (Johnson, 2016, p. 10).

Феномен снижения частоты сексуальных актов в целом хорошо объясняется уже упоминавшимся эффектом Кулиджа - характерной для животных тенденции к спариванию с разными особями, а не с одной и той же. Спаривание с той же самой особью оказывается весьма затруднительным. Эффект был назван так в честь 30-го президента США Калвина Кулиджа, который запомнился миру благодаря одной байке. "Президент с супругой посещали одну птицеферму в 1920 г. Во время осмотра первая леди спросила фермера, как он может производить столько яиц, имея всего несколько петухов-производителей. Фермер гордо объяснил, что петухи с радостью исполняют свой долг десятки раз в день.

- Может, вы сообщите эту информацию также и президенту? - попросила первая леди. Президент, бывший рядом, услышав это, спросил фермера:

- И что, петух каждый раз обслуживает одну и ту же курочку?

- О, разумеется, нет, - ответил фермер, - он всё время бегает от одной к другой.

- Понятно, - сказал президент. - Будьте так любезны, уточните этот момент для миссис Кулидж" (Райан, Жета, с. 393).

Действие данного эффекта характерно большому числу животных (Ventura-Aquino et al., 2018). Самец отказывается спариваться с самкой, если он уже проделывал с ней это недавно, зато с лёгкостью возбуждается на новую самку (Brown, 1974; Wilson et al., 1963). Самки тоже подвластны эффекту Кулиджа: к примеру, самка некоторых видов скорпионов не будет снова совокупляться с тем же самцом в течение двух суток, но если всего через час ей предоставить другого самца, то на совокупление она решится очень охотно (Johnson, p. 10). Сексуальное желание требует новизны. И человек здесь совсем не оказался исключением. Сексуальное возбуждение на один и тот же эротический стимул постепенно снижается, но вновь возрастает с появлением нового стимула (O'Donohue, Geer, 1985; O'Donohue, Plaud, 1991), причём, если вновь вернуть первый стимул, то реакция на него опять же окажется низкой, и всё это характерно как для мужчин, так и для женщин (Dawson et al, 2013; Meuwissen, Over, 1990).

Главным проявлением эффекта Кулиджа в человеческой популяции оказывается значительное снижение сексуальной активности с одним и тем же партнёром в длительных отношениях. О том, что секса в браке становится меньше, учёным известно уже не одно десятилетие (Udry, 1980; Greenblat, 1983), и на данный момент этому посвящено немало исследований. Самое резкое снижение частоты половых актов в паре происходит в течение первых двух лет - почти вдвое, это даже было названо "эффектом медового месяца", когда после некоторого всплеска радостной активности непременно происходит её спад (James, 1981; Kahn, Udry, 1986). В каких-то исследованиях период резкого падения чуть больше - первые пять лет (Rao, Demaris, 1995). Как бы там ни было, а после первоначального периода резкого снижения затем следует многолетний период более медленного дальнейшего упадка (Call, Sprecher, Schwartz, 1995). Резкое снижение частоты секса в первые годы может объясняться как раз эффектом Кулиджа, надоеданием одного и того же партнёра. При этом в новых отношениях секса снова становится больше, чем в давних (Byers, Heinlein, 1989): активность эта может достигать разницы в два (Yabiku, Gager, 2009), а то и в четыре раза (Rao, Demaris, 1995). Развод и вступление в новый брак ожидаемо ведёт к возрождению половой активности (Call, Sprecher, Schwartz, 1995), но также ненадолго.

 

По данным одного национального опроса в США, в течение последнего года мастурбировали 60% мужчин и 40% женщин, а вот среди совместно живущих пар – 85% и 45% (Laumann et al., 1994 - цит. по Кон, 2006а), то есть сексуальное желание в браке никуда не уходит, оно просто перестаёт распространяться на своего партнёра. Вся эта ситуация отображается и на поисковых запросах в Google: "Больше всего жалоб на отсутствие секса в браке. Поисковый запрос "брак без секса" делается в три с половиной раза чаще, чем запрос "несчастливый брак", и в восемь раз чаще, чем "брак без любви". Даже неженатые пары довольно часто жалуются на то, что они не занимаются сексом" (Стивенс-Давидовиц, с. 16).

Психотерапевт Эстер Перель едко подмечает: "Медиа регулярно сообщают, что семейные пары перестают заниматься сексом, и я думаю, что, возможно, сексом-то они занимаются, но только не друг с другом" (2015, с. 201). Права она или нет, но есть подозрение, что тот вялый секс, что сохраняется в супружеской паре годы спустя, является не очень желанным и скорее вынужденным - за неимением иной возможности. И неправильным будет подумать, будто эти снизившиеся с годами брака сексуальные показатели устраивают супругов, ведь именно эта причина одна из основных, приводящая клиентов к семейным психотерапевтам. Супруги недовольны уменьшением секса. Но ничего поделать с этим не могут. Секс превращается в рутину. В "супружеский долг".

Но как могло сложиться так, что, считающаяся естественной, моногамия человека приводит к таким последствиям? Не говорит ли эффект Кулиджа, наблюдаемый в браке, что образование долгих отношений с сексуальной эксклюзивностью внутри пары как раз не является чем-то естественным?

"История эволюции показывает, что моногамная система - это сравнительно недавнее изобретение, которое последовательно нарушается, и, как показывает наше современное поведение, вообще может оказаться несостоятельным", рассуждают приматологи, отталкиваясь от анализа сексуального поведения обезьян (Смолл, 2015, с. 18). "Если вы ждёте ключа к возрождения Эроса в ваших отношениях, сохраняя моногамию, я боюсь, что у меня нет для вас простых ответов", подытоживает психотерапевт Мэттью Джонсон (Johnson, 2016, p. 12).

В общем, для романтических натур всё очень грустно.

 

Эффект Кулиджа лежит в основе ещё двух известных явлений: "табу инцеста" и эффекта Вестермарка. Более ста лет назад Фрейд предположил, что детей сексуально влечёт к их родителям, а также друг к другу, но человек научился бороть эти импульсы, которые могли бы стать разрушительными для всех общественных иерархий. Чуть позже Фрейда дополнил антрополог Леви-Строс, предположив даже, что именно с запрета инцеста (сексуальных отношений между кровными родственниками) и началась человеческая цивилизация, культура (Levi-Strauss, 1969). Якобы именно запретом инцеста человек выделился из животного мира. Но фантазии Фрейда и незнание Леви-Стросом зоологии в итоге разбились о факты (Bischof, 1975).

По этому поводу изучавший шимпанзе Франс де Вааль даже воскликнет: "как же ошибался Леви-Строс!" Время показало, что избегание кровнородственных спариваний "хорошо развито у многих живых существ, начиная от плодовых мушек и грызунов и кончая приматами. Это почти обязательное требование у любого вида, размножающегося половым путём. У бонобо сексуальные отношения между отцом и дочерью невозможны, потому что самки в период созревания покидают стаю, чтобы присоединиться к одному из соседних сообществ. Секс между матерью и сыном тоже полностью отсутствует, несмотря на тот факт, что сыновья держатся рядом и часто кочуют вместе с матерями. Практически это единственные комбинации партнёров, между которыми в стае бонобо никогда не бывает сексуальных отношений. И без всяких табу" (де Вааль, 2014, с. 107).

Действительно, случаи инцеста у обезьян очень редки. На фоне всей сексуальной активности кровосмесительные контакты занимают очень малый процент (Файнберг, Бутовская, с. 79; Гудолл, 1992, с. 479; Смолл, 2015, с. 190), который, кстати, очень близок к показателям в человеческой популяции (Дерягин, 2005). Самки спариваются почти со всеми самцами, за исключением собственных сыновей и братьев. Причём у обезьян это, разумеется, не выглядит каким-то осознанным запретом, а скорее просто отсутствием сексуального интереса к своим родственникам противоположного пола.

Что интересно, даже в условиях гомосексуальных контактов (которые характерны в основном для самок) обнаруживается та же картина: в гомосексуальные партнёры никогда не выбирают близких родственниц (Chapais, Mignault, 1991; Wolfe, 1984). Этот факт служит дополнительным свидетельством того, что избегание инцеста основано не на каком-то биологическом механизме (избегание кровосмешения) или же каком-то "культурном запрете" (у обезьян о такой вещи говорить вряд ли возможно), а на некоем психологическом механизме. Этот механизм впервые был описан Эдвардом Вестермарком ещё в конце XIX века, почему и был позже назван в его честь. Суть эффекта Вестермарка в том, что особи, выросшие вместе, не испытывают сексуальной тяги друг к другу вне зависимости от степени генетического родства. То есть детям даже от совершенно разных родителей достаточно просто провести вместе много времени в раннем детстве и впоследствии они никак не смогут рассматривать друг друга в качестве сексуальных партнёров. Влияние эффекта Вестермарка было зафиксировано в разных человеческих популяциях, где описанная ситуация имела предсказанный эффект - чем больше дети воспитываются как брат и сестра, тем меньше шансов на сексуальное влечение между ними (Wolf, 1995; Inbreeding, Incest, and the Incest Taboo, 2004).

Антропологи указывают, поскольку эффект Вестермарка имеет место, то у человечества не было необходимости специально устанавливать запрет инцеста (Файнберг, Бутовская, с. 82). Если вдуматься, никакого запрета ведь реально и не существует. Часто принято говорить о табу или запрете инцеста, но в чём он реально выражен? Никакого "запрета инцеста" и нет. Люди просто не занимаются сексом с близкими родственниками, и всё. Это происходит само по себе. "Нет причин, по которым эти молодые люди не могут влюбиться друг в друга. Просто они не влюбляются" (Смолл, 2015, с. 193).

Почему же тогда люди могут эмоционально реагировать, если узнают о случаях инцеста? Согласно изложенной в первой главе концепции о переходе описаний в предписания, поскольку люди растут в обществе, где никаких романтических и сексуальных связей между роднёй (как правило) не бывает, то такое положение вещей автоматически понимается ими как естественный порядок. И если они вдруг узнают о каком-либо факте инцеста, это вызывает у них недоумение, возмущение или даже отвращение, но не больше. То есть такая реакция - это просто реакция на нарушение некоего общего правила, считавшегося незыблемым "законом природы". Эта ситуация аналогична с ношением юбок мужчинами: не носят, потому что просто не принято, а если вдруг кто-то осмелится, то шокирует многих. Инцест в этом плане ничем не отличается. Как нет никакого реального запрета на ношение юбок мужчинами, так нет и никакого собственно "табу инцеста".

При всём этом "отсутствие половых связей между совместно выросшими людьми автоматически приводит к экзогамии коллектива" (Файнберг, Бутовская, с. 82), то есть к тенденции поиска сексуального партнёра вне привычной группы. Выше говорилось, что это наблюдается уже у шимпанзе, где самцов и самок больше всего привлекают особи из соседних групп, а не из своей собственной. Поэтому и все старые концепции возникновения экзогамии, так популярные у советских авторов, сейчас могут представлять лишь исторический интерес.

Исходя из всего описанного, в самом общем виде эффект Кулиджа можно сформулировать так: хорошо знакомая персона теряет сексуальную привлекательность. В случае совместного детства данный принцип проявляется в виде эффекта Вестермарка, а в случае длительных отношений уже взрослых людей - в виде снижения частоты сексуальных актов. Вся эта куча фактов указывает на одно: человек не приспособлен к сексу с тем, кого долго знает. Это знак явно не в пользу "природной моногамии" человека.

 

МЕНОПАУЗА

 

Для самок некоторых видов животных характерна менопауза - прекращение менструаций и овуляции в преклонном возрасте, в связи с чем они больше неспособны зачать, но при этом проживают ещё немало лет. На данный момент известно, что менопауза свойственна очень ограниченному числу животных - некоторым обезьянам (включая человека), слонам и некоторым китообразным. У большинства же прочих животных самка способна беременеть до самого конца своей жизни. Естественно, возникает вопрос, почему вообще в эволюционном ряду некоторых редких видов развивается менопауза? Почему вдруг однажды их самки теряют способность зачать, но, в отличие от большинства других животных, продолжают жить ещё долго?

Так родилась "гипотеза бабушки". Суть её в том, что утрата престарелыми самками способности к зачатию увеличивает их вклад в поддержку своих уже рождённых отпрысков - детей и внуков. При таком раскладе бабушки успешнее участвуют в охране и прокорме своего потомства. В последнее время данная гипотеза всё активнее подтверждается исследованиями. Дети выживают чаще, если у них есть бабушка, живущая неподалёку или непосредственно вместе с ними (Engelhardt et al., 2019; Chapman et al., 2019). Изучение некоторых племён охотников-собирателей показывает, что именно пожилые женщины посвящают сбору съедобных кореньев, фруктов и мёда большую часть времени, и затем всё добытое разделяют со своими детьми и внуками (Hawkes et al., 1989). При этом бабушки тратят на добычу пропитания около 7 часов в день, тогда как молодые девушки - лишь 3 часа, а взрослые женщины с детьми - 4,5 часа. Что важно, за один час бабушки добывают столько же корма, что и более молодые женщины. В итоге получается, что бабушки добывают основную часть еды племени.

"Гипотеза бабушки" недавно была подтверждена и для косаток: в группах, где имелись бабушки, выживаемость молодняка ощутимо выше, чем в группах без них (Nattrass et al., 2019). Сходные данные были получены раннее и по некоторым обезьянам (Fairbanks, McGuire, 1986).

Вмешательство бабушки в обеспечение безопасности внуков было отмечено даже у лемуров: когда самка кольцехвостого лемура, переносившая детёныша на спине, агрессивно стряхивала его на землю, к ней подскакивала её собственная старая мать (бабушка детёныша) и нападала на нерадивую дочь (de Waal, 1996, p. 59).

Но если "гипотеза бабушки" верна, то что ещё это может значить, если вдуматься? Ведь если такое явление, как бабушки, возникает сугубо для того, чтобы поддерживать жизнеспособность потомства, то что это значит для фигуры самца, фигуры отца-мужа? Давайте задумаемся. Если защитницей и кормилицей оказывается бабушка, то не означает ли это, что никакой фигуры отца-кормильца у таких животных попросту и нет? Что касается обезьян, слонов и косаток, то ответ однозначно положительный - самцы у этих видов, как правило, играют лишь роль оплодотворителей, после этого короткого акта они удаляются со сцены (либо возвращаются в своё стадо, либо просто не играют никакой роли по отношению к самке и её детёнышу). Что у косаток (Pilot, Dahlheim, Hoelzel, 2010), что у слонов (Bertschinger, Delsink et al., 2008; Sukumar, 2003), что у обезьян самки спариваются с разными самцами, то есть оказываются промискуитетными и никаких "пар" не образуют. В таких условиях отец всегда остаётся неизвестным. Стада слонов и косаток представляют собой матриархальные семейные группы - в основе их лежат отношения между матерью-матриархом, её детьми, внуками, детьми внуков и т.д. Вероятно, так эволюционно и возникает менопауза - у тех животных, которые не знают никакого отцовства, и где самец никакого участия в развитии потомства не принимает. Такое участие принимают бабушки.

У обезьян, как правило, за детёнышами мамам помогают присматривать либо их же уже подросшие дети - правда, выходит это у них довольно вяло (Smith, 2005, p. 112), - либо же именно бабушки, у которых это получается куда лучше (p. 126).

Если "гипотеза бабушки" верна, то женская менопауза может указывать на то, что наши древние предки существовали промискуитетными коллективами, в которых какое-либо участие самцов в жизни детёнышей отсутствовало или было минимальным, и самки справлялись с выхаживанием самостоятельно, регулярно помогая друг другу. Участие самцов в этом деле могло быть только косвенным, например, как указывалось выше, в отпугивании возможных хищников благодаря нахождению на периферии группы.

Феномен менопаузы шепчет нам, что в древности "альтернативой парной семье могли быть лишь упор на родственные связи и помощь со стороны самок друзей и родственниц" (Бутовская, 1998). Нужно заметить, что у высших обезьян учёные редко обнаруживают связь между бабушкой и её внуками, так как половозрелые самки расходятся по соседним группам, и потому бабушка просто не знает своих внуков. Поэтому часть приматологов сомневается в действености "гипотезы бабушки" у высших обезьян. Но они упускают из виду нюанс, что бабушка не обязательно должна следить за своими внуками, она может делать это в отношении любых других детёнышей – так менопауза всё равно вносит вклад в жизнеспособность вида. Чтобы менопауза реально была полезной, вовсе не обязательно рассматривать связи между кровными бабушкой и внуками. Самые последние данные говорят, что взрослые самки могут также помогать успешной адаптации своих сыновей-подростков (Reddy, Sandel, 2020) - в таком случае менопаузу можно назвать "гипотезой пожилой мамы".

Ещё одна подсказка в пользу промискуитета со стороны менопаузы: отсутствие аналогичного явления в физиологии мужчины. Да, у стареющего мужчины сперма постепенно становится хуже, но в целом он остаётся способен к оплодотворению. Вопрос: кого должен был оплодотворять старенький "муж", если его гипотетическая моногамная "жена" уже в менопаузе и зачать неспособна?

Физиология хранит много секретов нашего доисторического прошлого.

 

АВУНКУЛАТ

 

Возможно, есть и ещё одно свидетельство промискуитета древнего человека, но свидетельство уже культурного порядка, - это авункулат (лат. avunculus "дядя по матери") - традиция особой связи между человеком и братом его матери (то есть дядей) (Косвен, 1948; Ольдерогге, 1983, с. 117; Лаврененко, 2018). Иначе говоря, это особые иерархические отношения между племянником и дядей, но обязательно дядей по матери. Исторически связь эта была крепче, чем между ребёнком и его родным отцом. Авункулат был характерен для самых разных народов мира (Косвен, 1948, с. 27; Леви-Строс, 2001, с. 46) - в Африке, у древних народов Европы - а в некоторых культурах его можно обнаружить и в наши дни. Антропологи подчёркивают, что у многих исследуемых народов "связь между братом и сестрой является самой сильной из всех общественных связей" (Леви-Строс, с. 52). Следы авункулата обнаруживались ещё в Средневековье (Леви-Строс, с. 53) и тогда же у древних славян (Данилевский, 1998, с. 265): указание на особую роль дяди по матери для племянников содержится в первом варианте Русской правды, известном как Краткая Правда - написана около 1020-1070 гг. (Лаврененко, 2018).

Согласно логике авункулата, дети сестры (племянники) для дяди важнее детей собственных. Поэтому в раннее Средневековье враги предпочитали брать в заложники не детей друг друга, а именно племянников (Лаврененко, 2018, с. 364). Значимость связи племянников с дядей (по матери) выражалась и в том, что именно они наследуют его имущество, а не какие-то его собственные дети.

Авункулат оказался крепким орешком для мировой антропологии. Над его разгадкой (когда и зачем возник) учёные усиленно бились всю первую половину XX века, но в итоге она так и не была разрешена. В 1970-80-е споры постепенно стихли, и про авункулат почти перестали упоминать. Советские антропологи робко допускали, что семьи, состоящие из брата, сестры и её детей, "возможно, предшествовали парным", то есть семьям из мужа и жены (Алексеев, Першиц, 1990, с. 236), но позиция эта осталась совершенно неразработанной. Очевидно, что главной ошибкой антропологов была попытка объяснить, как брат появился в семейной системе между сестрой, её мужем и их детьми, - любые реконструкции в этом русле выглядели искусственно и неубедительно (см. Косвен, 1948, с. 36). Редкие антропологи замечали, что дядя "не появляется там, а является непосредственно данным условием" (Леви-Строс, с. 55), то есть роль дяди по отношению к сестре и её детям исходна, а значит, и очень древняя. Не удивительно, что в фольклоре многих народов речь идёт, как правило, об отношениях между дядей и племянником, но не об отце и сыне (Косвен, с. 34). "Отец не появляется ни в какой другой роли. Он вообще никогда не упоминается и не присутствует ни в одной части мифологического мира" (Малиновский, 2011, с. 94). То есть отец, а точнее, феномен отцовства как таковой, стал известен гораздо позже, - первоначально у женщины был только брат: он был до мужа и до отца её детей. А так как именно от дяди племянник наследовал имущество, то брат сестры в древности - это прототип отца, каким мы его знаем в современности (Малиновский, с. 47).

Вместе с тем авункулату существует простейшее объяснение, если исходить из существования неупорядоченных сексуальных связей (промискуитета) в древности - феномен отцовства в таких условиях не мог быть открыт (женщина просто рожала, это выглядело неким естественным порядком). В пользу промискуитета древнего человека и отсутствия понимания связи между сексом и зачатием говорит и древняя мифология. "Первые люди, чьё появление описывается в мифе, - это всегда женщина, иногда в сопровождении брата, иногда - тотемного животного, но никогда - мужа. В некоторых мифах ясно описывается, как забеременела первая прародительница. Она начинает свой род, когда по неосторожности оказывается под дождем, или купается и её кусает рыба, или в пещере на неё падают капли воды со сталактита. Таким образом, она "открывается", в её лоно попадает дух ребёнка, и она беременеет" (Малиновский, с. 93).

Можно видеть, что в древнем мифе речь идёт не только о присутствии брата и отсутствии мужа, но вместе с этим и о непонимании связи между сексом и зачатием - женщина беременеет неким экзотическим способом, что может отражать оригинальность древних представлений о зачатии. Поскольку отцовство в древности было загадкой, дети родившей автоматически получали покровительство её брата. Нельзя не обратить внимание, что при такой схеме отец становится и совершенно не нужен - ему достаточно выступить лишь осеменителем матери и исчезнуть. Гениальная схема, ни в какой моногамии не нуждающаяся.

Поэтому когда археологи обнаруживают древние отпечатки ног взрослого мужчины, женщины и детей и сразу начинают трубить о якобы столь же древнем институте моногамии и нуклеарной семьи (Буровский, 2008, с. 262), то не следует забывать, что с таким же успехом это могли быть брат, сестра и её дети (от неизвестного мужчины). Таким образом, феномен авункулата, некогда известный по всему миру, может быть (и скорее всего, является) свидетельством древнего промискуитета, запечатанным в культурных кодах. Антрополог Робин Фокс был одним из немногих, кто во второй половине XX века отстаивал концепцию промискуитета древнего человека и именно через промискуитет объяснял и авункулат (Fox, 1997, p. 211), но по удивительным причинам, несмотря на всю стройность этой гипотезы, она в целом так и осталась проигнорирована научным миром: авункулат предпочли оставить необъяснённым, нежели допустить царство промискуитета в прошлом.

 

Помимо указанных, некоторые исследователи называют и такие "следы промискуитета", как менструальные кровотечения и женские стоны во время оргазма. Дело в том, что обильные выделения в месячные - слишком странная и энергозатратная потеря, с точки зрения эволюции. Но, возможно, у этих регулярных выделений есть скрытый смысл. Гипотетически, они могут быть защитой от инфекций, переносимых сперматозоидами (Profet, 1993; см. Смолл, 2015, с. 107). Известно, что в случае некоторых внутриматочных инфекций менструальные выделения становятся обильнее обычного, при этом могут длиться дольше и даже возникать в любой момент цикла. Исходя из этого, возможно, обильные менструации были бы особенно адаптивными у крупных видов, практикующих неупорядоченные сексуальные связи, так как в этом случае риск заражения выше, и в конце цикла организм просто "вымывал" бы из себя возможные инфекции.

Что касается оргазма, то вокруг него давно идут споры: какую роль он играет в сексуальном поведении женщины? Каким бы ни был ответ, но есть и более интересный вопрос - почему во время оргазма женщина кричит? "Почему от Манхэттена до верховий Амазонки женщины гораздо чаще мужчин громко оповещают всех вокруг о получаемом ими сексуальном удовольствии?" (Райан, Жета, с. 347). Если секс у человека с самых древних времён был делом сугубо интимным, сокрытым от глаз других (как полагает концепция древней моногамии), то откуда тогда взялась эта предательская вокальная сигнализация, которую женщины контролировать порой просто не в силах?

Оргазм обнаружен у многих видов приматов, но самое интересное, что установлена связь между криками во время оргазма и неупорядоченной системой спаривания (там же, с. 349; Pradhan et al., 2006). Приматологи полагают, что крики эти призваны привлечь внимание других самцов группы или даже самцов соседних групп для совокупления с этой самкой (Semple, 2001). "Если в современную человеческую сексуальность включены тысячи поколений совокуплений с множественными партнёрами, то становится ясно, о чём эти крики" (Райан, Жета, с. 348). Учитывая, что крики во время секса способны привлечь и хищников, то они никак не могут быть простым капризом природы, а явно несут какие-то выгоды: самка созывает самцов, чтобы инициировать "спермовойны" внутри себя и отобрать лучшее семя для оплодотворения.

 

Подытоживая, следы промискуитета у человека имеются. Да и анализ социальной организации и поведения многих видов современных обезьян показывает, что древние люди почти наверняка существовали группами из многих женщин и многих мужчин от 30 до 75 человек (Файнберг, Бутовская, с. 237; Панов, с. 98), а в таких условиях у обезьян всегда практикуется промискуитет - сексуальные контакты многих самок со многими самцами. Таким образом, именно эта форма сексуальной организации была характерна и для древнего человека. К тому же промискуитет устраняет необходимость конфликтов за право доступа к особи противоположного пола, то есть упрощает мирное существование в большой группе (Райан, Жета, с. 148).

В условиях промискуитета не может быть известно отцовство не только конкретного самца, но и феномен отцовства вообще: при непрекращающихся спариваниях установить причинно-следственную связь между ними и беременностью просто невозможно. Самки однажды просто вдруг рожают - это должно выглядеть неким естественным процессом, не зависящим от взаимодействия с самцами.

Ни умозрительные построения советских антропологов, ни антропологов западных о том, как выглядели и функционировали общества древних людей, и как затем сложился переход к образованию лишь парных связей, в свете данных современной приматологии не выглядят удовлетворительными. У промискуитетных приматов, живущих большими группами, стычек самцов из-за самок не наблюдается, и, более того, проще даже представить обратное: стычки между самцами могли бы происходить как раз в условиях моногамии, когда один самец монополизирует самку. А учитывая же тот факт, что у обезьян в большинстве случаев именно самкам принадлежит сексуальная инициатива, то конфликты самцов из-за самок вовсе могли бы только озадачить. Мало того, образование стабильных парных связей с эксклюзивной сексуальностью внутри пары (моногамия) представляет собой очевидное противоречие женской природе приматов, самки которых в поисках сексуального разнообразия активно посещают соседние группы, что заодно ведёт и к большему репродуктивному успеху и генетическому разнообразию вида. Промискуитет выгоден всем сторонам и по всем параметрам, и потому какой-либо объективный смысл в монополизации самок самцами отсутствует. Такая монополизация скорее оказалась бы даже вредной и невыгодной виду в целом.

Среди прочего, поскольку при промискуитете крайне сложно представить открытие феномена отцовства, то и известная гипотеза Оуэна Лавджоя, согласно которой, самцы стали монополизировать самок, чтобы быть уверенными в своём отцовстве, выглядит сильно неубедительной и даже романтизированной. Как замечали антропологи ещё сто лет назад, "желание надёжно знать, кто является твоим потомком, кажется слишком сентиментальным чувством для варвара" (цит. по Крих, с. 49), и с этим трудно поспорить. Это замечание актуально и для современности, когда так много отцов-уклонистов от уплаты алиментов.

Даже у цивилизованных римлян, как было описано выше, отец без проблем мог отказаться от собственного ребёнка и при этом так же легко усыновить кого-нибудь другого. Кровное родство в древности вряд ли имело какую-то особую ценность - родство устанавливалось и осмыслялось по очень широкому спектру оснований, а не только по крови. Значимость именно кровного родства, вероятно, стала характерной только для последних столетий, да и то только для некоторых прогрессивных культур. Даже у некоторых современных африканских племён отцом ребёнка считается не тот, кто его зачал, а именно муж матери - в случае смерти мужа, все дети, которых вдова родит впоследствии, также будут считаться его детьми и принадлежать его клану, хотя уже и будут зачаты от совсем другого мужчины (Fox, 1997, p. 226).

Даже маститые антропологи отмечали неубедительность ссылок на отцовство как основания для монополизации женщины в древности. Как указывал Леви-Строс, легендарный Бронислав Малиновский в одной своей книге утверждал, что у всех народов одним из движущих мотивов брака является "естественная склонность каждого мужчины иметь дом и хозяйство и естественное стремление иметь детей", а в другой же книге писал совсем иное: "в большинстве обществ самец отказывается нести всякую ответственность за своё потомство, если его не вынуждает к этому общество". "Действительно, любопытная естественная склонность!" иронизирует французский антрополог (Леви-Строс, 2001, с. 24).

Сомнительная ценность отцовства заставляет приматологов выражаться о гипотезе Лавджоя не очень лестно. "Доказать подобное утверждение могла бы лишь маловероятная находка останков самца и самки с обручальными кольцами на пальцах; во всех остальных случаях оно останется чистой спекуляцией" (де Вааль, 2014, с. 93).

Когда я рассказывал подруге, что переход от древнего промискуитета к современным "парным связям" в антропологии так и не нашёл вразумительного объяснения, она с удивлением посмотрела на меня и выдала:

- Так это же очевидно!