Помогает ли нам музыка жить и работать?

Возможно, жить она нам помогает, но работать вряд ли. Помните, как нам, советским людям, доказывали гениальность Ленина с помощью байки о том, что он под «Лунную сонату» мог одновременно принимать ходоков, разговаривать по телефону, подписывать ответственные документы и т.д. Я, как никудышный советский человек, никогда не верил этому, ибо Ленин, пусть он трижды гениальный, мог делать что-то одно, а не все одновременно. Потом Хрущев, побывав многократно в США, нашел причину отставания передового социалистического производства от гнилого капиталистического. Оказывается, собака зарыта не в мудрости рыночной системы, а в музыке: под буги-вуги можно увеличить скорость конвейера в 2—3 раза. В этот период, под шумок новой идеи, многие советские ученые успели защитить диссертации, даже нашли связь музыки с повышением урожайности кукурузы. Но однажды, чистя картошку под фокстрот, я понял абсурдность этой версии, порезав собственный палец до кости. Тут я пришел к окончательному выводу, что под музыку невозможно даже чистить картошку, не говоря уже о какой-либо серьезной работе. Чуть позже, при расследовании несчастных случаев на производстве, мне частенько приходилось замечать, как человеку мешает музыка работать.

По этому вопросу можно даже поспорить с композиторами, которые вряд ли согласятся со мной. Поскольку музыка сильно действует на нас ностальгически, мы, услышав задушевную нотку, на миг отключаемся от работы, сделав брак или даже совершив несчастный случай. А за рулем музыка может привести к наезду или столкновению. Дело в том, что даже в новоиспеченной мелодии есть ностальгические нотки, ибо в музыкальном мире допускается некоторый плагиат, запрещенный в литературе. Ведь не зря при первом исполнении лучшим произведением чаще оказывается то, в котором есть кусочки из старых мелодий. Таких примеров множество, но одним из ярких примеров можно назвать понравившуюся всем с первого же звучания музыку из кинофильма «Семнадцать мгновений весны», где есть не только кусочки, но и длинные куски из известного французского фильма. По этому случаю французский композитор подал в суд на Таривердиева.

В том, что человек качественно может выполнять только одну работу, а слушание музыки—это тоже работа, можно убедиться, посмотрев любой фильм с сильным музыкальным сопровождением: увлекшись задушевной для вас музыкой, вы увидите в основном бессмысленные движения кадров. Словом, в этом случае телевизор превращается в радио.

Исходя из ленинского, хрущевского и даже своего скромного опыта, я бы посоветовал работникам электронных СМИ не слишком увлекаться музыкальным сопровождением радио- и телетекстов, тем более учитывая несовершенность нашей радиотелеаппаратуры. Обильное музыкальное сопровождение текстов напоминает мне застойные времена, когда КГБ умело заглушал вражеские голоса, накладывая на их текст удачно подобранную ностальгическую советскую музыку.

Мстить или не мстить?

Этот вопрос рано или поздно возникает у каждого здравомыслящего человека, и он такой же древний, как и извечный вопрос Гамлета «Быть или не быть?». Однако мы задаем гамлетовский вопрос с гордостью, где надо и даже где не надо, тогда как вопрос мести вертится в нашем сознании лишь тайно и мы прямо-таки боимся говорить об этом вслух. А вот умнейший философ и классик мировой литературы Б. Шоу не побоялся говорить об этом громогласно и даже оставил нам известную цитату: «Безнаказанность—самое опасное преступление». Советский словарь русского языка, видимо, тоже побоялся расшифровать «месть» в полном объеме, тогда как другим менее значимым словам отведено в нем места намного больше. «Месть—действие в оплату за причиненное зло, возмездие за что-нибудь». Конечно, в сталинские времена писать о мести в прямом смысле было опасно для жизни, ибо сам Сталин (да и Ленин тоже, как он ловко еще в молодости отомстил лодочнику, отказавшемуся переправить его через Волгу во время ледохода) совершал свои преступления именно в качестве народного мстителя—он карал «врагов народа». А умело загипнотизированный идеей «светлого будущего» советский человек поверил ему и аплодировал лично товарищу Сталину после каждого расстрелянного. В те времена бытовала фраза «Зря не арестуют», и эту фразу советский человек повторял до тех пор, пока не арестовывали самого. Мало того, при расстреле многие кричали «Да здравствует Сталин!»

После XX съезда КПСС, где Хрущевым были разоблачены «ошибки Сталина» (странно: убийство одного мы называем преступлением, а убийство миллионов—ошибкой), советский человек слегка осознал свою одураченность, но о мести даже не помышлял. Вынос тела Сталина из Мавзолея народ вовсе не одобрял, а «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына считал пасквилем. Даже невинно отбывавшие в сталинских концлагерях по 15—20 лет узники, снова получив свои партбилеты, не давали в обиду Сталина до конца своих дней, не говоря уже о какой-то мести. Если кто-то из них чуточку, для порядка, осуждал Сталина, то Ленин оставался почти что для всех святым, и это ощутил советский народ, когда возник вопрос о перезахоронении Ленина. Нашлись люди, готовые на самосожжение в случае выноса тела Ленина из Мавзолея. Фанатики ленинизма не хотят даже слышать о том, что именно Ленин был создателем советских концлагерей, а Сталин был его верным учеником.

А вот итальянцы не побоялись отомстить своему Муссолини, и он висел целый день на центральной площади, повешенный за ноги, хотя преступления Муссолини по сравнению с преступлениями наших вождей выглядят детской шалостью. И тут возникает вопрос для размышления: можно ли считать народ нормальным, если он подставляет щеку правую после того, как уже били его по левой? Не совершаем ли мы преступление, оставляя безнаказанными преступников? Если бы Ельцин помиловал известного потрошителя Чикатило, то я президента назвал бы преступником, и спасибо ему, что он этого не сделал. А ведь Чикатило убил всего 50 женщин, тогда как Сталин, уничтожив несколько десятков миллионов невинных людей, так и остался безнаказанным, даже не получил условного наказания. Не потому ли до сих пор жив сталинизм и миллионы людей выходят на митинги с портретами Сталина? Перезахоронение Ленина необходимо именно для того, чтобы не преклонялись люди перед духом злодея, превращаясь сами при этом в преступников. Ведь в Мавзолее лежит дух Ленина, а не тело. Это весьма опасно для будущих поколений, ибо этот злой дух может завести их на второй виток мифического «светлого будущего». Ведь недаром существует крылатое выражение «Ленин живее всех живых». Конечно, дух Ленина переживет еще десятки поколений, может, и сотни. Потому что его постоянно оживляют, и никто не знает, сколько стоит загробная жизнь вождя. Кстати, очень удачно придумана Кремлевская стена: это настоящее кладбище злых духов, и только здесь, в надежно охраняемом месте, они могут оказаться бессмертными, управляя живым миром даже с того света. Самое главное преимущество Кремлевской стены—это защищенность от народного мщения, ибо, попадая на обычные кладбища, они непременно окажутся в руках мстителей—многие из них заслуживают участи Муссолини, как минимум.

Народного мщения боялись преступники испокон веков, и поэтому во все времена карманник, пойманный за руку, стремился вырваться из толпы и бежать в полицию, где его спасало правосудие от самосуда. За многовековую историю самосуды отучали людей от воровства и бандитизма во многих странах мира, где за мелкое воровство отрубали палец, за среднее—руку, а за убийство отсекали голову или даже четвертовали. Способов народного мщения было много, и со временем некоторые из них стали государственными. Кто бывал раньше в Китае, рассказывают, будто там до прихода советской власти на дверях не было никаких замков, а теперь, как нам уже известно, китайцы стали первоклассными мошенниками, а на дверях висят амбарные замки хитрейшей конструкции.

Как ни странно, популисты, которые стремятся попасть в число великих гуманистов, частенько выступают за отмену смертной казни, ссылаясь на известную кем-то выдуманную притчу: якобы во время публичной казни у кого-то вытащили кошелек. Если даже считать эту притчу за правду, то надо полагать, что такого вора уже не исправить никакими средствами, его может исправить только могила. Сейчас уже научно доказано, что большинство преступников имеют врожденные наклонности, а не воспитанные в тюрьмах, у них другие гены. Сложившееся стереотипное мышление о том, что человек, однажды побывавший в тюрьме, вечно будет стремиться туда снова и снова—это глубоко ошибочное понятие. Нормальный человек, побывавший в советской тюрьме хотя бы один месяц, всю оставшуюся жизнь будет стараться, чтобы больше туда не попасть. Даже первоклассный тюремный комфорт вора в законе, который пьет коньяк и гладит бабу за колючей проволокой, не стоит подвального комфорта свободного бомжа. А уж вспомнив мерзкую обстановку советских тюрем, где господствуют гомосексуалисты да лесбиянки, нормальный человек, скорее всего, предпочтет наложить на себя руки, чем попасть туда снова. Очень жаль, что эта мерзость благодаря соцреализму в литературе и искусстве навсегда осталась за кадром. Чаще всего показывают по ТВ улыбающихся за решеткой 12—15-летних убийц. Как ему не улыбаться, ведь он прекрасно знает о том, что не расстреляют его даже тогда, если он убьет 15 человек.

К тому же он защищен в тюрьме от народного мщения. А ведь по справедливости убийство заслуживает смерти независимо от возраста преступника. Если бы в нашем УПК существовал принцип «смерть за смерть», то десятки тысяч бандитов отказались бы от «мокрого дела». Да и воры в законе, за которыми числится множество нераскрытых «мокрых дел», предпочли бы пить водку на воле, чем коньяк за решеткой.

Говоря о мести, нельзя не сказать несколько слов о психологии мести. На мой взгляд, не совсем верно понятие о невосстанавливаемости нервных клеток. Пожалуй, нервы могут восстанавливаться, если не упущено время, как и при любой болезни. В противном случае произойдет необратимый процесс, и, как говорится, завяжется узелок. Каждый из нас знает сотни примеров, когда после зверского убийства ребенка кто-то из родителей непременно становится сердечником, а то и умирает вовсе. Однако если этот родитель своевременно прикончит бандита собственными руками или хотя бы в эти трагические дни увидит его на виселице, то он останется абсолютно здоровым. Но обыватель скажет: ребенка-то ведь не вернешь. Да-а, ребенка не вернешь, а здоровье вернешь, ибо месть—это, по всей вероятности, психотерапевтическая потребность человеческого организма. Поэтому нет среди здравомыслящих людей человека, который бы запросто отказался от мести. Уплотняя сказанное, можно прийти к выводу: «Друг красив, когда живой, а враг—когда мертвый».