Владимир Бондаренко беседует с Александром Прохановым.

(Беседа опубликована 19 августа 2003 г. в «Советской России»).

В.Б. Ваш новый роман «Последний солдат империи» поразил всех, прочитавших его, своим новым подходом к ГКЧП. В течение 10 с лишним лет мы и наши газеты «День» и «Завтра» прославляли членов ГКЧП как героев, как людей, пошедших на великие жертвы во имя державы. И тогда, сразу после поражения, был, конечно, заметен определённый пафос, заметна определённая идеализация последних лидеров советской державы, вошедших в ГКЧП, решившихся своими слабыми и неуве-ренными дряблыми руками остановить окончательное крушение великой империи. Но эту идеализацию вполне можно было оправдать их жертвенностью, их содер-жанием в тюрьме. Вы писали им письма, встречались с ними накануне ареста, мы вместе провели торжественный вечер в кинотеатре «Ударник» сразу же после их освобождения в конце 1993 года, и тогда была сделана уникальная историческая фотография всех участников встречи. Вы дружили со многими членами ГКЧП, вмес-те составляли «Слово к народу» накануне августовских событий, не случайно вас назвали идеологом августовского путча. И вот в «Последнем солдате империи» чита-тель встречает вместо былых полулегендарных героев откровенных пораженцев, имевших всю полноту власти, могучую армию, МВД, прекрасные спецслужбы, мно-гочисленный партийный аппарат, и за три дня всё пустивших по ветру, слабаков, сдавшихся кучке негодяев, не пожелавших принять последнее сражение, пасть или победить. Чем Вы обосновываете этот новый подход к ГКЧП, как к слабакам, кото-рые сами сдали власть, а то и предателям, осознанно развалившим могучую совет-скую империю?

А.П. Да вот этим и обосновываю, что сегодня, через 12 лет после августовских событий 1991 года, после поражения ГКЧП, абсолютно очевидно, что они были сла-баками, которые сдали власть. Просто мы с годами становимся мудрее, а жизнь ста-новится всё ужаснее и трагичнее. Если тогда, в те августовские и сентябрьские дни 1991 года, когда мы были просто ошпарены всем происшедшим: крахом страны, танками на улицах, казалось, что арестованные члены ГКЧП – это герои прошедших лет, что они действительно выступили навстречу врагу. Теперь, спустя дюжину лет, когда было выявлено в руководстве страны громадное количество ренегатов и пере-бежчиков, когда мы сами являлись свидетелями такого количества заговоров, тон-чайших интриг, физических и метафизических воздействий, а главное, когда мы вдруг очутились в катастрофе адовой глубины, когда на миллион человек с каждым годом нас, русских людей, становится всё меньше и меньше, а от великосоветской империи остались только обглоданные кости, как будто вы понимаете, умер и сгнил огромный кит от Бреста до Владивостока, и мы живём среди обглоданных костей этого гигантского умершего животного, стало ясно видно, кто сдал нас противнику, видно, кто не нашёл в себе государственной воли и трусливо, а то и осознанно преда-тельски от отрёкся от собственной страны.

И стали видны основные параметры этого грандиозного предательства. Я сам и в начале перестройки, и во время ГКЧП, и после драмы поражения, находился под впечатлением трагедии моей страны. Жил как бы в таком душном облаке. Не мог понять, как могла так стремительно рухнуть огромная державная машина. Я всё время думал об этом и почти сразу же после трагедии написал первый вариант рома-на «Последний солдат империи». Запечатлел увиденное и прочувствованное. Но со временем я отказался от иллюзий. От излишней жалости к своим героям, позорно сдавшим страну. Сейчас я написал практически новый роман, и всё, что вы видите в этом романе, – это, конечно, огромная метафора, но в этой метафоре есть и огромный политологический смысл. Да, гэкачеписты являются гигантскими лилипутами.

В.Б. Если внимательно читать роман, мы видим, как разворачивается один заговор в кругах рвущегося к власти честолюбивого Бориса Ельцина, который мечта-ет даже ценой ликвидации целой державы смести Горбачёва и встать на его место, как разворачивается другой заговор, и сплачиваются силы вокруг Горбачёва, и какую он плетёт интригу, за этим следует третий заговор мировой закулисы. То есть как бы получается сеть определённых заговоров, один наплывает на другой, другой на третий. Что должны были сделать в этих условиях системы заговоров эти самые гэкачеписты? Почему они ничего не сумели сделать? И почему наша страна, ещё недавно стремительно развивавшаяся, определяющая мировую историю, вдруг влезла в эту суету заговоров, почему не оказалось какого-то единого государство-образующего центра? Куда исчезла энергия целой нации?

А.П. Наша страна не влезла в эту пучину заговоров. В эту пучину заговоров влезло человечество, человеческая история развивается через заговоры, через геопо-литические проекты. Она планируется, эта мировая история. Но в истории всегда существует и мистический внеплановый процесс, огромный процесс, который сбли-жает её с природой, с неплановой стихийной тенденцией человеческого развития. Но человек, оторвавшись от природы, перестав быть приматом, стал планировать своё домашнее хозяйство, хозяйство деревни, города, страны, а также свою собственную историю, и Россия в этом смысле в 90-х годах не отличалась ни от какой другой страны. Действительно, был огромный проект, огромный заговор, некоторые называ-ют его проектом Андропова, связанный и с изменением экономической структуры, экономических базисов общественного строя и идеологии страны. Этот заговор, этот проект, если вам так угодно, он реализовывался с годами, наполняясь эмблемами, лозунгами, терминами. Если помните, в период перестройки одна доктрина сменяла другую, сначала было ускорение, потом больше социализма, были демократизация и гласность, затем была просто демократизация, затем были народные фронты, потом Бог знает, что ещё, Советы без коммунистов, потом свободная Россия и т. д. Вбрасывали непрерывно меняющиеся формулы, которые дестабилизировали общест-венное сознание, перемалывались целые институты государственные, людей сводили с ума, создавалась психопатическая атмосфера во всём обществе, одновременно взрывался то Карабах, то появлялись народные фронты на Кавказе и в Абхазии, рух-нула Восточная Европа. Всё это происходило не само по себе. Это было результатом целого суперпроекта.

Я считаю, что вариант крушения ГКЧП, в результате которого произошёл пере-хват власти…, это был, конечно, грандиозный проект, грандиозный заговор негодяев. Я условно называю его организационным оружием, которое было направлено на страну и многоаспектно, может, стоаспектно действовало на протяжении десятка лет, и так грозно и страшно сработало. Причём Советская власть не нашла в себе адекват-ных методов противодействия заговорам, она была слепа, она была беспомощна, она выродилась и выдохлась к этому времени… Поэтому система заговоров, которая увенчалась падением красной империи, это продолжение нашей истории. Сама крас-ная империя, сам Советский Союз – это тоже был великий проект, это тоже была суперкомбинация, это тоже, если угодно, был заговор, который не предполагался в русской истории ещё за 20 лет до 17-го года. Он тоже был спланирован, и вся рус-ская, в том числе советская история – это непрерывная система развития меня-ющихся планов, проектов… 

Вообще, когда мы говорим о проектах, о планах развития страны, эти планы в состоянии осуществить далеко не все институты власти. Был Госплан, он осуществ-лял план экономического развития, был Совмин, в нём готовились тенденции эконо-мической эволюции. Был, скажем, Комитет по науке и технике, где планировалось развитие супертехнологий. Был Центральный Комитет партии, который планировал идеологическое строительство в недрах советского общества. Так задумывался план освоения целинных земель. Так задумывалась перестройка. Но самые изощрённые и утончённые планы и технологии развития государства всегда были в лабораториях спецслужб. Являлись ли эти спецслужбы времён царя Ивана Грозного или Петра I, Сталина или Горбачёва. Спецслужбы, и только они, могли объединить две Германии. Две Германии – это две галактики: ГДР и ФРГ, они объединились, а я видел это объединение, это трагическое соединение двух полушарий, которые никак не хотели стыковаться. Это могли сделать только спецслужбы, в том числе спецслужбы Со-ветского Союза.

В.Б. Я вообще в эти дни был в Берлине, и у меня на глазах начали рушить берлинскую стену. И наш посол отказывался вмешиваться в происходящее на ули-цах…

А.П. Бархатные революции в Европе, когда одна за другой сдавались страны социалистического лагеря, безропотно и безвольно уходили лидеры компартий от руководства и вылезали из подземелья какие-то либерально-демократические тарака-ны «с человеческим лицом», – это всё сделали наши спецслужбы. Несчастный Чаушеску был разорван, уничтожен, как наиболее бескомпромиссно настроенный со-циалист. Его самого и даже его жену уничтожили, конечно, спецслужбы, как их, ру-мынские, так, не сомневаюсь и наши, советские. Само создание печально знаменитых народных фронтов в Прибалтике, в Литве, в Латвии, в Эстонии (я хорошо помню эти времена) – дело рук нашей государственной безопасности.

/От редактора книги Т.А. Лашиной.

Да, именно Горбачёв дал согласие на уничтожение Николае Чаушеску./

А кто создавал совместные предприятия здесь, в России, накачивая первые оте-чественные фирмы деньгами партии и госбюджета, кто организовывал совместные предприятия за границей? А кто занимался созданием многопартийной системы и формировал лидеров этих новых партий, один из которых до сих пор не даёт нам ночами спать спокойно, и дерёт в Думе за волосы женщин, и рвёт им накрашенные помадой рты? Это всё дела КГБ. Вот кто оказался главным врагом нашей державы.

Что такое КГБ после краха? Может, мы действительно видели хоть одно вос-стание КГБ, которое боролось бы за сохранение страны, за сохранение порядка? Ни-чего подобного, КГБ разбежалось по совместным предприятиям, по банкам, оно ока-залось, наравне с комсомолом, наиболее подготовлено к принятию нового буржуаз-но-криминального уклада. КГБ занималось всем этим, всей трансформацией красно-го строя…

То, что Владимир Александрович Крючков, который, по существу, был руково-дителем ГКЧП, был мотором ГКЧП (на него возлагались функции управления слож-нейшей процедурой отстранения от власти зарвавшихся разрушителей), он, затеяв механизм восстановления Советской власти, запустив машину ГКЧП, сам же и оста-новил её в первый день её работы, осознанно не отдал приказ «Альфе», которая должна была интернировать Ельцина, возвращавшегося из Алма-Аты к себе на дачу.

Команда «Альфы» ждала приказа об аресте, сидела в кустах у дачи, отслеживала каждое движение Ельцина, следила, как мимо них прошёл кортеж в Москву с полу-пьяным Ельциным, но так и не дождалась приказа. Интернирование одного Ельцина сняло бы всю проблему ГКЧП. Крючков не отдал этот приказ. Сейчас он говорит, что это результат слабой воли, что он боялся жертв. Каких жертв? Китай расстрелял свой мятеж на площади Тяньаньмынь, полив кровью эту площадь и избавившись от зачин-щиков китайского разрушения державы, (что привело бы к распаду её и многочис-ленным гражданским войнам). В результате Китай на наших глазах становится вели-чайшей в мире державой XXI века. Что это – сентиментальность советских чекистов? Как говаривал Константин Станиславский – «Не верю!»

Это, может быть, сентиментальность последних вялых советских либералов, боящихся взять ответственность на себя, но это не сентиментальность жёстких че-кистов. Поскольку именно Владимир Крючков был хозяином супер лаборатории, именуемой КГБ, он не мог это сделать бессознательно, я в этом усматриваю проект, я в этом усматриваю замысел, заговор, злую организованную волю. Поэтому, демиург в нём, конечно, может прочитываться…

Мой герой, глава заговора КГБ, и реальный Крючков, – конечно, разные люди. Мой герой романа наделён чертами носителя мирового зла, супер-дьявола, сатаны. В жизни всё было по-другому. Мы знаем, что на самом деле наши партийцы последней волны были абсолютно вялыми, инертными, стареющими людьми брежневского застойного покроя, у них были штаны, у них были лысины, у них была одышка, это были люди, абсолютно непохожие на вельзевулов, но результат от их безвольного правления поистине сатанинский. Миллион в год, повторяю, русских людей выми-рает, два миллиона бездомных детей, эпидемии страшных болезней, о которых люди и забыть успели. Массовая безработица, обнищание, криминализация снизу доверху, распад армии. Это мы выдерживаем благодаря так называемому милосердию гэка-чепистов, как они теперь говорят, побоявшихся пролить кровь двух или трёх смутьянов. Я думаю, что вся кровь, которая с тех пор пролита, и льётся ещё: две чеченские войны, расстрел Дома Советов и вся эта мочиловка, которая идёт на ули-цах, эти фугасы и пояса шахидов, и этот ужас, стон, всех народов России, которую бульдозером срывают с континента, сдирают, это страшный результат того квазими-лосердия, а на самом деле той страшной жестокости проявили по отношению к соб-ственному строю, к собственному народу. Эта кровь сотен тысяч людей тоже на их совести.

В.Б. … Вы сейчас абсолютно уверены, разбирая роли и обязанности всех членов ГКЧП, что главная вина в том поражении 1991 года лежит на чекистах, что всё-таки КГБ осознанно сдало страну, а остальные гэкачеписты, от маршала Язова, министра обороны, до руководителя оборонки Бакланова, … уже становятся жертвами этого страшного предательского заговора внутри самого ГКЧП. Их элементарно подста-вили, как лохов. И винить их можно только в том, что они не нашли силы для отпора. Пример, как надо было действовать, как обращаться с толпой у Дома Советов, блес-тяще продемонстрировал Борис Ельцин в октябре 1993 года. И ведь находятся для этих палачей оправдания у наших утончённых либералов. Находятся 42 подписанта расстрельного письма, призывающих к тотальному уничтожению приверженцев социализма. Хотя в литературе никто так и не воспел «кровавый подвиг» палачей… Но что же должны были сделать растерявшиеся члены ГКЧП, имеющие абсолютную власть над армией, милицией, партийным аппаратом?

А.П. … В.А. Стародубцев и О.Д. Бакланов…, конечно, это были люди, которые оказались жертвами утончённых чекистских технологий… Все остальные члены ГКЧП, включая и маршала Язова, оказались жертвами этой огромной подставки.

 Смысл подставки был в том, что когда к августу сложилось противостояние основного центра, именуемого Горбачёвым, с параллельным центром, который специально был выделен и сформирован, и находился в конфронтации с первым центром, имя ему было Ельцин, то стояла задача разрушения страны, партии и централизма, задача создать такую ситуацию в обществе, в социуме на один краткий миг, когда можно было перебросить полномочия центра и отдать эти полномочия параллельному центру. Что и произошло в результате ГКЧП. На три дня возник хаос конституционный, исчез Верховный главнокомандующий, исчезла легитимность, и этим хаосом, этим параличом, который был усилен ударами информационного оружия, перед которым бежали все: генералы, партийцы, красные директора, красные писатели, почти все разбежались, перед этим информационным ударом не устоял почти никто. Эти полномочия были переброшены Ельцину, и Ельцин их взял в руки и захватил страну. Так была разрушена колоссальная держава. Но вся эта технология была заранее тщательно продумана, она была многократно использована в прежние времена, и, конечно, за ней стоял Комитет Государственной Безопасности с его технологиями.

… Спецслужбы, не справившиеся с задачей обеспечения государственной безо-пасности Советского Союза должны ответить хотя бы перед историей. Их корпора-тивная этика и философия – мы лучшие люди страны, нам доверили хранение великих тайн и святынь государства, остальные так или иначе должны преклоняться перед нашим мессианством – после поражения 1991 года смехотворна. К примеру, господин Бобков, который был по существу одним из высших идейных руководи-телей КГБ, главой 5-го управления, занимался охранительными мероприятиями, связанными с красным идеалом, красным смыслом, с красной доктриной, он сразу же после краха советской империи пошёл в услужение в финансовую империю Гусинс-кого и по существу стал преследовать и помогать преследованию всего того, чему раньше служил. Спецслужбы гуляют по стране, как хотят. Бывшие комитетчики создали свои маленькие КГБ при банках, при корпорациях, эти маленькие КГБ со своей разведкой, со своим нанесением смертельных ударов, со своими информацион-ными технологиями, они могут устранить противника, «заказать» его, создать лож-ные цели, на уровне, который мог позволить себе только КГБ СССР. А что касается сегодняшней политики, то она вся связана со спецмероприятиями, с активками, как говорят разведчики, и сегодняшняя власть пользуется спецслужбами для создания абсолютно колоссального количества больших или малых заговоров в политике. Очередной заговор сейчас будет разворачиваться в декабре в связи с выборами. Мы видим, как создаются ложные перехваты, формируются ложные документы, как используется административный властный ресурс, главным инструментом которого и являются ФСБ (Федеральная служба безопасности) и ФАПСИ с системой госвы-бора.

В.Б. По вашему достаточно фантасмагорическому роману видно, что за всеми заговорами и прошлого и нынешнего стоят великие тайны прошлого. Ваш герой не просто хранитель советской идеологии, но и хранитель сакральных тайн мира, сак-ральных карт мира… Эти сакральные тайны мира вами используются как художес-твенный приём, или вы верите в их реальное существование?… А как иначе передать атмосферу загадочного, мгновенного крушения столь могучей державы? И на самом деле галлюциноз – это не изобретение Проханова, как автора, а реальность 1991 года. Это же был метафизический кошмар, когда все реальные политические и организо-ванные контуры были размыты. Мистическое трёхдневное уничтожение великой империи.

А.П. Таинственным является всё… За всяким явлением стоит пра-явление, за всяким ханом стоит про-ханов. Поэтому сакральное, таинственное, мистическое сопутствует всему, в том числе истории, а история – это, конечно же, тайна, история – великая мистическая тайна, как природное соединяется с человеческим, как человеческое становится божественным, как божественный промысел пытается реализоваться в конкретном императоре, лидере или вожде, как этому промыслу мешают искусители.

А что касается топонимики, перенесение сакральных названий из страны в страну. Вспомните и подумайте, зачем возник Новый Иерусалим под Москвой, когда патриарх Никон задумал вдруг перенести всю топонимику святых земель под Москву, под Истру, и там есть и своя Голгофа, там есть и Гефсиманский сад. Это всё не игра, это не песочные домики и дворцы, это не Диснейленд…

Это мистическое перенесение образов и моделей мира. А что делали русские, когда высаживались на североамериканском берегу, они тоже высаживались и образовывали там свой форт Росс и строили новую Москву, Нью-Петербург и т.д. Всякая популяция расширяется, она стремится захватить с собой свои святыни, свои знания, свои символы, свои фетиши в эти новые земли – прогнать оттуда чужих богов, чужие символы и заселить своими. А что такое перенесение мощей? Что такое перенесение надгробий и гробов? Это всё мистические вещи. Что такое вынос праха Ленина красных героев-мучеников из красной стены? Это тоже изгнание красных духов. К этому стремится новая власть. Поэтому, конечно, за историей есть огром-ные сакральные миры, огромные сакральные знания, и ими серьёзные политические технологи максимально пользуются, наравне с наёмными убийцами, танками и дивизиями, спутниками слежения..

В.Б. … Вы – мистик? Вас можно назвать мистическим писателем? То, что вы пишете, это всё-таки не игровая проза, не просто ещё один вариант альтернативной истории? Если и игра, то игра со смертью… А какова была мистическая картина мира в 1991 году?

А.П. Не знаю, пусть об этом судит читатель, но я помню эти три дня августа, которые прожил тогда в Москве, у меня было полное ощущение того, что в Москву влетело огромное количество злых духов, которые носились над площадями, над городами, усаживались на фонарные столбы, били своими крыльями, перепончатыми в окна домов, выклёвывали глаза. Они гонялись за мной, это помешательство, в ко-тором я находился, оно было реальностью той жизни, были спущены все сатанинские своры на наш город, и ощущение того, что это как бы открылась преисподняя, и весь ад оттуда вышел, и этот ад по существу победил танки Язова, победил спецназ, победил волю грозных партийцев, сломил их волю. Это было полное ощущение присутствия Сатаны на московских улицах.

Я сам находился в состоянии паники… Я помню этот ужас мистический, и это был страх, который поднялся из самого глубинного подсознания, это был страх ада. Поэтому я писал свой роман, изображая правду фантасмагорическими средствами, в отличие от фантастов, которые изображают часто фантастику, самыми реалистичес-кими приёмами. По этому роману, я думаю, можно составить, я думаю, достаточно подробную политическую карту, картину происшедшего. … Это была сумасшедшая эстетика жизни тех лет. Так оно и было, так история и совершается в человеке. Если история пропущена через человека, она же пропущена и через его сосуды, и через его глазницы, и через его подкорку… пропущена через самые тёмные глубины его не контролируемого разумом существа, и тогда там, в глубинах подсознания, эта реаль-ность приобретает фантасмагорические таинственные черты.

В.Б. Вы уже несколько лет пытаетесь в прозе идти нетрадиционным путём… Но… Это всего лишь требование темы. Как передать все вибрации общественного безумия первых перестроечных лет? Весь хаос и болотину. Трясину, всасывающие в себя атомные станции, ракетодромы, Одессу и Севастополь, «Буран» и Большой театр. Футбол и хоккей. Всё бесследно ушло в бездну…

Чем не устраивал Вас ваш же первый вариант романа? Почему Вам захотелось его переписать? Или Вы считаете, что… эти фантастические изображения действи-тельности, … более подходят для описания нынешнего ада?… 

А.П. Есть примеры того, когда произведения искусств пишутся десятилетия-ми… У Алексея Толстого тоже иные книги писались и переписывались годами. Есть вещи, к которым писатель с неизбежностью возвращается. Уход красной империи – это настолько радикальная тема в истории жизни страны, что его нельзя было оста-вить без внимания. И я тогда ещё, в 1991 году, по горячим следам писал, как видел, эту ситуацию, … а чем дальше я живу, тем глубже я понимаю эту реальность… Я откровенно не понимаю, почему наша культура, и левая, и правая, так равнодушна к грандиозной, мировой теме, не зафиксировала этот огромный, грозный момент: уход навсегда из жизни всего мира красной империи. Если её рождение было зафикси-ровано в «Тихом Доне» М. Шолохова, в «Разгроме» А. Фадеева, в «Хождении по му-кам» А. Толстого, … всей огромной мировой культурой, то почему уход этой импе-рии остался для нашей советской культуры как бы не замеченным, она в ужасе от-махнулась, … может, она сама погибла в этой катастрофе, может, советская культура больше уже не существует?

Почему я вернулся к этому роману? Потому что я понял, то, что свершилось за эти 10 лет, очень важное и тоже очень мистическое событие. Даже история трёх дней августа 1991 года.

В.Б. Эти три августовских дня могли бы стать для наших либералов какими-то праздниками на века, единственные три дня либеральной свободы, которые были за тысячелетние существования России. Либералы должны были создать свои великие мифы об этих трёх днях. И ничего подобного не произошло. Либералы отступили от своего же торжества. Сами же предали его…

… К вашему роману… очень осторожно подходят критики, близкие к либераль-ному направлению, ибо до сих пор эта тема их жжёт. Они не приемлют вашу трак-товку августовских событий. Вы же проклинаете их праздник. Да, потом у них украли победу, и жулики вокруг Ельцина сумели оттеснить честных либералов, идеалистов, замочить их в сортире и взять власть. Но были же эти три дня триумфа либерализма. По крайней мере они могли воспеть вот то неосуществлённое, великое, свободное начало, которое царило хотя бы эти три дня. И вдруг достаточно мощные художественные либеральные силы – и поэты, и писатели, и художники, и музыканты – они ушли от того, чтобы сделать август 1991 года великим праздником либерализма на века в русской истории. Почему либералы не сумели воспеть свой праздник?

А.П. Бог не дал. Почему человечеству не удалось зафиксировать сожжение Рима Нероном, как великое торжество цивилизации? Или воспеть сожжение Геростратом храма Артемиды? История запомнила эти факты, но она рассматривает их как огромное злодеяние, как торжество зла, как страшный театр Сатаны. И эти три августовских дня останутся в памяти русского народа, как три дня, когда открылись адские бездны, и оттуда, из этих адских бездн, высунулось страшное, кровавое, хрю-кающее, наполненное кровавыми соплями с лопнувшими красными сосудами в глазах рыло, рыло либерализма, которое до этого рядилось в тоги утончённые требо-вало перемен, отгораживалось мучениками ГУЛАГа. Пелена рухнула, и вылезло рыло, которое до сих пор хрюкает и сжирает страну. Видимо, всё-таки народ, наш народ, несёт сейчас страшные потери, и эти потери не могут не чувствовать богатые люди, их чувствуют и священники, и клерки, и лидеры партий, в том числе и проправительственных, они чувствуют, что нас сжирают… и они не могут это рыло обожествить, они не могут это страшное рыло полюбить, сделать его святым… Это была одна из задач романа – показать не триумф либерализма, а его страшную харю. И конечно, мои оппоненты-либералы стараются этот роман даже не обругать, а замолчать, не анализировать его, потому что, если они тронут эту тему и начнут защищать либеральные ценности, они просто на глазах сами превратятся в таких копытных, рогатых и волосатых чудовищ.

В.Б. Может быть, поэтому либералы в художественном лагере, в писательском лагере боятся как огня этой темы. Всё-таки есть какая-то мистика и в том, что тот самый парламент, который возглавил Ельцин и который мог бы стать праздником либерализма, либералами и был предан всего спустя два года. Там изменилось чело-век десять, десять ушло и десять пришло, и этот же демократический парламент вдруг оказался «коммуно-фашистским», и оказался первым в России расстрелянным парламентом в 1993 году. Это тоже необъяснимая реалистическими средствами мис-тическая метаморфоза. Воспевая 1991 год, либералы должны были воспеть и герои-ческое поведение парламента в 1993 году. Это двойственное отношение к парламент-ским свободам, может быть, и не дало нашим либералам воспеть свой праздник. Они же сами его и похоронили. Вот почему нет ни одного полноценного художественного произведения, посвящённого 1991 году в либеральном лагере нашей культуры.

/От редактора книги Т.А. Лашиной.

Здесь нет ничего удивительного. В 1905 году возникла либеральная партия кадетов, в которую вошёл, так сказать весь цвет русской интеллигенции. Множество представителей той интеллигенции сами по себе были талантливыми, но, объединив-шись в партию, они, по оценке В.И. Ленина, образовали… пену.

Помню фотографию в «Огоньке» – М. Ростропович сидит – не шутите! – с автоматом в руке, поддерживая спящего «революционера»… Лучшей оценки «либе-рализма» и не придумать./

А.П. Я могу ответить словами Шекспира, Гамлет сказал, что есть достаточно много истин, неизвестных учёным. /«Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам» – точная цитата. А.Г./. Действительно есть очень много тайн, это даёт метаморфозы, тайна возмездия, тайна страшной кары, страшной кар-мы. Я думаю, что кара и карма уже коснулись и Горбачёва, и Ельцина, всех осталь-ных предателей. Не обязательно видеть их качающимися на фонарных столбах на Тверской улице, они уже качаются на огромных фонарных столбах русской истории, и «здесь донос на тебя ужасный пишут», это из «Бориса Годунова». Борис Годунов, благодаря летописцам, вошёл в историю как царь-детоубийца… такие страшные жут-кие фрески и Горбачёва, и Ельцина, и других предателей нашей родины – они являются казнью этих великих отступников, предателей и грешников. А что касается трёх августовских дней, которые как бы исчезли, тоже сейчас пришла мысль в голову, «Макбет» начинается сценой, где сидят три ведьмы и потом они исчезают, и один из героев, видя исчезновение странных кикимор, сидевших на болоте, в кочках, он объясняет их исчезновение словами: земля, как и вода, рождает газы. И это были пузыри земли. /У Анны Семёновны Голубкиной есть прекрасная скульптура «Земля» – очень похоже по смыслу на сцену из «Макбета» – А.Г./. Три дня торжества демо-кратии – это были газы, это были пузыри, поднявшиеся из преисподней, из донных болот гнилостных. Они вспучились, они лопнули, они распространили над страной, над Родиной своё зловоние, и исчезли, сгинули, и никто больше не хочет о них вспоминать

В.Б. С одной стороны Ваш роман «Последний солдат империи» – роман пора-женческий. Все организованные силы – партия, армия, красные директора, оборонка – терпят крах. Империя разваливается. Разбежалось КГБ, пачками генералы стали изменять присяге, переходить, выслуживаться перед Ельциным. Но тогда же, собственно в те же дни, трагические для России дни 1991 года стали зарождаться как бы первые очаги русского национального сопротивления, которые достаточно ярко проявили себя в 1993 году и развиваются сегодня, то самое патриотическое движе-ние, к которому мы принадлежим. Структура гибла, а одиночки восставали, бунто-вали. Бросали вызов предательскому режиму... Недееспособная армия, не нашлось ни одного соединения, сохранившего верность советской присяге. Недееспособное КГБ, даже партия в те дни оказалась недееспособная. И только одиночки спасли честь России, честь державы. И только одиночки показали себя героями, последними солдатами империи. Но они же нам дали возможность дальше развивать наше наци-ональное русское сопротивление. Как Вы относитесь к этому восстанию одиночек? Ведь и главный герой Ваших семи романов генерал Белосельцев – тоже герой-одиночка.

А.П. Я изобразил своего главного героя, который в какой-то момент для него самого показался единственно малым последним человеком, в котором сохранился красный советский смысл и который не имел в руках ни оружия, ни дивизий, ни телевизионных камер, и по существу он стоял один на один с метафизическим злом, уносящим его любимую страну, его идеалы, его судьбу, и он не мог, не знал, как ему противодействовать злу, которое бросало его, ставило на колени, убивало, убеждало убежать вместе с многомиллионными толпами партийцев, военных и чекистов. И он нашёл единственный возможный способ противодействовать – это выбор одиночки, это метафизический вызов страшному метафизическому злу, он надел на себя все былые награды, все свои ордена, и один вышел на Красную площадь и провёл свой последний парад, парад 1991 года. Прошёл по Красной площади, когда-то здесь дви-гались ракеты, колонны, здесь Иосиф Сталин принимал парад 1941 года, а также Парад Победы. Это была пустая площадь с голыми звёздами с голой ободранной брусчаткой, и он прошёл так, как будто с ним шли миллионы. И они потом двину-лись за ним следом, эти миллионы, это был тот первый человек, который первым вылезает из окопа с каким-нибудь наганом, ТТ и кричит «Вперёд, за Родину! За Сталина!» Один бежит навстречу пулемётам, шквальному огню. Потом через десять секунд поднимается второй, двенадцатый, сто первый и начинается наступление и прорыв фронта, и объединяются Донской и Сталинградский. Так бывает в истории: один камень порождает лавины.

И в ту пору мы сами видели, как создавалась эта новая лавина нашего нацио-нального сопротивления в Доме писателей, где мы забаррикадировались, – писатели, активисты славянского собора, русские националисты – забаррикадировались все те, которых потом в 1993 году назвали красно-коричневыми и коммуно-фашистами, и мы выдержали этот страшный метафизический напор, который был брошен на нас. Мы отбили тогда наши ценности. И я хочу, чтобы этого не забыли, чтобы пришед-шие впоследствии вожди, партии, направления, движения особенно не мнили о себе, чтобы они знали, что они пришли вторыми, а то и третьими, а до них были землепро-ходцы нашего национального сопротивления. В каком-то смысле этот роман – па-мятник первым дням нашего национального сопротивления.

В.Б. И этот роман стал романом о том русском национальном герое, который сегодня востребован страной, но руководство которой пока не обращается к этим настоящим национальным героям… Кто Ваш национальный герой?

А.П. Мой национальный герой описан мной во всех моих романах, и правильно, в этом смысле Белосельцев бессмертен… И смысл моего героя именно в том, что он работает сразу в нескольких диапазонах. Один диапазон его житейский, другой диапазон – супергосударственный, а третий диапазон высший, мистический, божест-венный, православный, христианский идеал, а такие люди не чужды советской эпохе, я себя таким всегда чувствовал и продолжаю чувствовать…

«Бог есть, ты умрёшь, Россия бессмертна». Вот это кредо, это триединство – оно заложено в моё творчество и в метафизику моего национального героя.

В.Б. Многие читатели, наверное, будут спрашивать: зачем понадобились такие достаточно рисковые стилистические эксперименты в романе, и словесные, и семантические, и метафизические вольности?…

А.П. … А что, этого требовательного читателя не смущает, что до 1991 года они жили в советской стране с тяжёлыми ракетами, с жёстким контролем над бандитами, с тихими, освещёнными огнями переулками московскими, ив самой большой в мире сверхдержаве. А сейчас живут в каком-то гнилом обломке, где на улице мочат каждый день людей, и стреляют из автоматов, где кумиром стал не человек, а мерза-вец с толстым брюхом и бриллиантовым перстнем на руке, какой-нибудь банкир или корпоративный монстр непонятного происхождения. Или как только посмотришь на телевидение, на тебя начинают оттуда харкать, плеваться, глумиться. Ты видишь детскую порнографию на страницах легальных журналов. Это его не смущает?…»

25 августа 1991 г. М.С. Горбачёв сложил с себя полномочия Генерального секретаря ЦК КПСС, и призвал ЦК КПСС «принять трудное, но честное решение о самороспуске». С 22 августа и до 6 ноября прекратят существование компартии всех союзных республик…

Сентября. Япония. Токио.

Состоялся симпозиум ЛДП Японии с присутствием министра иностранных дел. Перед Японией предстал исторический шанс решить проблему «северных террито-рий» – Курильских островов (Кунашира, Шикотана, Итурупа и Хабомаи)до конца текущего года. При этом опираться на поддержку японских требований со стороны Великобритании и США. В нынешнем своём состоянии Советский Союз не сможет двигаться без помощи Японии. Без решения территориальной проблемы не может быть и речи о новых советско-японских отношениях. В апреле японцы пытались торговаться с Горби, теперь рассчитывают, что Ельцин на пике своей славы сможет решить вопрос без ущерба для себя.

Сентябрь. Грузия.

После подавления ГКЧП, в Грузии президент З. Гамсахурдиа установил жёсткое подавление любой оппозиции, закрыл мало-мальски «супротивные» газеты, посадил в тюрьму наиболее последовательных противников своего режима. Но заявления президента странны:

«Приблизился момент признания Грузии целым рядом стран, и в ближайшие дни это произойдёт. С этим никак не может смириться Кремль и при помощи своих агентов пытается создать в Грузии дестабилизацию, тем самым расстроив признание нашей республики».

«Огонёк»: интервью Председателя Верховного Совета Республики Грузия Зви-ада Гамсахурдиа.

Родился в 1939 г. в семье Константина Гамсахурдиа – писателя («Десница вели-кого мастера», «Давид Строитель»). Окончил факультет запа