Из романа А. Проханова «Последний солдат империи».

/От редактора книги Т.А. Лашиной.

Я не очень-то верю художественно-публицистическому осмыслению событий, поскольку интуиция подсказывает: суть характеров персонажей обрисована верно, но не документально. Меня смущает очень широкая недосказанность событий в Форосе. Судя по всему, эта смутность и была уловлена населением – что-то здесь нечисто!/

«…В загородной резиденции Ново-Огарёво проходила тайная встреча двух пре-зидентов, – «Первого» и «Второго». «Первый» только что прилетел из Фороса. Был встречен у трапа восторженными поклонниками и помощниками. Окружён журна-листами, перед которыми, в домашней рубахе «опашь», в спортивных брюках, измо-танный пленом, стоически перенесший угрозу физического истребления, преда-тельство вероломных соратников, не поддавшийся на угрозы, не поддавшийся на угрозы рисковавшей жизнью любимой жены, которую успел полюбить народ, – перед телекамерами, прямо у трапа, он сдержанно рассказывал ужасающие подроб-ности своего пленения, успокаивал публику, отдавал должное мужеству «Второго» Президента, сохранившего верность демократии и Конституции. Не заезжая домой, срочно направился в главную резиденцию, где поджидал его «Второй». Мчался, при-хватив с собой неразлучного морского офицера с «ядерным чемоданчиком», симво-лом президентского могущества. 

Круглоголовый, загорелый, с малиновым пятном на лбу, оправдывая данную не-доброжелателями кличку «Меченый», он бегал глазами по светлой нарядной гости-ной, лишь мельком взглядывая на «второго», тяжеловесно плюхнувшегося на узор-ный диванчик. Рядом, на изящном столике, стояла початая бутылка коньяка, хрус-тальные фужеры, один из которых был налит до половины, блюдо с маленькими бутербродами, – красная и чёрная икра, балык, сервелат, – дежурный набор для пред-ставительских встреч. Тут же лежал лист мелованной бумаги и дорогая авторучка с золочёным пером. «Второй», набрякший, угрюмый, и впрямь «Истукан», не переби-вал льющуюся, журчащую, словно плоский прозрачный ручей, речь «Меченого».

– Хочу тебя поблагодарить за твёрдость, мужество, верность договорённостям. Представляю, что ты испытал в эти дни. Твоя речь на танке была просто велико-лепна. Она сравнима с моим заявлением в Рейкьявике. Поверь, я сделал всё воз-можное, чтобы снизить риски. Из Фороса я управлял этими болванами из ГКЧП. Был на постоянной связи с президентом Америки. Европа была уведомлена о наших пла-нах. Ты мог ожидать штурма, мог пережить ужасные минуты, но знай, я контро-лировал процесс, не допустил штурма…

«Меченый» упивался своей ролью интеллектуала и тонкого стратега, чей замы-сел оказался хитрее примитивной интриги допотопных государственников, которых он водил на блесне, покуда их не вычерпал сачок рыбака. «Истукан» был зависим от его мировых связей, беспомощен без его высоколобых советников. Сыграл свою бру-тальную роль, устранив опасный клубок консерваторов, и теперь, как свирепый набо-давшийся бык, не знал, что делать.

Его следовало усыпить, обольстить, и «Меченый», искусный ритор, обольщал сидящего перед ним тугодума.

– Наши прежние конфликты – все в прошлом. В чём-то я был не прав, в чём-то ты. Но я никогда не сомневался, что ты человек чести, твои побуждения продик-тованы этикой и заботой о моральных ценностях. Я получил твоё письмо, и оно про-извело на меня огромное впечатление. Я рассказал о нём американскому президенту, и он был глубоко тронут. Пусть те, кто не понимает нас, русских, утверждают ба-нальные истины вроде той, что, дескать, в политике нет ни друзей, ни врагов, а толь-ко интересы. Быть может, это справедливо для англосаксов или германцев, но мы, русские, понимаем смысл дружбы. Это осталось в нас от общины, быть может, быть может, от первобытных родовых отношений. Теперь нам с тобой предстоит огромная совместная работа по завершению начатой в стране перестройки…

«Меченый» играл понятиями, гипнотизируя «Истукана» своей эрудицией, зна-нием политических тонкостей, пленяя душевной доверчивостью. Его фразы, как раз-ноцветные целлулоидные шарики, летали перед глазами быка, и тот в глазницах водил тяжёлыми яблоками, засыпая от этих бесконечных мельканий.

– Полагаю, нам нужно обсудить план неотложных дел. Уже сегодня, сейчас, не-обходимо назначить проверенных лиц на силовые министерства, оголённые преда-телями. У меня есть мои соображения, но готов выслушать твои советы и рекомен-дации. Затем мы должны наказать изменников, строго и беспощадно, чтобы их при-таившиеся сторонники в партии, армии и промышленности сидели, набрав в рот воды. Мы должны немедленно собрать в Москве упрямого хохла, брюзгливого белоруса, хитрого казаха и заносчивого узбека, чтобы заключить, наконец, Союзный договор, который нам с тобой развяжет руки. «Не властвовать, но влиять» – вот мой принцип, о котором я тебе говорил. Прибалты, конечно, уйдут, тут ничего не поде-лать. Такова воля Америки. Но при умной политике они станут проводником наших интересов в Европе. Я как-нибудь поделюсь с тобой соображениями на этот счёт, которые пришли мне на ум в Форосе…

«Меченый» после перенесённых тревог, после чудесной встречи в аэропорту, после букетов, телекамер и восторженных лиц чувствовал себя прекрасно. Вся отвра-тительная, грязная работа, сомнительная с точки зрения европейского парламента-ризма, была проделана «Истуканом». Как мусорщик, он очистил Москву, прогрохо-тав по столице мусоровозами. Теперь от него пахло отбросами, с ним было неприят-но общаться. Но следовало утолить его свирепое честолюбие, усыпить бдительность и постепенно, пользуясь методами публичной политики, показать народу, сколь он необаятелен, неумён, косноязычен. Не идёт ни в какое сравнение с ним, прекрасным оратором, умницей, любимцем просвещённого мира.

– И последнее, прежде чем ты начнёшь говорить. Через несколько дней я должен буду улететь в Европу и Америку. Дать разъяснения нашим друзьям. Заверить их в необратимости перестройки. Договориться о кредитах. Наметить пути дальнейшего разоружения. Предстоит очень важная встреча с Папой Римским. Ты оставайся на хозяйстве. Ты авторитетен в народе. Можешь говорить от имени нас обоих. Люди должны понять – залогом их благополучия является наш союз, наша дружба. Поэ-тому, я полагаю, завтра же нам следует провести совместную пресс-конференцию…    

Он удовлетворённо умолк, поглядывая на аппетитные бутербродики, на хрус-тальные фужеры, один из которых был наполнен коньяком. Сейчас он наполнит вто-рой, и они выпьют за братский союз. «Меченый» потянулся к бутылке, переводя взгляд на собеседника, и обомлел. «Истукан» бурачного цвета от бешенства, вытяги-вал ему навстречу кукиш, и огромный набрякший кулак был лиловый, словно заду-шенный, перевитый пуповиной младенец.

– А это не хочешь!… – он приблизил кукиш к носу «Меченого», и тому показа-лось, что кулак пахнет тухлятиной. – Ты дурак!… Педераст!… Ты – никто!… У тебя больше нет ничего!… Даже этот бокал не твой!… Слышишь меня, дурак набитый!… – «Истукан» орал, выпучивая глаза, выворачивая мокрые губы, и слюна летела в отшатнувшееся лицо «Меченого».

– Не понимаю… – лепетал он. – Что ты хочешь сказать?…

– Ты уйдёшь со всех постов!… Добровольно!… У тебя больше нет власти!… Силовые министерства я замкнул на себя!… С Америкой я договорился сам, и они тебя больше не примут!… Через два дня я запрещу компартию!… Через три месяца распущу Союз!… Ты будешь президент кислых щей…»

Декабря 1991 г. в Беловежской пуще три государственных преступника: Ельцин, Кравчук и Шушкевич «строИли», подписав договор о Союзе Независи-мых Государств (СНГ).

Налитый счастьем до краёв, ЕБН тут же позвонил своему передаточному звену – президенту США Бушу, – можете доложить своим хозяевам, что их заказ выполнен, Советского Союза больше нет!!!

Сам Ельцин ещё был нужен хозяевам из тени, поэтому его обязанность – бол-тать, разрушать, принимать на работу пособников, а вот его подельников Кравчука и Шушкевича скоро выкинут на свалку. Правда, позволив им ещё долго просиживать штаны в своих парламентах.