Еще более серьезная проблема

 

Итак, мы бросили первый взгляд на наши глобальные цели. Если говорить о сроках их достижения, все перечисленное на предыдущих страницах (а также многое другое, что мы обсудим позже) должно быть достигнуто в течение 25 лет, причем серьезные перемены возможны уже в течение следующего десятилетия. Конечно, теперь, когда мы определились с целями и расписанием, нужно решить еще одну проблему: все эти цели кажутся не очень-то реальными. Покончить со всеми бедами человечества к 2040 году? Вы что, серьезно? Именно об этом мы и поговорим в следующих нескольких главах.

Части 2, 3 и 5 нашей книги посвящены технологиям, которые помогут произвести нужные сдвиги; часть 4 исследует три силы, которые сообща смогут обеспечить изобилие; и, наконец, в части 6 пойдет речь о способах ускорить этот процесс и направлять его. А в оставшихся главах части 1 мы как раз и обсудим причины, по которым многие из нас, услышав разговоры о грядущем изобилии, просто не могут поверить в то, что оно возможно.

Этих причин немало. Кое-кто считает, что человечество сейчас находится в ужасной яме, полной болезней, голода и войн, и эта яма слишком глубока, чтобы мы могли выбраться из нее. Другие решат, что временные рамки, которые мы обозначили, слишком узки, и никакие перспективы технического прогресса в ближайшие несколько десятилетий не смогут развеять их скепсис. Есть люди, которые чувствуют, что ситуация только ухудшается: богатые становятся еще богаче, бедные – еще беднее, в то время как список мировых проблем (пандемии, терроризм, эскалация региональных конфликтов) все растет и растет. Все это небезосновательные опасения, и мы подробно обсудим их в следующих главах. Но прежде всего нам нужно лучше понять, в чем корни этого скепсиса и почему именно подобная реакция – неспособность человека увидеть изменения к лучшему в море плохих новостей – может стать основным камнем преткновения на пути к изобилию.

 

 

Глава 3

Увидеть лес за деревьями

 

Даниэль Канеман

 

Изобилие – это большая перспектива, втиснутая в узкие временные рамки. Следующие 25 лет могут изменить мир, но это не произойдет само по себе. Нам предстоит столкнуться с множеством проблем, и не все они будут технологическими. Не менее важно преодолеть психологические блоки: скепсис, пессимизм и все остальные подпорки современного мышления, которые не дают нам поверить в возможность изобилия. Чтобы этого достичь, нужно понимать, как мозг формирует наши представления, а наши представления формируют нашу реальность. И, наверное, лучше всего в решении этой задачи нам поможет лауреат Нобелевской премии по экономике Даниэль Канеман.

Канеман – еврей, родившийся в Тель-Авиве в 1934 году, но проведший детство в оккупированном нацистами Париже. Однажды в 1942-м он заигрался дома у своего приятеля – мальчика из христианской семьи, потерял счет времени и прозевал начало комендантского часа, объявленного нацистами с шести вечера. Поняв, что дело плохо, Даниэль вывернул наизнанку свитер, чтобы скрыть звезду Давида, которую евреев заставляли носить на одежде, и направился домой. Однако не успел он пройти и двух кварталов по обезлюдевшим улицам, как буквально налетел на идущего навстречу офицера СС. Разминувшись с немцем, Даниэль поспешил дальше, пока офицер не заметил звезду, но эсэсовец все равно его остановил. Однако, вместо того чтобы арестовать мальчика, немец, как вспоминает Канеман в своей нобелевской лекции, крепко обнял Даниэля:

 

…Он очень эмоционально что-то говорил по-немецки. Выпустив меня из объятий, он открыл бумажник, показал мне фотографию какого-то мальчика и дал мне денег. И я отправился домой, лишний раз убедившись в том, как права моя мама: люди бесконечно сложны и интересны.[83]

 

Канеман никогда не забывал об этой встрече. Его семья выжила в оккупации и впоследствии репатриировалась в Израиль, где интерес Даниэля к человеческому поведению обернулся ученой степенью по психологии. После окончания Еврейского университета в Иерусалиме в 1954 году Канеман был призван на службу в Армию обороны Израиля. Поскольку у него было психологическое образование, ему предложили, чтобы он занялся оценкой кандидатов на курсы офицерской подготовки. Канеман согласился – и с этого момента наука о человеческом поведении изменилась навсегда.

Израильтяне разработали весьма наглядный тест для потенциальных офицеров. Кандидатов собирали в маленькие группы, одевали в форму без знаков различия и давали сложное задание – например, поднять лежащий на земле телефонный столб и передать его через двухметровую стену таким образом, чтобы столб не коснулся ни земли, ни стены. «Мы считали, – пишет Канеман, – что в такой стрессовой ситуации истинная натура солдат себя проявит, и мы сможем определить, кто из них станет хорошим лидером, а кто нет».

Но тест не работал. Канеман вспоминает:

 

Проблема заключалась в том, что мы ничего не могли определить. Каждый месяц или около того у нас был «день статистики», когда мы получали отзывы из офицерской школы, по которым можно было судить, насколько точны оказались наши психологические оценки кандидатов. И всегда повторялось одно и то же: наша способность предсказать, насколько хорошо кандидат будет проходить обучение, никуда не годилась. Но на следующий день прибывала очередная группа кандидатов, которую мы отводили на поле с препятствиями, ставили перед нашей стеной и наблюдали за тем, как раскрывались их истинные натуры. Я был настолько впечатлен полным отсутствием связи между статистическими данными и убедительностью ощущения, что я все понимаю правильно, что придумал для этого явления специальный термин «иллюзорная валидность» (illusion of validity).[84]

 

Канеман описывает иллюзорную валидность как «чувство, что вы понимаете кого-то и можете предсказать его поведение», но позже это определение расширилось: «склонность человека рассматривать его собственные убеждения как реальность». Израильтяне были уверены, что тест с телефонным столбом поможет выявить истинный характер солдат, поэтому продолжали его использовать, невзирая на факт, что никакой корреляции между результатами теста и дальнейшей учебой на самом деле не существовало. Поиски ответа на вопрос о том, что именно породило эту иллюзию и почему люди так поддавались ее чарам, и стали предметом дальнейших исследований Канемана, полувековой одиссеей, которая навсегда изменила наши представления о том, как мы думаем. В том числе и как мы думаем об изобилии.

 

Когнитивные искажения

 

Одна из причин, по которым идею изобилия до сих пор так сложно принять, заключается в том, что мы живем в чрезвычайно неопределенном мире, а принятие решений в условиях неопределенности никогда не было простой задачей. Будь мир идеально рационален, мы могли бы каждый раз, когда нам предстоит сделать выбор, оценивать вероятность и полезность всех возможных последствий, а затем комбинировать их таким образом, чтобы принять оптимальное решение. Однако мы редко располагаем сразу всеми фактами, необходимыми для принятия правильного решения, и поэтому просто не можем предвидеть абсолютно все последствия. И даже если бы у нас были все нужные факты, мы не обладаем ни достаточной гибкостью темпоральной памяти, ни неврологическими способностями анализировать подобные объемы информации. По большей части наши решения основываются на ограниченной, часто ненадежной информации; к тому же на них влияют как внутренние ограничения (способность мозга обрабатывать информацию), так и внешние (временные рамки, в которых нам приходится принимать решения). Поэтому мы разработали подсознательную стратегию, помогающую решать проблемы в подобных ситуациях: мы полагаемся на эвристику, то есть совокупность приемов и эмпирических правил, которые позволяют нам упростить процесс принятия решений. Эвристическое поведение может проявляться в самых разных областях. В обучении визуальному восприятию мы используем видимость как способ оценить расстояние до объекта (чем более ясно мы видим предмет, тем он, вероятно, ближе к нам). В области социальной психологии мы эвристически оцениваем степень вероятности – например, вероятность того, что тот или иной голливудский актер нюхает кокаин. В поисках ответа на этот вопрос мозг первым делом обращается к своей «базе данных», в которой содержится информация обо всех известных ему скандалах с наркотиками в Голливуде. Это называется эвристикой доступности (то есть насколько доступны примеры для сравнения), и легкость доступа к той или иной информации становится существенным фактором в нашем суждении.

Как правило, эвристическое поведение – это совсем не плохо. Эвристика – эволюционное решение вечной проблемы ограниченности ментальных ресурсов. И в этом смысле она на протяжении уже очень длительного времени неоднократно помогала нам принимать наилучшие решения. Однако Канеман обнаружил, что есть определенные ситуации, в которых опора на эвристику приводит к тому, что он называет «серьезными и систематическими ошибками».

Возьмем, к примеру, видимость. В большинстве случаев эвристическая опора на этот критерий идеально работает для оценки расстояния от точки А до точки Б; однако в условиях плохой видимости, когда все контуры размыты, мы обнаруживаем склонность к преувеличению расстояния. То же самое происходит в обратном случае. Когда видимость хорошая и все предметы видны четко, мы делаем ошибку в другую сторону. «Таким образом, – пишут Канеман и психолог Еврейского университета Амос Тверски в своей работе 1974 года Judgment Under Uncertainty: Heuristics and Biases [85], – ориентация на видимость как показатель расстояния ведет к распространенному искажению».[86]

Наши распространенные искажения получили название когнитивных искажений, которые определяются как «паттерны отклонений в суждениях, которые происходят в определенных ситуациях». Исследователи составили довольно длинный список этих искажений, и весьма многие из них оказывают прямое влияние на нашу способность верить в возможность изобилия. Например, предвзятость подтверждения (confirmation bias) – это склонность подбирать или интерпретировать информацию таким образом, чтобы она подтверждала заранее составленное мнение, что часто ограничивает нашу способность воспринимать новую информацию и менять устоявшиеся (неправильные) взгляды. Это означает, в частности, что если вы сторонник гипотезы «Яма, в которой мы сидим, слишком глубока, чтобы из нее выбраться» (а следовательно, изобилие недостижимо), то любую информацию, которая подтверждает гипотезу, вы запомните, а факты, доказывающие противоположное, даже не будут зафиксированы сознанием.

Отличный пример – так называемые «смертельные комиссии» (death panels), о которых говорила Сара Пэйлин[87]. В свое время слухи об этих «комиссиях» распространялись словно лесной пожар, несмотря на то что все авторитетные источники эту информацию опровергали. Газета The New York Times была озадачена:

 

В последние недели словно ниоткуда появились упорные, хотя и ложные слухи о том, что предложения по здравоохранению президента Обамы содержат идею о спонсируемых правительством «смертельных комиссиях», которые будут решать, кто из пациентов достоин того, чтобы жить.[88]

 

Это «ниоткуда» на самом деле демонстрирует предвзятость подтверждения. Правые республиканцы и так уже испытывали недоверие к Обаме, поэтому остались глухи ко всем веским опровержениям слухов о «смертельных комиссиях».

Предвзятость подтверждения – далеко не единственное когнитивное искажение, с которым приходится бороться концепции изобилия. Существует еще негативное смещение (negativity bias) – склонность придавать больший вес негативным информации и опыту, нежели позитивным. Безусловно, подобная предвзятость тоже не помогает в нашей ситуации. И есть еще якорение (anchoring): склонность слишком полагаться на неполную информацию при принятии решений. Канеман говорит:

 

Когда люди верят в то, что мир разваливается на части, это зачастую проблема якорения. В конце XIX века Лондон стал почти невыносимым для проживания из-за гор конского навоза. Люди ужасно паниковали. Из-за якорения они не могли представить себе никаких альтернативных решений этой проблемы. Никто и помыслить не мог, что скоро появятся автомобили – и придется тревожиться о загрязнении воздуха, а не о грязи на улицах.[89]

 

Еще сильнее усложняет ситуацию тот факт, что наши когнитивные искажения часто работают в тандеме. Стоит заявить, что, несмотря на ситуацию с климатом, мир все же становится лучше, как вас – спасибо негативному смещению! – тут же назовут сумасшедшим. Но мы также страдаем от эффекта группового давления (bandwagon effect) – склонности верить в то или делать то, во что верят и что делают другие. Поэтому, даже если вы подозреваете, что основания для оптимизма и правда имеются, эти два искажения вместе заставят вас усомниться в собственном мнении.

В последние годы ученые обнаружили еще более заметные паттерны в системе наших когнитивных искажений. Один из них часто описывается как наша «психологическая иммунная система». Если вы убеждены, что ваша жизнь безнадежна, какой смысл барахтаться? Чтобы оградить себя от подобных суждений, мы и построили психологическую иммунную систему:[90] набор искажений, которые поддерживают в нас нелепую самоуверенность. Сотни исследований демонстрируют, что мы постоянно переоцениваем свою привлекательность, свой ум, свои деловые качества и шансы на успех (идет ли речь о выигрыше в лотерею или о продвижении по службе), а также шансы на то, что нам удастся избежать всяческих бед, будь то банкротство или злокачественная опухоль. Мы преувеличиваем собственное влияние на события окружающего мира и на других людей и уверены в превосходстве социальной группы, к которой сами принадлежим (подобное искажение известно как «эффект озера Вобегон»[91]).

Но есть у этого эффекта и обратная сторона: сильно переоценивая себя, мы в то же время серьезно недооцениваем весь мир. Человеческие существа по сути своей локальные оптимисты и глобальные пессимисты, и это представляет собой еще бóльшую проблему для концепции изобилия. Соратник Канемана и Тверски, психолог из Корнелльского университета Томас Гилович считает, что проблема здесь двоякая.[92] Во-первых, как показывает явление якорения, существует прямая связь между воображением и восприятием. Во-вторых, мы одержимы контролем и склонны испытывать значительно больший оптимизм по поводу вещей, которые можем контролировать:

 

Если я спрошу у вас, что вы можете сделать, чтобы получить лучшую оценку по математике, – вы предположите, что вам следует начать заниматься усерднее, меньше развлекаться и, возможно, пригласить репетитора. Эту ситуацию вы можете контролировать, и поэтому ваша психологическая иммунная система придает вам чрезмерную уверенность в себе. Но если я спрошу у вас, что вы можете сделать, чтобы решить проблему голода во всем мире, все, что вы сможете вызвать в воображении, – это толпы голодающих детей. Здесь нет никакого ощущения контроля, никакой уверенности в себе, и эти голодающие дети становятся вашим якорем, который вытесняет из вашего сознания любые возможности.

 

Одна из этих «любых возможностей» заключается в том, что на самом-то деле мы умеем в определенной степени контролировать глобальный голод. Как мы увидим в следующих главах, в результате экспоненциального развития технологий маленькие группы теперь обладают возможностями делать то, что раньше способны были делать только правительства – включая борьбу с глобальным голодом. Но прежде чем мы доберемся до этого, нам надо по-настоящему оценить все психологические преграды на пути подобного прогресса. Поэтому мы сначала должны осознать, как устройство нашего мозга и его эволюционная история сообща делают из нас пессимистов.