Зафронтовой группы войск– генерал-майор Семен Васильевич Борзилов (48 лет)

Две недели мы снова медленно отступаем на восток. Если преследующие нас немцы начинают наглеть, мы устраиваем им засаду, крепко даем им по морде, после чего продолжаем отступление. Наша задача при этом двояка. С одной стороны, нам необходимо выиграть время и как можно сильнее замедлить продвижение врага вглубь советской территории, с другой стороны, мы должны заставить противника нести большие потери, чем мы несем сами, а самое главное – не дать себя окружить. С учетом огромного численного превосходства противника, последнее не так просто, и потому мы вынуждены медленно отступать, внимательно наблюдая за тем, чтобы нас не обошли по флангам.

С другой стороны, нельзя сравнить нынешнее немецкое наступление с тем, что было три недели назад. Тогда они бодро и весело катили вперед на восток, а мы не успевали за ними следом на своих двоих, чтобы обогнать вражеский танковый клин и встать перед ним нерушимой стеной. А теперь немцы, как говорит Вуйкозар Пекоц, продвигаются вперед «медленно и печально». Стоило врагу начать торопиться, как мы тут же преподносим ему неприятный сюрприз, устраиваем засаду или производим разящую танковую контратаку. И плевать на немецкую противотанковую артиллерию. Ведь в ударном отряде у нас только «КВ» и «Т-34», а против них немецкие противотанковые пушки не очень-то эффективны даже с коротких дистанций, что позволяет при необходимости давить вражеские батареи гусеницами.

И хоть отступать по родной земле не особо приятно, я понимаю, что мы делаем это так, как надо нам, а не так, как хочется немцам. Собственно, не очень-то они и способны нам досадить, ведь подвижные соединения в составе преследующей нас армии просто отсутствуют. По крайней мере, так было до самого последнего времени. Вчера же с юга к Слуцку начали подходить авангарды 48-го моторизованного корпуса, перебрасываемого к нам в Белоруссию из состава группы армий «Юг». Как уж они там продрались через непролазное, несмотря на дороги, Полесье и не оставили половину танков в болотах – это Бог весть. Действительно – сумрачные германские гении. Главное, что они здесь специально для того, чтобы достать и уничтожить нашу зафронтовую армейскую группу, а значит, придется дать им по сусалами и немного научить вежливости.

С одной стороны, это плохо: нам новая головная боль, а с другой стороны, появление здесь целого моторизованного корпуса, снятого с другого участка фронта, это лучше некуда, потому что враг признал наши заслуги и перебросил против нас дополнительные силы, без которых его наступление на Украине изрядно застопорится. Видимо, сильно мы обидели Гитлера, раз он пошел на такие меры. С другой стороны, там, на юге, бойцы Империи в наземных схватках не участвуют, а значит, немцам значительно легче дурить головы нашему брату командиру. Правда, Вуйкозар Пекоц считает иначе. С своей имперской колокольни он думает, что здесь, в центре фронта, нашими усилиями у германцев образовался солидный провал, и они боятся, что их наступление не только запоздает, но и вообще не достигнет цели. И именно поэтому они перебрасывают сюда, в Белоруссию, на направление главного удара, дополнительные силы со всех второстепенных участков фронта. И вообще – кому как не нам учить образцовой вежливости разного рода обормотов, охотников до чужих земель, желающих поработить наш народ.

Товарищ Болдин поставил перед нашим сводным мотоброневым отрядом задачу на сутки задержать на южных подступах к Слуцку вражеский механизированный авангард. Ну что же, мы будем действовать, как всегда – засада с переходом в атаку, потом отскок и новая засада. Бог не выдаст, свинья не съест. Эти немцы тут новенькие и какое-то время для них будет удивительно абсолютно все. На этом-то мы их и поймаем. Не в первый раз. Если все пройдет как надо, то получится выиграть сутки, а то и двое, чтобы основные силы отбили очередную атаку вражеского авангарда и спокойно отошли бы в направлении Борбруйска.

Надеюсь, моя любезная Ария Таним не будет слишком сильно на меня обижаться, если я вдруг погибну в бою и не смогу, как обещал, жениться на ней и заделать парочку крикливых и смышленых детишек. Ведь это и мое желание тоже. Ведь не очень-то уютно жить и умирать, когда знаешь, что некому после тебя продолжить твой путь. Черкну-ка я ей письмецо, да попрошу Вуйкозара Пекоца отправить его с первой же оказией.

«Моя дорогая и ненаглядная Ария Таним, – напишу я ей, – среди грохота снарядов часто я вспоминаю вас, и это наполняет меня стремлением выжить, чтобы вновь увидеться с вами. Ведь я многого не успел сказать вам. И не только сказать, но и сделать. И сейчас в мечтах своих я исполняю все то, что обстоятельства не позволили мне совершить, разлучив нас таким неожиданным образом. Что ж, очень надеюсь, если судьба будет милостива к нам, все это воплотить…

Для начала я бы подарил вам букет прекрасных цветов, правда, не знаю, принято ли у вас такое и не сочтете ли вы за глупость этот жест моей глубокой и искренней симпатии к вам… Впрочем, я почти уверен, что не сочтете. Я хотел бы ухаживал за вами так, как это делают у нас. Хотел бы дарить вам нежность и внимание, обожание и любовь – все, чего вы заслуживаете.

Честно сказать, я немного робею перед вами, но это исключительно из-за того, что я испытываю к вам чувства. Удивительно, правда? – мы с вами из разных миров, но между нами сразу возникло что-то общее. Вы для меня – самая прекрасная, удивительная, сладостная женщина. Ваш образ всегда у меня перед глазами. Никогда я не забуду того вечера, когда мы с вами сидели на крыльце и вы так трепетно внимали стихам, которые я вам читал… Помните? Ведь именно тогда между нами что-то зародилось – что-то важное и большое. Я всегда с большим волнением вспоминаю этот момент.

Милая Ария! К сожалению, я не поэт и не писатель, чтобы суметь достоверно передать вам все то, что у меня в душе. Но хотя бы простыми словами я все же попытаюсь поведать вам об этом. Я чувствую даже на расстоянии, что и вы тоже думаете обо мне… Свет ваших глаз и ваша добрая улыбка греют меня издалека, защищают и благословляют. Я верю, что мы еще встретимся с вами. Сейчас, в разлуке, я еще острее осознал, как вы нужны мне. Нужны не просто как подруга или возлюбленная, а как близкий и родной человек, который всегда должен быть рядом со мной. Словом, дорогая Ария, я люблю вас… И это я знаю совершенно точно. Может быть, вы рассмеетесь, читая эти строки, но зато теперь вы знаете. Это не увлечение, это по-настоящему. Я пока еще не могу быть точно уверен, что вы ответите мне взаимностью, но все же надеюсь хотя бы на то, что вы будете благосклонны ко мне и пожелаете узнать меня лучше, прежде чем решиться на какой-либо серьезный шаг в отношении меня. Я не буду обещать сорвать для вас звезду с неба (ведь звезды эти не имеют для вас такого уж большого значения), но в одном могу заверить – я буду любить вас всегда, буду оберегать и поддерживать всяческим образом. Уверяю вас, что в моем лице вы найдете достойного спутника и верного друга…»

Вот примерно такой текст сложился у меня в голове. Я все повторял его, дополнял; и от этого на душе у меня становилось светло и радостно. Всякий раз я воображал себе лицо моей милой, ее улыбку и легкий румянец на смуглых щечках… Представлял, как она шевелит губами, поднося письмо поближе к лицу. И от этого я преисполнялся верой в то, что все закончится и я вернусь к своей красавице целым и невредимым, и обниму ее, и поцелую… Лишь бы нам обоим суметь дожить до того момента, когда мы победим и раздавим фашистскую гадину прямо в ее логове в Берлине. А то, что это обязательно случится я знаю совершенно точно. Ведь мы не можем не победить, а значит, все у нас будет хорошо.

* * *

Июля 1941 года, вечер

Южнее Слуцка, деревня Квасыничи

Командующий 48-м мотокорпусом генерал танковых войск Вернер Кемпф

Наконец-то мы пробились через страшные, как сама смерть, русские болота, где нам пытались помешать остатки разбитых русских частей – и только для того, чтобы угодить в ловушку, которую для нас подготовили русские тяжелые панцеры. Битва была жестока и кровава. В течение дня наш авангард несколько раз попадал в засаду, после которой следовала стремительная контратака, основной задачей которой было не дать нам отступить под прикрытие своей противотанковой артиллерии. Потом большевики отступали, но только для того, чтобы через какое время снова поймать нас в очередную засаду. Наши панцерманы назвали эти машины «призраками» или «зомби» – в основном за то, что сколько бы мы ни стреляли из своих пушек по этим будто бы перебинтованным машинам, им все это было как слону дробина. Наши снаряды или пролетают насквозь через их призрачные силуэты, или же попросту отскакивают от их брони, словно горох, выплюнутый из трубочки. Мне как-то хочется верить во второй вариант, потому что это, по крайней мере, понятно, и к тому же их снаряды, выпущенные в ответ, вполне исправно поражают наши панцеры, зажигая скорбные костры.

Вражеских машин, противодействовавших нашим авангардам, как я уже говорил, было совсем немного, но это были отборные тяжелые «Клим Ворошилов 1», за рычагами которых, судя по всему, сидели опытные экипажи. Это не те неумехи, которые нам попадались раньше, способные загубить даже такую великолепную машину. Нет, эти экипажи явно уже пробовали нашей крови и уже ловили в прицел германские панцеры, когда те движутся колонной, не подозревая ни о чем плохом. И в маневренном бою эти русские тоже оказались весьма хороши. Попадая под удар, наши панцеры просто не успевали отходить под защиту противотанковой артиллерии. И каждый раз от вражеских снарядов загорались несколько машин.

Из-за такой горячей встречи нам приходилось продвигаться вперед осторожно, прощупывая перед собой местность пешей разведкой и в случае необходимости обстреливая подозрительные места из гаубиц. Но это сильно замедляло продвижение вперед. Если раньше мы бежали бегом, то теперь пришлось ползти по-пластунски. Кстати, пешая разведка тоже не была панацеей. Несколько разведывательных групп исчезли бесследно, а подозрительные места, где мы ожидали засады, оказались пустышками, так что несколько сотен гаубичных снарядов были потрачены на прополку кустов. Русскими там и не пахло. Зато в других местах, указанных нам как безопасные, нас уже ждал полный набор с минными полями, артиллерийскими засадами и стремительными атаками, направленными на то, опрокинуть и уничтожить противостоящий отряд. Если русские устроили тут весь этот балаган, то это значит, что в городе есть нечто такое, что стоило бы взять.

Я не могу сказать, что мой корпус понес от подобных атак серьезные потери, но вся эта деятельность сильно замедляет наше продвижение, срывает выполнение задачи и загружает работой ремонтные батальоны, у которых и без того хлопот невпроворот. Если бы сейчас были лучшие времена, то я бы вызвал воздушную поддержку «штуками» из эскадры пикирующих бомбардировщиков, чтобы те атаками с пикирования расчистили нам дорогу. Но времена сейчас совсем не те. «Штуки», конечно, вызвать можно, но на этот зов все равно никто не прилетит. Проклятые «белые демоны» сожгли люфтваффе дотла, тем самым лишив нас воздушной поддержки. Это и есть реальность, данная нам в ощущениях – настолько же действительная, как и тот налет большевистских бомбардировщиков, который обрушился на части нашего корпуса при их переправе через Припять. Много немецких солдат утонуло тогда в водах этой русской реки или было убито.

Если бы у меня была возможность, я бы обязательно спросил у пришельцев, почему они воюют за этих бестолковых русских, а не за тех, кто по-настоящему достоин их уважения. Но они мне явно ничего не ответят, а впереди у нас такой путь, что чем дальше по нему идешь, тем страшнее становится. Мы несем потери, но при этом ни на шаг не приближаемся к конечной победе. Напротив, мы сейчас от нее дальше, чем были в начале похода. Да и как же нам быть иначе, ведь впереди – окончательное поражение, за которым последуют ад, беспросветная внешняя тьма и непрерываемый зубовный скрежет…

Часть 8