Июня 1941 года, около полудня

Береза-Картузская лагерь военнопленных

Лагерь советских военнопленных (9-й армейский сборно-пересыльный пункт) в Березе-Картузской размещался в старых казармах русской армии. В связи с тем, что в ближних окрестностях в ходе неудачных контрударов 23-24 июня были наголову разгромлены три стрелковых, две танковых и одна механизированная дивизия РККА, лагерь оказался переполненным. Даже немецкая администрация, офонаревшая от нечаянных успехов вермахта, не знала точно, сколько у нее тут народу. Конечно, немцы – нация пунктуальная, но когда оказавшихся безоружными из-за того, что у них кончились патроны, советских солдат тысячами сгоняют за колючую проволоку с вышками, оставшиеся еще от поляков, становится не до учета и контроля. Вот набьем как-нибудь в камеры (то есть в бывшие казарменные кубрики) по десять человек на одно место, а потом будем разбираться. [92]

Таким образом, к 30-му июня переполненные трехэтажные здания, по одним данным, содержали восемь тысяч пленных, по другим – десять тысяч, а по третьим – и все пятнадцать, притом, что при поляках на этой же площади содержалось не более одной тысячи заключенных. Большинство из этих людей, попавших в плен в первые дни войны, по предварительным планам германского командования должны были просто умереть, потому что в настоящий момент было просто не до них. В разгар военной кампании не имелось никакой возможности доставить этих недочеловеков туда, где их тяжелый и неквалифицированный труд будет оправдан с точки зрения экономики Рейха. Пока же от общей массы отделили тех, кто пожелал добровольно сотрудничать с Великой Германией, а от остальных меньшую часть распределили в виде рабочих рот вдоль линии дороги от Бреста до Барановичей, а про большую часть пока просто забыли. Умрут они от голода, ран и тесноты – значит, меньше хлопот, выживут – будем думать, что потом с ними делать.

Но у Ватилы Бе, каперанга Малинина, Малинче Евксины, а вслед за ними у генерала Болдина и маршала Шапошникова на этих людей появились свои планы, совершенно отличные от того, что по их поводу задумало германское командование. И инструмент для выполнения этих планов тоже имелся. И пусть администрация лагеря, встревоженная тем, что вчера вечером русский отряд захватил Ивацевичи, не надеясь на охраняющую лагерь пехотную роту, требовала поддержки и защиты у своего командования, в любом случае карающий удар прилетел оттуда, откуда его совсем не ждали, то есть сверху.

Среди бела дня, в полдень, прямо в зените над лагерем раздались несколько звонких хлопков. Не успели немецкие солдаты на вышках сказать: «шайзе!» и поднять глаза к небу, как три шаттла – один тяжелый штурмовой и два легких – на высоте половины человеческого роста зависли прямо над лагерным двором, и из их распахнутых люков вниз, в полный голос изрекая общеизвестные формулы русской обсценной лексики, стали спрыгивать бойцыцы штурмовой пехоты, егеря и командиры из особой группы генерала Степанова, вооруженные трофейными «МП-40» и отечественными «ППД». Изрыгаемые при этом крепкие выражения имели двоякий смысл. Во-первых – они добавляли сил десантирующимся бойцам и бойцыцам, а во-вторых – говорили запертым в камеры военнопленным о том, что им на выручку идут свои, потому что больше никто не владеет в таком объеме богатым словарным запасом командно-матерной версии русского языка.

Еще до начала десантирования носовые поворотные турели шаттлов (по три четвертьсекундных импульса в очереди) одну за другой принялись выжигать деревянные пулеметные вышки, видимые с территории лагерного двора – те вспыхивали вместе с живой визжащей начинкой, будто склеенные из спичек. Далее события раскручивались со скоростью сорвавшейся со стопора часовой пружины. Учить бойцыц штурмовой пехоты скоротечным операциям – это их только портить. Они лучше прочих знают, что положено делать в подобных случаях. Во славу Империи, за Родину, за Сталина – в атаку, ура!

Хорошо еще, что советские пленные находились внутри казарменных корпусов, а не кучей прямо на плацу, как это делалось позже, когда количество пленных стало превышать все разумные количества, как, например, это было с так называемой «Уманской ямой», образовавшейся после ликвидации немцами одноименного котла. Пленные, расположенные прямо на земле под открытым небом, мешали бы своим освободителям, создавая ненужную суматоху, и к тому же являлись бы совершенно ненужными мишенями для пулеметов немецкой охраны. Как оказалось, не все они были расположены на вышках. Несколько огневых точек обнаружились в чердачных слуховых окнах зданий.

Впрочем, немцам эти пулеметы помогли не особенно сильно, каждая ожившая огневая точка привлекала к себе огонь не менее чем десятка автоматических лазерных ружей, которые довольно метко пресекали все попытки сопротивления, кромсая на куски пулеметчиков вместе с их пулеметами. К тому же балки и лаги крыш казарм были сделаны из древесины, уложенной более сорока лет назад, и с тех пор не видели ни капли воды. Несмотря на жестяную кровлю, вспыхивала такая крыша будто политая бензином, и вскоре кровля на всех зданиях весело полыхала, делая невозможным нахождение там хоть кого-нибудь. Правда, к тому времени штурмовые группы уже проникли внутрь зданий, перебили всю охрану и приступили к эвакуации пленных. А на бывшем казарменном дворе пленных уже ждали их будущие командиры.

– Родина настолько нуждается в вас, парни, что она даже готова забыть о том, что вы вообще попадали в этот дурацкий плен. Тем более что вам здесь очень не понравилось. Но смотрите – если вы и на этот раз не оправдаете ее доверия, то будет вам в два раза хуже. С вами вообще никто не будет разговаривать, сразу будут ставить к стенке. А сейчас налево, направо, кругом и шагом марш.

Если построить десять тысяч бывших пленных и даже их вооружить (а оружия на эту ораву пока нет), то они еще не будут представлять собой дивизию, но можно считать, что первый шаг к ее формированию сделан. Теперь этой команде предстоит пеший марш в один переход до Ивацевичей. Кроме того, колонне пленных по пути еще надо завернуть на немецкий склад трофейного вооружения и слегка там прибарахлиться, чтобы не быть совсем уж беззащитными. Вооружение еще никогда и никому не было лишним, тем более что из Бреста уже выступили части прежде принимавшие участие в осаде и штурме Брестской крепости с задачей спасти то, что спасти уже невозможно. Из Бреста до Березы-Картузской пешим подразделениям трое суток ходу, из Пружан – двое. Пока немцы соберутся, бывшие пленные уже или уйдут в лесной массив, где их не достать, либо соединятся с крупным и хорошо вооруженным отрядом.

Один легкий шаттл опустился возле небольшого здания, находящегося за пределами ограды из колючей проволоки. И при поляках, и при немцах там помещалось лагерное начальство, контора, администрация и прочее. При поляках, правда, там еще жили семьи коменданта и других шишек, но немецкая администрация, до такого уровня жизненного комфорта еще не дошла. Егеря, штурмующие административное здание, вместо обычных лазерных ружей были вооружены ручными парализаторами. Некоторых деятелей лагерной администрации необходимо брать только живьем и им будет не избежать форсированного допроса с применением принудительного ментоскопирования. Схватка в узких коридорах была короткой… и бескровной.

Прикомандированные к егерскому взводу сотрудники ГУГБ НКВД (кто только не выходил из окружения в составе группы генерала Болдина) следовали чуть позади егерей, тщательно «упаковывая» парализованных офицеров и писарей. Представляете, сколько всего интересного можно узнать, подвергнув глубокой ментоскопии среднестатистического армейского писаря, к примеру, из штаба дивизии, или, как в данном случае, из администрации лагеря для военнопленных. Знают они зачастую больше самих господ офицеров, и в то же время при допросе и ментоскопировании оказывают намного меньшее сопротивление, потому что подсознательно считают себя в лишь свидетелями событий, а не обвиняемыми. Поэтому всех немцев, взятых в плен в административном корпусе, и захваченную документацию прямым рейсом малого шаттла вместе с чекистами отправили на «Полярный Лис». Пусть вместе с помощницами Ватилы Бе разбираются, где среди пленных были агнцы, а где козлища.

* * *

Июня 1941 года, около 14:00