Всадник, покидающий поле мертвых

 

Патриции говорили: "Нечего протягивать руки к чужим землям, прежде чем не будет освобождена родная страна от настоящих бедствий". Сципион смотрел на них невидящим взглядом. Сенаторы говорили: "Как можно вести войска в чужую страну, когда родную опустошает неприятель?" Сципион, казалось, не слышал их и лишь повторял, что, оказавшись в опасности, карфагенское правительство неминуемо призовет Ганнибала защищать родину. Так, из тела Италии будет выдавлен этот пунический яд, отравляющий ее вот уже более десяти лет.

Выбранный консулом, Сципион долго убеждал народ, что римляне не избавятся от Ганнибала, пока сами не нападут на его родной город и не заставят его прийти на защиту, покинув почти завоеванную страну. Сципион мечтал лишить Карфаген всех его африканских владений и превратить в скромный портовый городок, подобный мелким финикийским колониям. Тогда Карфаген не возродится.

Сципион настоял на своем, но… остался без армии. Ему запретили набирать солдат в Италии; пришлось рассчитывать лишь на добровольцев, да на ветеранов Каннского сражения, изгнанных из Рима и вот уже десять лет прозябавших на Сицилии: им запрещено было приезжать в Италию, пока там находится Ганнибал. Так Сципион с самого начала вынужден был бороться с властями Рима.

Экипажи кораблей тоже пришлось составлять из добровольцев. Многие союзные племена — умбры, сабины, марсы, пелигны и марруцины — дали флоту гребцов. Различные города Италии поделились хлебом, железом, холстиной для парусов, корабельным лесом, оружием и инструментами. В Сиракузах, откуда решено было выступить в поход, регулярно устраивались учебные морские сражения. Нападать же Сципион решил сперва на союзные с Карфагеном города. Под началом полководца находилось, по разным сведениям, от 12 до 35 тысяч солдат, 40 боевых кораблей и 400 грузовых судов.

…Туман в ту ночь был таким густым, что земли не было видно. Корабли бросили якорь, чтобы не врезаться в берег.

С рассветом римляне увидели мыс; близ него и высадились.

Отсюда им открывался путь на Утику, которую Сципион решил сделать своей опорной базой. Поблизости находились богатейшие области Карфагенской державы.

Никто не помешал высадке римлян. Вскоре в их лагерь приехал Масинисса; к тому времени он потерпел поражение в борьбе за власть над Нумидией и вел жизнь главаря разбойничьей шайки: спал на земле и скитался по степи, как дикий зверь. Лишь римляне могли сделать его царем Нумидии. Вместе с ним на сторону Сципиона перешла часть нумидийской конницы.

Появление римлян в Африке в 204 году до нашей эры ошеломило и правительство, и народ Карфагена. Поднялась паника: крестьяне бежали в города и угоняли скот. Ворота Карфагена немедленно заперли; на стенах выставили стражу. Власти все громче возмущались Ганнибалом: его армия который год воевала за морем, а здесь, лишенная страха, готовилась отпасть Нумидия. Ее враждовавшие прежде вожди — Масинисса и Сифакс — теперь объединились и перешли на сторону римлян. Чтобы разрушить этот союз, карфагенские власти выдали замуж за Сифакса Софонисбу — внучку Гисгона, полководца, павшего в дни мятежа наемников. Только так они сумели обеспечить верность Сифакса.

Все это время карфагенский флот бездействовал. Никто не перехватывал суда, подвозившие римлянам продовольствие. В Карфагене не хватало моряков, а корабли были в крайне плохом состоянии. По словам Аппиана, один из знатных карфагенян даже "купил до 5000 рабов, чтобы посадить их грести во флоте".

Не все ладилось и у Сципиона. Осада Утики затянулась. Тогда Сципион распорядился соединять попарно корабли, ставить на них башню и оттуда обстреливать город стрелами "в три локтя длиной" (Аппиан) и закидывать его защитников крупными камнями, что вызывало среди горожан много потерь. В ответ жители Утики делали вылазки и поджигали осадные машины, сбрасывали на римлян бревна и разбивали их корабли.

При появлении основных сил карфагенян — на выручку Утике шли Сифакс и его тесть, Гасдрубал, сын Гисгона, — римляне отступили в лагерь, устроенный на мысе, выступавшем далеко в море. Здесь было легко обороняться от превосходящих сил противника. По словам Цезаря, побывавшего здесь полтора века спустя, Сципион выбрал отличное место для лагеря: "Это был отвесный горный хребет… с обеих сторон очень крутой и труднодоступный". Карфагенская армия, подступившая к лагерю, была велика. Гасдрубал собрал 30 тысяч пехотинцев и 3 тысячи всадников, а Сифакс привел к нему 50 тысяч пехотинцев и 10 тысяч всадников.

Однако карфагеняне не пошли приступом на римлян, а окружили их и вступили в переговоры, длившиеся долго и безуспешно. Малочисленная римская армия страдала в эти зимние месяцы от отсутствия теплой одежды. Карфагеняне в отсутствие Ганнибала не решались на нее напасть. В ожидании битвы карфагенские солдаты жили в деревянных и тростниковых хижинах. Их расположение хорошо изучили послы, прибывавшие для переговоров, и сопровождавшие их воины, переодетые рабами. Наконец, в одну из весенних ночей возле хижин забегали люди. Это римские лазутчики подожгли лагерь карфагенян. Спасаясь от огня, солдаты выбегали за ограду лагеря, где их приканчивали римляне. Так, между огнем и мечом, нашли смерть тысячи воинов.

Ближайшие города стали сдаваться римлянам. Гасдрубал и Сифакс, позорно бежавшие в ночь пожара, набрали наспех еще одну армию, но и она была разбита, а большинство рекрутов разбежалось. Этот разгром заставил многих карфагенских олигархов заговорить о том, что надо заключить с римлянами мир. Власти уже повели переговоры о перемирии, но возмутился народ. Люди требовали вернуть из Италии Ганнибала. Пока он жив, ничто не грозит Карфагену. Он прогонит римлян из Африки. Правительство согласилось с этими требованиями. К стенам же Утики направили флот.

Собрав сто кораблей, Гамилькар, сын Гисгона, командующий морскими силами Карфагена, привел их в гавань в 10 милях от Утики. Корабли медленно плыли весь день, и римляне тщательно подготовились к отражению атаки. Сципион велел убрать назад, к берегу, все боеспособные корабли, а впереди "против принятого в морских битвах обыкновения" (Тит Ливий) выстроить в четыре ряда грузовые корабли. Так прямо в море выросла крепость. Тысяча солдат дожидалась в ней прибытия карфагенского флота; дротики и копья припасены ими были без счета. Фланги римского флота упирались в берега бухты, и карфагеняне не могли его окружить. Когда же они пошли в атаку, писал Тит Ливий, "началось нечто совершенно не похожее на морское сражение и скорее напоминало нападение кораблей на городские стены". После долгой борьбы карфагеняне зацепили железными крюками шесть десятков грузовых кораблей и доставили их в виде трофеев в столицу. Однако этим их успех и ограничился. Карфагеняне не сумели уничтожить римскую эскадру Война в Африке продолжалась.

Теперь условия диктовал Сципион. Он требовал, чтобы карфагеняне вывели войска из Италии, отказались от Испании, освободили все острова Средиземного моря, выдали флот, вернули пленных и перебежчиков и уплатили крупную контрибуцию. Последней надеждой Карфагена оставался Ганнибал. Вскоре предложение о мире было отвергнуто. Перепуганные власти потребовали от Ганнибала вернуться.

Как писал Тит Ливий, Ганнибал возвращался, "скрежеща от гнева зубами". С ним было 8 тысяч солдат — в основном наемники из Италии. Перед отъездом Ганнибал провел некоторое время в Кротоне — греческом городе, расположенном на восточном берегу Бруттия. Судьба этого города словно предвещала судьбу Карфагена. Когда-то Кротон процветал; это был один из крупнейших городов Великой Греции. Здесь находилась школа прославленного философа и математика Пифагора. Теперь Кротон умирал. В нем жило не более 20 тысяч человек, наследников давно померкшей славы. Мощное кольцо стен еще окружало Кротон, но многие дома в нем — иногда целые улицы! — уже пустовали. Мостовые поросли травой; колонны храмов растрескались; по вечерам мрачными тенями проносились летучие мыши. "Та же судьба ждет Карфаген", — думал, наверное, Ганнибал, понимая, что его италийский поход близится к концу.

Он покидал Италию, непобежденный и проигравший все. По словам Аппиана, Ганнибал сжег "четыреста городов и в одних битвах погубил 300 тысяч человек", но так и не нашел себе надежных союзников. В тех общинах, что покорялись Ганнибалу, менялась власть. Управление, финансы, суд переходили в руки неопытных выскочек. Вместо того, чтобы помогать Ганнибалу, они принимались сводить счеты со своими соседями. Часто общины оставались верны Риму только потому, что боялись нескончаемых междоусобиц, которые могла пресечь лишь верховная власть Рима.

Ни одна область целиком не перешла на сторону Ганнибала. Всюду у римлян оставались сторонники. Они угрожали пунийцам. Любые победы Ганнибала моментально превращались в поражения, стоило ему покинуть местность, где он победил. Вслед Ганнибалу туда проникали римские отряды. Когда он возвращался, они вновь отступали без боя. Рим вел войну на истощение. По словам историка, "твердая прежде почва превращалась под ногами Ганнибала в зыбучий песок". Еще Полибий, подводя итоги войны, отмечал, что "преимущества римлян состояли в неистощимости запасов и в численном перевесе их войска".

Тит Ливий, описывая отъезд Ганнибала, заставил его произнести речь, которая еще много веков будет кружить голову романтикам, мечтающим о лаврах великого полководца. Герой, преследуемый врагами и не понимаемый соотечественниками, сказал якобы следующее: "Теперь уже не обиняками, а явно отзывают меня те, кто уже давно побуждал меня покинуть Италию, не давая присылать подкрепления и деньги, так что победил Ганнибала не римский народ, столько раз битый и обращенный в бегство, но карфагенский совет недоброжелательством и завистью".

В переводе на поэтический язык эта речь могла бы звучать так: "Но продуман распорядок действий, и неотвратим конец пути. Я один, все тонет в фарисействе". Так и видишь, как со слезами на глазах прощается со страной своей мечты — Италией — тот, для кого "двуногих тварей миллионы" — всего лишь подручное средство, орудие в его политических целях.

Автор самой известной биографии Ганнибала на русском языке И. Ш. Кораблев (Шифман) писал: "Несправедливость этих обвинений очевидна: на протяжении всей войны в карфагенском совете господствовали сторонники Баркидов — противники мира, направлявшие все усилия государства на борьбу с Римом, прежде всего на поддержку самого Ганнибала".

Перед отъездом Ганнибал, замыкая цепь жестокостей, совершенных им на земле Италии, собрал своих союзников — италиков, воевавших с ним, а теперь остающихся на родине, — и велел всех их прирезать, "чтобы такие храбрые люди не оказались полезными для римлян" (Аппиан). По словам Тита Ливия, резня произошла в священном месте — в храме Юноны. Воистину, если бы у Ганнибала было больше войск, он не оставил бы в Римской республике ни одного человека, истребив всех. Одноглазый Ганнибал был гениальным полководцем и величайшим убийцей. "Наших же пленных бросал он во рвы и реки, проходил по ним, как по мостам, других же бросал под ноги слонам, иным же приказывал вступать в единоборство друг с другом, ставя братьев против братьев и отцов против сыновей", — обличал его подвиги Аппиан.

Сенаторы Рима стерли память о пребывании Ганнибала в Италии, объявив амнистию всем народам, которые перешли на его сторону. Прошлое было прощено. Жестоко наказали лишь тех, кто до конца был предан врагу: их изгоняли из родных городов или истребляли. В число изгоев попали жители Кампании и Бруттии.

Ганнибал уже не мог ничего изменить. Грандиозный замысел завоевать Италию потерпел неудачу. Борьба была бесполезна. Последний верный помощник и брат, Магон, во время возвращения домой умер от тяжелой раны, полученной в Лигурии. Все, что мог теперь сделать Ганнибал, — это разбить африканскую армию Сципиона, и тогда можно заключить мир, сохранив прежние границы страны.

Возвращение на родину началось с мрачного знамения. Когда показался берег Африки, Ганнибал велел матросу влезть на мачту и посмотреть, куда направлен нос корабля. На берегу виднелась разоренная гробница. Туда, на смерть, корабль вез Ганнибала и его солдат.

Все складывалось для него некстати: зависть знатных карфагенян, ненависть взбунтовавшихся нумидийцев, жажда мести римлян и даже немилость родной природы, помогавшей Сципиону — не Ганнибалу, который не был на родине более тридцати лет.

Решающее сражение состоялось 19 октября 202 года до нашей эры на равнине между городами Зама и Нарагарра в пяти днях пути от Карфагена. По преданию, Ганнибал перед началом сражения пытался вступить со Сципионом в переговоры, но успеха это не принесло (многие современные историки считают этот рассказ выдумкой). Великий воин смиренно говорил римскому консулу: "Надо же было судьбе допустить и такую насмешку, чтобы, взявшись за оружие в консульство твоего отца… я теперь, безоружным, пришел к его сыну просить мира… Чем я был при Тразимене и при Каннах, тем сейчас являешься ты… Всякому счастью, чем оно больше, тем менее следует верить… Мы не отказываемся признать вашим все, из-за чего началась война, Сицилию, Сардинию, Испанию и все острова, находящиеся между Африкой и Италией… Я, Ганнибал, прошу мира" (Тит Ливий). Сципион хотел большего, но добыть новых уступок можно было только мечом. "Вероятно, Ганнибал, — предположила Т. А. Бобровникова, — принял бы теперь любые условия. Но Карфаген никогда не пошел бы на это. Оставалось принять вызов".

Накануне сражения Сципион разместил свой лагерь на холмах. Карфагенянам пришлось остаться посреди равнины, лишенной воды. В их войске было 45 тысяч пехотинцев и 3 тысячи кавалеристов, но большую часть его составляли необученные рекруты. Особенно слаба была кавалерия — род войск, когда-то принесший Ганнибалу много побед. Готовясь к сражению, Ганнибал послал в римский лагерь лазутчиков; их поймали. Сципион велел провести их по лагерю, а потом отпустить к Ганнибалу. Пусть тот убедится, что Сципион, как никогда, уверен в своей победе.

Между тем воины Ганнибала начали страдать от жажды. Всю ночь они рыли колодцы, но находили в них лишь немного мутной воды. Заметив это, Сципион на рассвете направил войска в бой. Вместе с римлянами в атаку шла нумидийская конница под командованием царя Масиниссы, злейшего врага карфагенян. Выходя на бой, римляне помнили, что в случае поражения им некуда будет отступать, всюду их встретят враги. Тем решительнее они сражались под палящими лучами солнца.

Битва началась с того, что римляне сигналами труб и рожков напугали слонов и обратили их в бегство. Среди карфагенян вспыхнула паника; дрогнула и смешалась конница. Вслед за слонами, из облака пыли, уже показались римские всадники. Их было почти в два раза больше, чем карфагенских конников. Римляне и нумидийцы погнали с поля кавалерию Ганнибала. Рассеяв ее, они вернулись, чтобы нанести удар по "гвардии Ганнибала" — италийским ветеранам. Часть карфагенской армии была окружена, часть истреблена, хотя ветераны проявили удивительную стойкость. Они погибли, но не сдались. Finis Carthaginiensium!

В этом сражении Сципион показал себя примерным учеником Ганнибала; он победил карфагенянина за счет флангового обхвата — так, как чаще всего побеждал Ганнибал. Не случайно Сципион выбрал местом сражения равнину, где было особенно удобно проводить подобный маневр. Решающий удар, как и в дни побед Ганнибала, нанесла кавалерия.

 

Сраженным в битве нет

Последней дани погребенья:

Пустынный вран их трупы рвет,

И воют: мщенья! мщенья!

 

(В. А Жуковский)

 

По словам Аппиана, "на поле боя осталось 20 тысяч мертвых карфагенян" (Полибий говорил о 10 тысячах погибших), и не меньше 15 тысяч попало в плен. Римляне потеряли полторы тысячи человек убитыми. (Впрочем, историки считают эту цифру преуменьшенной.)

Сам Ганнибал вместе с одним всадником, которому больше всего доверял, бежал в Хадрумет, находившийся в двухстах километрах от поля битвы. Никаких резервов у него больше не было. Вплоть до ворот города его преследовал Масинисса, мечтавший взять великого полководца в плен.

Одержав победу, Сципион отослал в Рим огромную добычу: десять талантов золота, 2500 талантов серебра, слоновую кость и знатных пленников. Сам же, располагая 70 кораблями, попытался организовать морскую блокаду Карфагена, а затем вступил в переговоры с карфагенянами, запросившими мира. Тридцать самых знатных людей города пришли смиренно поклониться Сципиону. Капитуляция Карфагена была неизбежна, ведь у Республики не было больше войск. Двадцать лет без мира оставили державу без армии.

Сципион тоже спешил заключить мир, не дожидаясь осады Карфагена. Ему сообщали, что плодами его побед вот-вот воспользуются другие. Многие видные римляне хотели сместить его и возглавить армию, чтобы стать победителями давно побежденного Ганнибала. Сципион хорошо знал, сколько завистников готовилось вырвать у него венок триумфатора.

Сам Фабий Максим, давний его недоброжелатель, требовал срочно отозвать Сципиона. Все его экспедиции казались Фабию авантюрами, но каждая, как ни странно, приносила успех. Для пожилого политика, пережившего разгромные поражения Фламиния и Варрона, это было непостижимо. Сципион, прослывший в юности повесой, казался ему таким же бездарным выскочкой, которого спасают лишь случайности. "Опасно доверять удаче одного человека дела огромной важности — редко счастье улыбается одному и тому же" — так передал его слова Плутарх. Теперь уже Сципион был в том же положении, что и Ганнибал: воевал не только с вражеской армией, но и с собственным сенатом. Чтобы победить сенат, он прекратил войну с врагом.

Так закончилась античная мировая война, театрами которой стали Испания и Италия, Сицилия и Африка, Галлия и Греция. Вся средиземноморская Ойкумена была вовлечена в перипетии этой войны — войны, затеянной честолюбием и мстительностью одного человека. "Единственным виновником, душой всего, что претерпели и испытали обе стороны, римляне и карфагеняне, я почитаю Ганнибала", — писал Полибий.

Разрушения, понесенные Италией, были страшны. Погибли сотни тысяч мужчин, в основном молодых. Хозяйство было подорвано. Накопления, созданные трудом многих поколений, уничтожены. По стране бродили шайки разбойников и нищих.

Мир был подписан через год после битвы при Заме. Еще недавно Карфагенскую державу тревожили отдельные удары римлян, теперь ее кромсали пишущие приборы политиков, и методичные движения этих орудий были куда болезненнее ударов стрел и мечей. Вскоре политики не оставили камня на камне от Карфагенской державы. Горы Испании, скалы Корсики и города Сицилии — все заморские владения Карфагена — были отобраны ими. Из столицы большой державы Карфаген вновь превратился в полис.

Карфаген был лишен армии, флота, а также отряда боевых слонов. О численности утраченного флота ведутся споры. Так, по словам Тита Ливия, у карфагенян "всякого рода весельных кораблей было пятьсот" (комментаторы считают эту цифру завышенной). Все корабли Сципион распорядился вывести в море и сжечь на глазах у карфагенян. Громадный факел, взметнувшийся над морем, казалось, пророчил Карфагену новые беды. Так погиб могущественный флот Карфагенской державы. Недавним властителям морей были оставлены лишь жалкие 10 триер для береговой охраны. В течение полувека Республика должна была выплачивать Риму контрибуцию в десять тысяч талантов (примерно 300 миллионов долларов). Оккупационная армия Сципиона некоторое время должна была содержаться в Африке за счет карфагенской казны. После этой победы Римская республика стала самой могущественной державой Средиземноморья. Теперь она будет захватывать соседние царства одно за другим. А что же Карфаген? Его мощь была окончательно сломлена.

Особенно тяжело переживалась потеря флота. Море было источником богатств карфагенян. Из его далей они доставляли любые товары — невольников, драгоценные камни, олово, пряности, — а теперь у них отобрали все морские пути. Чтобы понять весь ужас положения, в котором оказался Карфаген, представьте себе, что современную Россию лишат ее нефтяных и газовых месторождений и оставят лишь какой-нибудь нефтеперерабатывающий завод. Что будет ждать страну? Карфаген ждало прозябание. Город чах, а соседи лишь дожидались возможности разграбить его. Больше всех прав на этот грабеж имел Рим, но вначале правителям Римской республики надо было подавить в карфагенянах всякую мысль о сопротивлении. Пока жив Ганнибал, покоя было не видать.

Уместно будет заметить, что в 1921 году, после поражения в Первой мировой войне, немецкий историк X. Шпетман опубликовал работу под заголовком "Гибель Карфагена — наша судьба?", где сравнивал условия Версальского мира с условиями капитуляции Карфагена в 201 году до нашей эры и, в частности, отмечал, что отказ Германии от подводных лодок сродни отказу карфагенян от боевых слонов.

Лишенный армии Карфаген даже в Африке мог воевать лишь с дозволения Рима, а за ее пределами не имел права вести войну. Карфаген фактически оказался под протекторатом Рима. Лишь одно даровал Сципион побежденным: свободу. Карфаген и его жители сохраняли свободу и могли жить по своим законам.

Нумидия объявлялась независимой под властью Масиниссы (царь Сифакс еще до прибытия Ганнибала был взят римлянами в плен). Его правление было блестящим. По словам Полибия, "он царствовал шестьдесят лет с лишним, обладая прекрасным здоровьем и дожив до глубокой старости". Нумидийское царство занимало восточную часть современного Алжира и объединило ряд североафриканских племен. Под властью Масиниссы оказалась часть африканских владений Карфагена.

В ближайшие десятилетия Масинисса не раз пользовался беззащитностью Карфагена. С молчаливого согласия Рима царь Нумидии отнимал у карфагенян одни владения за другими. Например, в 193 году до нашей эры, лишь только Ганнибал покинул Карфаген, Масинисса присвоил самую богатую область Карфагена — район Малого Сирта и заставил Лептис и другие карфагенские города платить дань Нумидии. Позднее он отнял у карфагенян город Туску и обширные поля близ реки Баград.

По словам Юстина, когда карфагеняне попытались судебным путем вернуть утраченные земли и обратились к римлянам, их оппоненты, нумидийцы, вспомнили легенду об основании Карфагена. У карфагенян нет никакого права на африканскую территорию; они получили во владение клочок земли. "Бирса — вот их исконное жилище; все, что за ее пределами, они захватили силой и несправедливостью". Третейским судьей был призван Сципион. По свидетельству Тита Ливия, он молча санкционировал захват карфагенской земли. Однако после суда, открыто признав правоту своего друга, Масиниссы, римский полководец наедине побеседовал с ним. Более при жизни Сципиона нумидийский царь не нападал на Карфаген.

…Римский сенат одобрил условия мира. В честь Сципиона был устроен триумф. Его удостоили титула "Африканский". "По завершении торжества римляне в течение многих дней устраивали блестящие игры на средства щедрого Сципиона" (Полибий).

Победа над Карфагеном разительно изменила Италию. Еще недавно это была деревенская страна. Даже римские сенаторы и консулы мало чем отличались от крестьян, проводя время в заботах о своих сельских владениях. Денег в казне было мало. Жизнь римлян отличалась простотой и незатейливостью. Теперь в Рим отовсюду стекались золото и серебро. У республики появились свои заморские колонии. Рим превращался в мировую державу.

 

ЗАМА — КАРФАГЕН — ДАЛЕЕ ВЕЗДЕ…

 

Виновник поражения не был по карфагенскому обычаю предан суду. Наоборот, его почитали как народного героя.

У Ганнибала было много врагов, но еще больше друзей.

Первые пытались привлечь его к суду за то, что он не сумел взять Рим, а огромную добычу, награбленную в Италию, раздавал солдатам. Вторые избрали его в 196 году до нашей эры на должность суффета. Его соправителем стал верный ему человек.

Тяготы долгой войны не только не сломили Ганнибала, но, наоборот, лишь закалили его. Под давлением Рима он был удален от военных дел. Тем энергичнее он взялся за дела политические и хозяйственные. После избрания на должность суффета Ганнибал первым делом объявил войну коррупции. Худой и строгий Ганнибал казался своим согражданам высшим судией. В молодости он мечтал после победы над Римом реформировать государственное устройство Карфагена, допустив к управлению страной ее граждан, как то принято в Греции и Риме. Теперь время реформ пришло.

Государство, проигравшее войну, нередко бывает потрясено до основ. Народ теряет всякое уважение к властям, не сумевшим защитить страну от унизительного поражения. В надежде на лучшее народ требует перемен. В такое время любые социальные противоречия крайне обостряются. В Карфагене после Второй Пунической войны как никогда остро ощущался разрыв между сказочно богатыми олигархами и подавляющим большинством населения, жившем теперь в нищете.

Ганнибал знал от своих греческих друзей, что в 227 году до нашей эры спартанский царь Клеомен III совершил государственный переворот, разогнав совет эфоров, которые пользовались в Спарте теми же правами, что и в Карфагене совет ста четырех. Подобную реформу задумал и сам Ганнибал. Помнил ли он о том, какая судьба ждала Клеомена? Несколько лет спустя тот умер изгнанником в Египте — умер, покончив с собой.

При поддержке народного собрания Ганнибал проводит закон, по которому совет ста четырех должен обновляться ежегодно. Этот закон подрывал сам олигархический строй республики. В обновленный совет Ганнибал мог провести сколько угодно своих сторонников. Ганнибал также запретил суффетам переизбираться на свой пост два года подряд. Главным органом управления республики становилось теперь народное собрание, существовавшее до сих пор только по имени. Точнее говоря, правителем республики неизбежно становился вождь народного собрания. Подобная демократия превращалась в единовластие — в тиранию Ганнибала. Таким образом, формально он совершил государственный переворот, и этот переворот оказался на удивление бескровным. Никто из олигархов не отстаивал свои права с оружием в руках. О, если бы Ганнибал знал, что убивают не только кинжалы наемных убийц, но и строчки — строчки доноса, адресованного римским властям!

Пока же Ганнибал решительно взялся за наведение порядка в финансовых делах. Теперь, после потери серебряных рудников и земельных владений, главным источником поступления денег в бюджет стали таможенные сборы. С любой продажи товара в Карфагене взималась пошлина. Однако собранные деньги разворовывались начальством. Проведя ревизию таможенного управления, Ганнибал обнаружил многочисленные случаи хищения средств и добился взыскания похищенных сумм. Это позволило выплачивать контрибуцию, не повышая налоги. Об итогах ревизии Ганнибал доложил народному собранию; его слова были встречены с восторгом.

Зато подобные меры возмутили олигархов. Лишившись возможности воровать из казны, они затаили ненависть на Ганнибала. Добиться его свержения — вот что заботило их отныне. И тогда карфагенские олигархи решили пожаловаться на Ганнибала в римский сенат. В доносе говорилось, что Ганнибал готовится к новой войне, а для этого вступил в сговор с Антиохом III, победоносным царем Сирии, совсем недавно отвоевавшим у Египта его азиатские владения — Финикию и Палестину. Если даже эти обвинения были клеветою, то она верно попадала в цель, она предугадывала дальнейшие действия Ганнибала. Рим согласился "помочь" олигархам, если ему выдадут Ганнибала. Расправиться с ним здесь мечтали давно.

В Карфаген отправилось римское посольство, и тогда преданный соплеменниками полководец бежал из родного города. Конечно, он мог призвать на помощь народ; его сторонники заступились бы за него, но Рим начал бы войну с Карфагеном. Утром в день побега Ганнибал прогулялся по улицам города, усыпляя внимание врагов; ночью же весь обратился в действие. Вместе с двумя спутниками он проскакал свыше двухсот римских миль и прибыл в свое имение, где у берега его дожидался снаряженный корабль. Ганнибал вновь отплывал из Африки.

Как обычно, множество посетителей явилось на следующий день к дворцу Ганнибала, ожидая подарков или других знаков милости, но никто к ним не вышел. Весть об исчезновении Ганнибала облетела весь город. Одни считали, что он был убит по приказу римлян; другие подозревали, что он бежал. Наконец, купцы, прибывшие в Карфаген, сообщили, что видели его на острове Керкенна; он направлялся в Тир в качестве посла. Растерянность охватила его ближайших сторонников. Ганнибала тут же объявили врагом отечества; его имущество конфисковали, а дом срыли до основания. В погоню за ним были посланы два корабля, но они не догнали его.

В 195 году до нашей эры Ганнибал прибыл в Тир, на родину карфагенских предков. Здесь его принимали как народного героя. Он встретился с Антиохом и согласился стать его советником. Даже теперь, лишенный власти, где бы он ни появлялся, "он привлекал все взоры и властвовал в силу своего умственного превосходства, — это был бесспорно великий человек" (Т. Моммзен). У Антиоха же, отмечал Аппиан, "появилась к Ганнибалу и зависть, как бы слава за все дела не досталась Ганнибалу".

Таков был этот странный союз, где один из партнеров не доверял другому, а тот платил ему надменным презрением, которого только и достоин дилетант. При царском дворе Ганнибал томился и скучал, как зверь, угодивший в клетку. Он стал мрачен и груб в речах, то и дело дерзко отвечая царю. Характерен анекдот, который рассказал римский писатель Авл Геллий. Во время смотра сирийской армии Ганнибал удивленно оглядывал золотые и серебряные значки и другие украшения, которых было много у солдат. Польщенный этим вниманием, Антиох спросил: "Не считаешь ли ты, что этого достаточно для римлян?" — "Достаточно, вполне достаточно для римлян всего этого, хотя они и очень жадны", — насмешливо ответствовал старый вояка. "Разве с такой армией побеждают? Она годна лишь для триумфов", — наверное, думал он.

Ганнибал предложил Антиоху план создания антиримской коалиции. По этому плану, все государства Средиземноморья, и Карфаген в их числе, должны были участвовать в войне с Римом. Войска союзников вторгались в Италию. Однако Антиох не согласился с планом, не желая делить лавры победителя, и предпочел один, не слушая никого, воевать в Греции.

Там Антиоха ждали поражения при Фермопилах и городе Магнесии, где напуганные сирийские слоны растоптали собственную пехоту. Так Сципион Африканский, — он фактически возглавлял римскую армию, — победил властителя Азии. В этой войне Ганнибал командовал одной из эскадр сирийского флота и потерпел неудачу.

По условиям Апамейского мира, заключенного в 188 году до нашей эры, Антиоху запрещалось иметь флот; он отказался от своих владений в Греции и Малой Азии, а еще должен был "выдать Ганнибала-карфагенянина" (Полибий). Так Рим стал главной политической силой на эллинистическом Востоке — своего рода "жандармом Востока", готовым отныне вмешиваться в любой спор между здешними государствами. Царь Антиох подчинился римлянам. Он приносил им в жертву своего неудачливого советника, но тот исчез.

Начались скитания Ганнибала. У него не осталось больше союзников, способных бросить вызов Риму. Он бежал в Армению, где правил царь Артаксий, и основал город Артаксату (Арташат) на реке Араке; потом удалился на Крит, а оттуда в Никею, столицу Вифинского царства.

Вифиния была дикой горной страной, населенной потомками фракийцев и фригийцев. Густые еловые и сосновые леса покрывали горные склоны. Местный царь Пруссия, жестокий и капризный тиран, воевал с Пергамом. При осаде одного из городов камни, выпущенные метательной машиной, повредили ему ногу. Пруссия страдал от увечья, и эти боли только усиливали в нем мстительность и недоверчивость; царь отличался крайним непостоянством нрава. Ганнибал помог ему выиграть морское сражение, применив хитрость: он велел закидать пергамские корабли сосудами, полными змей. Корабли обратились в бегство. Это был последний успех полководца.

Царь Пруссия, боясь гнева римлян, задумал выдать Ганнибала его заклятым врагам. На этот раз беда застигла Ганнибала внезапно; у него не было возможности бежать; его дом окружили солдаты. Тогда великий полководец принял яд; еще со времен похода в Италию он привык носить яд с собой — он ни за что не хотел оказаться пленником римлян.

Так в 183 году до нашей эры умер "самый славный неудачник древности" (Б. Уорминггон). Его похоронили на чужбине — на европейском берегу Босфора, недалеко от Византия.

Великий честолюбец, мечтавший покорить весь мир и превзойти славой Александра Македонского, к концу жизни не владел и клочком земли. Три десятка лет назад он вышел в поход, чтобы превратить Средиземное море во внутреннее море Карфагенской державы, и ради успеха своей авантюры растратил все земли страны, оставив Карфагену лишь ближайшие окрестности города.

Отношение римлян к Ганнибалу было противоречивым. В их чувствах смешивались ненависть и уважение. По словам Плиния Старшего, "даже статуи Ганнибала можно видеть в трех местах того города, за стены которого он единственный из врагов бросил копье". По-видимому, эти статуи были привезены в Рим в качестве трофея из городов Южной Италии. До нашего времени статуи не сохранились.

Остается добавить, что примерно в то же время умер и победитель Ганнибала — Сципион Африканский. Он умер в добровольном изгнании в Южной Италии, подозреваемый в растрате денег, полученных от Антиоха. Эти деньги Сципион раздал солдатам, наградив их двойным жалованием. Луций Анней Сенека, говоря о судьбе Сципиона, пояснил, что его обвинили "народные трибуны, желавшие подорвать его возросшую власть".

 

ПОСЛЕДНЯЯ ВОЙНА

 

Одна мечта римлян сбылась: Ганнибал погиб. Тем настойчивее Римом овладевала другая мечта. О ней еще не осмеливались говорить горожане, но уже Марк Порций Катон подхватил ее и громогласно повторял: "Carthaginem esse delendam". Злые языки говорили об этом рыжеволосом "арбитре морали", что человек он настолько несносный, что сама Прозерпина выгнала бы его из подземного царства, вздумай он заявиться туда. Ветеран Второй Пунической войны, — он прошел все ее фронты, от Тразименского озера до Замы, — неистовый Катон заканчивал одной и той же хлесткой фразой любое выступление в сенате. По этой фразе карфагеняне, ничего не забывшие и ничему не научившиеся, могли бы штудировать латинское наречие, — так часто она долетала до них! Но как же она была мрачна. Ее не хотелось повторять, ее не хотелось слышать. Но с римского берега доносилось все то же: "Карфаген должен быть разрушен!" Римский историк Веллей Патеркул так комментировал этот извечный девиз: "Рим, покорив уже весь мир, не мог быть в безопасности, пока не будет уничтожен Карфаген".

Полвека длился мир между Римом и Карфагеном. За это время африканский город вновь достиг процветания. Его население заметно увеличилось. Сюда переселилось немало италиков, а также жителей Нумидии и Ливии. Разумеется, Карфаген испытывал немалые трудности. Время прежней морской торговли "в большом стиле" прошло. Теперь она была ограничена плаваниями на Мальту, Родос, в Египет, Тир и некоторые гавани на побережье Иберии и Северной Африки (впрочем, по некоторым сообщениям, карфагеняне плавали в эти годы и в Причерноморье, и в "страну ароматов", лежавшую где-то близ Индии). И все-таки именно торговля способствовала новому расцвету Карфагена. Он превратился в небольшую купеческую республику. За городскими стенами у Карфагена почти не осталось ни земельных владений, ни подданных.

Все больше внимания карфагеняне уделяют развитию сухопутной торговли. Каждый год в Карфаген с юга прибывают караваны кочевников, привозя шерсть или финики, чтобы обменять их на местные товары. В район<