Мыдыкъус — «напиток бессмертия»

Подношением в чаше может быть питье. В чаше дают выпить воды, вина.

В подносимой воде присутствует источник. В источнике присутствует скала, в ней — темная дрема земли, принимающая в себя дождь и росу неба. В воде источника присутствует бракосочетание неба и земли. Оно присутствует в вине от плода виноградной лозы, в котором взаимно вверились друг другу соки земли и солнце небес. В подношении воды, в подношении вина по-своему пребывают небо и земля...

М. Хайдеггер. Вещь

В современной свадебной обрядности ритуал угощения невестой медом свекрови и пожилых женщин происходит непосредственно после снятия фаты. В наше время он соблюдается во всех уголках Осетии. Однако, согласно описаниям осетинской свадьбы Д.Т. Шанаева (1870г.) и Б.М. Каргиева (1928 г.), полевым этнографическим материалам, обряд, связанный с мыдыкъус (чаша со смесью меда и масла), происходил до снятия фаты.

На второй день вечером, после прибытия молодой в дом жениха, писал Д.Т. Шанаев, «шафер в сопровождении девушек, поющих «алай — алай», ведет молодую под руку в местонахождение домашнего очага, где ее уже ожидает свекровь с чашкой в руке, наполненною смесью меда и масла. Шафер подводит невестку к свекрови. Приподняв у невестки немного завесу лица, так, чтобы оно все-таки оставалось полузакрытым, он приглашает ее опустить указательный палец в чашу и, взявши им маленькую частицу смеси, положить ее в рот свекрови, которая затем в свою очередь делает то же самое по отношению к невестке. После этого обряда присутствующие мальчики выхватывают чашку смеси из рук свекрови и, выбежав на двор, делят смесь между собою. Совершение этого обряда имеет, — пишет автор, значение следующего народного заключения: «Да будут так сладки свекровь и невестка друг другу, как сладка людям эта смесь» (13, с. 28).

При этом Д.Т. Шанаев упускает очень важную деталь, что мыдыкъус привозит с собой сама невеста из дома отца, где эта чаша специально готовится и входит в комплекс ритуальных предметов и пищи Сæрызæды хуын (Подношение Сæрызæду). Чаша содержит не чистый мед, а смесь меда с маслом.

Обычай, когда свекровь, или пожилая родственница жениха, встречала невесту чашей с медом и смазывала ей им губы, существовал у многих народов. М.А. Меретуков отмечает, что у кабардинцев и черкесов свекровь или одна из старших женщин смазывала невесте губы медом и обращалась к богу с просьбой, чтобы он послал ей счастья и благополучия. Затем тарелку или чашку со смесью меда отдавали мальчикам, и те, отнимая ее друг у друга, все съедали, а посуду бросали на землю и разбивали (8, с289). Этот обычай встречается и у адыгейцев (8, с254).

Аналогичные обычаи существовали также у народов Дагестана в XIX — начале XX вв. (2, с. 236).

В разных районах Таджикистана при приближении невесты к дому мужа пожилая родственница молодожена, имеющая много детей, выносила чашу с молоком. Невеста должна была отпить немного молока, или, обмакнув в него палец, облизнуть его, а молоко допивали сопровождающие ее женщины (6, с. 112).

По данным Н.Ф. Сумцова, обычай встречать новобрачную медом и мазать ей им губы существовал в России, Словении, Чехии (10, с. 150).

К сожалению, исследователи при описании мыдыкъусы аегъдау у осетин упустили одну существенную деталь — обряд смазывания смесью из чаши основания очага.

«Чындз-иу йæ рахиз къахæй бахызт хæдзармæ, стæй-иу кувгæ, йæ рахиз къахыл æнцойгæ, къонамæ бацыд. Уым-иу æм авæрд-той мыдыкъус, æмæ-иу дзы дæлтъуры байсæ-рста, стæй-иу устытæн куыдхистæрæй сæ дзыхты хъæдын уидыгæй тъыста мыд æмæ царв. Йæ къухыл хæцыд къухылхæцæджы ус» (1, с 158).

(«Невеста правой ногой ступала в хадзар (помещение, где находился очаг. — В.Г.), затем кланяясь, ступая на правую ногу, подходила к очагу. Там ей подавали мыдыкъус, и она мазала смесью основание очага, затем женщинам по старшинству клала в рот деревянной ложкой смесь меда с маслом. Под руку ее держала жена шафера).

В некоторых районах Осетии обряду мыдыкъус предшествовали следующие действия. После того, как шафер трижды обвел молодую вокруг очага, ее подводили к свекрови; молодая низко кланялась и смазывала маслом или нутряным жиром чувяки старухи, которая в свою очередь посыпала ей голову поверх сукна порошком солода. К.Л.Хетагуров отмечал, что этим действием молодая выражала свою безграничную покорность, а свекровь желала ей сладкую жизнь (12).

Обряд угощения медом встречается у многих народов, однако у осетин выделяются следующие особенности. Во-первых, невеста привозит чашу со смесью меда и масла из родительского дома. (Чаша бывает красиво украшена. В наше время вместе с мыдыкъус невеста привозит подарки пожилым женщинам (ложечки, носовые платки, фартуки). Во-вторых, чашу из рук невесты или помогающей ей женщины мальчики должны украсть силой и скрыться где-нибудь во дворе. И самая важная особенность заключается в том, что в первую очередь невеста смазывает смесью основание очага в хадзаре, и лишь потом угощает æфсин (свекровь) и пожилых женщин.

Итак, структура ритуала мыдыкъусы æгъдау состоит из следующих частей: приготовление содержимого чаши (смешивание меда и масла), привоз чаши невестой в дом жениха, смазывание основания очага, угощение невестой свекрови и свекровью невесты смесью меда и масла, угощение пожилых женщин, похищение чаши мальчиками.

Как отмечал М. Элиаде, любой ритуал воспроизводит мифологический архетип. Любая свадьба, согласно мифологическому сознанию, воспроизводит сакральный брак. Это хорошо просматривается на материалах осетинского фольклора — в обрядовых песнях и пожеланиях, которые исполнялись на традиционной свадьбе. Образцовой, согласно Нартовскому эпосу осетин, является свадьба Ацамаза и Агунды. Поэтому самым лучшим пожеланием на всех последующих свадьбах было уподобление ее той свадьбе: «Асатæ Агундæйы цы боны фæрнæй æрхуыдтой, уыцы боны фарн уæ уæд!» («Да прибудет в вашем доме фарн того дня, когда Асаевы привели в свой дом Агунду!»). Или: «Аци игъæлдзæгдзинади йеци бони фарни игъæлдзæгдзинади Хуцау фæкæнæд!» («И сегодняшнее веселье (свадьбу) пусть Бог уподобит фарну той свадьбы!»)

Однако в вариантах сказаний об Ацамазе и Агунде, в описании их свадьбы мы не находим идеологии ритуала, связанного с мыдыкъус. Мифологическая параллель данного ритуала содержится в свадебном гимне Ригведы (X, 85). Согласно гимнам Ригведы, ранним утром Ашвины, божественные близнецы, покровительствующие людям в самых разных обстоятельствах, выезжают на небо на лучезарной и медообильной колеснице, распространяя первые лучи света и окропляя землю сладкой росою. Колесница их имеет три сиденья и, следовательно, рассчитана на три лица. Чудесные братья едут не одни, а в сопровождении лучезарной женщины, которую гимны неопределенно называют дочерью Солнца. В свадебном гимне Ригведы Ашвины являются сватами Сурьи, дочери Солнца, и участвуют в свадебной процессии.

Ашвины носят эпитет владетелей влаги и везущих мед. Этот мед помещается на их колеснице, и они везут его в медообильных мехах (9, с. 122). В.Ф. Миллер отмечал, что роса, мед, молоко, дождь постоянно являются в народных преданиях в одной и той же роли: в роли целительного напитка — живой воды, или напитка, производящего зачатие (9, с. 135).

В свадебном гимне Ригведы (Х.85.20) Сурье, дочери Солнца, предлагается занять место в колеснице, которое называется «седалище Амриты».

Взойди, о Сурья! На пеструю, украшенную цветами, златоцветную, шальмалевую (колесницу), хорошо катящуюся, прекрасно-колесную, седалище Амриты.Соделай мужу счастливый (брачный) поезд (Х.85.20).

(Перевод В. Ф. Миллера.)

Итак, дочь Солнца привозит с собой на свадебной колеснице мед как божественный напиток, или напиток бессмертия.

Второй важнейший момент — мыдыкъус всегда содержит не просто мед, а смесь меда и масла. По сообщению информантов, иногда в прошлом мед заменялся сахаром, но сам процесс смешивания никогда не изменялся. Напомним, что в древнеиндийской мифологии добыча амриты связана с пахтанием[6] (взбиванием) океана. Океан при пахтании превращается в молоко, затем в масло, туда вливаются соки деревьев и трав, все это смешивается и вскоре появляется амрита — напиток бессмертия (7, с. 63–66). Технология приготовления Сомы, священного напитка ведических ариев, и Хаомы — напитка иранцев, предполагает смешивание сока священного растения с молоком (4, с. 332; 7, с. 141). Тема о напитке бессмертия в осетинской мифологии требует специального исследования и не может быть полностью раскрыта в рамках нашей работы. Согласно сведениям информантов[7], если у кормящей матери было мало молока, ей давали пить пиво, смешанное с коровьим молоком. Пиво, смешанное со сливками или сметаной, рекомендовалось пить мужчинам для усиления потенции. В осетинском фольклоре не встречается в развернутой форме миф о напитке бессмертия. В Нартовсом эпосе есть сюжеты о том, как впервые было изготовлено пиво — сау бæгæны — первой брачной парой.

Что касается ритуала похищения чаши мальчиками, то он находит свою мифологическую параллель в индоевропейском мифе о похищении священного напитка (3, с.71).

Но вернемся к пиву (бæгæны). Напомним, что чаша со смесью меда и масла, или «напиток бессмертия», привозится из дома невесты вместе со свадебным поездом (чындзхæсджытæ/киндзхонтæ) в составе комплекса ритуального приношения «Сæрызæды хуын», в который входит в обязательном порядке и ритуальное питье (нозт) — осетинское пиво. Таким образом, «напиток бессмертия» в ритуале мыдыкъусы æгъдау дублируется чашей со смесью меда и масла и сосудом с пивом.

Невеста, приходя в дом мужа, привозит с собой напиток бессмертия — мыдыкъус, символ бессмертия рода. Смазывание основания очага, в таком случае, символизирует неугасимость огня, а следовательно, жизни в этом доме.

Литература

1. ОРФ СОИГСИ. Отд. история, ф. 4, оп.1, д. 64.

2. Гаджиева С. Ш. Семья и брак у народов Дагестана в XIX — начале XX вв. М.: Наука, 1985.

3. Гринцер П. А. Амрита // Мифы народов мира. М.: СЭ, 1992.

4. ЕлизаренковаТ. Я. О Соме в Ригведе // Ригведа. Мандалы 9–10. М.: Наука, 1999.

5. Каргиев Б. М. Осетинские обычаи. Владикавказ, 1991 (на осет. яз).

6. Кисляков Н. А. Семья и брак у таджиков. М.-Л.: Наука, 1959.

7. Рак И. В. Мифы древнего и средневекового Ирана. СПб. Москва: журнал «Нева» «Летний Сад», 1998.

8. Меретуков М. А. Семья и брак у адыгских народов. Майкоп, 1987.

9. Миллер В. Ф. Очерки арийской мифологии в связи с древнейшей культурой. Ашвины-Диоскуры. Т. 1. М., 1876.

10. Сумцов Н. Ф. О свадебных обрядах, преимущественно русских. Харьков, 1881.

11. Темкин Э. Н., Эрман В. Г. Мифы древней Индии. М.: Наука, 1982.

12. Хетагуров К. Л. Особа //Хетагуров К. Л. Собр. соч. в 3-х т. Т. 2. М.: Худ. лит., 1974.

13. Шанаев Д. Т. Свадьба у северных осетин // СССК. Вып. 4. Тифлис, 1870.

14. Элиаде М. Очерки сравнительного религоведения. М.: Ладомир, 1999.

ОБРЯД СНЯТИЯ ФАТЫ

Снятие фаты (хызисæн) — один из центральных свадебных ритуалов в доме жениха.

Как отмечают исследователи, обычай покрывания невесты фатой имел двойственную природу. С одной стороны, это было необходимым предохранительным средством от вредоносной силы, исходящей от лиминального существа, с другой, — это был оберег самой невесты от внешних враждебных сил (10, с.85).

В традиционном жилище данный ритуал происходил в хадзаре — помещении, где находился очаг. Хадзар, как известно, делился на две части: правую (мужскую) и левую (женскую). Согласно Б. П. Гатиеву, шафер подводил молодую в западный угол, на женскую половину, где находился украшенный рогами домашних животных священный столб, называемый Сæрызæд. Став перед ним с невестой, шафер произносил следующую молитву:

 

«О, Сæрызæд, подай нам милость твою!

Да будет принята эта невеста тобой, как священная гостья,

И во дни жизни ее будь ее хранителем!» (10, с. 20).

 

Из родственников жениха выбирался неженатый молодой человек «хызисæг», как правило, племянник семьи или фамилии, который снимал с невесты фату (хыз), открывая тем самым ее лицо.

Согласно источникам, у осетин существовало несколько вариантов снятия фаты. В настоящее время хызисæг поднимает фату флажком — «Сæрызæды хæцъил»/«Сæризæди къим-бус», который входит в состав приданого невесты. (На заостренную палочку длиной 40–45 см надевается кусок ткани). «Обычно, — отмечал В. С. Уарзиати, — он бывает белого цвета и по периметру «простегивается» шелковой лентой красного, розового или белого цветов, в единичных случаях встречаются и голубые цвета» (26, с.124). Известен запрет резать полотно флажка ножницами и прикасаться к нему иголкой. По обычаю, кусок белой ткани размером в пол-аршина отрывался от отреза и обматывался вокруг палочки. После ритуала флажок прикреплялся к столбу Сæрызæд. В наше время «Сæрызæды хæцъил» хранится на кухне до рождения ребенка и затем переносится на чердак на долгие времена.

Согласно Д. Т. Шанаеву, во второй половине XIX в. фату с невесты снимал шафер, который после известных обрядов приподнимал сзади шаль и выдергивал из-под нее острой палочкой кисею, прикрывавшую лицо. Затем он заносил шаль над головой молодой и торжественно произносил: «Благоденствие! благоденствие! благоденствие! девять мальчиков и одну голубоглазую девочку!» Женщины и девушки принимали из рук шафера эту палочку и кисею. Кисея снималась, вместо нее на палочку одевался небольшой кусок коленкора или бязи. Флажок вколачивался в переднем углу, почти у самого потолка (31, с.28–29).

Еще одно описание варианта снятия фаты мы находим у К.Л. Хетагурова. «Вечером шафер снова вводит молодую в хадзар: к головному убору присоединяется еще кусок коленкора между сукном и платком, шафер снимает красное сукно и передает его свекрови, затем обнаженной шашкой снимает коленкор и вешает его в углу, где висят такие же куски коленкора от прежних свадеб. С этой вешалки его уже не снимет никто и никогда» (27, с.265).

Согласно Б.М. Каргиеву, фату снимали просто заостренной палочкой, напоминавшей деревянный шампур (хъæдын уæхст). «Чындзы сæрыл къухылхæцæг цæвдарæй æркæны ады-лийы æрдæг. Лæппуйы къухмæ раттынц хъæдын уæхст. Скувынц та æртæ чъирийы нуазæнимæ. Куывд куы фæвæййынц, уæд уый фæстæ лæппуйæн фæзæгъынц, сис ныр хыз, зæгъгæ. Лæппу бакъахцæф кæны чындзы размæ, йæ худ сисы æмæ райдайы дзурын афтæ: «Фараст лæппуйы æмæ иунæг цъæх чызг» (æртæ хатты. — В.Г.). Стæй уæхст æмæ чындзы сæрыл цы адылийы æрдæг вæййы цæвдар, уыдон ратты къухылхæцæгмæ, æмæ сæ уый къæйрæбын цары аххæрæджы сæр батъыссы....Цæвдарæн йæ иннæ адылийы æрдæг хызисæгæн раттынц. Уæдæй фæстæмæ уыцы лæппу чындзмæ хойы цæстæй фæкæсы, хæлар загътам зæгъгæ» (14, с 76).

(«Шафер накидывает на голову невесты поларшина белой ткани. Дает в руку парня деревянный шампур. Вновь освещают молитвой три пирога и питье. После окончания молитвы парню разрешают приступить к снятию фаты. Парень подходит к невесте и начинает говорить следующее: «Девять мальчиков и одна синяя девочка» (три раза. — В.Г.). Затем шампур и те поларшина белой ткани, которая была на голове невесты, он отдает шаферу, и тот всовывает их между матицей и потолочным перекрытием. Вторые пол-аршина белой ткани отдаются хы-зисагу. После этого парень смотрит на невесту как на свою сестру».)

Иногда палочка, которой снимали фату, украшалась резьбой и даже раскрашивалась.

Существовал вариант снятия фаты кинжалом, а вернее — острием кинжала. «Сласта хъама хызисæг. Йæ хойы раз æрлæууыд, хъамайы фындзæй систа цæсгомæмбæрзæн, рахизырдæм æй чындзы сæрты æртæ хатты ахаста: «Фарн, Фарн, Фарн! Авд лæппуйы æмæ иу хорз чызг», — хъæр кæны, чындздзон чызджытæй йæ иуы уæхскыл æрæвæрдта æмæ йæ бынаты æрлæууыд.» («Вытащил кинжал хызисаг. Стал возле сестры. Острием кинжала поднял фату. Вправо вокруг головы невесты очертил им три круга и прокричал: «Фарн, Фарн, Фарн! Семеро мальчиков и одну хорошую девочку». Покров положил на плечо одной из незамужних девушек и стал на место») (28, с. 198).

У моздокских осетин покров невесты поднимался шомполом или штыком винтовки. Хызисæг острием вынимал из-под хыза невесты небольшой белый кусок коленкора или бязи, который невеста привозила с собой. Высоко подняв над головой невесты шомпол с куском материи, обводил им три раза вокруг головы невесты, произносил сакральную формулу: «Фарн, Фарн, Фарн! Фараст лæппуйы æмæ иу цъæх чызг» («Фарн Фарн, Фарн! Девять мальчиков и одну синюю девочку»). После этого он сбрасывал материю на одну из пожилых женщин — родственниц. Та повязывала ей голову и танцевала со своим мужем, если он присутствовал. Кусок материи старуха брала с собой (13, с. 166).

Вот как описан данный обряд в этнографических материалах Е. Бараковой (30-е гг. XX в.). «Фæстаг заман вæййы хызисæн. Вæййы дзы алцыппæт дæр хойрагæй. Æрымбырд вæййынц æмгæрттæ, чындзæн æрбахæссынц йæ чырын, æмæ йæ худ чырыныл раздæр чи авæра, уымæн иу уыд лæвар. Скуывтой иу, стæй иу хызисæг систаид къæцæлæй йæ мысайнаг — Сæрызæды хæцъил (къæцæл-иу уыд хæцъилæн йæ уæлæ) æмæ йæ æртæ хатты æрзылдтаид чындзы сæры алыфарс. Уый фæстæ йæ цары батъыстаид...О, Сæрызæды хæцъилæй иу раскъуыдтой æмæ йæ æртæ чъириимæ барвыстой ныхасмæ — Уастыр-джийы кувæндонмæ. Æмæ иу хæцъил уым са-джы сыкъатыл стыхтой, куы скуывтой, уый фæстæ» (1, с 36).

(«В последнее время исполняют обряд снятия фаты. Возле изобильного стола собираются сверстники, приносят сундук с приданым невесты. Кто первым успеет положить свою шапку на сундук невесты, тот получает подарок. После произнесения молитвы хызисæг брал мысайнаг — Сæрызæды хæцъил (палочка была вместе с куском ткани) и трижды очерчивал круг вокруг головы невесты. Затем всовывал его (флажок. — В.Г.) в потолочное перекрытие... Да, от флажка Сæрызæд отрывали кусочек и с тремя пирогами отправляли на Ныхас, где было святилище, посвященное Уастырджи, и наматывали его на рога оленя, после того как совершали моление»).

Еще один вариант обряда снятия фаты происходил у дерева. Для этого невесту выводили во двор, обязательно к плодоносящему дереву, и там хызисæг трижды обносил флажок вокруг головы невесты с известной нам словесной формулой, затем поднимал фату и проводил флажком по ветвям дерева, и только потом флажок заносился в хадзар. К этому моменту из дома невесты в составе комплекса ритуальной пищи и предметов «Сæрызæды хуын» присылались семь губæртæ (небольших круглых пирожков с сыром), разложенные на одном круглом подносе, которые по совершении обряда мальчики старались утащить.

В прошлом обряд снятия фаты происходил на третий день после прибытия невесты в дом жениха и предшествовал брачной ночи.

М.М. Ковалевский отмечал, если молодая оказывалась нецеломудренной, то в утро, следующее за первой брачной ночью, соседи оповещались об этом следующим образом: флажок Сæрызæд, которым накануне брачной ночи снимали фату и открывали лицо невесте, выбрасывался на улицу (17, с. 263).

Через три дня после того, как невесту приводили в дом, фату отправляли к святилищу Мады Майрам с тремя пирогами, которые должны были нести девочки. Те женщины, которых они встречали по дороге, должны были освятить пироги молитвой, в которой они просили счастливого потомства для молодой. При этом во время произнесения молитвы фату трижды подбрасывали вверх, или девочки кидали фату между собой. Пироги должны были быть съедены, в святилище оставлялись ритуальные приношения, а фату относили домой (33, с. 133–134).

Согласно Б.П. Гатиеву, после того, как невеста простоит у столба Сæрызæд три дня, шафер вновь произносил «суеверную молитву, существующую исключительно для настоящего случая», после чего ее вели к святилищу Мады Майрам (10, с. 20–21). Надо сказать, что в тексте Б.П. Гатиева вообще не описывается обряд снятия фаты. Однако здесь присутствует самый, на наш взгляд, архаичный вариант ритуала, символизировавшего соединение Неба и Земли. «Окончив молитву, шафер в сопровождении мальчиков и девочек ведет молодую к святилищу Мады-Майрам, которое находилось повыше аула. Приближаясь к нему, мальчики бросают в него каменьями и пулями, восклицая при этом: «Столько (по числу бросаемых каменьев и пуль) мальчиков и одну синеглазую девочку — подай, Майрам, нашей доброй невесте»! Став с молодой близко к камню, шафер молится вслух: «О, Мады-Майрам, эта невестка есть твоя гостья, и ты будь для нее помощницею и подай ей жребий счастья и благ земных!» (10, с.21).

...Возвратясь в саклю, шафер по наступлении глубокого вечера отводит невестку в спальню мужа и там, оставляя их одних, поручает их покровительству Уаты-хицау — покровителю спальни» (10, с.22).

Миф о космической свадьбе, соединении Неба и Земли, реализовался у осетин как на уровне ритуала, так и на уровне мифа. Об этом свидетельствует известный текст, записанный М. Гардановым: «Для более подробного объяснения понятия Нар и Неба, которые считаются отцом человека, обратимся к осетинским преданиям, которые гласят:

Отец жизни мира Самец (Нæлгоймаг), а Мать — Самка (Сылгоймаг). Отец жизни человека — Небо-жеребец (урс), Мать жизни человека — Земля-кобылица (авса — насыщающая).

Отец-Небо-Жеребец, взятый без Матери-Земли, бесплоден. Бесплодна и Мать-Земля без Неба-Жеребца. Эмбрионы жизни (источник жизни) человека влагаются Небом-Жеребцом в утробу Матери-Земли. Мать-Земля рождает человека, как всякого грибка (къæпу), растение, животного и, наконец, человека, при особых условиях. В момент вложения зародыша в утробу Матери-Земли, Небо-Жеребец бывает охвачен безумной страстью, кружась ураганом наподобие огромного тучевого непроглядного черного шара. Светлое лицо небесного свода начинает волноваться. На этом грозном небе сперва появляется непроглядно-черное шарообразное движущееся тело. Это шарообразное тело, вертясь безумным ураганом— смерчью и кипя адским шумом и грохотом, превращается в черное змеевидное (змею Руймон) явление. От этой черноты туч сыплются искры, течет дождь ливнем. Тучи, двигаясь по лицу неба, захватывают свод неба. Все трясется во взаимном непонимании от ужаса, страха и сладости. Небо захватывает Мать-Землю в объятия. Мать-Земля в свою очередь протягивает к небу свои руки. Противные силы столкнулись. Земля оплодотворяется. По лицу Отца-Неба из глаз сыплются искры. Раздается гром, льется дождь. Отец-Небо обнял Мать-Землю....Отец-Небо сеет свои семена в виде огоньков по Земле и, сияя молнией, торжествуя, радуется зачатой Земле» (2).

Обряд снятия фаты встречается у многих народов. Так, у словаков перед брачной ночью невесту вели в кладовую (женская половина. — В.Г.), где старший дружка снимал с нее венец большим кухонным ножом, или другим острым предметом, и расплетал ей косу (7, с.49). Подобный обряд происходил у балкарцев и адыгейцев. В ряде районов Югославии венок невесты снимался в целях защиты от злой силы чем-либо железным и острым, например, саблей или вилкой (7, с. 127).

В описании свадьбы царя Михаила Федоровича с Евдокиею Лукьяновною Стрешневою в 1626 г. Н. Веселовского заинтересовала деталь, касающаяся стрелы. «На другой день после венчания царь и царица появлялись перед боярами, и раскрывал государыню царицу боярин Иван Никитич Романов, покров подняв стрелою». То же самое повторилось на свадьбе Алексея Михайловича с Марией Ильиничною Милославс-кою в 1648 г.: «... и раскрывал государыню царицу боярин Борис Иванович (Морозов), а покров поднял стрелою» (9, с.273).

Обычай приподнимать платок невесты стрелой сохранился и у припамирских таджиков (16, с. 116). Он назывался здесь рубиник (или рубинон, арусбини) — «смотрение лица» новобрачной. Перед совершением рубиника молодой лично резал барана, мясо которого зажаривалось и раскладывалось на двух больших хлебах, причем на один из них клалась только голова барана. Затем кто-либо из молодых людей подходил к новобрачной и палочкой (стрелой?) приподнимал платок, закрывавший ее лицо; в награду за это он получал голову барана и два хлеба (16, с. 115–116).

У бурят свита невесты, приближаясь к жилищу жениха, посылала вперед посланников жениха («туруши»); один из них держал стрелу с железным наконечником, на другом конце которой был привязан кадык (кусок белой материи). Этот туруши, прискакав к дому жениха, должен был бросить лошадь и, не заговаривая ни с кем, вбежать в юрту и воткнуть с одного раза эту стрелу в северо-западный столб (3, с 281). Эта стрела могла быть украшена шелковыми кистями и яркими лоскутами и называлась «заалая» (6, с 177). Интересно, что название участника свадебного поезда у бурят— «туруши» совпадает с названием знаменосца в свадебном поезде у осетин «турусахæссæг» («знаменосец»). В нартовском сказании о свадьбе Ацамаза и Агунды знаменосцем выступает «Будури изæд» — Покровитель полей, по всей видимости, как одна из ипостасей Елиа-громовержца.

 

Æ къохбæлхуæцæг — рæшти Уастерги,

Дуккаг уæхæн ин — Нарти Урузмæг;

Сæ разæй цæуæг — бæрзонд Никкола,

Турусахæссæг — Будури изæд.

Бæхбæл нигъгъазуй читгин Елиа:

Уомæн æ йехси къæрц — арви нæрун æй,

Бæхарчи цæхæр — арвæн æ ферттивд,

Æ бæхи рагурд — æгас адагæ,

Æ бæхи финкæ — зумæгон бурдæн (21, с 328).

(Шафером ее — праведный Уасгерги,

Второй такой же ей — нартовский Урузмаг;

Их возглавляет шествие — высокий (почетный) Никкола,

Знаменосцем — Покровитель полей.

Джигитует уважаемый Елиа:

Удар его плетки — небесный гром,

Сверкание копья —молния,

Скользнет ли копыто коня — целый овраг,

Пена коня — как зимняя снежная метель.)

 

В этой связи интересно вспомнить осетинский свадебный обычай, связанный со знаменем и подробно приведенный В.С. Уарзиати (26, с. 120–122). Речь идет о том, что в доме невесты ко дню свадьбы готовили флаг (тырыса) — кусок хорошей ткани белого цвета, укрепленный на тщательно обработанном древке. На полотнище флага были пришиты разнообразные вещи мужского туалета: платки носовые, тесьма для карманных часов, шнур для пистолета, сафьяновые чувяки и прочее.

После вывода невесты ее подруги выносили во двор флаг и предлагали поезжанам выкупить его. Поезжане, выкупив флаг, вручали его самому ловкому парню, чтобы молодежь со стороны невесты в скачке-преследовании не смогла отобрать его у него. Не сохранить флаг и не доставить его в дом жениха считалось большим позором для поезжан. Нашитые на флаг вещи распределялись между победившей группой.

Если флаг доставляли в дом жениха в целости, он демонстрировался вместе с приданым, после чего поступал в пользование невесты. В том случае, если его отбивали, через некоторое время флаг все же выкупали и возвращали невесте. Этот флаг хранился в семье долгое время. Полотнище считалось магическим средством, что служило причиной его скрытого для посторонних глаз хранения. В частности, им покрывали роженицу при трудных родах или ребенка во время болезни (26, с. 122).

Возможно, отголоском этого свадебного обычая был другой обычай, сохранившийся без использования флага.

«Чындз цы хæдзармæ фæхæссынц, уырдæм куы фæцæйхæццæ кæнынц, уæд райдайынц топпытæй гæрæхтæ кæнын, цæмæй хæдзары базоной, чындзхæсджытæ æрбацæуынц, уый.

Иукъорд барæджы разæй фæцагайынц æмæ хæдзармæ сæ бæхтæ фæтæрынц. Кæд зæхбын хæдзар уа, уæд æнцондæр бацæуæн вæййы хæдзары дуарыл. Асинтæ кæмæн уа, ахæм хæдзармæ зын бацæуæн у, фæлæ иуæй иутæн бантысы.

Хæдзармæ бæхыл чи бацæуа, уымæн кады тыххæй раттынц æртæ чъирийы æмæ нозты графин. Уый сæ рахæссы æддæмæ æмæ сæ бæхыл бадгæйæ ратты, кæрты кæнæ дуармæ цы адæм фæлæууы, уыдонæн, æмæ йын уыдон арфæтæ фæкæнынц, фæрнæй фæбад дæ бæхыл æмæ хъаруджынæй фæцу де’мгæрттимæ, зæгьгæ» (14, с.71).

(«Когда поезжане приближались к дому, куда везли невесту, то начинали стрелять из ружей, чтобы в доме узнали о приближении свадебного поезда.

Небольшая группа всадников пускалась вскачь в направлении к дому. Если хадзар был с земляным полом, то достичь его было легче. Если к хадзару вела лестница, то сделать это было сложнее, но некоторым удавалось. Тому, кто заедет в хадзар на коне, выносили с почетом три пирога и графин с питьем. Он выносил это, и сидя на коне отдавал тем, кто находился во дворе (Обычно это сидящие за столом старики. — В.Г.). Те в ответ поздравляли его, говоря, чтобы он с фарном сидел на своем коне и был доблестным всадником в ряду своих друзей»).

Итак, сравнительный материал позволяет выделить в структуре обряда снятия фаты невесты следующие моменты. Фату снимали на третий день пребывания молодой в доме мужа на женской половине (у столба Сæрызæд, у плодоносящего дерева, обильно накрытого стола, близко к кладовой, в наши дни — на кухне). Фату могли снимать у дерева или камня, которые символизировали Мады Майрам. Обряд хызисæн предшествовал брачной ночи. В случае, когда невеста оказывалась нецеломудренной, флажок Сæрызæд выбрасывался на улицу. После снятия фаты флажок (палочку с заостренным концом, на которую прикреплялся кусок белой ткани) нельзя было трогать руками, так как считалось, что от этого будет болеть голова невестки.

Фату снимали различными видами оружия: стрелой, шампуром, шашкой, кинжалом, штыком или шомполом от винтовки. Все эти предметы сделаны из металла и имеют острие (цыргъаг). Н.А. Веселовский считал, что острие стрелы и других видов оружия призвано отогнать злых духов и потому используется в самых разных, в том числе брачных ритуалах (9, с. 35).

На наш взгляд, фату у осетин снимали разными острыми предметами потому, что лук и стрелы вышли из обихода и стрела начала заменяться другими видами железного оружия, имевшего острие.

В этой связи интересно вспомнить осетинскую сказку о поиске невест братьями путем стрельбы из лука и соответствующий ему мотив Мелюзины (8, с 329), а также обычай оставлять при брачном сговоре в доме невесты в качестве залога оружие.

Использование стрелы в обряде снятия фаты позволяет реконструировать его мифологическую основу.

Основной индоевропейский миф о громовержце имел множество реализаций в разных традициях как на уровне мифа, так и на уровне ритуала. В индоевропейской мифологии громовержец зачастую выступает как устроитель первой космической свадьбы. Антропогония и соответствующий ей аспект плодородия громовержца проявились у разных народов в специализированных божествах, обладавших различными видами железного оружия, и в первую очередь стрелами, символизирующими молнию: Амур (у римлян), Эрот (у греков), Рудра (у ведических ариев), Шива (у древних индийцев), Сафа (у осетин). Громовержец оплодотворяет Мать-Землю, метая свои стрелы-молнии и орошая ее плодоносящим дождем. (Напомним осетинский обычай вызывания дождя посредством опускания в воду надочажной цепи Сафа, или камня из надгробного кургана пораженного молнией человека. Камень заворачивали в марлю и опускали в реку). Когда у женщины не было детей, ее вели в святилище, где висела цепь Сафа, и жрец после соответствующих ритуалов давал ей поцеловать нижний крюк цепи, на котором был изображен символ древа жизни.

Миф о космическом браке, устроителем которого являлся громовержец, разыгрывался в свадебной обрядности осетин на нескольких уровнях. Сватовство при помощи стрелы, меча громовержца; ритуальное несение знамени громовержца поезжанами и соревнование-скачки за обладание им, или соревнование за то, кто въедет в дом жениха на лошади; обряд снятия фатьг, посещение святилища Мады Майрам и ритуальное оплодотворение его пулями-стрелами и камешками.

На наш взгляд, христианский миф о непорочном зачатии Марией от Св. Духа является одним из вариантов древнего индоевропейского мифа о зачатии ребенка от божества Неба. У осетин каждый ребенок, рожденный при соблюдении брачных обрядов, является, согласно мифологическому сознанию, плодом непорочного зачатия невесты от божества Неба.

Брачная ночь

У осетин, как и некоторых других кавказских народов, вместе с невестой в день свадьбы отправлялся «чындзæмбал», молодой человек из родственников невесты. Его задача состояла в том, чтобы охранять невесту первые три или семь ночей в новом доме, не подпускать к ней жениха.

В. Я. Пропп отмечал, что в самых разных фольклорных и этнографических традициях прочно сохранились представления об опасности сочетания с женщиной в первую брачную ночь (24, с.328). Опасность эта исходит от невесты. Так, например, в одной из осетинских сказок волшебный помощник помогает герою тем, что убивает змею, которая жила в ней. Если бы он не выкинул и не разрубил змею, говорит старик, то когда бы жених лег с ней впервые, умер бы от ядовитого запаха из ее рта (29, с. 104). Вообще мотив убийства дракона, змея, существа из нижнего мира перед первой брачной ночью широко распространен в осетинских сказках.

Согласно мифологическому сознанию, превращение девушки в женщину происходило не путем брака или полового общения, а путем церемонии посвящения. У многих народов ритуальная дефлорация совершалась лицом, символизировавшим предка рода. Если рождался ребенок до посвящения, то его убивали, так как он не считался человеком (24, с. 329). Причем у осетин общение полов в случае умыкания невесты могло начаться и раньше, до свадьбы, там, куда невеста была украдена, но обряд охраны невесты первые три ночи, снятие фаты и прочие свадебные ритуалы полностью соблюдались в доме жениха. Таким образом, сакральность брака и зачатия ребенка соблюдалась при такой форме брака как умыкание.

В этом отношении интересен мотив меча между молодоженами. В.Я. Пропп приводит теорию Рейтценштейна, согласно которой в первую брачную ночь зачатие совершал дух предка, в то время как жених от сочетания воздерживался (24, с. 330). Символом духа предка мог выступать меч. Меч между супругами в первую ночь являлся, таким образом, не разделяющим инструментом, а оплодотворяющим. Напомним мотив, связанный с «разделяющим мечом», в Нартовском эпосе осетин.

 

«Ушел он [Ахснарт] на охоту. А жена сидела. И он так долго не возвращался, что она устала его ждать.

А тут пришел брат ее мужа — Ахсартаг. Женщина подумала, что это ее муж, так они были похожи, и говорит ему.

— Долго же тебя не было!

И стала она к нему приближаться. Когда она подошла, то юноша вынул меч и положил его между собой и ею. А женщина — ты, мол, еще и меч вынул! — села отдельно и обиделась»

(22, с. 16).

 

Данный сюжет демонстрирует, что Ахсартаг не столько отделял от себя женщину мечом, сколько соблюдал брачный обычай. В осетинских новеллистических сказках шашка или шашка и ножницы между мужчиной и женщиной носят уже разделительный характер (См.: «Цукки сын и Хатана сын» (4, л.215–219), «Дзамболат и Антонико» (11)). Вместе с тем эти предметы могут восприниматься как разделительные в том смысле, что символизируют присутствие третьего, чьим символом они выступают.

Как отмечает М.А. Меретуков, в так называемых аристократических племенах у адыгов существовало «право первой ночи» (19, с.214). Владетельные князья проводили первую или первые три ночи с невестами своих подвластных. Родители жениха посылали к князю вестника, чтобы пригласить его к своей невесте. Он являлся к ней в сопровождении двух вооруженных спутников. Встречали его с почестями. Князь с провожатыми входил в брачное помещение к невесте и оставался та<