Теория структурации Э.Гидденса.

Основным тезисом теории структурации Э. Гидденса является утверждение, что каждое исследование в социальных науках или истории имеет дело с взаимосвязью действия и структуры. (При этом неважно, структура ли определяет действие, или наоборот.)

Гидденс считает, что само различение микро- и макроуровней «не особенно полезно», что лучшим примером «интегративной социологической парадигмы» являются работы К.Маркса. Основной сферой исследования социальных наук, утверждает он, является не опыт индивидуального субъекта, не какая бы то ни было форма социальной тотальности, а «социальный опыт; упорядоченный во времени и пространстве. Отправной точкой в теории Гидденса является человеческая деятельность, которую он рассматривает как «рекурсивную». «Это означает, что деятельность не привносится в бытие социальными субъектами, а непрерывно воссоздается ими с помощью тех же средств, которыми они выражают себя как деятельные субъекты. В процессе самой этой деятельности и через нее субъекты производят условия, которые делают эту деятельность возможной». Онтологическим основанием концепции является не сознание («конструирование социальной реальности») и не социальная структура, а диалектическая взаимосвязь между деятельностью и обстоятельствами, в которых эта деятельность осуществляется во времени и пространстве. Человек как деятель является не просто осознающим себя, а еще и регулирующим непрерывный поток социальных действий и обстоятельств. Он способен к рационализации или к выработке стереотипов, посредством которых поддерживается непрерывное понимание им причин своей деятельности.

Рационализацию действия Гидденс сопоставляет с его мотивацией: мотивация включает желание субъекта, побуждающее к действию, она в большей степени, чем рационализация, является стимулом, притом стимулом многоаспектным, более того — всеобъемлющим; но она часто не осознанна, хотя значима в социальном поведении.

Гидденса интересуют структура и функции сознания действующего субъекта. Он различает дискурсивное (способность облекать мысли в слова) и практическое (способность облекать мысли в действия) сознание. Последнее играет в теории структурации более важную роль, что сближает ее с микротеориями (символический интеракционизм, феноменологическая социология). Подчеркивая акциональный характер действия (действие не намерение, а то, что стало реальным событием), Гидденс связывает действие с властью, т. е. со способностью субъекта сделать выбор и изменить ситуацию. Власть «логически первична по отношению к субъективности».

Теория структурации трактует структуру как двуединую сущность. Структура определяется как «структурирующее начало (правила и ресурсы), позволяющее осуществить «увязывание» времени и пространства в социальных системах». Благодаря этому структурному началу возможно существование сходных социальных практик в различных временных и пространственных рамках в «системной форме». Социальные системы — это структурно организованная репродуцированная социальная практика или репродуцированные отношения между субъектами или коллективами, организованные как регулярная социальная практика. Структурное начало проявляется и в социальных системах («репродуцированной практике»), и в «образах, сформированных памятью, ориентирующих поведение индивидов, способных к накоплению знания». Гидденс, таким образом, связывает структуру и с макро- (социальные системы) и с микроуровнями (память). Одно из основных положений теории структурации состоит в том, что «правила и ресурсы, выявляющиеся в процессе социального действия и его воспроизводства, служат одновременно средствами воспроизводства системы

Таким образом, свойства социальных систем рассматривают ся и как средство, и как результат практической деятельности индивидов; и эти системные свойства, в свою очередь, рекурсивно организуют практику индивидов.

21. Теоретические предпосылки возникновения феноменологического подхода в социологии. В литературе возникновение феноменологической социологии часто связывают со стремлением противостоять, с одной стороны, натурализму, позитивизму, структурному функционализму, с другой — эмпиризму. Отчасти это верно. Однако для появления и утверждения феноменологической социологии были и иные, не менее важные причины, находившиеся в логике развития социологической науки в целом. Они состояли в необходимости изучения социального мира как повседневного (обыденного) жизненного мира индивида, причем не просто индивида, а чувствующего, переживающего, стремящегося к чему-либо человека. В этом случае социальный мир как объект социологического изучения превращался в мир феноменальный, мир субъективного опыта. Он становился тем жизненным миром, в котором действия людей имеют субъективный смысл и зависят от объектов, на них воздействующих. Этот жизненный феноменальный мир субъективного опыта и должен был стать объектом самого пристального внимания феноменологической социологии. Сторонники феноменологической социологии исходят из того, что внешний, окружающий людей мир есть результат их деятельности, творение их сознания. Не отрицая объективности этого мира (поскольку он существует как таковой и вне людей, вне их сознания), социологи полагают, что он становится значимым для людей только тогда, когда они его воспринимают и когда он из внешнего, объективного становится для индивидов внутренним, субъективным. При этом воспринимают люди, как правило, не сам мир, а его явления (феномены). Задача феноменологической социологии в таком случае состоит в том, чтобы выяснить, обнаружить, понять, познать, как, каким образом люди структурируют (упорядочивают) воспринимаемый мир (его феномены, явления) в своем сознании и как воплощают свое знание мира в повседневных действиях, т.е. в обыденной жизни. Поэтому не случайно одной из важных отраслей социологической науки, тесно связанной с ее феноменологическим направлением, является социология знания (о чем дальше пойдет особый разговор). Следовательно, представителей феноменологической социологии интересует не столько объективный мир социальных явлений и процессов и различия внутри него, сколько то, как этот мир и его различные структуры воспринимаются обычными людьми в их повседневной жизни. Поэтому можно с полным правом говорить о том, что сторонники феноменологической социологии стремятся теоретически осмыслить социальный мир в его человеческом, духовном бытии. Теоретические истоки феноменологической социологии связаны в первую очередь с именем немецкого философа Эдмунда Гуссерля, который стремился создать философски обоснованную феноменологическую теорию научного знания. Главная ее задача — изучать "чистое сознание", исходить из "первоначального опыта" и "первоначального знания". Понять "чистое сознание" можно лишь путем интуитивного описания, лежащего в основе феноменологического анализа, т.е. описания феномена, данного сознанию индивида. Центральное, ключевое понятие феноменологии — интенциональность, что означает направленность сознания на определенный, значимый для него объект. Следовательно, иитенциональность конституирует сознание и наделяет его содержанием. Признание постоянной направленности сознания на объект и необходимости для науки описывать этот процесс и есть существо феноменологического подхода. В рамках своей феноменологической философии Гуссерль сформулировал учение о "жизненном мире", оказавшее наибольшее влияние на возникновение феноменологической социологии. Что такое гуссерлевский жизненный мир? Это целостная структура человеческой практики, это то, чем люди живут, имея об этом часто смутное, непроясненное, нерефлектированное знание. Обращение ученых (философов, психологов) к этому миру, стремление проникнуть в него есть попытка выяснить глубинные реальности повседневной жизни. Учение немецкого философа о жизненном мире направлено против "чистого" познания, оторванного от непосредственной реальности человеческого бытия. Ратуя за развитие науки таким феноменологическим путем, Гуссерль хотел "снять" се объективную односторонность (особенно естествознания), что было свойственно позитивизму и имело большую популярность в первые десятилетия XX в. Обратившись к изучению жизненного мира, наука, по мнению Гуссерля, совершит определенную редукцию по отношению к самой себе. Почему? Потому что она таким образом уйдет от изучения только лишь научной картины мира и обратится к его донаучным значениям, т.е. к миру повседневной жизни, или, в терминологии философа, к жизненному миру. Это нужно сделать еще и потому, считает философ, что жизненный мир выступает как некая целостность, самоочевидность, самодостоверность. Он представляет собой основу для любых научных идеализации, хотя и субъективен. Дело в том, что жизненный мир — это культурно-исторический мир, точнее, его образ, который дан сознанию индивида, социальной группы, социальной общности. Следовательно, жизненный мир — это сфера непосредственно переживаемого опыта, которая может быть описана феноменологически. Знание, полученное таким образом, — это научное знание о повседневной жизни, которое превратится впоследствии в социологии знания в повседневное, или в обыденное, знание, имеющее определенную социальную природу. Все сказанное дает основание считать взгляды Гуссерля важной теоретической предпосылкой не только феноменологической социологии в целом, но и феноменологической социологии знания.

22. Разработка А.Шюцем феноменологического метода в социологии.

Основатель феноменологической философии Эдмунд Гуссерль установил, что любое объективное образование смысла исходит от познающего субъекта. Поэтому в феноменологии речь не идет о мире в себе, а лишь о мире, с которым устанавливается связь человека в его сознании. Мировой опыт индивида является частью его опыта жить в мире с другими. Это мир доверия, который, по-видимому, открыт нам без вопросов. Это само собой разумеющийся предпосылаемый мир смыслового опыта Гуссерль называет жизненным миром. Этот мир прост, утверждается сам собой и кажется, не требует никакого дальнейшего объяснения. Социальная структура мира есть одновременно конституция и конструкция. Это двойное значение понятия структуры становится ясным, если мы представим, как мы вступаем в контакт с миром. Мы просто переживаем его, не пытаясь о нем размышлять. Эти переживания накапливаются. Если всплывает новая ситуация, в которой вспоминается первое переживание, возникает опыт. Опыт есть предпонятие всех «рефлексивных обращений» Я к своим «текущим переживаниям». Я вступает в действие лишь в тот момент, когда мы говорим о сознании. Опыт не только сохраняется, но обобщается при сопоставлении его с другим опытом. Лишь тогда он обретает смысл. Смысл указывает на нечто такое, что находится вне феноменов. Анализ конституирования реальности в нашем сознании показывает, что она уже со времени первого сравнения одного опыта с другим является конструкцией. Мы соотносим наш первый опыт, конечно, не с бесчисленными другими опытами, а только с совершенно определенным. Это зависит от индивидуальной подоплеки сознания, которая складывается у индивида к этому времени. Сопоставление одного опыта с другим формируется в качестве определенного порядка. Но не все переживания осознаются - сопоставляются лишь вполне определенные переживания и в связи с совершенно определенным другим опытом. Так жизненно исторически возникает субъективная релевантная система. Опыты направлены не на прошлое, а на будущее, порождая типичное ожидание из типичного опыта. Ожидание является чем-то вроде предвоспоминания о действии, которое сложилось в будущем. Шюц назвал это предвоспоминание проектом

Типизации Вернемся к естественной установке, с которой встречаем действительность повседневного мира. Все мои опыты в жизненном мире связаны с этой схемой, так что предметы и события в нем встречаются мне с самого начала в своей типичности». Типизация есть создание смысловой взаимосвязи. Типизации упорядочивают новую реальность и превращают ее в доверяемую действительность. Тип производит всю полноту значений, которую могут иметь вещи, к значению, которое наполняет смыслом мое актуальное действие. Формой «получения осадка типичных схем опыта, которые в обществе типично релевантны», является язык. В языке объективированы все возможные типизации жизненного мира. Это является основанием того, почему в феноменологической социологии языку уделяется такое внимание. В языке общества мы становимся взрослыми. Через него опосредуются «нормальные» типизации. Поэтому я, разумеется, исхожу здесь из того, что моя типизация соответствует типизации, которую принимают другие. Через язык я участвую в общественном запасе знания, в котором накапливается типичное знание

Идеализации Жизненный мир не просто находится здесь. Хотя в естественной установке мы полагаем, что он само собой разумеющийся и поэтому не должен особенно обдумываться. В действительности, жизненный мир постоянно нами интерпретируются. Наше сознание находится непрерывно в отношении к нему. Мы замечаем это, конечно, лишь тогда, когда разрушается рутина. Но пока все течет как прежде, истолкование нашей повседневности идет незаметно и по хорошо известному пути. Объяснить это можно тем, что опыт в нашем запасе знания складывается как схема. Поэтому любое истолкование мира является интерпретацией согласно известным правилам: «Я верю в то, что мир, как он мне до сих пор известен, остается таким и дальше и формируется, следовательно, из моего собственного опыта, а накопленное соплеменниками богатство знания сохраняет далее свою принципиальную подлинность». Эту идеализацию Шюц вслед за Гуссерлем называет идеализацией «и так далее». Из этого «и так далее» следует «дальнейшее принципиальное предположение о том, что я могу повторять мои прежние успешные действия до тех пор, пока структура мира может приниматься в качестве константной, пока значим мой пред-опыт, моя возможность воздействовать на мир тем или иным образом остается принципиально неизменной». Эта естественная установка состоит в том, что я могу типично поступать среди сходных условий. Так выявляются два объяснения возможности нашего действия.