Укрепление гендерного неравенства: мачистская практика

Стриптиз-клубы прямо способствуют повышению самооценки мужчин, положительным ощущениям от собственной маскулинности, укреплению братских уз с другими мужчинами. Хотя у нас нет никаких доказательств того, что женщины-стриптизёрши переживают во время исполнению стриптиза инверсию гендерных ролей и получают доступ к власти, уже существуют интересные исследования относительно прямой персональной выгоды, получаемой мужчинами от посещения стриптиз-клубов. Кэтрин Фрэнк использовала своё положение стриптизёрши для того, чтобы получить доступ к клиентам и иметь возможность брать у них интервью (Frank, 2003). Она изучала клиентов «традиционных» клубов стриптиза, в программе которых не было лэп-дэнса, и пришла к выводу, что ни один из мужчин, с которыми она беседовала, не посещал стриптиз-клуб для получения «сексуального удовлетворения». У них были другие причины: «желание расслабиться» и желание пойти в такое место, «где ты можешь быть мужчиной» (Frank, 2003). Фрэнк объясняет, что клубы стриптиза создают «такую атмосферу, в которой мужчины, индивидуально или коллективно, могут участвовать в традиционных «маскулинных» практиках, в таком виде потребления, который не может быть одобренным в других местах: пьянство, курение на публике, вульгарное, скандальное, агрессивное поведение» (там же). В клубах стриптиза воссоздаётся эксклюзивное мужское пространство, на которое покусилась вторая волна феминизма. В семидесятые и восьмидесятые годы некоторые феминистские кампании были направлены на то, чтобы лишить мужчин эксклюзивных пространств, в которых они устанавливали социальные связи и занимались бизнесом, и в которые женщины не имели доступа. Эти кампании были направлены на то, чтобы женщины могли находиться в барах, спортивных клубах и других местах для отдыха и развлечения на тех же условиях, что и мужчины.

Расцвет стриптиз-клубов можно рассматривать как мужскую контратаку, с помощью которой мужчины утверждают своё право на социализацию, направленную на и предназначенную для осуществления мужского господства, без раздражающего присутствия женщин, за исключением тех, что обнажены и находятся в сексуальном распоряжении у мужчин.

Фрэнк пришла к выводу, что для мужчин важной причиной посещений стриптиз-клубов была компенсация за уменьшение возможностей осуществлять власть, которое они испытывали по мере того, как их жёны, сожительницы и женщины-коллеги по работе ставили под вопрос их доминирование и начинали конкурировать с ними, а также требовать равенства. Стриптиз-клубы являются противоядием от эрозии мужского господства, в них восстанавливается ситуация традиционной гендерной иерархии. В своих повседневных отношениях с женщинами мужчины видят «источник напряжения и обязанность соответствовать ожиданиям», в общем-то они воспринимают отношения между мужчинами и женщинами как «трудные», «неопределённые» и»напряжённые». Один из клиентов назвал их «войной». Мужчины пытались устроить себе отдых от тех усилий, которые им приходилось прилагать к тому, чтобы общаться с женщинами на равных на рабочем месте. Один из мужчин, Филип, отметил, что он «не мог выйти из состояния постоянной фрустрации», особенно в том, что касается «этой штуки про сексуальные домогательства, которая сейчас модна», и что «мужчинам необходимо место, куда бы они могли пойти, чтобы говорить что хотят, и вести себя как хотят». Также Фрэнк выяснила, что мужчины требовали возможности общаться с женщинами, которые не были бы «феминистками», и которые хотели бы принимать участие в «традиционных» отношениях с мужчинами. Судя по всему, один из видов этих «традиционных» отношений — находиться в безусловном сексуальном распоряжении у мужчин. Другие мужчины говорили, что вне заведений секс-индустрии мужчинам приходится «быть постоянно начеку, чтобы не обидеть женщин». Фрэнк отмечает, что подобные комментарии могут быть интерпретированы как реакция на феминизм, но предпочитает расценивать их как результат неразберихи, которую привнесли феминизм и движение женщин за равные права, когда для мужчин ситуация сменилась с привилегированности и доминирования на «неизвестность и фрустрацию». Однако Фрэнк всё же отмечает, что быстрый расцвет стриптиз-клубов в восьмидесятых годах в США «совпал с началом массового участия женщин в трудовой сфере и с привлечением внимания к таким вопросам как сексуальные домогательства и изнасилования на свидании» (там же). «Многие» из тех мужчин, с которыми она беседовала, говорили о том, что им «непонятно», что ожидают от них женщины в контексте отношений, особенно если их жены работали, имели собственный доход и хотели принимать участие в принятии решений. Согласно Фрэнк, то, что происходит в стриптиз-клубах не только компенсирует мужчинам все эти неудобства. Посещение мужчинами стриптиз-клубов само по себе может расцениваться как мачистская практика. В клубах женщины — недостижимые при других обстоятельствах — могут быть подчинены и мужчины могут контролировать их: отказываться от оплаты, определять, сколько будет длиться разговор и на какую тему, указывать женщинам, что они должны раздеться, и когда они должны это сделать. Фрэнк приходит к заключению, что стриптиз-клубы помогают укреплять мужское господство, поддерживая «динамику власти в отношениях с женщинами, особенно когда мужчины используют посещения стриптиз-клубов, чтобы внушить своим женам или сожительницам чувство стыда или разозлить их» (там же). В любом случае, Фрэнк предпочитает не заострять внимание на подобных моментах. Несмотря на очевидность, она пишет, что «это не означает, что сохранение и воспроизводство мужской власти неотъемлемо связано с меркантилизацией секса» (там же). Два других исследования подтверждает выводы Фрэнк относительно роли клубов стриптиза в поддержании мужского господства (Erickson & Tewksbury, 2000). В этом случае в исследовании анализируется, «как гипермаскулинная атмосфера стриптиз-клубов проливает свет на истинные мотивы их посетителей» (там же). В исследовании говорится, что в стриптиз-клубах мужчины контролируют ситуацию, так как женщины должны отвечать на мужское внимание, вместо того, чтобы отвергнуть его, как они поступили бы «во внешнем мире»: «клиент имеет возможность диктовать не только тип взаимодействий с женщинами, но и их сценарий, потому что танцовщица одновременно обязана и замотивирована экономически на то, чтобы сотрудничать с клиентом» (там же). Это исследование подтверждает вывод Фрэнк о том, что стриптиз-клубы являются эксклюзивным мужским пространством, в которых мужчины находят подтверждение собственной маскулинности: «посещение стриптиз-клубов является практически исключительно «мужским делом». Это одно из немногих мест в мире, где мужчины имеют возможность открыто заявлять о своих скрытых сексуальных желаниях и попрактиковаться в»мужских привилегиях». «Контекст» стриптиз-клубов служит для того, чтобы утверждать маскулинность, так как он «наводнён образами и нормами, открыто объективирующими женщину; это гипермаскулинный контекст». Однако, Эриксон и Тьюксбери приходят в конце концов к выводам, противоположным вышеприведённым: сомневаются в том, что стриптизёрш-танцовщиц эксплуатируют, так как «танцовщицы контролируют последовательность и содержание своего взаимодействия с клиентами, что позволяет им существенно увеличить свой доход и одновременно предоставляет мужчинам доступ к важным социальным благам» (там же). С такой точки зрения, в стриптиз-клубах происходит ничто иное, как справедливый обмен. Однако ранее эти же исследователи утверждают, что взаимодействие клиентов и танцовщиц контролируют клиенты, так как танцовщицы не имеют возможности остановить или ограничить доступ к себе мужчин, как сделали бы это во внешнем мире. Также не приводятся доказательства больших доходов, якобы получаемых танцовщицами. В этом смысле данное исследование, по всей видимости, представляет точку зрения клиентов стриптиз-клубов. В отличие от традиционных мужских клубов типа лондонского «Pall Mall», стриптиз-клубы дают возможность понизить статус женщин не только тем, что позволяют мужчинам завязывать контакты и совершать деловые сделки в их отсутствие: новые мужские клубы требуют, чтобы женщины находились в них, но обнажёнными и выставленными на продажу. Мужчины имеют возможность выпивать с приятелями и одновременно рассматривать женские гениталии или засовывать пальцы в вагину или анус женщины. Контекст, в котором мужчины получают подобную компенсацию, создаётся для них мужскими сетями владельцев клубов и управляющих франшизами.

Заключение

Необходимо включить быстрое распространение стриптиз-клубов в анализ индустриализации и глобализации секс-бизнеса. Изучение быстрого развития сетей стриптиз-клубов, способов, с помощью которых их владельцы получают прибыль, отношения с организованной преступностью, траффикинг женщин и девочек, насилие над женщинами и их эксплуатация в стриптиз-клубах — всё это указывает на слабость аргументации либеральных феминисток на тему эмпауэрмента и агентства, которые танцовщицы приобретают при помощи стриптиза, и насчёт их способности к трансгрессии гендерных норм. Такие аргументы представляют собой неуместный индивидуализм, который попросту не принимает во внимание неравенство между мужчинами и женщинами и тот факт, что само существование стриптиз-клубов является результатом этого неравенства и служит его укреплению. Я считаю, что напротив, появление и быстрое развитие стриптиз-клубов представляет собой способ восстановить мужское господство и власть, направленный против завоеваний феминизма и против положительных социоэкономических перемен (в положении женщин), произошедших в последние четверть века. Эта реставрация мужской власти происходит на международном уровне (глобальный капитализм и глобальная организованная преступность) с помощью укрепления маскулинности в рамках культуры стриптиз-клубов, подчинения сотен тысяч женщин, занятых в стриптизе, социального исключения женщин из мужского пространства, которое создаётся в этих клубах для того, чтобы мужчины завязывали между собой отношения и совершали деловые сделки. Развитие стриптиз-бизнеса на Западе включает в себя также и импорт унижающих практик в отношении женщин, обкатанных на бедных женщинах из стран Юго-Восточной Азии и предназначенных для развлечения и отдыха североамериканских военных. Нормы военной проституции становятся глобальными. Как мы увидим в следующей главе, на Западе женщины танцевали перед военными в надежде, что их выберут для работы в клубах лэп-дэнса, в странах ЮВА — в надежде на то, что их отберут для других форм проституции.

ГЛАВА 5.

Военная проституция

Военная проституция сыграла важную роль в процессе глобализации и индустриализации проституции в конце ХХ века. Массовые индустриализованные армии ХХ века считали проституцию необходимой в деле военной подготовки. Солдаты должны были иметь возможность получить простой, организованный, экономный и «защищённый» доступ к проституированным женщинам, которых рекрутировали разными методами. В тридцатые и сороковые годы «женщин для военного комфорта» похищали, заманивали обманным путём или покупали у их родителей в Корее, Китае или в других оккупированных странах, затем их отправляли в японские публичные дома для военных. Женщины и девочек, используемых в публичных домах для миротворцев в Косово, получали путем траффикинга, в основном из стран Восточной Европы. Методы удивительно похожи, переменной составляющей является только степень участия армии и правительства той или иной страны. После Второй Мировой Войны сходной по размаху с военной проституцией, организованной японской армией, стала проституция для обслуживание североамериканских войск в странах Юго-Восточной Азии. Именно военная проституция послужила базой для дальнейшего развития огромной секс-индустрии и траффикинга в Корее, Таиланде и на Филиппинах, и стала в этих странах важным сектором экономики. Уже по своим объёмам военная проституция может считаться ключевым фактором в процессе глобализации проституции, организации сексуальной эксплуатации пола-пролетариата — женщин и детей из бедных стран — мужчинами богатых западных стран. Интерес феминизма к теме военной проституции можно проследить как минимум до британской кампании против Законов о заразных болезнях в 1860-е годы и до международных кампаний против государственного регулирования проституции (Jeffreys, 1985, 1987). Законы о заразных болезнях имели совершенно явственную цель защитить солдат от венерических заболеваний и от соблазна гомосексуальности. Согласно этим законам, женщины, заподозренные в проституции вблизи военных казарм и портов, могли быть арестованы, подвергнуты принудительному медосмотру и помещены в больницу, если у них находили инфекционное заболевание. В то время гнев феминисток, обращённый против проституции, как в случае с тогдашним символом борьбы — Джозефин Батлер и других, был вызван попранием прав женщин в виде государственного регулирования использования женских тел мужчинами. Эта система государственного регулирования возникла вместе с военной проституцией и была прототипом организации проституирования женщин в ХХ веке в странах Азии, использованной японской и американской армиями: принудительные медосмотры и регистрация были обязательными для женщин, но не для мужчин. Кампания против Законов о заразных болезнях была успешной и привела к их отмене в 1886 году. К сожалению, эквивалент этих законов до сих пор существует в Австралии в системе легализированной проституции, например, женщины, которых проституируют в публичных домах, должны проходить медосмотр, но те, кто их проституирует — не обязаны это делать (Sullivan, 2007). Проблема сексуальной эксплуатации женщин вооружёнными силами с самого начала была одной из проблем, поднятых второй волной феминизма. Сьюзан Браунмиллер доказала, что военные использовали изнасилование как карательную меру против побеждённых мужчин: у них отбирали «их» женщин, чтобы вознаградить своих солдат и замотивировать их на дальнейшую агрессию (Brownmiller, 1975). В восьмидесятых годах Синтия Энлоу превратила тему военной проституции в одну из важнейших для международной феминистской теории написав работу о милитаризации (Enloe, 1983, 2000). Энлоу считает, что необходимо изучать не столько военных как таковых, сколько милитаризацию или направление развития обществ к вооружённым конфликтам, которые имеют глубокое влияние на повседневные экономические и политические вопросы. Создание и содержание огромной численности армий, находящихся в постоянной боеготовности, требуют участия сотен тысяч гражданских, в особенности, женщин, с целью прокормить и обслужить эти армии. Многие из этих женщин используются как проститутки. Согласно феминистской концепции, военные создают — сознательно и намеренно — маскулинность через использование порнографии и проституции, которые дают возможность мужчинам превращать женщин в Других. Восприятие женщин как Других является фундаментальным в подготовке мужчин: их называют позорным именем «женщина» для того, чтобы закалить их. Если бы понятие «женщина» не использовалось для обозначения социально низших существ, от которых солдаты должны во что бы то ни стало отличаться, у солдат не было бы никакого мифа, которому следовать, никакого рационального обоснования для своего поведения (Carter, 1996). Когда североамериканские солдаты покупают проституток для использования на отдыхе и для развлечений на территориях, часто контролируемых военной полицией, они продолжают прорабатывать собственное отличие от женщин и развивать агрессивную маскулинность, которая позволит им убивать других (Moon, 1997; Stirdevant & Stoltzfus, 1992). Солдаты укрепляют мужской союз во время посещений публичных домов. Женщины-солдаты не только не участвуют в подобных акциях укрепления групповой связи между ними, но и не получают никаких других «выгод», которые, по мнению Вооружённых Сил США, приносит мужчинам использование проституированных женщин. Женщины-солдаты не только не являются равными солдатам-мужчинам в этом смысле, но и сами являются представительницами «Других», на которых солдаты-мужчины тренируются в маскулинности и чьи тела используют для этого. Некоторые феминистки, критикуя армию и милитаризацию, отмечают, что армия является не просто мужским институтом, в который женщины пытаются получить доступ (наравне с полицией или пожарной службой), она является институтом, непременным условием функционирования которого является маскулинность (Jeffreys, 2007; Enloe, 2000; Morgan, 1989). Использование разнообразных форм проституции для того, чтобы развлечь солдат, замотивировать их и поддерживать их агрессивность на необходимом уровне, распространено в любой милитаризованной зоне и в любой зоне военного конфликта. Используется также и порнография, в качестве развлечения и в качестве мотивации для того, чтобы солдаты чувствовали своё отличие от женщин и развивали агрессивную маскулинность. Например, порнографию использовала пакистанская армия во время оккупации Бангладеш в 1971 году. Браунмиллер пишет, что «в некоторых частях солдатам показывали порнографические фильмы с явной целью возбудить мужчин, по словам одного из индийских писателей» (Brownmiller, 1975). Военные добились такого «возбуждения» своих солдат, что те изнасиловали сотни тысяч бангладешских женщин. Рут Сайфер обращает внимание на то, как в армиях организуются воздаяния маскулинности. Солдаты ожидают подтверждение собственного статуса мужчин, который получают посредством армейских тренировок и в ощущении мужского единения перед военным насилием. Рут Сайфер называет это «сублимацией маскулинности, соотнесённой в западных культурах с войной» (Seifer, 1994). Хотя в целом признанные феминистские теоретики стоят на критических по отношению к военной проституции позициях, среди них существуют разногласия относительно того, какие из экстремальных форм сексуальной эксплуатации необходимо или возможно отнести к повседневности военной проституции. В феминистской библиографии существует тенденция к классификации способов, с помощью которых армия организует для солдат сексуальный доступ к женщинам; в основе такой классификации лежит степень вреда, причиняемого женщинам. Так, наиболее осуждаемым и отвергаемым является так называемое «сексуальное рабство». Некоторые теоретики делают различие между «сексуальным рабством» и проституцией, так как в случае «сексуального рабства» женщин открыто похищают, принуждают или обманывают, или им не платят, или их подвергают физическим пыткам, которые приводят к смерти, как это происходило в Боснии с женщинами, которых считали отработанным сексуальным материалом. Устиния Долгопол утверждает, что насилие, совершаемое над «женщинами для военного комфорта» не может считаться проституцией, а должно считаться изнасилованием (Dolgopol, 1996). Многие активистки считают также, что система «женщин для военного комфорта», которую правительство Японии упорно пытается представить как систему добровольной проституции, не организованной с помощью государства, а потому не требующей выплат компенсаций жертвам, является системой сексуального рабства и изнасилования (Lys, 2007). В этой главе я продемонстрирую, что в настоящее время различные формы военной проституции продолжают существовать и не собираются исчезать.