Дворцовый ансамбль Цвингер в Дрездене

 

Конец XVII-начало XVIII века стали наиболее ярким периодом в развитии архитектуры Дрездена – столицы Саксонии. Именно в это время начали строиться дворцы и складываться ансамбли, составившие впоследствии гордость немецкого градостроительного искусства.

Предпосылками для такого масштабного строительства стали новые веяния в европейском зодчестве. Наступила эпоха барокко, для которой было характерно единение архитектуры с живописью, скульптурой, декоративно-прикладным искусством, придававшими сооружениям торжественность и парадность.

Стиль барокко диктовал основное требование – поразить зрителя необычайностью замысла и исполнения, преувеличенным пафосом, возвышенностью, чисто театральными эффектами. Отсюда любовь к нарочитой сложности, замысловатым криволинейным очертаниям, резким контрастам света и тени.

Самым блестящим воплощением новых идей стал дворцовый комплекс Цвингер, созданный по проекту выдающегося немецкого архитектора Маттеуса Даниэля Пеппельмана.

Заказчиком увеселительного дворца выступил не кто иной, как Август Сильный, с 1694 г. курфюрст Саксонский, а с 1697 г. – еще и король польский. Как и многие другие властители того времени, он содержал большой и богатый двор, подчеркивал свою абсолютную власть блеском придворных увеселений и роскошью дворцовой архитектуры, стараясь во всем походить на Людовика XIV. Именно при Августе II Дрезден становится культурным центром европейского уровня, своеобразной «Флоренцией на Эльбе».

История создания Цвингера начинается в 1709 г., когда по случаю приема короля Дании Август Сильный распорядился разбить на территории сада близ своей резиденции плац с деревянными постройками и трибунами. Вскоре после этого у короля возникла идея заменить деревянные строения каменными и создать тем самым в непосредственной близости от своего дворца парадный зал под открытым небом для пышных празднеств с комплексом примыкающих зданий для маскарадов и балов.

Маттеус Даниэль Пеппельман вместе со скульптором Балтазаром Пермозером приступил к сооружению Цвингера в 1711 году. Оба великих мастера не подвели повелителя, создав истинный шедевр барочного искусства, в котором живой и игривый язык архитектурных форм гармонично сочетался с элементами скульптурного декора.

В плане дворцовый ансамбль Цвингера представляет собой практически квадратный двор 106×107 м, образованный шестью двухэтажными павильонами и соединяющими их одноэтажными галереями. При жизни Пеппельмана были завершены только три стороны этого прямоугольника – симметричные боковые стороны, представляющие собой сводчатые галереи, в центре каждой из которых встроено по павильону, и еще четыре павильона, украшающих углы ансамбля.

С северо-восточной стороны, обращенной к Эльбе, ансамбль остался недостроенным. Позднее (уже в XIX веке) двор Цвингера был замкнут зданием картинной галереи – двухэтажным зданием в стиле Высокого Возрождения.

Надо сказать, что каких-либо особых элементов архитектура Цвингера не содержит. Это те же колонны, антаблементы, арки и купол. И тем не менее это фантастическое сооружение нарушает все те представления о зодчестве, которые сложились в античности и в эпоху Возрождения. Создатель Цвингера как будто специально задался целью поразить зрителя уже при первом приближении к ансамблю. Он попытался придать архитектуре эффект движения, лишив объемы присущей им геометрической определенности и превратив твердый камень в податливую массу.

От площади фасад Цвингера отделен глубоким рвом. Такие рвы обычно служили защитой крепостных стен, но здесь его роль – чисто символическая: ров отделял земной и прозаический город Дрезден от Цвингера – царства Веселья и Удовольствия. Обширный двор Цвингера служил ареной для проведения пышных празднеств, парадов и представлений, а окружающие его павильоны исполняли роль своеобразных театральных лож.

Над каменной облицовкой рва протянулась застекленная арочная галерея, которую словно разрывает необычная башня Главных ворот Цвингера. Она увенчана медным куполом, внизу выгнувшимся как бы от тяжести распирающей его изнутри жидкости, а вверху сужающимся и перехваченным медными жгутами.

В сторону рва башня «открывается» двумя огромными, поставленными друг на друга арками. По бокам верхней арки парные колонны несут по половинке фронтона. Архитектор как бы демонстрирует зрителю, что раньше это был обычный четырехколонный портик, но каким-то невероятным, сверхчеловеческим усилием его удалось разорвать пополам, и обе половины раздвинуть в стороны. В нижней арке та же неведомая сила не только разорвала пополам треугольник фронтона, но вдобавок, будто из озорства, еще и перевернула эти половинки, обратив их наружными углами внутрь. Но, по-видимому, этой силы не хватило, чтобы поставить колонны на место, и они, как будто кем-то невзначай брошенные, остались стоять в случайном и неудобном положении – под углом к стене.

Арка ведет во внутренний двор Цвингера. Правда, это не столько двор, сколько целая площадь, окруженная прямыми и изогнутыми одноэтажными галереями и двухэтажными павильонами. И хотя кажется, что после причудливой башни уже ничто не может удивить посетителя надуманной сложностью архитектуры, но все же павильоны своей экзотичностью поражают воображение.

Стоит присмотреться хотя бы к одному из главных павильонов под названием «Кронентор» («Коронные ворота»), где размещалась ложа короля. Проход к нему ведет через легкий мостик, перекинутый через обводной ров. Павильон имеет форму ломтя, вырезанного из прямоугольника с неравными сторонами. Нижний этаж имеет шесть широких проемов; за ними видны великолепные лестничные марши с позолоченными коваными решетками и мраморными балюстрадами лестничных площадок. Каждый столб аркады первого этажа украшен человеческими фигурами: на крайних столбах по одной, на других – по две, а по бокам средней арки – даже по три. Фигуры как бы вырастают из плоских, сужающихся книзу выступов: нижние части их туловищ плотно вросли в каменную массу столбов, а верхние словно огромным усилием оторвались от них и оказались на свободе.

Создается впечатление, что скульптурам здесь мучительно тесно: они изворачиваются, изгибаются, принимают странные позы. Так, одна из них запрокинула назад руки, как бы стараясь сбросить груз; другая правой рукой подперла левую, чтобы помочь онемевшим членам; третья устало поникла головой. Всем своим видом фигуры как бы демонстрируют, как им трудно поддерживать тяжелые каменные завитки, сдавившие плечи, шею и затылок.

Второй этаж павильона представляет собой обширное помещение, залитое светом, который льется из окон и с неба, которое вместо крыши сияет между клубящимися облаками. Но самое удивительное зрелище – множество летящих по небу крылатых амуров, вооруженных воинов, белокурых красавиц. Некоторые из фигур как будто только что отделились от карниза, другие успели подняться ввысь и, наклонившись, рассматривают посетителей павильона, точно сожалея, что те не умеют летать.

Впрочем, все это только иллюзия. И небо, и фигуры написаны искусным художником на огромном холсте, натянутом на потолке зала. И даже опытный искусствовед не сможет сразу определить, где кончается реальное пространство и начинается нарисованное.

И все же самое фантастическое – это верх здания. Над пятью огромными арочными окнами павильона причудливо переплелись декоративные вазы, высеченные из камня гирлянды цветов, маски бородатых воинов в шлемах, фигуры гениев, античных божеств, очаровательных детей и крылатых львов. А в центре этого нагромождения окруженный замысловатыми каменными завитками высечен увенчанный короной герб, а над ним, на фоне неба, простирается огромная фигура Геркулеса, согнувшегося под тяжестью небесной сферы. Этот гигант, на которого опирается само небо, – символическое изображение Августа II, которому придворные льстецы дали прозвище Сильный.

Из павильона дверь ведет на террасу на крыше галереи, тесно заставленную фигурами. С края террасы открывается вид на как бы специально спрятанный от глаз уголок. Это – знаменитая «Купальня нимф», которая представляет собой нечто вроде прямоугольного дворика, окруженного стеной. Наверху на террасе бьет фонтан. Вода с шумом переливается из одной чаши в другую, а затем по лестнице из обломков скал, пенясь и играя, как водопад, низвергается вниз, в дворик. Здесь в массивной стене ряды тесаных камней чередуются с камнями, имеющими грубо обработанную, как бы «рваную» поверхность. Это придает стене суровость и какую-то скрытую силу, с которой контрастируют мраморные статуи изящных морских богинь – нимф.

И если фигурам на фасаде павильона тесно, то фигурам в «Купальне нимф», наоборот, слишком просторно в широких нишах. Они как будто замерли на сцене театра в момент исполнения неведомого танца. Их жесты полны нарочитости и жеманства, головки кокетливо склонились набок, а одежды развеваются причудливыми складками.

В таком же стиле созданы и расположенные друг против друга два изящных сооружения – «Павильон на валу» и «Павильон с колокольчиками» (получивший такое название из-за часов из саксонского фарфора с колокольчиками, которые играют каждые четверть часа). Павильоны буквально тонут в пышном декоративном убранстве. Их нижние этажи украшены фигурами гримасничающих атлантов, а карнизы верхнего этажа, кажется, готовы обрушиться под тяжестью статуй, декоративных ваз и цветочных гирлянд. Но весь этот обильный декор только подчеркивает легкость конструкции павильонов.

Причудливый и фантастичный мир Цвингера с его игривыми фигурами, украшающими фасады и ниши, фонтаны и каскады, не только восхищает, но и развлекает своей замысловатостью, беспрерывной сменой зрительных впечатлений. Недаром этому саксонскому сооружению в свое время завидовала вся Европа.

В 1719 г. по случаю бракосочетания наследного принца с герцогиней Жозефиной Австрийской в Цвингере прошли поистине королевские торжества, но после этого знаменательного события ансамбль стал постепенно утрачивать функции центра бурной светской жизни. В 1728 г. была ликвидирована оранжерея, а в опустевших павильонах разместились библиотека, математический кабинет, кунсткамера, богатейшие коллекции гравюр и фарфора.

Следующая страница истории Цвингера датируется серединой XIX века. К этому времени факт, что изначально Цвингер строился только для королевских увеселений, уже имел второстепенное значение. Да и любители искусства неоднократно указывали властям города на необходимость сооружения нового здания для размещения картинной галереи, поскольку в здании так называемых «Конюшен» на Юденхофе, где с 1722 г. хранились полотна знаменитых художников, давно уже не хватало места для картин. Кроме того, в «Конюшнях» не было отопления и необходимых условий для ухода за ценнейшими сокровищами искусства. В 1847 г. наконец было решено построить новое здание для картинной галереи на северной стороне Цвингера. Осуществить эту идею поручили архитектору Готфриду Земперу.

Строительство продолжалось восемь лет, и было закончено в 1855 году. Тогда же в галерею перевезли картины, и с тех пор она служит хранилищем одной из богатейших в мире коллекций живописи. Одни имена чего стоят – Тициан, Джорджоне, Корреджо, Веронезе, Ван Дейк, Рубенс, Рембрандт, Гольбейн, Кранах, Пуссен, Дюрер, Рибера, и конечно же, «Сикстинская мадонна» Рафаэля. Кстати, по-немецки Дрезденская картинная галерея называется «Alte Meister» («Старые мастера»).

Коллеги Земпера высоко оценили его работу по сооружению нового здания галереи. В частности, член Берлинской Академии искусств, советник архитектуры Э. Кноблох писал в 1856 г. в журнале «Практическая архитектура»: «Построить это новое здание было чрезвычайно трудной задачей, т. к. его внешний вид должен был соответствовать хранящимся в нем произведениям искусства, а его формы и декор – отвечать нашим вкусам и взглядам на архитектуру. Кроме того, оно должно было гармонировать, во-первых, с высокопарным и богатым стилем барокко, в котором построен Цвингер, частью которого оно должно было стать, и во-вторых, с театром, католической церковью и дворцом, на которые выходил его задний фасад. Гениальный Земпер… смело принял на себя эту задачу и выполнил ее так, что ему на все времена обеспечен самый высокий ранг среди мастеров архитектуры».

Помимо богатой «родословной», Цвингер – это еще и уникальная история реставрации. В начале XX в. здания ансамбля находились в таком катастрофическом состоянии, что городские власти Дрездена даже собирались их сносить. Но один из преподавателей Дрезденской архитектурной школы, Губерт Эрмиш, вместе со своими учениками добился решения на восстановление Цвингера. 15 лет они занимались этим проектом, так сказать, «на общественных началах». Наконец дворцовый ансамбль был полностью восстановлен. Но через пять лет началась Вторая мировая война, которая нанесла непоправимый урон этому памятнику архитектуры. 13 февраля 1945 г. можно назвать самым трагическим днем в истории Дрездена. В этот день был совершен массированный налет английской и американской авиации; количество бомб, сброшенных на город, исчислялось десятками тысяч, хотя (как потом утверждали историки) никакой военной необходимости в этом не было. В результате город был почти полностью разрушен – более 85 % зданий лежали в руинах. Не избежал печальной участи и Цвингер – от прежнего дворцового ансамбля остались одни развалины, а на месте Дрезденской картинной галереи высились только обугленные остовы стен.

И снова Губерт Эрмиш и Архитектурная школа Дрездена начали возрождать Цвингер практически с нуля, буквально по кирпичику, кропотливо воссоздавая по архивным чертежам прежний облик ансамбля. Сейчас Цвингер стоит посреди Старого города во всем блеске – как памятник не только архитектурному гению его создателей, но и высокому мастерству и патриотизму немецких реставраторов.

 

Замок-сказка Нойшвантайн

 

В живописной местности горной Баварии, под городом Фюссеном близ австрийской границы, среди заснеженных вершин Альп стоит сооружение неземной красоты, напоминающее о далекой рыцарской эпохе. Это замок Нойшвантайн – плод фантазии легендарного баварского короля Людвига II, правившего во второй половине XIX века. Вряд ли баварцы так уж сильно почитали бы своего правителя, прозванного «безумным» за свои чудачества, если бы он не создал это архитектурное чудо и тем самым не прославил себя на весь мир.

Детство юного наследника прошло в стилизованном под средневековую крепость дворце Охэншвангау, который принадлежал его отцу, королю Баварии Максимилиану II, любителю и знатоку германской мифологии. Здесь принц приобщился к древней истории, легендам германских племен, увлекся рыцарскими романами, эпосом о Нибелунгах и поэмой «Тристан и Изольда». И это увлечение переросло в настоящую страсть, которой Людвиг уже не изменял до конца своей жизни.

Воплотить свои юношеские мечтания в архитектурном облике он смог после того, как в 18 лет унаследовал королевский трон. Но для начала молодой монарх пригласил в свою загородную виллу композитора Рихарда Вагнера, чья опера «Лоэнгрин» восхитила его еще в 15-летнем возрасте. Став меценатом великого музыканта, король уплатил его долги и впредь оплачивал все расходы, чтобы, как он писал в одном из писем, «тот мог свободно расправить могучие крылья своего гения в чистом воздухе прекрасного искусства».

К этому же времени относится и замысел короля построить сказочный замок в духе немецких сказаний. Местом для его строительства Людвиг выбрал полуразрушенный старый замок Шванштайн (по-немецки «Лебединый камень»), бывший родовым гнездом рыцарей Швангау, от которых вела свое начало династия баварских королей. Это заброшенное строение некогда хотел восстановить Максимилиан II, но сын все решил иначе, а именно – снести руины и построить новый замок Нойшванштайн, т. е. «Новый лебединый камень», поскольку с юности отождествлял себя с героем средневековых преданий рыцарем-лебедем Лоэнгрином.

Естественно, сооружение такого замка потребовало огромных средств, буквально разорявших королевскую казну. Многим это не нравилось, тем более что параллельно Людвиг строил еще два замка, пусть и не такие роскошные, – в Линдерхофе и Херенкимзее. Тогда-то и возникли в придворных кругах Баварии слухи о том, что король повредился в рассудке и как правитель не способен смотреть на вещи здраво. Бросались в глаза и другие странности Людвига – манера причудливо одеваться; категорический отказ жениться, хотя бы для продолжения рода; он мог иногда целыми днями спать, а порой приглашал к себе на обед… дух почитаемого им Людовика XIV. Строительством замка были недовольны и мать, Мария Баварская, и парламент, но Людвиг оставался непреклонным, твердо решив воплотить в жизнь свою романтическую прихоть.

Почти восемнадцать лет (1868–1886 гг.) строил свой волшебный замок Людвиг II, но насладиться им в завершенном виде так и не успел. Начиная с 1880 г. у него стали проявляться признаки душевного расстройства. С благословения семьи он официально был признан душевнобольным и сослан в замок Штарнберг. Тайна его смерти, последовавшей в 1886 г., не раскрыта и поныне. Однажды вместе со своим личным врачом он тайно покинул замок. Их тела были вскоре найдены в озере Штарнбергзее. У кромки воды в этом месте затем установили крест.

Замок Нойшванштайн стоит на высокой крутой скале, подножие которой омывается быстрым и шумным потоком. Чтобы камень выдержал это громадное сооружение в несколько ярусов, увенчанное огромным количеством башен, вершину скалы укрепили. Могучие контрфорсы подпирают замок со всех сторон, в некоторых местах спускаясь в расщелины скал. Броская красота островерхих башен и стен из ослепительно белого камня и красного кирпича оттеняется яркой синевой озерной воды и зеленью соснового леса.

Недалеко от замка над 90-метровой пропастью протянут подвесной мост, который баварский король назвал именем своей матери Марии. Отсюда открывается прекрасный вид на Нойшванштайн: стройный силуэт с заостренными башенками, вырисовывающийся на фоне неба и гор.

Проект этого грандиозного сооружения разработан архитектором Эдуардом Риделем и театральным художником Христианом Янком. Позднее, после многократных изменений первоначального замысла, которые вносил король, был привлечен Юлиус Хофман. Этот опытный архитектор и достроил замок в 1886 г., уже после смерти Людвига II.

К замку ведет монументальная лестница с высокими каменными ступенями. Просторный вестибюль разделен на два крыла. Его потолок, выполненный в виде крестового свода, украшен декоративной росписью, а пол покрыт метлахской плиткой. Бесконечные залы и комнаты, а также интерьеры пятиэтажного замка подавляют своим великолепием.

Самое внушительное помещение – Тронный зал, выполненный в роскошном византийском стиле. Это двухъярусное помещение с длинными рядами колонн, украшенное имитацией порфира и лазурита. Оно заканчивается полукругом позолоченной апсиды. Везде мозаика и богатая живопись.

К помосту трона ведут девять ступеней из каррарского мрамора, обрамленных фигурами апостолов. Правда, сам трон, который Людвиг хотел сделать из чистого золота с изображением креста, гербов Баварии и своих инициалов, в этом зале так и не был воздвигнут.

Под сияющим голубым небосводом купола восседает Христос, рядом с ним – Мария и Иоанн Креститель, а ниже располагаются короли-святые: Казимир, Стефан, Генрих, Фердинанд, Эдуард и Людовик. Драгоценный канделябр в форме византийской короны из позолоченной меди несет 96 свечей и весит 18 центнеров.

Не менее великолепен и Певческий зал с изысканным освещением, который занимает всю восточную часть четвертого этажа. Его стены расписаны сценами из опер Рихарда Вагнера, любимого композитора Людвига. Представления в Певческом зале, как правило, устраивались по ночам. Для этого из Мюнхена экипажи везли артистов, которые порой даже не знали, для кого поют, потому что чаще всего в зале находился один король, да и тот прятался за занавесками, чтобы не быть замеченным.

В королевские покои ведут мраморный портал и высокие двойные двери. Над ними поблескивает позолотой герб Баварии и фамильные гербы рыцарей Виттельсбах и Швангау. Личные покои короля представляют собой целую анфиладу комнат: спальня, часовня, столовая, гостиная, рабочий кабинет. Их украшают резные дубовые панели, росписи на стенах, массивная деревянная мебель, драпировки и гардины из красного, фиолетового и синего шелка с золотой вышивкой, люстры и подсвечники из позолоченной бронзы.

Королевская спальня в неоготическом стиле ослепляет обилием резных орнаментов, в основном посвященных истории любви Тристана и Изольды.

Предмет особого восхищения посетителей – огромное королевское ложе, представляющее собой настоящее произведение искусства. Очевидцы утверждали, что над изготовлением этой резной деревянной кровати в течение четырех с половиной лет трудились пятнадцать мастеров-резчиков.

Над огромной кроватью искусственный небесный свод венчают месяц и звезды, создавая полную иллюзию отдыха под открытым небом. На полу – белоснежный ковер, сотканный из лебяжьего пуха.

К спальне примыкает небольшая молельня Людвига II. Она посвящена французскому королю Людовику XIV, в честь которого и был назван баварский монарх.

Рабочий кабинет короля оформлен в романском стиле. Созданные известным немецким художником Йозефом Айгнером гобелены, филигранно вписанные в дубовую обшивку стен, иллюстрируют легенды о Тангейзере и состязании певцов в Вартбурге.

Обстановка рабочего кабинета столь же роскошна, как и строга. Все письменные принадлежности изготовлены из золота, слоновой кости и драгоценных камней. В качестве символических украшений – все тот же лебедь как воспоминание о вагнеровском Лоэнгрине.

Пышно украшенная гостиная с расположенным спереди так называемом «лебединым» углом тоже посвящена образу «лебединого рыцаря» Лоэнгрина. Большие панно художников Гаушильда и фон Геккеля изображают сюжеты из легенды о Лоэнгрине. Кроме того, лебединый мотив возникает в резных украшениях деревянной обшивки, в золотом шитье на шелковых обивках и портьерах, на изящных инкрустированных шкатулках и даже на посуде.

Для замка Нойшванштайн Людвиг II, обладавший великолепным вкусом, приказал заказать паркет ручной работы у австрийских мастеров, слава об искусстве которых уже тогда выходила далеко за границы Австрии. Специально для него был разработан абсолютно новый вид паркета с названием «Король» («Koenig» или «King»). По условиям договора, мастера не могли делать ничего подобного, пока король жив, и только после его смерти мастерская стала производить модель «King» для продаж по всему миру.

Людвиг заботился не только о роскошной обстановке, но и о приличествующей монарху комфортабельности жилья. Для этого мастера использовали все технические достижения того времени. В частности, король повелел провести в замок электричество, являвшееся тогда настоящим изобретением века. Нередко, приказав зажечь свет во всех помещениях, король отправлялся на мост, нависший над пропастью с бурным потоком, чтобы издали любоваться поистине сказочной картиной.

Кроме того, все здание было оснащено самой совершенной для XIX в. системой отопления, а на кухне функционировал водопровод с холодной и горячей водой.

При обозрении столь дивного замка-дворца невольно закрадывается мысль, что создавался он не столько для реальной жизни, сколько во славу великого искусства. Это еще раз подтверждает историческое исключение, при котором монарх может думать не только о славе воителя или тонкого политика. Наверное, поэтому по прошествии 120 лет король-романтик Людвиг II до сих пор остается популярнейшей личностью баварской истории. В пик сезона попасть в его любимый Нойшванштайн довольно проблематично. Необходимо отстоять в очереди не менее трех часов, и это при хроническом у туристов дефиците времени! Кстати, к замку ведет асфальтированная дорога-серпантин, по которой можно подняться пешком (минут 50). Можно воспользоваться и курсирующим здесь автобусом либо – чтоб уж совсем окунуться в давние времена – конной упряжкой.

Ежегодно замок принимает до миллиона посетителей. Их желания и чувства можно понять, ибо такого романтического уголка, пожалуй, больше не отыщешь даже в богатой архитектурными памятниками Европе.

 

Венский Бельведер

 

В первой половине XVIII в. Австрия переживала небывалый подъем во всех областях искусства, что поставило Вену в ряд самых блестящих европейских столиц. В свою очередь, это положило начало короткому, но яркому периоду, когда была создана архитектура так называемого зрелого венского барокко, наложившего отпечаток на весь облик города. Лучшим сооружением, созданным в этом романтическом стиле, стал знаменитый Бельведер – летняя резиденция принца Евгения Савойского, – наиболее совершенный в художественном плане из сохранившихся венских дворцово-парковых ансамблей.

Принц Евгений стал скупать участки на склоне холма, спускавшемся к городу, в 1698 году. Через два года здесь начались работы по разбивке регулярного парка на французский лад. И только в 1713 г. принялись за постройку Нижнего дворца, которая заняла три года. Главное здание – Верхний дворец – было сооружено лишь в 1721–1723 годах. До наших дней ансамбль дошел в почти неизменном виде, за исключением не существующих ныне зверинца в верхней части парка и оранжереи около Нижнего дворца.

Разработать проект дворцового ансамбля и вести его строительство было поручено архитектору Иоганну Лукасу фон Хильденбранту, который в качестве военного инженера участвовал в итальянских походах Евгения Савойского. Задача перед ним ставилась четко: в архитектуре и в оформлении дворцов должны были воплотиться воинская слава и духовное величие знаменитого полководца и мецената.

По мнению современников, Хильденбрант блестяще выполнил свою задачу. Более того, кроме величавости, ансамбль Бельведер отличает завершенность, гармоническое соотношение обоих зданий друг с другом и с пространством парка.

Важную роль в ощущении единства ансамбля играют удачно рассчитанные расстояния. От одноэтажного Нижнего дворца более массивные формы Верхнего дворца видятся в воздушной дымке, на вершине холма, поднимающегося ступеньками террас, а сверху Нижний кажется легким садовым павильоном.

Между дворцами – сад с подстриженными кустами и низкими боскетами, по замыслу, деревья здесь не должны разрастаться и искажать вид. Архитектурное и пластическое начала выражаются в стене фонтанов, лестницах, бассейнах, вазах, статуях. Если здания, гармонически сливаясь с пейзажем, воспринимаются как его часть, то сам пейзаж, созданный и организованный, тоже является творением рук человеческих.

Нижний дворец парадным въездом выходит на Веннвег – дорогу, ведущую к центру города. За полукругом ворот, по бокам которых стоят два павильона, раскрывается сложной формы «почетный» двор, окруженный одноэтажными строениями дворца. Они очень просты, и поэтому центральная часть главного корпуса, слегка выступающая вперед и разделенная ордером, кажется особенно нарядной. Над тремя средними осями поднимается второй этаж с балюстрадой, украшенной статуями.

Почти такую же форму имеет и садовый фасад: здесь тоже несколько выдаются более высокий центральный ризалит и павильоны по краям (каждый под своей крышей). Мелкие изящные формы декора хорошо согласуются с плоскостной трактовкой всего фасада. Светлая стена дворца с легким рисунком орнамента и скульптурных групп, подобно декорации, замыкает сценическую перспективу, в которую входят зеленая трава, подстриженные кусты, бассейны со статуями.

В дом можно войти прямо из сада, а через центральный павильон пройти и во двор. Таким образом, в здание как бы включено окружающее пространство – это действительно летняя резиденция, дом среди природы.

Внутренние помещения дворца поражают своей чрезмерной пышностью. Наиболее впечатляет центральный Мраморный зал, занимающий два этажа и объединяющий две анфилады помещений. Здесь одним из ведущих мотивов декора стали военные трофеи, шлемы, мечи, щиты.

Линия карниза, симметрия дверей, окон, ниш с полуциркульным завершением в верхней части стены – все это конструктивно организует интерьер, создает определенный зрительный ритм. Ни один квадратный сантиметр поверхности не оставлен без украшений, плоскость стены все время нарушается, выпуклые детали – от тонких овальных рельефов до объемных групп (амурчик с трофеями и другие) как бы выдвигают ее вперед, а перспективная живопись уходит в глубину. Впечатление живого движения, проникающего все архитектурные формы, усиливается, если смотреть на потолок, где в самых смелых ракурсах громоздятся изображенные балконы и карнизы, уходя ввысь, в нарисованные небеса плафона.

В таком же стиле барокко оформлена и Мраморная галерея с ее четырехгранными пилястрами из красного мрамора, между которыми расположены белые плоскости с рельефами. Прихотливые изгибы обрамления создают волнообразное движение поверхности, а узоры и фигуры невысокого рельефа подхватывают, дробят это движение.

Зеркальный кабинет оформлен как помещение, в котором создается иллюзия расширения пространства за счет зеркальных отражений. Небольшой зал Гротесков наполнен причудливейшими извивами орнамента, будто пляшущего по стенам и потолку, сплетающего и расплетающего свои тонкие усики. В этом узоре порой можно различить фигурные изображения, но все же здесь господствует орнаментальное начало.

В интерьерах Нижнего дворца утверждается идея иллюзорности пространства, его неограниченности, непостоянства форм, переходящих друг в друга. Пышные украшения, отсветы мрамора, мерцание позолоты, золотистые, красноватые и голубые тона фресок ошеломляют зрителя, погружают его в нереальный, красочный мир, в котором язык аллегории, фантазии начинает казаться вполне естественным.

Как ни великолепен Нижний дворец с его контрастными барочными формами, он все же уступает по пышности и убранству Верхнему дворцу, сооруженному с поистине королевским размахом. Различие это заметно уже по парадному входу. Если в центральный зал Нижнего Бельведера можно попасть прямо из сада, то в парадных помещениях Верхнего дворца одним из главных архитектурных мотивов является лестница. Таким образом, гости, входящие в Верхний дворец со стороны двора, сразу должны были ощутить торжественность момента, величие ансамбля. Если смотреть на Верхний дворец из парка, его очертания кажутся чуть ли не более живыми, чем пирамидки и параллелепипеды подстриженной листвы. Линия фасада перебивается выступами центрального ризалита и двух башенок по бокам. Это движение подчеркивается еще и тем, что у каждой части здания оригинальная крыша: волнистый силуэт крыш напоминает вершины холмов, из которых средний – самый высокий. Так, здание, являясь своеобразным венцом парка, и само кажется продолжением естественного ландшафта.

Здесь статуи и рельефы, никак не соперничающие с основными архитектурными объемами, играют роль декора. Украшения обильны, сложно обрамлены даже окна рустованного по традиции цоколя. В оформлении преследуется та же цель, что и в общей планировке: отделить части здания друг от друга, придать каждой из них свой неповторимый характер.

Если со стороны парка в архитектуре Верхнего Бельведера подчеркнута ее светская праздничность, то со стороны «почетного» двора архитектор Хильдебрант раскрывает поистине парадный вид здания. Ворота Верхнего дворца до сих пор сохранили свою причудливую отделку. Здесь и пилястры, украшенные бриллиантовым рустом и сложнейшими капителями, и львы на столбах ворот, и амурчики, и вазы, и причудливый узор железной решетки. Пышность оформления ворот, их изогнутые линии подготавливают зрителя к восприятию архитектуры, которая пока существует где-то вдали, в воздушной дымке.

Затем посетитель попадает в широкий двор с аллеями по бокам и огромным бассейном посередине. За бассейном, отражаясь в нем, располагается величественное здание, словно раскинувшее свои корпуса от центральной открытой лоджии.

В дворовом фасаде Верхнего Бельведера господствует горизонталь. Протянувшаяся вдоль всего здания линия карниза над вторым этажом подчеркнута еще и тем, что она проходит по фасаду парадного крыльца с боковыми башенками. Весь третий этаж кажется как бы уходящим, очевидно потому, что в самом центре действительно уходит в глубину – среднему ризалиту садового фасада здесь соответствует углубление. Этим подчеркивается значение парадного крыльца – трехарочной лоджии с закругленным, типичным для барокко фронтоном.

Поражают своим великолепием и интерьеры Верхнего дворца. Посетитель, попадающий во дворец из главной лоджии, оказывается в богато украшенном лестничном помещении, где на стенах и потолке размещены белые рельефы, а своды потолка поддержаны пилястрами в форме герм с фигурами атлантов.

Входя из сада в Нижний зал, гость может почувствовать себя словно в гроте, где сводчатый потолок как бы придавливает своей массивностью мощные тела поддерживающих его атлантов, которые сгибаются в напряженном усилии. После подъема по довольно темной лестнице посетитель вступает в настоящее царство света и роскоши. Восприятие как бы подготовлено заранее, и теперь раскрывается анфилада парадных комнат, различных и по образу, и по принципу художественного решения.

Как и в Нижнем дворце, главное помещение здесь – Мраморный зал. Во многом, в частности в цветовой гамме, оба мраморных зала несколько схожи. Мраморный зал Верхнего дворца – вытянутый по оси садового фасада восьмиугольник; свет сюда падает главным образом из выходящих в сад окон. Архитектор подчеркивает динамику пространства, используя для этого даже ордер. Стена все время как бы ломается, и делящие ее пилястры красноватого мрамора оказываются под углом друг к другу, капители находят одна на другую. Блеск позолоты капителей и некоторых других рельефных деталей, иллюзорная живопись в простенках – все это должно нарушить восприятие реальных границ интерьера. Этой же цели служит архитектура чрезвычайно пышных, динамичных форм, размещенных на потолке, над окнами третьего этажа. Но при всем том главный зал Верхнего Бельведера, сюжетно также посвященный прославлению воинских подвигов принца Евгения, остается парадным, пышно украшенным, твердо ограниченным помещением. Главное в нем – опоясывающий весь зал карниз красноватого мрамора.

С балкона Мраморного зала раскрывается знаменитый вид на Вену. Замкнутый цепью холмов, со шпилем собора Св. Стефана посередине этот вид сохраняется столетиями.

После того как строительные работы были закончены, Бельведер более десяти лет служил летней резиденцией Евгению Савойскому. В 1736 г. принц умер, а его наследница в 1752 г. продала загородные дворцы императорской семье. В 1923 г. в Нижнем дворце был создан Музей барокко, хранящий австрийскую живопись и скульптуру. По стилю экспонаты гармонически сочетаются с интерьером. А Верхний дворец с 1924 г. стал музеем австрийского искусства XIX–XX веков. Здесь собраны также этапные и лучшие произведения национальной школы XVII–XVIII веков.

Таким образом, в наши дни весь ансамбль Бельведера – музей сам по себе – служит помещением для музеев. Его выдающаяся роль в художественной жизни Вены вполне соответствует его ценности для истории искусства.