Полковник Илья Павлович Мазурук

 

Вокруг и над нами пронзительно ясное небо. На этой высоте оно даже не голубое, а темно-синее. Видимость «миллион на миллион», под серебристым крылом с красной звездой ни облачка, и земля под нами видна, как на детальном тактическом макете. Оглушительно ревут четыре исполинских мотора «НК-12МП», вращающих огромные соосные винты диаметром пять с половиной метров. Каждый такой двигатель имеет мощность, сопоставимую с суммарной мощностью всех двигателей трех не модернизированных бомбардировщиков «ТБ-7». Именно эта запредельная мощность и делает двигатели «Медведей» – такое прозвище, как мне объяснили, дали этим самолетам в будущем иностранные специалисты – слишком шумными. Говорят, что при пролете над морем шум этих двигателей способны засечь даже гидроакустики подводных лодок.

Франкфурт-на-Одере остался позади по левому борту, и лежащий прямо по курсу огромный город на берегах Шпрее кажется мне каким-то серым инородным наростом на теле матери-земли. Именно тут вынашивались агрессивные замыслы, нацеленные на уничтожение нашей Родины и всего мира, именно тут находится эпицентр мирового зла. До центра Берлина осталось около пяти минут лету.

Справа и слева от моей машины, словно привязанные, застыли на боевом курсе самолеты «Ту-95» нашей группы. В их бомболюках находятся управляемые бомбы самых разных калибров и типов: объемно-детонирующие, бетонобойные, зажигательные и фугасные.

Здесь, на высоте десяти с половиной километров, мы чувствуем себя в полной безопасности. Немецкие зенитные пушки калибра 88-мм способны добить сюда только неприцельно на пределе досягаемости по высоте, а для истребителей «Мессершмитт-109» модификаций «E» и «D» эта высота является почти предельной. Они здесь вроде сонных мух, и не способны перехватить бомбардировщики, идущие к цели со скоростью семьсот километров в час.

Сегодня мы станем для берлинцев кем-то вроде всадников апокалипсиса. Ведь нельзя же так – война началась, а жители вражеской столицы все еще мирно спят, как будто это самое обычное воскресное утро. А ведь Геббельс уже трижды прокукарекал, возвестив о том, что Третий рейх начал против СССР превентивную войну. Те из берлинцев, кто уже не спит, должны наблюдать в небе удивительное зрелище: две дюжины надвигающихся с востока тяжелых самолетов, расчерчивающих безоблачное небо белыми инверсионными следами. Сегодня Германия, да и весь мир узнают – какой сокрушающей мощи удары способны наносить советские ВВС в случае необходимости.

Ведущий головной самолет полковник Александр Голованов дает сигнал, и строй распадается, расходится в стороны веером, при этом каждая машина идет на свою цель. К уничтожению приговорены здания рейхстага, рейхсканцелярии, министерства авиации, Центрального телеграфа, штаб-квартиры абвера, СД, гестапо, министерство пропаганды, министерство иностранных дел, а также комплекс зданий ОКВ в Цоссене. Для атаки последней цели было предназначено шесть самолетов, пять из которых несут девятитонные фугасные бомбы для уничтожения особо защищенных объектов, а шестой – авиационную объемно-детонирующую бомбу повышенной мощности, как говорят потомки – «папу всех бомб».

Такой же «папа» в гордом одиночестве висит и в бомболюке нашего бомбардировщика. Цель этой супербомбы мощностью сорок четыре тонны в тротиловом эквиваленте и радиусом сплошного поражения в триста метров – Новая Рейхсканцелярия и окружающие ее германские правительственные здания.

До момента сброса осталось меньше минуты, электромоторы с визгом и скрежетом открывают створки бомболюка. Теперь все внимание на цель. Убираю руки от штурвала – самолет ведет автоматическая система управления бомбометанием, которую потомки называют компьютерной. Внизу пока тихо, не обнаружено ни вспышек огня зенитных батарей, ни взлетающих по тревоге истребителей ПВО. Полтора года назад в небе над Хельсинки было гораздо сложнее. Пошел обратный отсчет.

Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один… – сброс!

Самолет вздрагивает и, облегченный, резко лезет вверх. Закладываю глубокий левый вираж, одновременно одним глазом кося влево и вниз. Бомба будет падать по рассчитанной для нее траектории еще три минуты, и уже никакая сила в мире не сможет остановить ее полет.

Но первой свой удар нанесла группа самолетов, предназначенная для бомбежки Цоссена. Примерно в тридцати километрах южнее нас сверкнула яркая вспышка, и в воздух поднялись столбы то ли дыма, то ли цементной пыли. А потом по Берлину прокатилась волна ослепительных вспышек, превращающихся в исполинские огненные шары. По городу заметались перехлестывающиеся между собой, видимые даже невооруженным глазом ударные волны взрывов. Воистину ужасное зрелище, и я не завидую сейчас тем, кто попал под этот огненный каток. Но не мы начали эту войну и не мы установили ее людоедские правила. Пусть за все расплачиваются те, кто привел Гитлера к власти, вскидывал руки в нацистском приветствии и маршировал во время факельных шествий, надрывая глотки в воплях «Хайль Гитлер!», приветствуя ревом людоедские речи своего фюрера. Дело сделано, и мы ложимся на обратный курс.

 

* * *

 

Час спустя

Третий рейх, Берлин

 

Внезапный и уничтожающий воздушный удар, нанесенный по столице Третьего рейха всего через три часа после начала войны с Советами, превратил нацистское государство в некое подобие обезглавленной курицы. Во время первого налета в Цоссене погибли Кейтель и Гальдер вместе с большим количеством штабных офицеров. Если в подземных лабиринтах штабного комплекса и остались еще выжившие, то добраться до них спасателям было невозможно из-за завалов – груд глыб расколотого бетона, перемешанного с искореженной и перекрученной арматурой. На месте того, что совсем недавно было комплексом зданий в Цоссене, сейчас зияли пять перекрывающих друг друга огромных воронок, каждая тридцать-сорок метров глубиной и треть километра в диаметре. На дне этих воронок что-то продолжало чадно гореть, и оттуда тянуло удушливым дымом и паленым человеческим мясом.

Последовавший за ударом фугасок взрыв сверхмощного ОДАБа стер с лица земли все живое на поверхности. Одноименный городок рядом со штабным комплексом превратился в руины. В окнах зданий, расположенных на расстоянии нескольких километров от эпицентра взрыва, были выбиты стекла, сорваны крыши, а из-за сотрясения от мощных подземных взрывов пошли трещинами фундаменты и стены домов. Централизованное управление боевыми операциями на Восточном фронте было прервано.

В самом Берлине, особенно в его центре, разрушения были еще страшнее. Подлежащие уничтожению объекты располагались тут зачастую вплотную друг другу, и потому весь центр города превратился в сплошные руины, охваченные пламенем пожаров. ОДАБ при взрыве дает очень высокую температуру, а старые здания, зачастую построенные еще в XVIII и XIX веке, содержат в своей конструкции большое количество сухой древесины, которая вспыхивает как порох. Пожарные из-за завалов на улицах не могли пробиться к очагам возгорания, и пламя продолжало охватывать все новые и новые строения. Как это все напоминало пылающие Варшаву или Роттердам, Гернику и Белград! Только там люфтваффе понадобилось значительно больше времени для разрушения этих городов, да и самолетов для достижения подобного эффекта было тоже больше.

Из «Четырех Г» два приказали долго жить. Гиммлер пропал без вести, и его не могли найти ни живого, ни мертвого. Геббельс достоверно погиб под руинами министерства пропаганды, разнесенный в пыль вместе со своей фабрикой лжи. Кроме того, Третий рейх лишился большого количества партийных бонз рангом пониже. Под руинами и в огне пожаров погибли тысячи берлинцев. Чуть подальше от центра города улицы были засыпаны битым оконным стеклом и сорванными с крыш обломками черепицы, шифера и листами кровельного железа. Выглядело все это так, словно город непрерывно бомбили чуть ли не целую неделю.

Через полчаса после первого удара на Берлин налетели стремительные стреловидные «Ту-22М3», нанесшие бомбовые удары по берлинским железнодорожным вокзалам: Потсдамскому, Штеттинскому, Остбанхоф, Ангальтскому, товарным станциям, крупнейшим электростанциям и аэродрому Темпельхоф. После повторного удара столица Третьего рейха осталась без транспорта и электричества. Остановились насосы на водонапорных и канализационных станциях, отключились телефоны, не работали типографии, трамваи и подземка. За какой-то час миллионы берлинцев оказались отброшены в средние века и поставлены на грань выживания. Такова современная война, и они еще должны были радоваться, что их всех не отправил в преисподнюю один-единственный удар мегатонного термоядерного боеприпаса.

 

* * *

 

Июня 1941 года, 08:25