Полевой аэродром Воздушной армии ОСНАЗ под Кобриным

 

Триста бомбардировщиков основной ударной волны 2-го воздушного флота люфтваффе еще только подходили к советской границе в полосе Западного Особого военного округа, а над аэродромами, на которых базировались истребительные полки Воздушной армии ОСНАЗ, уже взметнулись в утреннее небо зеленые ракеты. Взревели на взлетном режиме новенькие моторы, в бешеном режиме замолотили воздух винты, пригнулась к земле трава. Началось! А высоко в небе над Белостоком коршуном нарезал круги самолет ДРЛО «А-50», готовый дирижировать воздушным побоищем, которое вот-вот разразится почти на всем протяжении западной советской границы.

С восемнадцати аэродромов Воздушной армии ОСНАЗ, разбросанных по всей приграничной полосе, на взлет разом пошли почти шестьсот разукрашенных тактическим камуфляжем новейших истребителей «И-182» и триста «МиГ-3М». Помимо двух пушек, калибром 23-мм у «И-182» и 20-мм у «МиГ-3», каждый истребитель нес под крыльями по четыре сверхлегких ракеты «воздух-воздух» типа «Игла-В». Судьба первого этапа войны должна была решиться именно здесь, в небе Белоруссии, и именно сюда были брошены лучшие силы советских ВВС, заблаговременно подготовленные для отражения германского воздушного вторжения.

Примерно в это же время с приграничных аэродромов на германской стороне для нанесения точечных ударов по советским войскам в приграничной полосе начали подниматься в воздух двести восемьдесят пикирующих бомбардировщиков «Ю-87» и сто шестьдесят двухмоторных истребителей-штурмовиков «Ме-110С». Таким образом, количество немецких ударных самолетов, готовых вторгнуться в советское воздушное пространство, достигало семисот сорока единиц.

Одновременно была дана команда «на взлет!» четырем с половиной сотням «И-16» разных серий и пятисот сорока «чайкам», «И-15» и «И-15-бис» истребительных авиаполков ЗапОВО, которые должны были действовать в нижнем эшелоне будущего воздушного сражения. Сто двадцать пять истребителей «МиГ-3» первых выпусков с пулеметным вооружением пока оставались в резерве.

Поднялись в воздух и истребительные полки Прибалтийского и Киевского Особых военных округов. Да, там не было воздушной армии ОСНАЗ с ее элитно подготовленными пилотами и модернизированными в будущем самолетами, но и силы люфтваффе, действующие на этих вспомогательных с точки зрения плана «Барбаросса» направлениях, тоже были куда как скромнее.

В Прибалтике против двухсот семидесяти германских бомбардировщиков из состава 1-го воздушного флота в воздух поднялись почти восемьсот советских истребителей, больше половины которых составляли машины, выпущенные за девять последних месяцев.

В Киевском ОВО картина была аналогичной. Триста пятьдесят германских бомбардировщиков из состава 4-го воздушного флота люфтваффе против поднявшихся в воздух почти тысячи семисот истребителей РККА, из которых шестьсот пятьдесят единиц составляли новейшие «И-182», «МиГ-3» и «Як-1».

Внезапного удара по мирно спящим базовым аэродромам со стоящими на них разоруженными самолетами у люфтваффе не получалось. Вся советская истребительная авиация приграничных военных округов поднималась в воздух, жужжа моторами, подобно рою разъяренных ос. Две этих волны, одна с крестами и свастиками, другая с красными звездами на крыльях, должны были схлестнуться, выясняя, «чья возьмет», в титаническом приграничном воздушном сражении, перед которым должна была померкнуть даже знаменитая «битва за Британию».

Генерал Захаров лично возглавил ударную формацию из двух истребительных дивизий ОСНАЗ, действующую на Брестском направлении. Подняв свой «И-182» на высоту пяти километров, он перешел в горизонтальный полет и, немного прибрав обороты мотора, привычно покрутил головой, осматривая воздушное пространство. Повсюду, справа, слева, сзади, чуть ниже и чуть выше, в четком строю застыли «И-182» четырех истребительных полков 1-го воздушного корпуса. Почти двести новейших истребителей сразу – это внушительное зрелище. Еще два полка «высотных чистильщиков» «МиГ-3М» занимали свой любимый эшелон в семь тысяч метров и были заметны только по легким инверсионным следам, которые оставляли работающие на форсаже моторы.

Ожило радио, канал связи с постами ВНОС, радарами ПВО и кружащимся на высоте двенадцати километров самолетом ДРЛО.

– «Молния-один», – скороговоркой произнес авианаводчик, – я «Орел-два», противник прямо перед вами, от ста пятидесяти до двухсот единиц, судя по перехвату переговоров, 3-я и 53-я бомбардировочные эскадры люфтваффе в полном составе, удаление десять, высота три тысячи. Сигнал на открытие огня зеленый.

Захаров усмехнулся. Связь из будущего, называемая там цифровой, как всегда была выше всяких похвал. Хотя после того как их специалисты поработали над советской радиоаппаратурой, в линейных частях качество связи тоже весьма заметно улучшилось, и пилоты теперь слышали в наушниках не только свист и шипение. Но все же «цифра» в этом смысле была вне конкуренции, хотя бы потому, что противник не мог прослушать переговоры между самолетами его армии.

– «Орел-два», – произнес Захаров, – я «Молния-один». Вас понял, атакую! Конец связи.

– «Молния-один», – ответило радио, – я «Орел-два», конец связи. Желаю удачи, Георгий Нефедович.

Еще раз усмехнувшись, генерал начал внимательно вглядываться в пространство перед собой. Жабинка осталась позади, под крыльями проплывали леса с ниточкой Варшавского шоссе, где-то под левым крылом вилась голубая змейка реки Мухавец, а впереди раскинулся город Брест, пока еще тихий и мирный, без вспышек выстрелов и дыма пожарищ. А чуть выше и в стороне от города – генерал Захаров внимательно прищурился – была видная россыпь черных точек, похожая на стаю больших жирных мух. Только эти «мухи» целенаправленно летели вглубь советской территории, ориентируясь все по той же ниточке Варшавского шоссе и линии железной дороги. В эпоху «до навигаторов» чаще всего было именно так, штурманы прокладывали курс, привязывая его к наземным ориентирам. И как раз в этот момент на востоке за спинами советских летчиков из-за горизонта выполз большой красный диск восходящего солнца, залив все вокруг ярким светом своих лучей и слепя глаза немецких пилотов, штурманов и стрелков.

Генерал Захаров переключил рацию на свой командный канал и левой рукой плотнее прижал ларингофоны к горлу.

– Я «Молния-один», – выкрикнул он. – Атака! Атака! Атака!

Внезапный удар с высоты по ничего не подозревающему противнику – это самый страшный и одновременно самый результативный вид воздушного боя. Одно за другим звенья «И-182», переходя в пологое пикирование, обрушивались на строй немецких бомбардировщиков. Полки «МиГ-3» пока остались на высоте – страховать своих товарищей на случай подхода немецких истребителей, которые могли появиться очень быстро, так как их аэродромы располагались почти у самой границы.

Поймав в прицел темную точку немецкого бомбардировщика, генерал Захаров дождался в наушниках сигнала «п-и-и-и-п» системы наведения и, откинув большим пальцем предохранительную скобу с нижней гашетки, выпустил в этого конкретного немца свою первую «Иглу».

Выскочившая из пусковой трубы ракета унеслась к цели, оставляя за собой белый дымный хвост, а мгновение спустя и сама пустая труба тоже отвалилась от держателя. За первой ракетой, выпущенной генералом Захаровым, тут же последовали не менее пяти десятков ее товарок, выпущенных другими пилотами, исчертившие прозрачный утренний воздух толстыми белыми пушистыми веревками. Война в воздухе началась.

Советские летчики из первой атакующей волны успели выпустить еще по одной ракете, когда внизу и впереди среди немецких бомбардировщиков разразился самый настоящий ад. Тихоходные неуклюжие «юнкерсы» и «хейнкели» не смогли увернуться от мчащихся со сверхзвуковой скоростью «Игл». Почти все ракеты нашли себе жертвы в головных девятках германской бомбардировочной формации. Немецкие пилоты не понимали, что происходит, и гибли один за другим с проклятьями в адрес Бога, Германа Геринга и самого фюрера: «Мы же так не договаривались!»

Воздух наполнился дымом горящих самолетов, криками сгорающих заживо в бензиновом пламени людей. А несколько секунд спустя в этот хаос врезались со своими пушками и советские истребители первой волны, мгновенно заработавшие у выживших немецких пилотов прозвище «Тигровая крыса». [17]

Влепив в «юнкерс» три десятка снарядов и разворотив бомбардировщик от кабины до центроплана, генерал Захаров проскочил ниже немецкого строя и, переведя машину в набор высоты, на мгновение оглянулся назад, чтобы оценить обстановку. В исчерченном трассами небе горели и падали немецкие самолеты, а к земле на парашютах опускались десятки покинувших подбитые самолеты вражеских летчиков. А сколько из них так и не сумело воспользоваться парашютом?

В новую атаку на уцелевшие немецкие бомбардировщики с другого направления заходил еще один советский истребительный полк. И это было лишь началом. Значительно ниже и сзади к месту сражения подходили приотставшие «ишаки» и «чайки» 33-го, 123-го и 74-го истребительных полков 10-й смешанной авиационной дивизии. Получалась классическая покрышкинская «этажерка», у которой наверху работали высотные «миги», в середине фронтовые маневренные истребители-универсалы, а внизу – юркие маневренные бипланы, готовые вцепиться в те немецкие самолеты, которые пожелают выйти из боя, проскочив над самой землей. Сюрприз для «птенцов Геринга» получился весьма неприятный.

 

* * *

 

Июня 1941 года, 04:00

Белорусская ССР, Брест

«Артиллеристы, Сталин дал приказ»

 

Битва в воздухе была в разгаре, объятые огнем и разваливающиеся на части самолеты один за другим падали с небес, пятная небо длинными черными хвостами, эфир был забит немецкими ругательствами и проклятиями, а на земле тем временем была готова разыграться своя драма. По всей линии советско-германской границы, в эти минуты неожиданно превратившейся в линию фронта, загрохотала немецкая артиллерия, крушащая пограничные заставы и расположения ближайших к границе советских воинских частей.

Под прикрытием артиллерийского огня передовые немецкие подразделения рванулись к берегу Западного Буга, волоча надувные лодки. Ширина реки в районе Бреста колеблется от восьмидесяти до ста двадцати метров. Всего один короткий рывок, и вермахт покажет этим идиотам из люфтваффе – как надо воевать. Чуть поодаль взревели моторы германских «панцеров». Саперы уже доложили, что ночью они скрытно перерезали провода и разминировали мосты. И теперь храбрые германские танкисты ни на шаг не собирались отставать от своей пехоты.

Но немецкий артиллерийский удар пришелся по пустому месту. В казармах и погранзаставах не было ни одного советского командира или бойца, а в пятнадцати километрах от границы, на восьми огневых позициях готовились к боевой работе четыреста тридцать две установки реактивных систем залпового огня «Град». Последний штрих – через радиолокационные станции контрбатарейной борьбы «Зоопарк» определить координаты стреляющей немецкой артиллерии и выдать целеуказания в батарейные комплексы автоматизированного управления огнем «Виварий».

На все это потребовалось чуть больше полуминуты, а потом молчащая до того момента советская сторона в ответ на огонь немецкой артиллерии вдруг взревела голосом разъяренного зверя. Все установки били полными пакетами по заранее разведанным целям. Боевые машины делали то, ради чего они были созданы. Чуть больше чем через сорок секунд их зычный голос докатился до позиций немецкой пехоты, и от этого утробного воя и рева, приглушенного расстоянием, даже у бывалых солдат вставали дыбом волосы под касками. А потом на немецкие войска, выдвинутые вплотную к границе, сплошной волной накатился огненный вал.

Земля неожиданно встала на дыбы, и разрывы смешали ее с небом и водой. Спасения не было нигде, повсюду царил ад. Реактивные снаряды, как град во время грозы, сыпались на голову готовой к броску через границу немецкой пехоты, позиции открыто стоящей артиллерии, танковые и автомобильные колонны механизированных частей вермахта, полковые и дивизионные штабы, свернутые в походные колонны для движения вперед. Зверь из бездны жадно пожирал генералов и рядовых солдат, ветеранов прошлой войны и безусых новобранцев, не успевших повоевать даже в прошлогоднюю французскую кампанию.

На шестьдесят километров границы, вдоль которой теснилась передовая ударная группировка 2-й танковой группы, в течение тридцати пяти секунд выпало более семнадцати тысяч реактивных снарядов калибра 122-мм. Причем по тротиловому эквиваленту каждый снаряд «Града» был равен двум осколочным снарядам советской гаубицы «М-30» и на тридцать процентов превосходил местный реактивный снаряд «М-13» для наземной реактивной артиллерии. Шквал огня и металла, огненной метлой прошедший по передовым немецким частям, нанес им тяжелейшие потери, в первую очередь в живой силе, артиллерии и автотранспорте. Не менее четверти немецких солдат было убито, еще половина получила ранения различной степени тяжести и выбыла из строя.

Но и с теми, кто чудом остался невредим, тоже не все было ладно. У многих из выживших белокурых бестий от испытанного ужаса поехала крыша. Вообще же в Европе считается, что если часть в бою потеряла убитыми и ранеными до четверти личного состава, то она полностью утрачивает боеспособность и должна быть выведена в тыл для пополнения и переформирования.

Танковые части пострадали меньше – все-таки броня обеспечивает защиту от осколочных снарядов. Но и там были поврежденные и сгоревшие от прямых попаданий машины и обезумевшие потомки нибелунгов, которых приходилось за ноги вытаскивать из-под танков, так как они полностью потеряли представление о реальности.

Когда земля под ногами прекратила ходить ходуном, командир 6-й стрелковой дивизии генерал-майор Золотухин приник к окулярам стереотрубы. Даже для него, командира с опытом Первой мировой и Гражданской войн, открывшееся зрелище показалось апокалиптическим. В рассеивающихся клубах дыма и поднятой взрывами пыли изломанными куклами валялись тела в мышастой форме вермахта. В нескольких местах чадно горели машины, а на позициях германской артиллерии валялись перевернутые вверх колесами пушки и отчаянно бились раненые лошади.

Надо сказать, что легенда о тотальной моторизации и механизации вермахта не верна. Полностью механизированными были лишь моторизованные корпуса, а обоз и артиллерия в обычных пехотных дивизиях, входивших в состав обычных армейских корпусов, были полностью на гужевой тяге. Как раз напротив Бреста располагались исходные рубежи 12-го армейского корпуса под командованием генерала от инфантерии Вальтера Шрота, в данный момент уже покойного. В ходе огневого удара РСЗО корпус понес тяжелейшие потери в живой силе и артиллерии, был полностью деморализован и дезорганизован и потерял управление из-за больших потерь в штабных офицерах.

Впрочем, в соседних, 47-м и 24-м моторизованных корпусах, дела обстояли ненамного лучше. Треть танков были уничтожены или вышли из строя, пехота и артиллерия понесли такие же тяжелые потери, как и в 12-м армейском корпусе. Командир 24-го моторизованного корпуса генерал танковых войск Гейер фон Швеппенбург был убит, командир 47-го моторизованного корпуса генерал от артиллерии Иоахим фон Лемельзен получил тяжелое ранение и контузию. А вот нечего было вылезать к самой границе, чтобы своими глазами увидеть «исторический момент»!

Сам «быстроходный Гейнц», сидевший в тот момент у рации в командирском танке «Т-III», отделался легким испугом и временной глухотой. На всю оставшуюся жизнь он запомнит вакханалию разрывов, которые трясли танк, как бульдог трясет тряпку, и барабанящие по броне крупные осколки. Ни о каком наступлении на советские позиции не могло быть и речи. Передовые части нуждались в замене, а новая тактика в условиях применения противником такого ужасного оружия – в осмыслении. Впрочем, пути назад тоже не было. Единожды запущенная военная машина блицкрига требовала движения вперед, и только вперед. В противном случае ее ждала гибель.

Лишь только прекратился звон в ушах и к генералу Золотухину вернулся слух, он услышал странный, протяжный, полный смертного ужаса вой, издаваемый тысячами раненых и умирающих немцев, до которых от его КНП было не больше трехсот метров.

«Да уж, – подумал Золотухин, – вот и сходили немцы за хлебушком! Действительно лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Меньше минуты, и, как говорят в Одессе, никто никуда не идет».

Потом он представил, что вся эта масса немецкой пехоты и техники, по сути целая армия, обрушилась бы, к тому же внезапно на его дивизию, не имеющую поддержки ни авиации, ни артиллерии, и ему стало не по себе. Но это чувство быстро прошло. Надо было воевать, а воевать при такой поддержке было уже не так страшно. Генерал-майор понимал, что в любом случае немцы опомнятся и повторят попытку вторжения, уже не такими толпами, по которым будет – а он в этом и не сомневался – новый, уничтожающий все живое удар. И вот тогда придется сражаться с ними насмерть.

Но и это еще был не конец. Едва отбушевал огненный шквал, как к «Градам» подъехали транспортно-заряжающие машины и начали лихорадочно перезаряжать боевые установки. По уставу, сразу после залпа РСЗО для перезарядки должны уходить в глубокий тыл. Но в данном случае, когда самой дальнобойной германской гаубице для ответного удара не хватало целых четырех километров дальности, такие предосторожности были излишними. Если при первом ударе применялись снаряды еще советского выпуска с дальнобойностью в двадцать километров, то теперь в пусковые трубы «Градов» заряжались снаряды российского производства, имеющие вдвое большую дальность полета и неконтактные радиовзрыватели. Удары ими должны были наноситься уже не общим залпом всей группировки РСЗО, а побатарейно по точечным целям в глубине вражеской обороны: штабам, резервам и складам.

Тем временем, пока германская артиллерия была полностью приведена к молчанию, к своим позициям у границы побатарейно вышли двести восемьдесят восемь установок «Ураган» и пятьдесят четыре установки «Смерч», которые нанесли огневой удар по целям, расположенным на удалении от двадцати пяти до девяноста километров от границы: железнодорожным станциям, складам, штабам, аэродромам истребителей, тяжелых истребителей-штурмовиков «Ме-110» и пикировщиков «Ю-87».

Хуже всего для немцев обстановка сложилась на аэродромах, где базировались истребители 51-й и 53-й эскадр, застигнутые огневым ударом «Смерчей» в момент подготовки к боевому вылету на поддержку своим бомбардировщикам, избиваемым в небе над Брестом. Огненная волна разрывов тяжелых ракетных снарядов прокатилась по взлетно-посадочным полосам, превращая самолеты, летчиков, аэродромную технику и персонал в кровавый фарш. Залп одной установки «Смерч» был эквивалентен залпу линкора. Многие заслуженные асы, герои «битвы за Британию», сражений в небе Польши, Франции, Норвегии, Бельгии и Голландии, кавалеры Железных и Рыцарских крестов, бесславно погибли на земле, так и не успев подняться в воздух.

 

* * *

 

Июня 1941 года, 05:15