Командир эсминца «Быстрый»  капитан 1-го ранга Иванов Михаил Васильевич

Мы в дрейфе, погода хорошая, тихо. Только что ошвартовались к борту «Николая Вилкова». В преддверии завтрашних событий поступил приказ Карпенко извлечь из аппаратов левого борта торпеды «53-65К», заряженные нам во Владивостоке для учений, и зарядить два «Шквала». На крупную дичь, значит. С другой стороны, как привет из молодости, разлегся на водной глади «Иркутск». «Кузбасс» куда то услали, наверное по делу, а этот с нами, но пока в резерве. Или у него начинка такая, что делает его чемоданом без ручки? Больше двух недель похода, а им только первый раз позволено всплыть, но это не страшно. На такой лодке можно кругосветку совершить, ни разу не всплывая, это просто в преддверии завтрашних событий с парней снимают напряжение. Пусть подышат свежим воздухом.

Вот и я, стою на мостике, дышу полной грудь и вслушиваюсь в себя. А ведь я от жизни уже ничего не ждал, ну что мне оставалось? Доплавать полгода, потом контр-адмиральские погоны, отставка, пенсия… И все, впереди одинокая старость. Жена ушла, дети разбежались, оставалось только угасать никому не нужным стариком, после бурно прожитой жизни. Что было, то было, и служба в подплаве на Северном Флоте, когда был молодой и красивый. А Северный флот, он по сравнению с Тихоокеанским почти столица. Сел в самолет – через час в Питере, а через два в Москве. Потом была тяжелейшая авария в походе, декомпрессия и больше года госпиталей. Подплав для меня был закрыт навсегда. Но увольняться по состоянию здоровья не захотел, в моей семье мужчины чуть ли не с Петровских времен как-то не видели себя вне военно-морского флота. Не знаю, каким образом, но получил направление в военно-дипломатическую академию, которую и окончил с отличием в девяносто пятом. А потом была служба сначала помощником, а потом и военно-морским атташе во всех уголках мира, и звания шли, как положено – за двенадцать лет от капитан-лейтенанта до капитана 1-го ранга. Да-с! А вот год назад выяснилось, что для полной пенсии мне совсем чуть-чуть не хватает стажа, всего полтора года… А вот куда вы денете капитана 1-го ранга? И тут на академию пошел командир «Быстрого». Ну, мне и сказали – мол, пока он учится, ты ему место подержи, вернется и оформим тебя на пенсию, как положено. Вот я и командир эсминца – надводным кораблем не только ни командовал никогда, но даже и курсантом практику на лодке проходил. Хорошо, старший у меня опытный, главное ему было не мешать. А тут сначала этот поход, а потом ЧП. И даже здесь, после перехода, Антон Петрович, дисциплина, служба, порядок, исправность механизмов, а я ему только киваю, а сам как во сне. И вдруг, позавчера, когда Карпенко повел нас в атаку… знаете, я вдруг помолодел. Эсминец как живой рвется вперед, ветер, брызги и цель… не какая-нибудь мишень или списанная лайба, а самый настоящий корабль, самого настоящего врага, которого надо убить, потому что иначе он убьет тебя. И когда выпущенные нами снаряды начали рвать японский крейсер на куски, я вдруг снова почувствовал, что ради этого стоит жить. Будто не было этих лет, и я снова тридцатилетний капитан-лейтенант. Есть Враг и есть Родина, которую надо от этого врага защищать. Да, завтра я поведу «Быстрый» в бой и буду убивать тех, кто пришел сюда убивать моих пра-прадедов. Буду убивать по старинке, артиллерией и торпедами, а это для моряков почти глаза в глаза. Я уже говорил с Сергей Сергеевичем насчет завтрашнего. Если все пойдет по плану, то на «Микасу» пойдет один из тех двух «Шквалов», что кран-балка вот-вот введет в торпедный аппарат. Ну-ка, постойте, что это там матросик пишет краской на боку «Шквала»? Интересно… Спускаюсь с мостика. На темно-зеленом боку торпеды большими белыми буквами выведено «За Варяг!».

– Товарищ матрос! – матросик испуганно вскакивает. Все понятно, коротко стриженый, лопоухий, срочник, этого года весеннего призыва.

– Молодец, – жму ему руку. – А теперь давай-ка сюда…

Мы обошли торпедный аппарат с другой стороны.

– А вот на этом боку напиши: «Адмиралу Того, лично в руки».

Матросик широко лыбится.

– Так точно, товарищ командир, напишу!

Теперь, если есть Бог на этом свете, то этот «Шквал» точно дойдет до цели, молитвами моими и этого матросика.

Из раздумий меня вывело покашливание за спиной. Оборачиваюсь. Представительнейший мужчина шкафообразной наружности, эдакий носорог в костюме-тройке.

– Михаил Васильевич, добрый день. Честь имею представиться – Одинцов Павел Павлович. Хотел бы с вами переговорить в приватной обстановке.

«Так вот ты какой, Большой Полярный Лис!? Наслышан, наслышан…» – думаю я молча, но вслух, конечно, отвечаю совершенно другое (академию-с мы кончали):

– С превеликим удовольствием, Павел Павлович. Не угодно ли будет пройти в мою каюту?

– Угодно, Михаил Васильевич, угодно! – Одинцов отработанным движением приподнял шляпу. – Давайте пройдемте.

Командирская каюта на эсминце, конечно, не апартаменты люкс, но все-таки место для шкафа с книгами и лазерными дисками нашлось. Одинцов покрутил головой, осматриваясь.

– Уютненько у вас здесь, Михаил Васильевич…

Он подошел к застекленной дверце книжного шкафа.

– О, тут у вас и Гумилев Лев Николаевич, и «Очерки Русской Смуты», и «Дневники Николая Второго», и «Мемуары Великой Княгини Ольги», и сборник «Русская дипломатия конца девятнадцатого, начала двадцатого века», да и много чего еще! – он повернулся ко мне. – Увлекаетесь?

В его голосе послышалось нечто, заставившее меня вздрогнуть. Последняя фраза прозвучала как полувопрос-полуприказ. И если правда все то, что я уже слышал об этом человеке, то меня исчислили, взвесили, признали годным и сейчас призывают в ряды.

– Да, товарищ Одинцов, увлекаюсь, – ответил я, подтянувшись.

– Михаил Владимирович, – покачал головой Одинцов, – не надо так официально, вы же должны помнить, что, согласно обычаям этого времени, беседа вне строя двух, э-э-э, человек, находящихся примерно в одном социальном статусе, предусматривает обращение к собеседнику по имени-отчеству, если, конечно, вы не хотите нанести этому собеседнику преднамеренное оскорбление…

– Учту на будущее, Павел Павлович, и имейте в виду, что оскорбление вам наносить я не собирался. А что касается вашего вопроса – то да, Российская история, особенно за последние сто пятьдесят лет, это моя любовь и моя боль. Да что же мы стоим? – я указал на диван. – Прошу! И, Павел Павлович, слушаю вас внимательно…

Одинцов покачал головой.

– Михаил Владимирович, когда я узнал, что командир «Быстрого» в прошлом военный дипломат, я был просто, ну как бы это сказать, обрадован. Но уже здесь, в вашей каюте, я понял, что вас сюда послали Высшие Силы. Вы именно тот человек, который нам просто позарез нужен… Да, Михаил Владимирович, вы верите в существование Творца Всего Сущего?

– Отчасти, Павел Павлович, отчасти… А почему вы спросили? – не понял я.

– Да не верю я в случайные совпадения, тем более в два подряд, – ответил Одинцов, – во-первых, ваше назначение на должность командира эсминца. Я знаю, бывали и раньше случаи, когда офицера, которому не хватает морского стажа, перед пенсией переводят в плавсостав. Но очень редко на должность командира корабля, а уж с военными дипломатами раньше такого вообще не случалось. И второе – как я понял Сергея Сергеевича, ваш эсминец вообще не должен был оказаться в непосредственной близости к нашей группе. Каким образом вы оказались в том самом месте и в тот самый момент, уму непостижимо. Я читал рапорт вашего командира БЧ-5 – о том, что у вас в этот момент вышло из строя управление правой турбиной. И что потом, уже когда все кончилось, никакой неисправности обнаружено не было. И еще, по времени, ударь та молния чуть раньше, и вы остались бы там, в две тысячи семнадцатом. Ударь она чуть позже – и ваш «Быстрый» со всей дури впилился бы бортом в «Николая Вилкова». Короче, поскольку совпадений слишком много, советую вам по сходу на берег пойти в храм и поставить свечку Николе Угоднику. Просто так, на всякий случай. А теперь по делу. Что вы, Михаил Владимирович, скажете насчет того, чтобы снова потрудиться на ниве дипломатии, и причем внутренней. Нам с Сергеем Сергеевичем и Александром Владимировичем нужен ответственный человек, который бы мог возглавить группу, направляемую в Санкт-Петербург для контактов с семьей Романовых. Если позволите…

Я кивнул, и Одинцов достал из внутреннего кармана стопку фотографий, размером примерно с колоду игральных карт, и начал их раскладывать на диване между нами.

– Вот наш политический пасьянс… Номер один – Вдовствующая государыня Мария Федоровна, особа умная и влиятельная, но, к сожалению, выпавшая из мейстрима. В отношении этой особы стоит задача – довести до ее сведения информацию о том, куда все катится… Может быть, она станет нам искренним и верным союзником. Вот номер два – внук Николая Первого и троюродный дядя Николая Второго, Великий Князь Александр Михайлович, по-семейному Сандро. Одновременно очень умен и неамбициозен… В нашей прошлой истории был куратором авиации и автобронетанковых сил в Российской Империи… В настоящий момент занимает должность начальника управления морских портов и курирует все вспомогательные крейсера. Ваш, товарищи офицеры, будущий непосредственный начальник, ибо во избежание длинного носа господ из-под Шпица легализоваться мы будем именно как вспомогательные крейсера. Номер три – Великий Князь Михаил Александрович, по-семейному Мишкин. Наиболее вероятная кандидатура на пост Императора Всероссийского после отречения Николая Второго. Надо только сделать так, что бы он в этом случае не начал ломать комедию, как в нашей истории. Принял бы тогда престол – может быть, и не было бы ни Февраля, ни Октября. Ну и Великие Княгини Ксения и Ольга. С ними контакты в силу служебной необходимости. Они обе женщины неглупые, но все равно женщины, и не имеют того опыта, какой есть у Марии Федоровны. Из семейства Романовых пока все; остальные, мягко выражаясь, проявили себя очень некрасиво в надвигающихся событиях. Поверите или нет, я уже с ними мысленно разговариваю иногда. И напоследок фигуры из черного списка… Государыня Александра Федоровна… Генерал-адмирал Великий Князь Алексей Александрович и его подчиненные из Адмиралтейства… Что говорить, а что нет Императору Николаю Второму, лучше согласовать с Марией Федоровной. И ради Бога, никаких экспромтов, все ваши шаги должны быть тщательно подготовленными…

– Понимаю, – я посмотрел на Одинцова. – Я могу взять вашу колоду, чтобы «поговорить» с ними на досуге… Фактического материала на них у меня достаточно, – я кивнул на шкаф, – так что через два-три дня я доложу вам свои соображения.

– Конечно, берите, у меня есть еще пара комплектов, только вот начет двух трех дней я бы не зарекался. Сегодня-завтра вам будет явно не до большой политики, а вот, скажем, вечером шестнадцатого я готов выслушать ваши соображения на эту тему… А теперь позвольте откланяться, дела-с…

* * *