Жорж Свинкин продолжает поиски Попова Николая. Шурик Мышкин знакомится с очень весёлым центральным нападающим по фамилии Весёлых, а по имени Егор

 

Закончив рассказ о своем прыжке на полном ходу с поезда, Жорж Свинкин с трагическими нотками в хрипло‑скрипучем голосе проговорил:

– Колошшальной важности вопрош: как ишкать проходимша Попова Николая, такого негодяя? Прошто шидеть? Или ишкать?

– Сейчас перед нами троими, – озабоченно сказала бабушка Анфиса Поликарповна, – стоит одна колоссальнейшая задача – подумать о пище на завтра. Но борщ, уважаемый Жорж…

– К шожалению, я ешть не шпошобен. Жубы выбиты. Губы ражбиты.

– Но борщ, уважаемый Жорж, – бабушка Анфиса Поликарповна весьма строго повысила голос, – но ваш борщ, уважаемый Жорж, абсолютно несъедобен. Я – бррр – попробовала его и едва не вылила, но руки не поднялись. Почему он, ваш борщ, безвкусен, то есть несъедобен?

А Жорж Свинкин вдруг четыре раза подряд ойкнул, хрипло, скрипло и громко, два раза тихо состонал и проговорил:

– Хоть шкорую помош выживай… вшё лишо горит…

– Вам надо в больницу, – сказал Шурик.

– Нет, нет… надо ишкать прештупника.

– А вдруг он разбился и лежит в больнице? – испуганно крикнул Шурик. – Вдруг ему уже делают операцию? Может быть, я сбегаю в больницу?

– Шпегать в больнишу? – задумчиво переспросил Жорж Свинкин. – Вдруг операшию делают?.. Поштой, поштой! – он явно обрадовался. – Это же шветлая мышль! Только в больнишу отправляюшь я шам! Лишо там приведу в порядок. Жубы вштавлю. Шправки о прештупнике наведу! – И Жорж Свинкин моментально исчез – в одном красном полуботинке на левой ноге.

– Ненормальный… Как он в таком виде пройдёт по улицам? – Бабушка Анфиса Поликарповна пожала плечами. – Дорогой внук, давай решать судьбу борща, а следовательно, и нашу судьбу!

А Шурику всё было безразлично. Ни разу в жизни он не переживал так много за один лишь день, который ещё не кончился, и очень устал от переживаний, а они тоже ещё на сегодня не закончились. Если бы мог он знать, сколько ещё ему предстоит сегодня пережить!

Бабушка Анфиса Поликарповна вдруг резко поднялась с места и произнесла совершенно безапелляционным тоном:

– Тебе не избежать похода в магазин за продуктами. Что‑то ведь надо есть! Вот, кой‑какие деньги я собрала. Посоветуйся с продавцами, обрисуй им ситуацию, в какой мы с тобой оказались, – говорила она, подавая внуку большую хозяйственную сумку, – порасспрашивай покупателей. Ведь продают же консервы всякие, вообще разные съестные изделия. Удачи тебе, дорогой внук.

Шурик побрёл по улице, опустив взъерошенную голову, добрёл до садика возле поселкового клуба, машинально присел на скамейку, где сегодня познакомился с дядей Колей, и тихонько заплакал. Ему было до того тяжело и грустно, что он нисколько не стыдился своих слез.

И его надо понять, уважаемые читатели.

Однако жизнь устроена так, что сразу вслед за огромной радостью вас в ней, в жизни, вполне может настичь не менее огромная беда, а вслед за бедой может привалить и счастье примерно таких же размеров, как беда.

И когда Шурику с острой болью подумалось, что он больше никогда не встретится с дядей Колей, и он снова собрался дать волю слезам, как услышал очень весёлый голос:

– О чём тут горюешь, товарищ мальчик? Обидел тебя кто? Болит у тебя что‑нибудь? Или деньги потерял? Или соринки в оба глаза попали?

Перед Шуриком стоял высоченный, широкоплечий дяденька в синем спортивном костюме и кедах. Он был обрит наголо, зато на его загорелом лице с озорными глазами красовались огромные чёрные усы, которые он то и дело покручивал. Видимо, он ими очень гордился и дорожил.

Шурик промолчал, дяденька присел рядом, тоже помолчал немного и заговорил весёлым голосом:

– Как утверждал мой любимый командир, старший лейтенант по фамилии Синица, а по характеру орёл, не проходи мимо пожара, бушующего хулигана, старушки и плачущего ребенка. Пожар следует потушить, хулигану показать где раки зимуют, старушке помочь, а ребенком всерьёз заняться, разузнать, что с ним стряслось и принять все возможные меры для того, чтобы он стал весёлым. Надо всегда помнить, говорил старший лейтенант Синица, что человек, особенно ребенок, создан для счастья, как птица для полёта.

Шурик громко вздохнул. Ведь когда человеку невесело, весёлые люди его просто раздражают и хочется от них поскорее избавиться, остаться одному со своей бедой.

Поэтому Шурик ответил:

– У меня болел зуб, а теперь уже не болит.

– А у кого ты учился врать? – поинтересовался очень весёлый дяденька и даже немного похохотал. – Видимо, сам учился, самостоятельно. Но успехов не добился. Однако, если ты не умеешь врать, значит, ты неплохой человек, то есть вполне хороший. У тебя в руках большая хозяйственная сумка, и ты плакал. Какая связь между большой хозяйственной сумкой и слезами?

Ещё немного помолчав, Шурик заметил, что его неприязнь к очень весёлому дяденьке уже почти растаяла, и ответил с очень глубоким вздохом:

– Я шёл в магазин.

– И заплакал, не дойдя до магазина. Почему? Молчишь. И врать не хочешь, и правду сказать не можешь. Разреши представиться – демобилизованный из рядов Вооруженных Сил Советского Союза младший сержант Егор Весёлых. И фамилия у меня такая смешная, и сам я очень весёлый человек. И ещё я футболист, центральный нападающий. Это тебе что‑нибудь говорит?

– Центр… центральный нападающий?! – Шурик в изумлении и восторге всплеснул руками, выронив большую хозяйственную сумку на землю. – Неужели?!

– Ещё как ужели! Мечтаю стать таким форвардом, чтобы каждый мой прицельный удар по воротам достигал этой самой цели – гол!

– Но ведь так не бывает, дядя Егор. Не может так быть!

– БЫТЬ не может, а БИТЬ надо!

– Правильно, дядя Егор, правильно! – радостно согласился Шурик. – А я вот знаю вратаря, который мечтает не пропустить ни одного гола!

– Ну, это он… перехватил.

– Но ведь стремиться к этому надо?

– Совершенно верно.

– А в какой команде вы играете, дядя Егор?

Егор Весёлых покрутил свои чёрные усы и ответил:

– Я только вчера домой вернулся. Вот устроюсь на комбинат работать и буду играть в «Строителе». А со временем, рано или поздно, попаду в сборную страны. Не веришь?

– Верю, дядя Егор, абсолютно верю! – твёрдо сказал Шурик. – По всему видно, что вы хороший футболист.

– Спасибо тебе, парень, на добром слове, – растроганно проговорил Егор Весёлых. – Звать тебя как?

– Мышкин. Шурик.

– Давай, товарищ Мышкин, докладывай мне: что всё‑таки с тобой стряслось? Только помни, что врать ты не умеешь.

Выслушав его самым внимательным образом, Егор Весёлых озабоченно покрутил свои огромные чёрные усы и не менее озабоченно проговорил:

– Вопрос о твоем неумении покупать еду мы подробно обсудим в самое ближайшее время. А сейчас шагом марш в магазин. Я тебе помогу. И бабушку твою накормлю высококалорийной пищей. Как утверждал мой любимый командир, старший лейтенант Синица, основа жизнедеятельности и сохранения энергии человеческого организма – кон‑цент‑раты! Далее – масло! Обязательно – соль! Ещё – сахар! И если ко всему этому иметь лук – объедение! Вперёд!

По дороге в магазин Шурик рассказал своему новому знакомому про дядю Колю, утаив, конечно, что он бывший поп, и Егор Весёлых вдруг рассердился:

– Я этому твоему дяде Коле не только с одиннадцатиметровой отметки, а с двадцати семи метров десять мячей из десяти забью! Я, знаешь, какой исключительный сон видел? Представляешь, будто бы сам, можно сказать, бог вратарей Лев Иванович Яшин, сам подзывает меня к себе и говорит: «Ну‑ка, Егор Весёлых, проверим, на что ты способен. Если забьешь мне из десяти пенальти хотя бы один, быть тебе в сборной страны!» Встал он, бог вратарей, в ворота. Ну, думаю, всё равно из десяти хоть один, да забью! Иначе нет мне смысла жить на этом белом свете! Яшин Лев Иванович за каждой моей ногой смотрит. Установил я мяч на одиннадцатиметровую отметку. Отошёл я, разбежался и…

– И? – пискнул Шурик.

– И проснулся, – с глубокой горечью ответил Егор Весёлых, нервно подергав свои огромные чёрные усы. – И с тех пор покоя мне нету, как подумаю: забил бы я или не забил гол Льву Ивановичу Яшину, богу вратарей? Хотя бы один из десяти? Но зато после этого исключительного сна тренироваться я стал до изнеможения почти полного. Так что не поздоровится твоему дяде Коле.

– Это мы ещё посмотрим, – обиженно отозвался Шурик. – У него отличная реакция. Просто редкая. Опыта, правда, никакого. Он ещё не играл ни в одной команде. Вообще в настоящих воротах ещё не стоял.

– Тогда мне с ним и делать нечего! – презрительно бросил Егор Весёлых и гордо покрутил свои огромные чёрные усы. – Я человек серьёзный, хотя характер у меня и весёлый. Для меня футбол не игрушка, а смысл всей моей жизни. Вот почему, думаешь, голова у меня бритая наголо? Поспорил с одним вратарём, что забью ему восемь из десяти, иначе прощаюсь со своей кудрявой шевелюрой. А забил семь. Все меня отговаривали, но я условия спора выполнил. Вот и с твоим дядей Колей мы поспорим на его голову и мои усы. Понятно?

– Понятно, – в страхе и уважении прошептал Шурик. – Вы очень серьёзный человек, дядя Егор, и усы у вас прекрасные, но… но вы же можете их потерять!

– Тогда так мне и надо! – сурово заключил Егор Весёлых и яростно покрутил свои огромные чёрные усы и ласково погладил их, словно радуясь тому, что они у него ещё есть.

В магазине наши новые знакомые закупили много основы жизнедеятельности и сохранения энергии человеческого организма – различных концентратов, а также масла, соли, хлеба, в овощном ларьке – луку.

– Почему же ты такой к нормальной жизни неприспособленный? – спросил Егор Весёлых. – Почему даже в магазин самостоятельно сходить не можешь?

– Папа с мамой и дедушка считают, что главное в жизни – учёба и только учёба. Добиваются, чтобы я стал абсолютно круглым отличником. Мне разрешают лишь учиться.

– Отлично учиться – дело, конечно, хорошее. А больше ничего от тебя мама с папой и дедушка не добиваются? А костёр разжечь в дождливую погоду можешь?

Выслушав предельно грустный рассказ Шурика о его школьной и домашней жизни, Егор Весёлых, недовольно покрутив свои огромные чёрные усы, воскликнул:

– Беру над тобой шефство, товарищ Шурик! Пусть родители и дедушка делают из тебя абсолютно круглого отличника, а я из тебя нормального здорового человека воспитаю! Как говорил мой любимый командир, старший лейтенант Синица, в здоровом теле мозги работают значительно лучше, чем в недоразвитом.

Бабушка Анфиса Поликарповна, открыв дверь, пошатнулась, спиной прислонилась к стене в коридоре и совсем тихо прошептала:

– Я отравилась, внучек… Я не выдержала и… и съела тарелку борща… Меня всю передергивало, но я ела и… и ела, чтобы не умереть от недоедания… Это кто с тобой? Опять какой‑нибудь тренер? И этот попытается отравить меня?

– Никак нет, многоуважаемая Анфиса Поликарповна! – подкручивая свои огромные чёрные усы, громогласно сказал Егор Весёлых. – Я накормлю вас высококалорийной пищей. Разрешите проверить ваш борщ?

Он очень осторожно зачерпнул ложкой из кастрюли, ещё осторожнее втянул борщ в рот… проглотил… взглянул на бабушку Анфису Поликарповну… хмыкнул два раза… один фыркнул… опять хмыкнул да как расхохочется!

– Ох, насмешили… ох… насмешили… – сквозь смех выговаривал он. – Ох, комедия… вот это отравление… – Он с большим трудом перестал смеяться. – И не противно вам было есть?

– Просто ужасно. Но я была голодна и близка к очень глубокому обмороку от недоедания.

Егор Весёлых посолил борщ, попробовал, похохотал, ещё посолил и ещё похохотал, предложил:

– Вот теперь кушайте на здоровье. Относительно вкусный борщ.

– Какое вопиющее безобразие! – гневно возмутилась бабушка Анфиса Поликарповна. – Это всё твой Жорж, внучек! Он что, не знает, что пищу для человека следует обязательно солить? Да, Шурик, там тебе письмо от этого клетчато‑полосатого.

Шурик развернул листок, исписанный крупным детским почерком:

 

ДАРАГИИ АНФЫЦА БАЛИКРПОВНА ИШУРИК МИНЯ ДЕРЬЖУТ ВБАЛНИЦЫ ЛИЧИТЬ БУДУТ КОЛЯ ИСЧЕС ФТЫКАЮТ МИНЕ НОВЫИЗ УБЫ АБИЗАТЕЛЬНО НАВИСТИТЕ МИНЯ

ЖОРЖ СВИНКИН

КОРМЯТ НИВАЖНО ИМАЛО

 

– Куда исчез дядя Коля? Куда? – печально и растерянно спросил Шурик. – Куда он мог исчезнуть? Зачем? Он же обещал прийти ко мне… А почему Жорж Робертович такой безграмотный? А вдруг он всё‑таки никакой не футбольный тренер, а… – И он, пока Егор Весёлых готовил концентраты для варки, рассказывал ему о Жорже Свинкине.

– Проверим мы вашего тренера, – пообещал Егор Весёлых. – И дядя Коля твой никуда не денется. Если он даже и разбился, когда с поезда на полном ходу зачем‑то прыгал, милиции это, конечно, известно.

– Всё это в высшей степени подозрительно, – наставительным тоном произнесла бабушка Анфиса Поликарповна. – Егор… как вас по отчеству?

– Проще простого – Егорович.

– Так вот, Егор Егорович, почему этот безграмотный Жорж не посолил борщ? Нарочно?

– Вряд ли. А вот как вы не догадались? Неужели вы не знаете…

– Если бы я знала все, – довольно насмешливо перебила бабушка Анфиса Поликарповна, – то я бы не сидела с вами здесь на кухне, а заседала бы в академии наук. Егор Егорович, а ведь Шурик, сам того не сознавая, попал в весьма и весьма сложное и даже небезопасное положение. На руках у него, можно сказать, беспомощная бабушка, а окружают его совершенно подозрительные личности. Один – безграмотный тренер, другой – вратарский поп или поповский вратарь, я уже запуталась.

– Он не поп! – возмутился Шурик. – Он бывший поп! Теперь он – перспективный вратарь! Каких ещё не бывало!

– Постой, постой, – сурово проговорил Егор Весёлых. – Вот это новость! Действительно, бывший настоящий поп?

– Да, действительно, – упавшим голосом отозвался Шурик, – он был попом, но полюбил футбол. Он жить не может без футбола. Он поступает на работу и в команду.

– Вот зто новость, – почти мрачно повторил Егор Весёлых, задумчиво покрутил свои огромные чёрные усы и снова принялся резать лук. – Да ведь такого ещё не бывало и быть не может! Или он не поп, или… А вдруг он что‑нибудь вроде шпиона со специальным заданием? А? Вдруг его забросили в наш футбол… точно, точно! – Он громко расхохотался. – А что? Перед началом матча обе команды молятся, тем самым демонстрируя, что верят не в федерацию футбола, а в несуществующего господа бога! Перед ударом по воротам – молитва! Удачно обвёл защитника – остановись, поблагодари господа! Это же, товарищи, собьёт ритм игры, снизит скорости!

– Нет, нет, если молитва поможет точнее бить по воротам, я бы не возражала, – не очень уверенно призналась бабушка Анфиса Поликарповна. – Вот рассказывают, например, что иногда некоторые футболисты неприлично выражаются, так уж пусть лучше молятся. Главное – поднять результативность форвардов и избавиться от бледных ничьих.

– Простите, простите, – очень оскорблённо проговорил Егор Весёлых, – а, собственно, на каком основании вы, извините, берётесь рассуждать так, простите, авторитетно о футболе?

– На телевизионном основании. Шайбу я не вижу, бегают в хоккее так быстро, что я уследить не могу и ничегошеньки не понимаю. Хоккей смотрю – старость свою чувствую. То ли дело – футбол! Пока они от своих ворот до ворот соперника добредут, я спокойненько успеваю чайку на кухне попить.

– Ну, знаете… – Егор Весёлых столь яростно покрутил свои огромные чёрные усы, словно собирался их оторвать. – Слишком много на себя берёте. Футбол – любимая игра миллионов.

– И миллионы, Егор Егорович, разлюбить могут, если их доверия не оправдать! И зря вы на меня, дорогой, сердитесь. Я ещё ничего, я ещё терпеливая. А вот одна подруга моя из‑за неудач нашего футбола с горя свистеть научилась. Ну, прямо, как мальчишка! Сидит, бедная, перед телевизором одна и свистит! Ее уже два раза на домовой комитет вызывали, участковый её, горемыку, навещал. А она всё свистит и свистит… Как только футболистам не стыдно!

Егор Весёлых жарил лук и молчал, потом заговорил:

– Да я и не сержусь на вас. В чём‑то вы безусловно правы. Как сказал однажды мой любимый командир, старший лейтенант Синица, если тебя обозвали дураком, ты на всякий случай всё‑таки подумай об этом… Просто я горячо верю в большое будущее нашего футбола. И все его недостатки считаю временными. Но вот с попом надо разобраться. Не нравится мне эта история и то, что в неё Шурика впутали. Поп – он поп и есть, хоть бывший, хоть какой. Раньше‑то он людей обманывал. Почему бы ему и сейчас этим не заниматься?

– Всё можно сделать очень просто, – печально сказал Шурик. – Надо вам с ним встретиться, и всё сразу станет ясно. Дядя Коля – очень хороший человек.

Тут из больницы принесли ещё одну записку, исполненную крупным детским почерком:

 

ЕСТ СЛУХ ПОПОВ НИКОЛАЙ НЕДНА ЕМУ НИПАКРЫШКИ ПАСТУПИЛ ВКОМАНДУ ЛИСПРОМХОЗА ШУРИК БЫСТРО КМИНЕ

ЖОРЖ СВИНКИН

ПРИНЕСИ КОЛБАСУ ТУТ КОРМЯТ САМНИТЕЛЬНО

 

– Пожалуй, надо к нему сходить, – прочитав записку и задумчиво покрутив свои огромные чёрные усы, сказал Егор Весёлых. – Вот доварим кашу, заправим её жареным лучком и отправимся.

Попробовав кашу из концентратов, бабушка Анфиса Поликарповна пришла в такой неописуемый восторг, что спросила прямо‑таки с благоговением:

– Где вы овладели этим искусством?

– Армия всему научит, – скромно, но с достоинством ответил Егор Весёлых. – Теперь немедленно в больницу.

– Значит, вы в больницу, а я одна?! А вдруг явится этот вратарский поп? Я уже заранее холодею от страха.

– Не волнуйтесь, – успокоил её Егор Весёлых. – В больницу отправлюсь я один. Да, да, Шурик, так будет лучше и удобнее. Ты жди своего вратаря, а я займусь этим прыгуном с поезда. Зовут его…

– Жорж Робертович Свинкин.

– Даже имя его не внушает доверия. Но, как говорил мой любимый командир, старший лейтенант Синица, имя нам выбирают родители, а глупости мы делаем самостоятельно. Одному солдату он сказал: беда твоя не в том, что зовут тебя Веллингтон, а по фамилии ты Чурбак, а в том твоя беда, что над мозгами своими ты мало работаешь… Итак, в путь, к Жоржу Свинкину!

– Дядя Егор, он ведь есть просит!

– Ну и что? – невозмутимо отозвался Егор Весёлых. – Пусть просит. Вот у меня дома кот есть. Зовут его, кстати, Жоржик. Так он всё время есть просит.

– Дядя Егор, но ведь то кот, а…

– Кот, по крайней мере, хоть мышей изредка ловит, – сказал Егор Весёлых серьёзно, – а ваш Жоржик ещё неизвестно чем занимается. С ним я быстренько разберусь. А попа твоего бывшего мне надо в воротах посмотреть. Всего один ударчик – и всё будет ясно. Вперёд! Ждите меня!

– Я предчувствую, что никакого отдыха у меня здесь не получится, – проговорила бабушка Анфиса Поликарповна. – Нам грозит попадание в какую‑то историю.

– Мы в неё уже попали, – весело ответил Шурик.

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ