Глава 17, в которой повествуется о зимних забавах

- Так что же вы, Матиаш, все еще боитесь дверей?- Спросила Мария Фредерика солнечным и теплым зимним утром, когда они совершали променад по зимним садам Бурншенна.

- Сказать по правде, не так, как ранее, но все равно испытываю некий дискомфорт. Понимаете, природа у меня такая. Я либо принадлежу полю, степи, либо лесу, либо такому пространству, которое настолько мало, что и дверей там практически не надобно.

- И, все-таки, это смешно, признайте,- она была в легкой бирюзовой шубке, отороченной белым мехом и переливавшейся на свету, алых сапожках и варежек под цвет меха. Голова была по просьбе кавалера открыта, а длинные белые волосы спадали по спине.

- Да, в какой-то мере. Но что мы все об одном и том же,- он был в том бирюзовом кафтане, так же в алых сапогах и перчатках. На голове была меховая шапка с соколиными перьями. Наконец-то он добрался до бритвы.

- А что же, вы хотите поговорить о политике герцога Грюнзерна, разрывающегося меж нами и врагом, или о ценах на пурпур в гномском королевстве?

- Нет, ни в коем случае,- сказал леший и, зачерпнув рукой снег, кинул его в свою спутницу. Та взвизгнула, засмеялась и побежала к другому краю дорожки, к своему сугробу.

Вообще, у них было до боли много тем для разговоров, прогулок и прочих отношений. И понимали они, что нравятся друг другу, и сближение их было быстро и неотвратимо. Но видно оно было не только им. За этим делом пристально наблюдал эрцгерцог, знавший о Матиаше, кто он, и то, что он монастырский воспитанник. Естественно, такое положение дел ему не слишком нравилось, поэтому необходимо было пресечь, подавить все связи.

Пока он думал, время шло, а основная головная боль, армия, оставалась без должного внимания. А потом Фридриха осенило, он не понял, как так вышло, что до этого такая идея не приходила в его голову. Конечно же нужно, чтобы он работал на благо армии, но не здесь, а где-нибудь подальше. Пусть даже за границей. Точно! Послать его в Орду, за помощью, они уже давно смотрят на этот конфликт, глядишь, если пообещаешь какую никакую вечную дружбу и правильно это подашь, то, быть может, выйдет из этого что.

10-го дня зимы уже нового, 1381-го года, Матиаш вышел во двор дворца, где готовыми сидели пара десятков кавалеристов, носивших, скорее, официальную функцию, нежели дельную, и карета.

- Вы за кого меня держите? Какая карета? Поеду вместе со всеми, верхом. Подать коня!- ему подвели его жеребца, и он сел, натянул поводья и пришпорил, проверяя, не отвык ли конь от езды.

- Нет, братцы, не сворачивайте возок,- прокричал с крыльца запыхавшийся и чуть не опоздавший на отъезд Пшемисл,- я-то уже стар, меня можно и пожалеть.

- А для кого вторая?- спросил, проехав круг, леший.

- Для гер Павла.

- Ах, можете ее точно свернуть. Я вам говорю, он поступит так же, как и я.

В парадных дверях показался Надажди:

- А, Матиаш, доброе утро! В Орду, значит, едешь?

- А ты что же, не с нами?

- Нет, меня послали на родину, к королю, так же с дипломатической миссией. Придется нам, видно, ненадолго расстаться. Ну, бывай, брат,- подошел он к лешему и полез обниматься, но Матиашу из-за низкого роста Павла пришлось сойти с коня. Они обнялись и поцеловались три раза, на счастье,- ох, чувствую, мне полковник уши надерет, когда увидит.

- Ну ты их береги, а то пули не так свистеть будут.

- А как ты вообще к этой затее с привлечением других государств относишься?

- Ну ты, верно, понимаешь, что скверно. Это же может служить началом интервенции. Я только подумал, что они доросли до того, чтобы самим себя защищать и бороться за процветание державы, и, соответственно, всех ее подданных, но они опять требуют чужих рук для помощи. Ну да ладно, не будем о грустном, по крайней мере, сейчас. Бывай!

- Прощай, пан Павел,- высунулся из кареты Пшемисл,- хорошей дороги! И передай королю от меня привет, скажи, что не забыл я его.

- А с чего он тебя помнить-то должен?

- Как-нибудь, будет мед, расскажу.

По Империи проехали спокойно и быстро, правда, пару раз попадались шайки дезертиров, которые из-за зимы в конец одичали, но когда леший парой слов поджигал одному полушубок, или другому леденя ноги, ватаги разбегались. Больше внимания на себя привлекали белые деревенскими домики с треугольными крышами, большими дворами, такие аккуратные, милые и даже теплые. Небо, когда не было снега, тоже было прекрасно, глубоко и сильно. И не волочить его на себе хотелось, но летать в нем. Но вот закончились те милые деревеньки, города, замки и дороги, перед поездом открылось дикое поле.

Степь, белая, запорошенная легким снегом, была неописуемо красива и безразмерна. Но, вместе с тем, и опасна. Кто знает, от чего умрешь в этом море из чернозема и сухой травы: будет ли это стрела гневливого кочевника, или ветер, продувающий до костей все твое тело. Сердца кавалеристов сопровождения действительно сжались в некотором ужасе, а лица спрятались вглубь позолоченных воротников белых мундиров. Матиаш же посмотрел на этот простор, на эту свободу с некоторой жадностью и восторгом и пустился вскачь, будто выросли у него крылья.

Поля, чем все далее, вглубь, пробирался отряд, становилась все более краше. Все вокруг было белой пустынею, океаном, сливавшимся с небом, так что не ехали всадники будто, а летели. Никогда здесь не проходили плуги, не сеялась пшеница, росла здесь лишь высокая трава, кое-где выглядывавшая из-под снега. Ничего не было прекрасней этого, ничего не могло быть лучше, ибо что может быть лучше неба?

Не надо, хотя что я говорю, нельзя боятся степи, ибо по нраву своему она есть собака, что кусает за страх, но сама трепещет и повинуется не боящемуся ее. В нашем же случае решимость и настрой Матияша передался по отряду, и никого не пожрало это бездонное пространство. На пятнадцатый день зимы они набрели на стойбище кочевников. Леший сразу пошел к старейшему орку, договорится об отдыхе и ночлеге, и, заплатив немного серебра, пригласил весь остальной отряд в освобожденные юрты. Пока выдалось свободное время, Матиаш решил снова войти в главный шатер, чтобы ближе ознакомиться с обычаями, кои орки ценили очень высоко. Местные жители с радостью обучили его основам этикета, построенного на превосходстве силы. Основная идея была как раз в ней:

- Запомни, эльф,- учил старый орк,- в нашем обществе, чтобы показаться значимым, ты должен показывать свою силу, стать и гибкость на каждом шагу. Подай мне кумыс.

- Держите,- Матиаш взял графин, налил жидкость в чашку и аккуратно протянул ее старику, а тот ладонью отшвырнул ее.

- Я же тебе говорю, показывай силу, превосходство. Обычно отвечают что-то, вроде: «Сам возьми!» Если же хочешь выпендриться, можешь встать и поставить перед просящим графин, но не давать чашу. Здесь тебе не изнеженные эльфийские приемы. А как ты относишься к женщинам?

- А как к ним надо относиться?

- Никак. Они просто есть, и все. На них нельзя обращать много внимания, иначе это чревато последствиями. В лучшем случае тебя насильно женят, в худшем – отрубят голову за допытства до чей-то жены.

Так, слово за слово, леший узнал об азах их культуры, а так же купил две вещи: составной лук весьма тонкой работы, расписанный узорами и украшенный серебром, чтобы казаться за своего, ибо в их обществе у каждого мужчины должны были быть лошадь, лук и клинок; и неплохую саблю, тоже разукрашенную, в подарок хану.

Отряд продолжал ехать, и вот снег кое-где становился все меньше, воздух теплел. Разъезды и стойбища учащались в количестве, но никому до них не было дело, ибо было видно, что путники двигаются уверенно, не боясь.

В обед 18-го дня поезд добрался до столицы Орды, Батарнума. Это был на удивление большой и развитый город, обнесенный каменной стеной, населяемый многими разнообразными существами: тут вам и гоблины, и тролли, окрестности патрулируют невиданные никем из посольства ранее кентавры. Стоит город на одной из малочисленных здешних рек, на самой большой из них, и тянется вдоль нее, распадаясь на некоторые кварталы, самый большой из которых был тот, что содержал дворец, а некоторые части города вообще находились за стеной.

Если о городе можно судить по рынку, то о столице – по рынку и дворцу правителя. Базаров здесь было много, в каждом квартале минимум по одному. Да и по улицам нельзя было пройти, ни встретив кустарную лавку. Много здесь было капищ местных языческих божков, церквей и неизвестных строений непонятно чьих, но видно, что тоже имеющих роль храма. Так же везде стояли глиняные бани, в которых особым способом набирали и удерживали пар. Очень хорошие места, и если вы когда-нибудь будите в Батарнуме, обязательно посетите их, не пожалеете ни об одной минуте, проведенной там.

Теперь же о дворце. Располагался он на относительно небольшом острове, образуемом протоком, и соединялся с остальным миром тремя мостами. Он был небольшой, в два этажа максимум, хотя стояли и две высокие глиняные башни. Да и сами здания, обнесенные, к тому же, небольшой, но толстой стеной, были сделаны из нее же, побеленной, и из красного дерева. В комплексе было четыре отделения: парадный двор, построенные в форме треугольника, образованного двумя двухэтажными домами и стеной; двор для высоких гостей и дворцовых работников; двор гарема и родовое кладбище ханской династии Надежн`ынов, не сменившейся со дня пришествия Орды с востока.

Пора обратить наше внимание на ворота города, в которые въезжает поезд с послами. Трубач еще издали начал играть марш, отряд чинно и благородно, подбоченясь, въехал на улицы. Карету Матиаш приказал пустить через другие ворота, чтобы она не привлекала к себе особо пристрастных взглядов, которое будет сосредоточено на всадниках. Ехали они тройками, впереди посередине леший, справа и слева от него музыкант и знаменосец. Они не преодолели и половину пути, как ворота замка открылись, и из них выехал ни кто-нибудь, а сам великий хан в сопровождении нукеров кентавров, а так же тролля в хороших бронзовых доспехах.

- Почета и процветания тебе и твоему роду, хан, да правьте вы долгие лета. Мы составляем посольство из эрцгерцогства Астриште,- говорил Матиаш, подняв голову и улыбаясь, натянув поводья.

- Хороши! Что же, добро пожаловать в Батарнум,- улыбаясь от сердца, сказал низким тенором, переходящим в баритон, вождь. Великий хан, Ахмат II Надежнын, был очень молод, ему исполнился недавно семнадцатый год, однако же, несмотря на это, на троне сидел спокойно и стальной рукой правил обширной степью, усмирив разбой и открыв коридоры для торговли. Это был лихой, веселый и добрый малый, хорошего сложения, достаточно высокий, плечистый. На сером лице его все было сложено не очень красиво, но это был орк, бравший не красотой, а харизмой и духом. Серые, в цвет кожи, глаза завораживали своей глубиной, не привычной для представителей этого народа. Еще один незначительный недостаток присутствовал здесь, хромота, которая была, чуть ли, ни у каждого третьего в их роду.

Гостей разместили в очень хороших апартаментах, на службе у них было пару гоблинов, которые приходили, если позвонить в специальный колокольчик. Никаких картин и портретов во дворце не было, вместо этого практически везде, из дерева, из слоновой кости, из мрамора, или просто нарисованный, присутствовал растительный орнамент. Практически сразу же послов в лице Матияша и Пшемисла пригласили на прием к хану. Приготовившись, повертевшись перед серебряным зеркалом, висевшим в просторных покоях, они направились в соседнее здание комплекса.

Достаточно много в мире существует залов, а в особенности парадных, устроенных для приема высокопоставленных гостей, вельмож, или же проведения каких-либо пиршеств, и все они устроены примерно одинаково: просторное помещение, украшенное, быть может, колоннами, портретами, гербами, трофеями или витражами. А так же стол, стоящий в форме букв Т или П. Камин, вероятно, и уж если присутствующий, так обязательно находившийся где-то в районе центра дальней стены.

Но это не такой, не обычный для эльфа, человека или гнома, зал. Вообще, у лешего сложилось странное впечатление, когда он увидел вместо такой распространенной картины практически пустое пространство, единственно выделявшееся в правом дальнем углу, где шел маленький помост, очевидно, для музыкантов, и в центре, ибо там стоял относительно небольшой, но искусно сделанный фонтан, очевидно, с пресной водой. А так: полая коробка в бежевых цветах, с таким же орнаментом, сделанным из золота, а по периметру стояли большие подушки для сидения.

Но что более было странно, так это неимения здесь ни трона, ни, собственно, хана, ни вообще никого. Матияшу начинало казаться, что все это лишь шутка, и что приема не будет, однако их все вели, и вели в дверь, которая находилась в левом дальнем углу. За ней же вырисовывалась совершенно другая картина: относительно тесная комната в два этажа, по периметру которой тянулся диван, а в центре стоял еще один маленький фонтанчик. Второй уровень чуть выпирался, и огражден был не стеной, а сетчатой деревянной клетью, из-за которой, казалось, на тебя смотрят множество глаз. Крыша была пирамидной формы, дальняя стена так же, как и перегородки второго этажа, была деревянной клетью, но с большим расстоянием меж прутьями, что открывало чудесный вид на сады. Спином к ней и сидел Ахмат, сложив под себя ноги и потягивая из чаши кофе. Кроме него в помещении были его главный советник по левую руку, и командир гвардии по правую.

- Вы носите при себе оружие?- заметил вождь, пристально вглядываясь в вошедших, словно рассматривая их изнанку, выворачивая душу. На Матиаше были чудесная сабля, подаренная орчьим шаманом, и тот самый лук, а на Пшемисле один клинок.

- Да, нам это не чуждо, что нам мешает это делать? А если и мешает, то оказывается под его же воздействием. И, если вы уж начали с этого, то позвольте вручить вам в дар это произведение искусства,- с этими словами он достал саблю, купленную у старого орка, и, обнажив ее, протянул лезвием к хану. Страж, стоявший у двери, то есть, за спиной у лешего, встрепенулся, однако Ахмат остановил его, подняв левую руку, а правой сжал холодную сталь так, что зеленая кровь потекла по ней.

- Хороший дар. Однако спешу утолить ваше же возможное любопытство, спросил я об этом потому, что непривычно нам видеть послов из империи, носящих оружие. Бывает, какой-нибудь скользкий, словно селедка, тип имеет какую-то тоненькую полоску, называя это шпагой, однако же здесь я вижу оружие мастеров, да и не только здешних, но и из тех земель, о которым вам знать пока еще рано.

- Эту саблю подарил мне шаман из вашего народа, участвующий в Совете.

- Это честь для тебя, а для меня честь принять такого гостя. Садитесь, будьте добры, отведайте наших угощений.

В Рэвинстерне за такой перекус можно было бы заплатить пару золотых, что, как вы понимаете, не мало, но здесь все это было в изобилии, особенно сладости, коих была целая куча. Конфеты из фиников с сахаром, прохладительный шербет, халва с медом, арбузы и дыни, фрукты и ягоды многих сортов, да и еще так нарезанные и поданные, что вкус их чувствовался при одном только взгляде.

- А что, ясновельможный, не завалялось ли у вас тут какого-нибудь винишка?

- Нет, мы такое не пьем, говорят, сильно влияет на здоровье, а оно нам для битв еще сгодиться.

- Ну что же, тогда придется из своей,- с этими словами он достал флягу, и приложился к ней.

Главный советник, искривившись в лице, сидевший до этого хмуро, похоже, хотел что-то возразить, однако хан его прервал, а у командира на лице, как и у Ахмата, изобразилась улыбка.

- Хах, дерзкий ты гном, раз такое вытворяешь,- заметил вождь.

- Да что же в этом дерзкого, великий хан? Дерзость, как я разумею, это поступки, за которые должно быть стыдно, однако чего мне тут стыдиться?

- Мы же сказали, что не пьем такие напитки, а ты при нас же пригубил сосуд с этим.

- Да Боже святый, неужели рыцарю воспрещается делать то, что не оговаривается в кодексе чести?

- Но здесь ты не рыцарь, а державный муж, посол.

- Э, нет, братцы, рыцарем себя может назвать только тот, кто всегда и при любой ситуации, хоть бы ты на скале одинокой застрял, хоть бы тебя орки связали…кхе, кхе, остается рыцарем.

- Ну так твое здоровье, пан рыцарь,- поднял чашу с кумысом Ахмат, а губы его показали такую улыбку, будто он услышал, что хотел,- Ну и что же, господа послы, я, как вы понимаете, знаю, что вы здесь делаете и зачем. Скажу, что к нам движется еще один поезд из Империи, и идут то послы ваших противников.

- Но откуда вы все это знаете?

- Я бы ответил тебе, что узнал о том, что вы приедете еще до того, как вас об этом предупредили, но это будет слегка приукрашено.[22]

- Да уж, у меня начинает складываться впечатление, что в некоторых… кругах все всё про всех знают, и, при том, хотят хранить дела в секретах, непонятно кому необходимых,- вставил Матиаш,- и везде, где бы я ни был, о мне наслышаны, хотя что им о мне слушать. Манты у вас вкусные, прямо, скажу вам, на удивление.

- Это вы еще шашлыка не пробовали. Но нам, собственно, пора бы подняться. Что же, пройдемтесь.

С этими словами хан встал и направился куда-то из этого помещения, а вслед за ним пошли послы. Советники еще долгое время продолжали сидеть за кушаньями.

- Как тебе идея вождя?- спросил генерал.

- По мне, так ничего это хорошего не принесет,- ответил визирь.

- Да брось ты, будет весело. Да и армия у нас уже без дела застоялась, а так хоть пять сотен, да взбудоражим, не все же им по домам сидеть, да кур щипать.

Тем временем хан и гости поднялись на одну из башен, Ахмат смотрел на ворота, в которых показался поезд. Никакой музыки не сопровождало его движения, это были черно-золотая карета, слишком богато украшенная, и шесть всадников, закованных в тяжелые доспехи: два спереди, четыре позади. Еще с ними ехал, как было понятно, герольд, вопивший во всю глотку писклявым голосом: «Дорогу послу Империи! Расступитесь!» Одного бедного во всех отношениях гоблина он чуть ли ни убил, размахивая скипетром, а еще нескольких огрел кнутом для коня. Да и сам он был человек неприятный на вид: худой, с маленьким носом.

- Что же, смотрите, как ведут себя ваши конкуренты. Сказать по правде, их действия произвели большое впечатление, будь мы на лет триста ранее, да и то это пахнет явным перебором.

- Вы к ним не выйдите?

- Нет, после того, что я увидел, я их и принимать не буду долго, хотя понимаю, что вас это может задержать. Ну ничего, побудите среди нас, приобщитесь к культуре.

Послом союза княжества и королевства в Орду стал ни кто иной, как господин фон Лорш, после осады продолживший служить по контракту, подписанному им когда-то не столько ради славы или наживи, но из-за глупости, присущей юношам, а был он именно юношей, при том надо сказать, красивым, как уже сказано выше, черноволосым, голубоглазым, стройным, немного, правда, склонным к полноте, и с длинным носом, по которому, верно, можно было узнать его издали. Он носил каре с зачесом обычно на левый бок, но иногда и на правый. Ну и еще одна деталь, на которую стоит обратить внимание, это усы чуть шире рта, из-за которых часто создавалось впечатление, что он по-доброму улыбается, и никогда бы никто не подумал, что в этом человеке сидит зверь, да и не самый слабый.

- А, гер Готфрид, какая приятная встреча,- вышел Матиаш поприветствовать посольство, когда поезд въехал в дворец.

- Ах, пан Матиаш, и вы тут? Забавное, признаюсь, стечение обстоятельств. Я бы сказал, что мне ровно так же вас приятно видеть, если бы не пара факторов, омрачающих нашу встречу, как, например, то, что мы здесь, как я понимаю, по взаимоисключающим поручениям.

- А что же еще?

- Да, понимаете ли, не хочу сетовать ни на что, ибо крест, который я несу, собранный виде договора, мне это возбраняет, однако же… Я, хоть и являюсь послом, но не имел никакой власти над своим сопровождением, в итоге чего большую часть конвоя пришлось хоронить в степи. Да и наш въезд, как я понимаю, прошел не лучшим образом.

- Это вы верно подметили.

- Думаю, уйду со службы, перееду в Рэвинстерн. У меня отец, царство ему небесное, был из Приграничного воеводства, боярином, с славной фамилией Яновский, однако же вынужден был бежать оттуда, толи по политическим причинам, толи из-за болезни, вы знаете, какой. В любом случае, ему нужно было сменить окружение, поэтому он стал жить в Империи, взял в жены мою мать, а от нее и фамилию. Так вот уеду на его родину, стану… да хоть кем, хоть учителем, хоть литератором.

- Ну, тогда, как я разумею, нам придется часто видеться.

- Что же, если так сложиться, то уж пожалуйста, всегда рад. У вас тут, кстати, не найдется никакого пирожка, а то устал с дороги и голоден, от чего у меня желудок начинает выть.

Аудиенцию у хана посольство союза не смогло выпросить скоро, как и говорил Ахмат. За это время Матиаш много бродил по улицам города, рассматривая прилавки, посетив баню, отведав все больше произведений местной кухни. Наловчился он в стрельбе из лука, и каждый день, по утрам, делал некоторые упражнения, состоявшие из обращения с саблей, посохом, как уже было сказано, луком, езде на коне. А как-то раз он взял и сиганул со второй, дальней башни, прямо в реку, переплыв ее туда и обратно, вызвав тем самым хохот у Пшемисла, ибо тот пошутил про отходы жизнедеятельности общества, сбрасываемые туда.

Наконец, 29-го дня зимы, когда даже здесь легкие морозы начали вступать в силу, хан пригласил сразу два посольства к себе. На этот раз прием состоялся там, где он, по мнению Матияша, должен был произойти в первый раз. Вождю соорудили на помосте трон из костей больших животных, и стали. Сидеть на таком, верно, было неудобно, зато демонстрация силы какая.

- Не надо долгих приветствий, послы, все мы знаем, откуда вы и с какой целью прибыли, так что перейдем к делу. Мы решили отрядить с вами пять сотен отличных воинов орды, однако все еще не решили, какую сторону принять. В следствии этого спор должны решить вы сами старинным способом, дракой. Разрешено все, что не калечит и не наносит особо тяжких повреждений.

- Что же, если такова ваша воля,- склонился в поклоне Готфрид.

Полем для схватки стал гостевой двор. Состязание в силе назначили на следующий день. Готфрид весь вечер размахивал мечем, отрабатывая удары, а Матиаш не делал ничего, просто лежал на кровати и спал, а когда просыпался, говорил с Пшемислом, хотя как говорил, более слушал, ведь у него всегда было, что рассказать, особенно если в голове есть немного хмеля, при том и интересно это было, и весело. А потом вновь леший отдавался в царство морфея.

С самого утра шел дождь со снегом. Небо, до того теплое и глубокое, стало серым и давило на разум, на взор и волю. Хотелось в этот день не вставать с кровати, лежать в ней, переждать ту темную, нежеланную ни для одного живого существа на этой земле, пору. Но долг звал, а вместе с ним звало и сердце. «Господи, хоть бы эта миссия скорей бы закончилась, и я бы поехал отсюда. Хотя, не так уж плохо и здесь. Если бы не было оборотня, это были бы великолепные каникулы». В подобных размышлениях Матиаш провел все время от восхода солнца до поединка. Трубы возвестили о том, что следует начать подготовку, и леший начал одеваться в свой средний, гусарский доспех, а голову оставил непокрытой, да и вообще шлема он не носил, ибо почитал это за собственную уступку врагу, ибо закрывали они обычно и уши, и более половины обзора, а команды отдавать в них практически невозможно. «И крылья! Я хоть и не надевал их в бою и в осаде, но сейчас это будет очень кстати».

Зрители, хан и вельможи, а так же другие участники посольств, расположились на балконах. Трубы прогремели еще раз, вызывая соревнующихся на площадку. С одной стороны вышел бело-красный леший, доспехи которого переливались, словно серебром, в пусть и слабом, но сиянии солнца, пробивавшегося сквозь тучи. На спине его были «крылья» из белых гусиных перьев, в руке он держал саблю. С другой же стороны, закованный в черные доспехи, так же без шлема, вышел огромный волк, стоявший на задних лапах, в руках державший большой топор. Пуская пар из ноздрей, волколак прыжками помчался к Матияшу, размахивая страшным, но, видно, не заточенным оружием, которым он мог при желании переломать пару костей, но не убить.

- Да паразит глаза твои яркая вспышка света.

От эльфа, который, казалось, итак был сосредоточением света в этом темном царстве, отошли яркие лучи. Готфрид взвыл, тормозя и прикладывая руки г лазам, потирая веки. Несколько орков заорали что-то, вроде: «Не по правилам! Магия!»- но хан остановил их, подняв ладонь. Но удача не так уж благосклонна обошлась с лешим. Топор, который оборотень отбросил в порыве боли, отлетел прямо в Матияша. Тот по инерции упал, а топор, отдав импульс, отклонил свою траекторию и отскочил на землю. Через пару мгновений эльф очнулся, испытывая боль в груди, но смог найти в себе силы встать и подковылять к еще страдавшему от временного ослепления Готфриду. Толчок, он лежит, удар, и поединок выигран.

- Ты победил!- завопил волк.

Леший, воткнув саблю в землю о опершись на нее, упал на колени, улыбнулся, прошептал: «Это еще ничего»,- и упал без сознания.