История, которую рассказал Экзот Дума

 

Однажды ко мне подошел один человек. Дело было вечером, как раз после очередного собрания нашей гномьей общины, где я председательствовал как глава. Человек этот был мне не знаком. Несмотря на то что одет он был так, будто не желал быть узнанным, мне удалось рассмотреть его худое серое лицо – это лицо я видел впервые в жизни. Незнакомец был магом, алхимиком. Это я узнал от него самого. В ту, самую первую, нашу встречу он больше ничего не рассказал мне о себе. Узнав, какое у него ко мне было дело, я понял, почему он не пожелал раскрывать свою особу. Алхимик сказал мне, что долгое время следил за мною и знает мою тайну.

– Не пытайтесь внушать мне мысли, господин Дума, – предупредил он. – Я позаботился о том, чтобы у вас ничего не вышло.

Я не послушался его и сделал по‑своему, но тотчас обнаружил, что внушаемые мною мысли увязают в невидимой паутине – маг‑алхимик хорошо подготовился, когда решился на разговор со мной.

– Что вам от меня надобно, господин маг? – осторожно спросил я.

– Видите ли, господин Дума, – оглядевшись по сторонам, будто опасался, что нас могут подслушать, тихо сказал он, – я хочу просить вас оказать мне одну услугу.

– Отчего это мне оказывать услуги посторонним господам магам? – неприветливо отозвался я. – Какая мне с того выгода?

– Выгода очевидная, господин Дума, – без раздумий ответил он, – ежели вы соизволите помочь мне в одном деле, я сохраню вашу тайну, и вы сможете жить, как жили до нашей с вами встречи – пользуясь вашими способностями себе во благо.

– И что же будет, если я откажусь? – спросил я, догадываясь, что услышу в ответ.

– Я разоблачу вас, – без околичностей ответил он, и я понял, что этот алхимик настроен серьезно.

– Что же это за услуга? – решился спросить я.

Серое лицо алхимика потемнело.

– Я хочу, чтобы с помощью ваших способностей вы убили одного человека. Точнее говоря – внушили ему совершить то, что приведет его к смерти.

Сказать, что я был напуган его словами, все равно, что не сказать ничего. Пусть я много лет обманывал и гномов, и магов, внушая им разные мысли, но все же никогда не брал греха на душу. Убить кого‑то… от одной только мысли кровь похолодела в моих жилах.

– Не думайте, что я прошу вас лишить жизни невинного человека, – вкрадчиво произнес алхимик. – Тот, о ком идет речь, и сам хочет убить меня. Я не знаю причин, но на протяжении многих веков его предки уничтожали каждого представителя моего рода. Я последний и, насколько мне известно, в его роду тоже остался только он. Много лет я скрываюсь, прозябаю во Внешнем мире, разорвав все связи с миром магов. Я, потомственный алхимик, живу убогой жизнью обычного учителя химии! – Он наклонился ко мне ближе и с побелевшим от ярости лицом зашептал: – Но я не хочу умирать, господин Дума, и не позволю ему достичь цели! Я убью его первым! А вы поможете мне в этом, потому что у вас нет выбора.

Я попросил его дать мне время, но на тот момент уже понимал, что алхимик прав – выбора у меня не было. Я боялся разоблачения, которое грозило мне тюрьмой, и уговаривал себя, что смогу сделать то, чего он от меня хочет. По правде сказать, я храбрился, ведь на самом деле я не убийца. Лишить жизни человека, который не сделал мне ничего дурного, – это не по мне. И все же страх, что моя спокойная и сытая жизнь кончится, оказался слишком силен – я решился.

Мы встретились в условленном месте – напротив кафе, которое всегда было очень популярно у студентов‑магов. Когда из кафе вышла группа молодых ребят, алхимик указал мне на юношу, по виду – старшекурсника. Он не выглядел как человек, который охотится за чьей‑то жизнью, – красивый видный парень, на которого заглядываются молодые магички. Но алхимик при виде паренька затрясся и побелел как полотно. Этот серолицый немолодой маг до беспамятства боялся самого обычного на вид студента!

Дрожащим голосом он сказал мне, что я должен проследить за этим молодым магом, и когда тот останется один, действовать по плану. Алхимик не стал называть мне его имя.

– Вам это ни к чему, господин Дума, – сказал он мне. – Пусть он останется для вас безымянным чужаком, которого вы видели единственный раз в жизни. Внушите ему выпить это.

Он протянул мне флакон. Я не стал задавать вопросов. Иногда чем меньше знаешь, тем легче совершать неблаговидные поступки, ибо незнание становится оправданием самому себе.

Я оставил алхимика напротив кафе и, стараясь держаться в отдалении, последовал за компанией студентов. Серолицый не ошибся – вскоре молодой маг, за которым я следовал, расстался с приятелями и направился другой дорогой. Через какое‑то время он привел меня к вратам Алидады. Не оставалось ничего другого, как последовать за ним в Черный Город.

Алидада, как всегда, была безлюдной – редкие прохожие прятали свои лица под капюшонами. По их примеру я натянул шляпу пониже на глаза. Мальчишка, казалось, не замечал слежки – он шел свободно и ни от кого не прятался. Наконец он остановился возле заброшенного на вид небольшого двухэтажного дома с темными окнами. Притаившись в сторонке, я увидел, как он поднялся на веранду. Возле дверей он пальцами изобразил в воздухе какой‑то знак, и дверь открылась. Настало мое время действовать.

«Можно оставить дверь не запертой», – подумал я про себя, желая, чтобы эта мысль возникла в его голове.

Молодой маг на миг замер на пороге, потом, не закрыв за собой дверь, вошел в дом. Покинув свое укрытие, я приблизился к дому. Крадучись, проскользнул внутрь. По звуку шагов определил, в какой стороне дома сейчас находится молодой маг, и пошел в противоположном направлении. Комната, в которой я очутился, была столовой, а на столе стоял пустой стакан и графин с водой. Это было кстати. Я решил, что мне сказочно повезло. Оставь я флакон на столе и попытайся внушить этому парнишке, чтобы он выпил жидкость из него, тот, как пить дать, заподозрил бы неладное.

Стараясь двигаться как можно тише, я подошел к столу, налил в стакан воды из графина и трясущимися руками вылил туда все содержимое флакона, мысленно радуясь, что оно не имело ни цвета, ни запаха. Послышались шаги. Я спрятался за дверью.

Он вошел секунду спустя, неся в руках керосиновую лампу, которую поставил на стол, рядом с графином.

«Хочется пить», – подумал я, словно вкладывая эту мысль ему в голову.

Молодой маг взял стакан и поднес к лицу. Только в тот момент, когда его голова откинулась назад, словно он пил, меня вдруг обуял ужас. Я осознал, что только что стал убийцей. В первый момент у меня не было сил пошевелиться, все мое тело сковала одна‑единственная мысль – как такое могло случиться? Ведь все, чего я хотел, – это спокойной и сытой жизни!

Дрожа от ужаса за содеянное, я попятился к двери. Моим единственным желанием в тот момент было бежать прочь и навсегда забыть этого мальчишку. Добравшись до двери, я повернулся, чтобы юркнуть в коридор, как вдруг раздался голос:

– Куда же вы так торопитесь, господин гном?

В первый момент я застыл на месте. Потом медленно повернул голову.

Молодой маг стоял, прислонившись к краю стола и скрестив на груди руки. Он смотрел на меня, и на лице его блуждала холодная улыбка. Именно в тот момент я понял, чего так сильно боялся серолицый алхимик. Передо мной был мальчишка не старше восемнадцати лет, но выражение его лица, взгляд черных глаз и эта ледяная улыбка заставляли цепенеть от ужаса. Страх, который я испытал перед ним, не передать словами.

– Кажется, вы только что пытались меня убить, – спокойно, как о чем‑то незначительном, сказал он.

Все тело мое словно одеревенело. От страха я никак не мог подобрать подходящую мысль, чтобы вложить ему в голову.

– Что же я вам сделал, господин гном? – спросил он, словно бы насмехаясь надо мной. – Не припомню, чтобы мы встречались прежде.

Тут я заметил стакан в его руке – он все еще был полон. Мальчишка лишь притворялся, что пьет!

«Пить, – мысленно повторил я прежнюю мысль. – Хочется пить».

Молодой маг заинтересованно изогнул бровь, приподнял стакан, посмотрев сквозь стекло на прозрачную жидкость, и спросил:

– Это? Вы хотите, чтобы я выпил это? Что здесь? Яд?

По моему лицу текли холодные струи пота, я не мог даже моргнуть. Я точно ощущал, что его сознание не защищено магией, как у серолицего алхимика. Мои мысли проникали в его голову, не встречая никаких препон, но… Он был первым человеком, который ощущал – нет, знал! – что эти мысли чужие. Словно мысли для него были осязаемы и невидимые пальцы в его сознании, нащупав мою мысль, безошибочно ее распознавали. Я был напуган так, что мои ноги не удержали меня. Упав на колени, я зашептал:

– Я не хотел убивать… Это все он… Он заставил меня!

– Он?

Короткое слово полоснуло меня, словно острое лезвие, – голос этого мальчишки был голосом страшного человека. Тот, кому принадлежал этот голос, не знал жалости.

– Алхимик, – быстро ответил я, нутром безошибочно определив, что от этого зависит моя жизнь – клянусь, в тот момент она висела на волоске. – Серолицый алхимик из Внешнего мира! Он сказал, что молодой маг за ним охотится и хочет его смерти, но он убьет вас первым. Это все, что я знаю! Он еще говорил, что живет скрытно – под видом обычного учителя химии…

Молодой маг какое‑то время молчал, и я, набравшись храбрости, поднял глаза. Он смотрел на меня так, словно изучал.

– И как же этот учитель химии смог вынудить почтенного гнома пойти на убийство?

Мне пришлось рассказать ему о том, что алхимик шантажировал меня, и о своем даре. Выслушав, молодой маг, вместо того чтобы поквитаться со мной за то, что я пытался лишить его жизни, вдруг сказал:

– Вы ведь боитесь разоблачения, господин гном? Что ж, я помогу вам. Убивать вас мне не выгодно. Напротив, думаю, вы принесете мне пользу. Мы заключим с вами сделку: я избавлю вас от алхимика, который грозит вам разоблачением, а вы взамен расскажете мне, как получили свои способности внушать людям угодные вам мысли.

Я согласился сразу, понимая, что с его стороны это было щедрое предложение, и боясь, как бы он не передумал.

– Сейчас возвращайтесь домой, господин гном. В ближайшее время этот человек обязательно захочет встретиться с вами еще раз. Скажите ему, что сделали все, как он велел. Об остальном я позабочусь сам. Когда проблема будет улажена, я найду вас и вы выполните свою часть сделки.

Я был счастлив покинуть его дом. Алхимик действительно вскоре встретился со мною вновь. Я сказал ему все так, как велел мне молодой маг, на том мы и расстались, хотя было видно, что серолицый до конца не верит мне. Отчего‑то он сомневался в моих словах, но, видимо, уличить меня в обмане не мог. Несколько дней я жил в ожидании расправы. Мысль о том, что один из них скоро придет по мою душу, не оставляла меня: либо алхимик узнает, что я солгал ему и не выполнил его требований, либо молодой маг в конце концов поквитается за попытку отправить его на тот свет.

Дни тянулись так долго, что стали для меня тяжким испытанием. Все прояснилось спустя три дня после моей последней встречи с серолицым алхимиком. Вечером, в баре, где я был завсегдатаем, четверо магов обсуждали из ряда вон выходящее событие: во Внешнем мире, в Симферополе, случился пожар в одной старой школе. Все, кто находился в ней в тот момент, – учителя, ученики, директор и даже уборщица – сгорели заживо.

– Школа вспыхнула, как спичка, в один момент! – потрясенно говорил один из магов. – Очевидцы рассказывают, что все здание, целиком, было охвачено огнем.

– Бедняги, – сочувственно произнес другой, – у них не было шансов на спасение.

– Да при чем же здесь это! – возмутился третий. – Тут другое важно! Такой пожар сам по себе не возникнет. Без магии не обошлось, даже не сомневайтесь. Помяните мое слово, шуму будет в верхах немало из‑за этого случая. Еще бы – кто‑то использовал магию, чтобы спалить битком набитую людьми школу во Внешнем мире!

– Да уж, грядет большой скандал, – качая головой, посетовал первый.

– К слову сказать, – вступил в разговор четвертый, – в этой школе работал один знакомый алхимик. Учителем химии, если я ничего не путаю. Я о том узнал как‑то давно, совершенно случайно, да и забыл вскоре, мне до него дела‑то особого не было…

Так я понял, что молодой маг сдержал обещание избавить меня от угрозы разоблачения со стороны алхимика. Но ни на миг я не обманывался на его счет: алхимик не врал – каковы бы ни были причины, молодой маг действительно желал его смерти и с моей помощью добился своей цели. Я еще в тот момент я пожалел, что мне не удалось убить его в тот день, в Алидаде, ибо человек, который живьем сжег столько людей ради смерти одного, мог быть только дьяволом во плоти.

На следующий день я зашел в табачную лавку. Расплачиваясь с табачником, я вдруг услышал знакомый ледяной голос, который не смогу забыть, наверное, даже на смертном одре.

«Сегодня вечером я жду вас в баре „У тролля на куличках“, господин гном. За вами долг».

Я не стал оборачиваться, потому как мне было совершенно ясно – этот голос прозвучал в моей голове. Молодой маг передал мне послание при помощи мысли.

Я тотчас же отбросил прочь все помыслы о побеге, поскольку был уверен: если я нарушу наш уговор, он найдет меня рано или поздно, и уж тогда мне несдобровать. В тот же вечер мы встретились в назначенном месте, и я рассказал ему все, что он желал знать о моем даре – внушать людям угодные мне мысли.

 

– Значит, вы солгали тогда, – сказала Мила, когда Экзот Дума замолчал. – Вы ведь говорили, что никогда не видели лица того молодого мага.

Черные глаза гнома посмотрели на нее настороженно.

– Для такой молодой особы вы слишком много знаете, – произнес он после короткой паузы. – Но вы ошибаетесь, если думаете, что я мог тогда рассказать всю правду о молодом маге. Он связал меня чарами молчания. Вы ведь тоже колдунья и должны знать, как действуют эти чары.

Мила нахмурилась.

– Вы дали клятву? – спросила она.

– Ваша правда, – ответил он. – Молодой маг связал мой язык обещанием, что я никогда никому не выдам его.

– Тогда как вы смогли рассказать все нам? – спросил Ромка.

Гном перевел взгляд на Лапшина.

– Потому что чары развеялись.

У Милы внутри что‑то екнуло.

– Когда? – резко спросила она. – Когда развеялись чары?

Экзот Дума озадаченно изогнул одну бровь.

– Это случилось восемнадцать лет назад.

Мила с недоумением посмотрела на Вирта, будто надеясь, что он все ей объяснит, но Вирт не замечал устремленного на него взгляда.

– Интересно, почему это произошло? – задумчиво спросил он вслух, словно ни к кому конкретно не обращаясь.

Экзот Дума потер подбородок и задумался.

– Много лет назад ко мне приходил человек, который тоже хотел знать все о том молодом маге. После того как я рассказал ему то, что знаю, он что‑то твердил о разорванных связях и о смерти. Но гномы мало что понимают в магии, поэтому я и не пытался разобраться, что он там бубнит себе под нос.

Мила опять посмотрела на Вирта, но, перехватив его взгляд, смолчала, поняв, что лучше не обсуждать это в присутствии Экзота Думы. Конечно же они оба без труда догадались, что речь шла о Терасе Квите. Несмотря на то что в дневнике Тераса не было четких указаний на это, по некоторым признакам Мила ясно поняла, что Терас встречался с гномом и узнал от него нечто важное о Лукое.

 

«Мой враг во много раз страшнее, чем я способен представить. Он отличается от всех. Он другой»…

 

Теперь Мила понимала смысл этих слов. Теперь она знала, что так сильно напугало Тераса.

– Мне больше нечего рассказать о том молодом маге, – произнес Экзот Дума. – Я даже не знаю, жив он или давно помер.

С этими словами гном посмотрел прямо на Вирта:

– Если вы больше ничего не будете спрашивать, заезжие господа, то говорите то, что обещали, и давайте прощаться. Я гостей не жалую.

Вирт поднялся со стула и, поправив воротник своего пальто, сказал:

– Вы правы. Пожалуй, мы узнали все, что хотели.

– Тогда не тяните и выкладывайте, что хотели сказать, – грубым тоном произнес Экзот Дума и тут же подозрительно сощурил маленькие темные глазки, вновь засверкавшие от гнева. – Или вы все‑таки обманули меня?

Вирт усмехнулся.

– Ну что вы, господин Дума, и в мыслях не было, – сказал он. – Полагаю, вы почувствуете себя спокойнее, если я скажу вам, что за давностью лет ваше дело было закрыто.

Глаза гнома округлились от удивления.

– Розыскная палата Таврики вас не ищет, поэтому вам больше нет смысла скрываться, господин Дума.

С этими словами Вирт повернулся спиной к тяжело дышащему от волнения и растерянности гному и направился к выходу из комнаты, где его ожидали Мила с Ромкой. Однако, сделав несколько шагов, он остановился и, не оборачиваясь, сказал:

– Но все же… на вашем месте я бы хорошенько подумал, прежде чем высовывать нос из норы, господин Дума.

Гном позади него вздрогнул всем своим тучным телом.

– Вполне возможно, что тот, о ком вы сегодня нам рассказали, до сих пор жив. И если это так, то можете ли вы чувствовать себя в безопасности? Прощайте, господин Дума.

 

* * *

 

На обратном пути Мила без конца тайком поглядывала на Вирта и думала о его последних словах, адресованных Экзоту Думе. До сих пор она не решалась заговорить с ним на эту тему, поэтому не знала, что он думает.

Весной в руинах Харакса нашли тело, в котором Многолик жил на протяжении нескольких лет. Мила не сомневалась, что на самом деле это тело принадлежало ее отцу. Однако для остальных это выглядело так, будто умершим человеком был Лукой Многолик. Розыскная палата поспешила провести опознание и объявить о смерти Многолика Троллинбургу и всей Таврике.

Тогда, в конце лета, направляясь к Вирту за помощью, Мила думала, что ей придется объяснять ему, зачем ей нужно копаться в прошлом человека, который уже умер. Но Вирт даже не заговорил на эту тему, сразу согласившись помогать ей в ее поисках. Подумав над этим, Мила пришла к выводу, что ему на самом деле не важно, жив Многолик или нет. Для него имело значение только то, что она, заручившись поддержкой его друга Массимо Буффонади, просила о помощи. Теперь Мила начала подозревать, что все не так просто, как ей показалось поначалу.

Она знала, что Вирт тесно общается с Владыкой Велемиром, и, наверное, должна была подумать об этом раньше. Вполне возможно, Вирту было хорошо известно о подозрениях Милы насчет того, что Многолик не умер и сейчас живет в теле второго лица Триумвирата – Владыки Мстислава. Не исключено, что Велемир поделился с ним своими соображениями на этот счет. Иначе… как еще можно было объяснить эти слова Вирта?..

«Вполне возможно, что тот, о ком вы сегодня нам рассказали, до сих пор жив».

Вирт говорил о молодом Игнатии Воранте. Из этого можно было сделать только один вывод: он допускал, что Мстислав – это Многолик.

Почему‑то эта мысль принесла Миле ощущение неожиданной, но такой необходимой ей поддержки.

 

Глава 13

Школа мертвецов

 

Новый год Мила встречала в Плутихе вместе с Акулиной и Гурием. На Рождество приехал Ромка. Несколько раз к ним в гости заходили живущие по соседству Фреди и Платина. Старший Векша рассказал, что под новый год по всемирной сети магических сообщений пришло письмо от Берти. По‑прежнему сохраняя таинственность, он ни слова не написал о том, где сейчас находится и чем занимается, лишь заверил, что с ним все в порядке. А в завершение не забыл сострить в постскриптуме: «Постарайтесь не умереть без меня от скуки».

Несмотря на то что рядом не было Яшки, Мила решила не делать себе послаблений и практиковалась в магических приемах и заклинаниях каждый день каникул. Возле соснового бора, прямо под окном спальни Милы, они с Ромкой испытывали друг на друге атакующий прием тотем‑оборотень. И хотя у Ромки поначалу получалось лучше, уже скоро Мила заметила, что они сражаются наравне: оба превращали свою руку в ударную волну тотемов в считанные мгновения, и ни один из них не мог пробить щит другого.

Практикуясь в левитации, Мила заметила интересный парадокс. У нее пока не получалось левитировать других людей, но зато она с легкостью подняла кресло, в котором в этот момент сидел Ромка, читавший свежий номер «Троллинбургской чернильницы». Почувствовав что‑то странное, Лапшин оторвался от чтения и, обнаружив себя под потолком, перегнулся через подлокотник кресла, едва не вывалившись из него, когда кресло от его веса накренилось вбок. Ромка долго ругался сверху, а Мила так хохотала, что из‑за этого никак не могла отпустить его на пол. Шалопай, видимо, решив, что это какая‑то игра, начал заливисто тявкать на Ромку снизу.

Дневник Тераса Мила теперь брала в руки лишь изредка – она прочла все записи до конца и была уверена, что никаких подсказок там больше не было. За исключением разве что самой последней записи:

 

«Лукой выжил. Все считают его погибшим, но они ошибаются. Кому‑то удалось сбежать из подвалов Гильдии. Они не понимают, что человеком, способным на подобное, может быть только Лукой. Только ему одному под силу невозможное. Теперь я это знаю. Он выжил. И он ищет меня. Я чувствую это – слишком много знаков. Он ищет меня, чтобы убить. Мне не спастись…»

 

На следующей записи дневник Тераса обрывался. Дальше шли только чистые страницы.

 

«Свое последнее воспоминание я завещаю своему сыну…»

 

Мила допускала, что эти слова тоже могут содержать какую‑то подсказку. Ни она, ни Ромка не представляли, в чем эта подсказка могла заключаться, и соглашались во мнении, что если кто‑то и способен разгадать скрытый смысл этих слов, то только один человек, тот, кому они предназначались, – Бледо.

Пообещав себе, что обязательно попросит его подумать над возможным значением этих слов, даже если Бледо это будет неприятно, Мила отложила дневник до тех пор, пока не подвернется удобный случай.

Каникулы пролетели незаметно. Началось второе полугодие, и Мила, как и остальные меченосцы, в середине января вернулась в Львиный зев. Уже на следующее утро, в первый же день занятий, с Почтовой торбой она получила письмо от Вирта. Он писал, что выяснил кое‑что, касающееся недавней поездки, и ждет их у себя в конторе после трех часов дня.

– Так что там выяснил Вирт? – спросил Ромка, когда они вдвоем сразу после занятий направились на улицу Акаций, где находилась контора «Титул и Нобиль».

– Он не уточнял, – ответила Мила, – но это наверняка как‑то связано с рассказом Экзота Думы.

– В письме писать не стал? – хмыкнул Ромка. – Осторожничает?

– Конечно осторожничает. Ты представляешь, что будет, если кое‑кто в Менгире узнает про Экзота Думу? – сказала Мила. – Или еще хуже – о дневнике Тераса?

Ромка промолчал, а Мила сделала глубокий вздох.

– Пока он не в курсе, чем мы занимаемся, у нас есть шанс узнать о нем столько, сколько будет возможно.

Миле было необязательно называть имена «Многолик» или «Мстислав» – она не сомневалась, что Ромке не составило труда догадаться, о ком речь.

Улица Акаций встретила их безмолвием ухоженных двухэтажных домов, выкрашенных под цвет красного кирпича. Булыжную мостовую покрывала похожая на крупу пороша, в которой сплелись в замысловатый узор следы людских ног и колес заезжавших сюда карет и повозок.

Над дверью, которая вела в контору Вирта, над козырьком висела вывеска с надписью «Титул и Нобиль». На секунду Мила задержала взгляд на рисунке рядом с названием конторы: жезл в венке из эдельвейсов. Она как‑то спросила Вирта, что означает этот рисунок, и он ответил, что это сочетание гербовых знаков двух фамилий. Эдельвейсы были взяты из герба эльфийского рода Нобилей, а жезл – из фамильного герба Горация Титула, лучшего друга Виртангеля Нобиля старшего, с которым они и основали когда‑то эту контору.

Нырнув под козырек, Мила, шедшая впереди, взялась за дверную ручку, собираясь потянуть ее на себя. На секунду она перехватила собственный взгляд в отражении на остекленном участке двери, а уже в следующее мгновение дверь неузнаваемо изменилась. На том месте, где только что в стекле отражалось лицо Милы, возникла… змея.

Январский мороз, недавно обжигавший ее кожу, внезапно отступил – Мила больше не ощущала холода. Все ее тело будто обволокло мягким, но тесным коконом. Мила никогда не умела толком объяснить это состояние, наверное, потому что ему не было названия. Однако она хорошо знала его, ведь оно не приходило извне, а пробуждалось где‑то глубоко внутри нее и словно изливалось наружу, становясь ощутимым для всех ее чувств. Видение Аримаспу.

Не в силах избавиться от внезапно охватившей все ее существо оторопи, Мила смотрела на большую чешуйчатую тварь – змея держала во рту собственный хвост и из‑за этого была похожа на букву «О». Мила не успела хорошенько рассмотреть необычное существо, как ее вдруг встряхнуло.

Моргнув, она обернулась и встретила устремленный на нее вопросительный взгляд синих глаз. Оказывается, это Ромка, обеспокоившись ее внезапной неподвижностью, потряс Милу за плечо.

– Что с тобой? – спросил он.

Не ответив, Мила повернула лицо обратно, но змея исчезла – перед ней было лишь ее собственное отражение на застекленном участке двери.

 

* * *

 

– Это была змея, ухватившая пастью конец своего хвоста, – сказала Мила, когда они с Ромкой сидели в креслах напротив Вирта и пили крепкий черный чай, который он приготовил им, чтобы они могли немного согреться.

– Это мне что‑то напоминает, – озадаченно наморщил лоб Ромка, делая глоток.

– Может быть, тот случай, когда нас с Яшкой едва не слопало Чер‑Мерсское чудовище? – предположила Мила. – По крайней мере, я сразу вспомнила именно о нем. Этот монстр тогда вонзил клыки в собственный хвост из‑за того заклинания, которым я в него ударила.

– Так это был он? В твоем видении?

Мила отрицательно качнула головой.

– Не думаю. Чер‑Мерсский монстр похож на дракона, а в моем видении была гигантская змея.

– Это было похоже на кольцо? – вдруг спросил Вирт.

Мила удивленно вскинула брови.

– Сейчас, когда ты об этом сказал… – начала Мила. – Думаю, да.

– Сможешь нарисовать эту змею?

Предложение Вирта заставило Милу смутиться.

– Вообще‑то я, знаешь ли, не художник, но в принципе…

Вирт улыбнулся.

– Обещаю не смеяться, – заверил он.

– Ладно, – нехотя согласилась Мила.

Наколдовав лист пергамента и перо, она, насколько могла, точно изобразила на бумаге существо из своего видения. Затем протянула рисунок Вирту. Взяв его в руки, тот глянул лишь мельком и, вернув ей, уверенно сообщил:

– В твоем видении был уроборос.

– Символ вечности? – тотчас спросил Ромка, одновременно отнимая у Милы кусок пергамента, чтобы посмотреть на предмет их разговора.

Вирт поощрил Ромку одобрительной улыбкой.

– Радует твоя осведомленность, господин умник.

Ромка многозначительно хмыкнул, разглядывая изображение.

– Уроборос, – продолжал Вирт, – символ бесконечности, которая проявляется в цикличности существования всего живого, символ начала и конца, рождения и смерти – символ постоянного перерождения. По этой причине им часто пользуются алхимики.

Ромка посмотрел на Милу.

– Твои последние два видения указывали на то, что мы искали, – сказал он. – Что думаешь?

– Хочешь сказать, что мне нужно искать изображение уробороса?

– Или оно найдется само, – сказал Вирт.

Мила повернула к нему голову и спросила:

– Ты хотел нам что‑то рассказать? Насчет того, что ты выяснил…

Вирт кивнул.

– Пожар в школе во Внешнем мире, – сказал он, – событие незаурядное. Учитывая масштаб происшествия, власти Таврики не могли не заподозрить, что к поджогу причастны маги. Я предположил, что Розыскная палата должна была расследовать этот случай, и покопался в архивах. Мои догадки оказались верны – я нашел дело двадцатилетней давности. Совпадают время, событие и даже некоторые подробности. А в совпадения я не верю.

Мила отставила чашку, не допив чай, и подалась вперед.

– Это та самая школа? – в сильном волнении спросила она. – Нет никаких сомнений?

– Нет, – твердо сказал Вирт. – Двадцать лет назад в этой школе сгорели заживо все, кто находился в ней в момент пожара.

Мила откинулась в кресле.

– Да, похоже, ошибки нет, – произнесла она. – Вероятность, что два одинаковых события произошли в один год, ничтожна.

Вирт согласился с ней кивком головы.

– Среди погибших значилось имя учителя химии – Марк Неизвестный.

– Неизвестный? – не понял Ромка.

– Это фамилия, – пояснил Вирт. – И полагаю, что она не настоящая.

– Думаешь, это тот самый алхимик из рассказа Думы? – спросила Мила, но в ответе на самом деле не нуждалась.

Мила вспомнила, как Многолик говорил, что не любит алхимию. Те же слова произнес Игнатий Ворант, когда Гильдия захватила в плен его, Гурия и Лизу. Она сделала глубокий вздох и задумчиво произнесла:

– Хотелось бы мне знать, почему предки Многолика уничтожали всех в роду этого алхимика. Должна же быть причина?

Вирт взял со стола какой‑то небольшой прямоугольный листок и протянул его Миле.

– Возможно, здесь ты найдешь ответ, – сказал он.

Мила подошла и взяла у Вирта листок. Это оказалась выцветшая цветная фотография самой обычной школы, каких во Внешнем мире было огромное множество. Школа, казалось, смотрела на Милу своими черными пустыми окнами. Ее стены на фоне возвышающихся по обеим сторонам серых девятиэтажек выглядели словно подсвеченные неестественно ярким желтым светом.

Внезапно Милу охватило необъяснимое чувство тревоги. Ей понадобилась всего секунда, чтобы понять причину его возникновения. Вглядываясь в снимок, она вдруг ясно осознала нечто совершенно невозможное – эта мертвая школа со снимка говорила с ней. Нет, Мила не слышала никаких голосов, она вообще ничего не слышала, но было одно ощущение, которое она распознала совершенно точно. Зов.

– Мне нужно там побывать, – сказала она, не сразу осознав, что произнесла свою мысль вслух.

Подошел Ромка и забрал снимок из рук Милы, после чего заглянул в него сам.

– Если честно, – сказал тем временем Вирт, – я сомневался, что ты тоже это почувствуешь.

Мила вскинула на него глаза.

– И ты?

Вирт кивнул.

– Сначала подумал, что дело в моих сенсорных способностях, – сказал он, – но если ты тоже ощутила это, то…

– В этой школе что‑то есть, – произнес Ромка, словно продолжая мысль Вирта, хотя по его лицу можно было с уверенностью сказать, что он даже не слышал произнесенных только что слов.

Мила отвела взгляд от Лапшина и решительно посмотрела на Вирта.

– У тебя ведь есть адрес этой школы?

 

* * *

 

Они стояли в самом сердце одного из жилых кварталов Симферополя. Ледяной зимний ветер пронизывал до костей. Прямо перед ними было трехэтажное здание – прямоугольное, с рядами одинаковых окон. Стены были черными от наросшей на них копоти, во многих окнах не было стекол, на обгоревших дверях парадного входа висел большой амбарный замок. Но все эти последствия пожара двадцатилетней давности не казались чем‑то примечательным на фоне другого зрелища.

Вокруг здания словно полыхал ярко‑малиновым сиянием призрачный пожар. Так казалось поначалу. Но стоило только приглядеться получше, как волосы от ужаса вставали дыбом – малиновое пламя было не чем иным, как сотнями призрачных человеческих рук. Они тянулись к небу, словно пытались вырваться на свободу. Но что‑то невидимое словно не отпускало их.

– Вы тоже видите это? – спросила вслух Мила.

– Да, – негромко ответил Вирт.

– Что это за чертовщина? – ошеломленно прошептал Ромка.

– Кажется, эта школа битком набита неупокоенными духами, – предположил Вирт и мрачно добавил: – Консервная банка с мертвецами.

Мила огляделась: люди по обеим сторонам улицы шли по своим делам. На их лицах застыли будничные маски: скука, усталость, тень повседневных забот. Они не оборачивались и ничему не удивлялись – для них все вокруг было заурядным и обыденным.

– Неужели, кроме нас, никто этого не видит? – недоверчиво произнесла вслух Мила.

– Кажется, нет, – сказал Ромка, бросив взгляд по сторонам. – Наверняка на этой школе лежат Отводящие чары.

– Отводящие чары? – переспросила Мила.

– Угу, – подтвердил Ромка, – похоже на то, что делает Вирт, но во много раз сильнее.

Мила удивленно округлила глаза и посмотрела на Вирта.

– Ты делаешь… что?

– Отвожу глаза, – ответил тот. – Будет неприятно, если люди начнут замечать, что я странно выгляжу. Я имею в виду здесь, во Внешнем мире. Я отвожу им глаза – в результате они не могут остановить на мне взгляд и смотрят мимо.

Мила стояла с открытым ртом.

– А ты что, действительно думала, что Вирт вот так спокойно гуляет во Внешнем мире с его‑то ушами – улыбаясь уголками рта, спросил Ромка.

– То есть ты знал, да? – недовольно скосила глаза на друга Мила.

Ромка ехидно ухмыльнулся – ни капли раскаяния на лице.

– Не мог сказать? – обиженно проворчала она, чувствуя себя глупо.

– Да ладно тебе! – коротко рассмеялся Лапшин. – Ты так забавно волновалась.

По мелькнувшей на лице Вирта улыбке Мила поняла, что забавно было не только Ромке.

– А я‑то все думала, почему люди не обращают на тебя внимания, когда ты в этом своем «смотрите на меня все» желтом плащике, – хмыкнула она в отместку.

Переведя взгляд на обгоревшую школу, Мила вздохнула и добавила:

– Это место выглядит настолько жутко, что мне совсем не хочется туда идти, но…

– Пошли, что ли? – угадал ее мысль Ромка, с опаской поглядывая на окружающее школу живое и движущееся море призрачных рук.

Открыв большой висячий замок, Вирт толкнул обе створки двери, но подалась только одна. Вторая, как оказалось, изнутри была зафиксирована задвижками.

Переступив порог, трое спутников остановились. Пустой холл школы выглядел так, словно все двадцать лет со дня пожара сюда никто не наведывался. На темном от копоти и пыли полу не было ни единого следа, оставленного человеческой ногой. Такими же пыльными были большие зеркала по обеим сторонам холла, словно два десятка лет до них никто не дотрагивался. Однако Мила ясно ощущала вокруг присутствие чего‑то незримого.

– Вирт, – позвала она и удивилась тому, что ее голос прозвучал даже тише, чем она хотела, – ты что‑нибудь чувствуешь?

Рядом раздался прерывистый вздох. Мила невольно подняла глаза на Вирта – в этот момент он выглядел так, словно ему было тяжело дышать.

– Боль. Ужас. Безумие.

Ромка посмотрел на него с беспокойством.

– Если тебе так трудно находиться здесь, может, подождешь нас снаружи?

Вирт улыбнулся.

– Не ожидал от тебя такой наблюдательности, господин умник, – с иронией сказал он, но было ясно, что Ромкины слова попали в цель. – Но не стоит за меня волноваться. Я обычно не настолько восприимчив к посторонним эмоциям. Такое ощущение, как сейчас, возникает у меня очень редко, и оно всегда быстро проходит. Так что, пожалуй, я все‑таки пойду с вами. Это место слишком опасно, чтобы такой заботливый отец, как я, отпустил сюда своих детей без присмотра.

Ромка фыркнул от смеха, а Мила, отворачиваясь, неодобрительно покачала головой. Кажется, им обоим понравилась эта дурацкая шутка про отца семейства.

– Почему ты решил, что здесь опасно? – спросил Ромка, когда они медленно двинулись вперед. – Здесь кто‑то есть?

– Только неупокоенные духи, – ответил Вирт. – Больше никого.

– Духи? – переспросила Мила, когда они поднялись по короткой, всего в четыре ступени, лестнице. – То есть привидения? Но разве они опасны?

Вирт покачал головой.

– Духи