Схватка геологов с куратором МГБ

 

Дело было зимой 1949–1950 гг. В управление госбезопасности Дальневосточного края были вызваны трое геологов: начальник Госгортехнадзора Алексей Никифорович Никифоров, инженер геолог Андрей Александрович Леонтович и Виктор Андреевич Ярмолюк, будущий начальник Хабаровского территориального геологического управления и затем замминистра геологии СССР (со слов последнего и приводится этот рассказ (Цит. по: [ГЖМ-2, 2000. С. 145–152]). Офицер по фамилии Рубан, курировавший геологию и горнодобывающую промышленность всего Дальнего Востока, предложил вызванным лицам дать показания на «врага народа профессора Русакова Михаила Петровича»[42]. Русаков был арестован в мае 1949 г. в Казахстане по делу геологов во главе с академиком И. Ф. Григорьевым, «разоблаченных при вскрытии вредителей, действовавших в Министерстве геологии» (см. выше). Русаков бывал на Дальнем Востоке как куратор-консультант, и МГБ считало, что и здесь он вел вредительскую деятельность. Сказал, что Русаков уже во всем сознался и сейчас идет поиск его сообщников. Дал пять дней, чтобы геологи изучили отчеты и рекомендации Русакова и составили письменные заключения о результатах его вредительства.

Геологи знали Русакова только с хорошей стороны. «Нас хотят сделать стукачами, — сказал Никифоров своим спутникам. — Я сочинять напраслину не буду». Двое других с ним согласились. Через пять дней они принесли в УГБ общее заключение, в котором, в частности, говорилось: «М. П. Русаков не только ничего не утаивал, а, напротив, с энергией энтузиаста настаивал на необходимости самого широкого разворота геологических работ в Приморье. Он требовал резкого увеличения ассигнований на эти работы. И его прогнозы блестяще подтвердились».

Получив это заключение, офицер МГБ швырнул записку на край стола, где сидел Никифоров, старший по должности из геологов.

— Заберите свою контру! И чтоб завтра принесли новый документ, по партийному правдиво изобличающий врага народа!

На что геологи сказали, что завтра он будет тот же самый. Последовали угрозы увольнения, обвинения в саботаже, аргументы, что «казахи уже разобрались» и пишут, что Русаков работал у них и вредил по заданию американской разведки.

«— Да мало ли что, помаш ли, казах наговорит на русского, — заметил Никифоров.

Офицер стал кричать и обвинил Никифорова в великорусском шовинизме.

— А ты на меня не кричи, — в свою очередь возвысил голос Никифоров. — Это ты можешь быть великорусским шовинистом, а не я. Я, помаш ли, чуваш! И не буду писать под твою диктовку донос на честного человека».

Воцарилось долгое молчание. Постепенно лицо Рубана стало менять выражение. От пылавшего гневом оно становилось спокойным и даже умиротворенным. Наконец, Рубан спросил лично каждого еще раз, не будет ли он менять показания. Получив утвердительные ответы, вдруг сказал:

«— Спасибо, товарищи! Вы, может быть, своим поступком спасли человека. А на мой резкий тон прошу не обижаться. Только так действуя, я мог убедиться в вашей искренности и сделать соответствующий доклад своему руководству».

К сожалению, слова Рубана не оправдались. Во избежание пыток М. П. Русаков на первом же допросе признался, что он — «матерый американский шпион», и получил 25 лет ИТЛ. В 1954 г. он был реабилитирован, стал академиком Казахской ССР, умер в 1963 г.

 

 

Ученые пишут вождям…

(художественная экстраполяция)

 

(1) «Перед Сталиным лежало письмо двух известных ученых. В начале письма они сообщали о всяких достижениях в отечественной науке и технике, в середине письма отмечали факты отклонения некоторых членкоров и академиков от твердого курса партии и правительства. В самом конце письма предлагалось рассмотреть в соответствующих инстанциях деятельность возглавляемых этими учеными институтов, дабы на самом корню пресечь сии пороки. Сталин еще раз перечитал то место, где „отклонисты“ способствовали, хотя и косвенно, ослаблению геологической науки, а также преднамеренно тормозили темпы добычи руд, минералов всяких и даже нефти с газом… Он взял красный карандаш, подчеркнул жирно слова: „руда“, „нефть“, „газ“ и косо на полях написал: „А где Заварницкий?“ (Это — одна из ошибок Сталина. Правильно: Заварицкий Александр Николаевич (1884–1949), известный советский ученый, академик, который внес существенный вклад в петрографию изверженных пород. С 1946 по 1949 год — академик-секретарь Отделения геолого-географических наук АН СССР.)

„Странные люди эти ученые, — подумал Сталин. — Почему они пишут письма мне? Есть же Губкин и этот, как его?… Заварницкий. Это их прямое дело — искать руду и нефть…“

Сталин взял с полки твердую зеленую папку, открыл ее. „Ну вот, — продолжал он размышлять, — Тетяев, Крейтер, Григорьев, Сердюченко… Все они уже наказаны. Скоро руду эту искать некому будет. Нет! Пусть работают!“ — Он резко подчеркнул последний абзац письма и на полях размашисто написал: „Это не требует рассмотрения!“

Сталин разделся и лег. „Интересно, — подумал он, — когда я умру, кому ученые писать будут? Не Хрущу же…“

Сталин заснул, а потом, действительно, умер.»

(2) «„Дорогой Никита Сергеевич! Пишут Вам пострадавшие при культе личности ученые-академики… Благодаря Вам мы снова при деле. И под микроскопами своими видим новые минералы и органические соединения, из которых образуются руды и нефть, так нужные нашему государству…“

Заканчивалось письмо тем, что „отдельные ученые, тем не менее, отклоняются…, ослабляют…, тормозят…“

— Товарищ Хрущев! Ученые снова жалуются на ученых. Что делать?

— А где этот, как его, Заварницкий?

— Умер…

— Тогда пошлите их в жопу!»

(Из книги д. г-м. н. А. А. Кременецкого «На златом крыльце сидели» [Кременецкий. 2006. С. 76])

 

 

* * *

 

Бухта Нордвик и Якутск, 1934 г.

В районе Нордвика велись буровые работы на нефть, которая была нужна для судов Севморпути. Осенью-зимой 1934 г. возник острый конфликт между вновь прибывшим начальником зимовки Козловым и начальником бурильщиков В. А. Полуяновым. Когда вышел из строя компрессор, начальник обвинил Полуянова во вредительстве и сдал в НКВД. Через какое-то время из НКВД Полуянова и поддержавшего его рабочего Романова вернули на зимовку. Начальник потребовал, чтобы они дали подписку, что не будут больше заниматься вредительством. Полуянов и Романов такую подписку дать отказались. И снова попали в НКВД. Их привезли в Якутск. Но оттуда Полуянов был вновь откомандирован в распоряжение местного геологического управления для использования по специальности. Перед местными геологами встала трудная задача — как использовать специалиста, находящегося под следствием в НКВД. Выход был найден в том, что Полуянова отправили в Якутский архив изучать исторические документы об открытии полезных ископаемых в Якутии. Каково же было изумление всех, когда Всеволод Алексеевич обнаружил копию прошения якутского промышленника Николая Семеновича Белькова на имя Александра I, в котором говорилось: «В прошлом 1804 году по случаю проездов моих по берегу Ледовитого океана в Анобарской стороне найдены мною были соль каменная и такое же масло, названное врачебной управой черной нефтью».

Полуянов получил весьма значительную премию и вернулся в Москву. Но друзья ему посоветовали побыстрей и подальше уехать. Он отправился в Казгеолтрест, это, скорее всего, спасло его от террора 1937 года. Там руководил разведкой полиметаллических месторождений.

(Пересказ на основе очерка геолога А. В. Полуянова

[ГЖМ-10. С. 567])

 

 

Рокировка Берия: назначение