Сенигаллия, 1 января 1503 года

ЧЕЗАРЕ

 

Церковный колокол пробил двенадцать раз. Мой год завершился… кровавым триумфом.       Annus mirabilis.        [42]Да, год завершился моей победой.

Я отпустил верных слуг. Велел им отправиться в таверну и там напиться, а потом развлечься со шлюхами. Они просили меня отправиться вместе с ними, но я отказался. Мне предстояло еще решить много дел.

Меня волновало будущее, как обычно я заранее строил планы. Я отправил курьеров в Рим, Флоренцию, Венецию и Францию. Отправил гонцов также в Мантую, Феррару, Перуджу и Болонью.

Послания возвещали, что предатели схвачены. Послания сообщали, что они планировали убить меня. Послания предупреждали – НЕЛЬЗЯ ГНЕВИТЬ БОРДЖИА.

Призвав Макиавелли, я поведал ему историю. Он поздравил меня:

– Мастерская операция, мой господин. Идеально устроенная ловушка.

– Я же говорил вам, Никколо, что проучу их, наших врагов. Мои – схвачены, а ваши – пришли в смятение. Теперь, когда Синьория узнает, как я поступаю с врагами… может, они предпочтут стать моими друзьями?

После ухода посланника я подошел к окну. Вгляделся во тьму, скрывавшую громадный, незримый мир, ожидающий завоевания. Я ощущал себя богом. Я чувствовал себя новоявленным Цезарем. Ощущал себя покорителем горной вершины.

Я отправился в крепость. Спустился в темницу. Паоло увидел меня. Сотрясая прутья решетки, он визгливо завопил:

– Вы же дали мне обещание!

Я приблизился к его камере. Приложил палец к губам, утихомиривая его ярость. Потом провел пальцем по горлу. Его отчаянный крик тут же оборвался.

Мне хотелось повидать Вителлодзо. Факельное пламя высветило оставленные слезами полосы.

– Позвольте мне встретиться с его святейшеством, – взмолился он. – Пусть ваш отец дарует мне прощение за грехи.

– Вот уж не догадывался, Вителлодзо, что вы настолько религиозны, – рассмеявшись, заметил я. – Эй, Микелотто, вы знали о набожности Вителлодзо?

– Нет, – покачав головой, отозвался тот. – Зато я знал, что он вел себя как мерзкий развратник.

Он приготовил бритву. Достал кочергу. Достал клещи, молоток и гвозди.

– Дайте‑ка мне ваш список, Вителлодзо, – сказал я.

Он недоуменно уставился на меня.

– Ваш мстительный список с именами будущих мертвецов. Тот, что вы таскали в кармане плаща.

Его взгляд помрачнел. Он молча протянул мне заветный листок бумаги.

Я увидел там имя Макиавелли. Увидел имя Содерини. Увидел и свое собственное имя. Усмехнулся, приписал имя Вителлодзо Вителли и, перечеркнув его, вернул владельцу.

– Прочтите мое дополнение, – предложил я.

Он смиренно ознакомился с новой записью.

– Вам чертовски повезло, Вителлодзо. Вам только что представилась редкая возможность. Вы заглянули в собственное будущее.

 

ВИТЕЛЛОДЗО

 

Здесь, в этой темнице, пропитавшейся зловонием крови, мочи и смерти, мне вдруг вспомнились слова привидевшегося во сне брата: «Даже побежденный, ты останешься победителем». После казни Паоло мир для меня стал серым и холодным, но скоро я покину его и попаду в мир иной, справедливый и прекрасный. Я вновь воссоединюсь с братом, распрощавшись навеки с тем адом, в который превратилось наше земное существование.

Я не могу назвать себя праведником, мне приходилось немало грешить. Но я менее грешен, чем человек, который вскоре предаст меня смерти. Кажется, он удивлен, что я не кричал и не молил о милости, когда его палач с изуродованной шрамом физиономией начал кромсать мое тело. Сомневаюсь, что сам Борджиа выдержал бы хоть пару минут такой боли. Но, в конце концов, мое мужество не имело никакого значения.

– Все ваше мужество, Вителлодзо, теперь бессмысленно, – глумливо начал он. – Историю пишут победители. А я расскажу, каким вы оказались трусом, и все мне поверят. Я расскажу, что вы по‑бабьи рыдали и молили о пощаде. Безусловно, вашу жену и детей также ждет смерть, вскоре я завладею вашим городом. От вас на земле не останется никаких воспоминаний, разве что в кратком примечании к моей истории. Глупец. Трус. Предатель. Неудачник. Вот такая останется о вас память.

Я промолчал. К чему попусту тратить слова.

В мою камеру притащили Оливеротто, и он с ходу начал обвинять меня в том, что я обманом вовлек его в заговор. Он заявил, что все козни строил я, а сам он с самого начала отговаривал меня от измены. Я просто вздохнул, покачав головой. Неужели ему не понятно, что именно этого Борджиа и добивался? Чтобы мы начали обвинять друг друга, унижая самих себя.

– Ради бога! – воскликнул я. – Давайте просто покончим со всем этим.

– Верно, давайте, – согласился Борджиа. – У меня масса дел. Микелотто? Пожалуйста, покончи с этими предателями.

Меня грубо усадили на какую‑то скамью – спиной к спине с Оливеротто. Микелотто связал нас вместе, потом накинул петлю на наши шеи. Всем своим телом я ощущал, как дрожит Оливеротто. Я слышал его нытье и всхлипывания. Но сам я даже не дрогнул, не унизился до чертового стона. Слезы навернулись мне на глаза, лишь когда я вдруг подумал о моих детях, которых истребит это чудовище, но мне не хотелось позволить ему насладиться моей слабостью, поэтому, прогнав эти мысли, я представил себе, как мой брат Паоло глядит на меня с небес. Как он сейчас гордится мной в его благородном величии! Какие красочные его окружают небеса, и как белоснежны облака с отдыхающими на них ангелами! Кожаная петля затянулась под моим адамовым яблоком, и наш душитель вставил в нее утягивающую кочергу. Оливеротто в ужасе замычал и начал раскачиваться. Затылком я ощутил, как задергалась его горячая и влажная шея, пытаясь вывернуться из нашей петли. Скоро я буду с тобой, Паоло, – с тобой в том царстве, где правит справедливость, где повержены все чудовища, где выживают лишь раскаявшиеся праведники. Я начал задыхаться. Жилы на руках вздулись как змеи. Мне жаль, что я так и не смог отомстить твоим убийцам, брат мой, но…

– Это не важно, – прошептал он. – Твоя победа близка.

Мой взгляд остановился на забрызганной кровью стене. Но вот она начала бледнеть, и я узрел божественное сияние, расцвеченное яркими радужными цветами.

 

ЧЕЗАРЕ

 

Их лица почернели. Языки распухли. Глаза вылезли из орбит, и в воздухе запахло дерьмом. Микелотто рассек грудь Вителлодзо, вырезал еще бьющееся сердце и показал мне. Потом плюнул ему в глаза, в которых уже угас свет жизни. Так ВОТ ЧТО ЗНАЧИТ убить человека…

Он развязал удавку. Свалил трупы на пол.

– Сожгите тела, – велел я по‑испански, – а головы выставим на обозрение.

– А Орсини? – кивнув, спросил Микелотто, начиная точить топор.

– Побережем его еще денек, – сказал я. – Вы же не хотите получить все подарки сразу?

Он ухмыльнулся, а я направился к выходу из темницы.

По пути я глянул в сторону камеры Донны Паоло. Он оторвался от созерцания своего дерьма и со слезами прошептал:

– Чезаре…

– Да, Паоло, – сказал я и, помедлив, улыбнулся. – Ваша стратегия оказалась порочной. Полагаю, вас ожидает шах и мат.

Провожаемый его завываниями, я поднялся во дворец.

Один во мраке ночи, наслаждаясь сознанием триумфа, я уснул, и мне приснилась Лукреция.

В моем сне мы с ней были вместе. Возлежали обнаженные на ложе любви. И наше ложе покоилось в заоблачной вышине горной вершины. На такой высоте никто нас не потревожит. Мы – Король и Королева Мира. Мы целовались. Мы сливались друг с другом в экстазе. И в том сне наши отношения казались прекрасными.

Я проснулся с горьким привкусом во рту, открыл ставни и выглянул из окна. С неба повалил мокрый снег. Все вокруг посерело.

Перед моим мысленным взором блистала приснившаяся мне вершина. Ее пик исчезал в заоблачной небесной дали. Ты пока не забрался туда, Чезаре. Впереди долгий путь. Предстоит еще многое сделать.

Я вышел на улицу. Проверил мои войска. Изучил карты, раздал приказы. В полдень мы должны отправиться дальше.

В пяти милях от Сенигаллии нам встретился курьер. Мантуанец привез нам подарки и надушенное послание. Я прочитал письмо от маркизы. Она писала:

«Мы посылаем вам множество карнавальных масок, полагая, что после напряженного истощения, кое испытали вы в блестящих походах, у вас также найдется время для увеселительных карнавалов…», и так далее и тому подобное.

Я улыбнулся – странные причуды. Глянул на курьера – наверняка шпион. Рассмотрел маски, одну за другой. Из белой керамики, ни одной повторяющейся личины. Одна похожа на Вителлодзо с его бычьей шеей, другая напоминает бестию Оливеротто. Мне вспомнились мои жертвы – их незрячие мертвые головы, лишенные жизни моей властью.

Я выбрал самую суровую из всех масок и нацепил ее на себя. Маску смерти. Ее зияющий рот кривился в зловещей улыбке.

Когда‑нибудь и мое лицо станет мертвым и безглазым. Меня тоже ждет судьба моих жертв. Но сначала я должен достичь триумфа, обессмертить свое имя. Должен достичь горной вершины, прежде чем меня настигнет смерть.

Все люди вокруг меня подобострастно кланяются и расшаркиваются. Посланники и поэты поют мне дифирамбы, припадают к ногам. Твердят о том, что я достиг зенита славы. Твердят о моем триумфе, о поистине славных победах.

Они ни черта не понимают.

И вы думаете, что это слава? Вы думаете, что это триумф? Это НИЧТО по сравнению с тем, что случится в будущем. Это не конец… а всего лишь начало.

Я пришпорил лошадь. Мы въезжали в полосу мокрого снегопада.

 

 

35