Сиванму со служанками и фениксом

 

Царство, где правит Царица Запада, находится на горе Куньлунь, стоящей в центре мира, а вокруг нее вращаются солнце и луна. Первоначально она была богиней эпидемий и повелевала демонами чумы. Однако во времена династии Хань она превратилась в богиню, которая предотвращает или излечивает эпидемические болезни, а посему ее стали связывать с долголетием, полагая к тому же, что она выращивает и оберегает персики бессмертия в саду Небесного Владыки. Если бессмертный оказывался виновен в каком‑то, хотя бы и мелком, преступлении, повелители этого края могли потребовать, чтобы он возвратился на землю для повторного рождения в земных условиях. Отбыв наказание, он мог вернуться в рай и вновь занять прежнее высокое положение.

Дун‑вангун, хотя и называемый царем бессмертных, обычно воспринимался всеми исключительно как супруг царицы Си‑ванму. В начале сотворения мира первозданные пары застывали, оставаясь некоторое время во взвешенном состоянии, а затем начинали производить живых существ.

Первым из них был Дун‑вангун, «вылепленный» из чистейшей субстанции восточного воздуха и ставший номинальным повелителем активного мужского принципа, или ян, и всех стран Востока. Купол его дворца, теряющегося в туманных небесах, был из фиолетовых облаков, а стены – из голубых. Он являлся архивариусом всех бессмертных и всегда был в курсе их дел. В китайской литературе, однако, о нем содержится очень мало сведений.

Преподобный Хэмпдон К. Дю Боз сравнивает гору «Матери‑Царицы Запада» с горой Сумеру буддистов и полагает, что описание дворца, окружавших его садов и обитателей заимствовано из древней индусской мифологии. Си‑ванму праздновала день рождения один раз в три тысячи лет, когда распускало листья персиковое дерево бессмертных. По этому поводу всегда устраивали собрание под названием «Персиковая ассамблея», которую доктор Дю Боз описывает как «Великий вселенский собор богов». Выбор терминов в данном случае представляется весьма странным, если только автору не было известно, что в них сокрыт больший, нежели просто мифологический, смысл[273].

Подобно даосским мудрецам, герои Хун в легендах, связанных с этим тайным обществом, отправляются в морское путешествие на корабле, держа курс на запад, достигают Западного Рая Си‑ванму и, пройдя по мосту, попадают в город ивовых деревьев, представляющий Восточный Рай Дунвангуна[274]. В китайском буддизме Западный Рай в точности соответствует небесному жилищу Си‑ванму. В буддийской интерпретации эта страна, которой правили Амитабха и его лучезарная дочь Гуаньинь, находится на полпути между иллюзорными сферами смертных и непостижимой тайной нирваны. Ко всему прочему, согласно этой версии, Гуаньинь, которая обычно служила олицетворением женского начала, всегда в глазах народа занимала более высокое положение. Именно ее неизменная и вселенская доброта, выражающая способность к состраданию, ведет все существа в царство света и истины. Она являет собой некий вариант Матери из мистерий, отображая тем самым великую школу, или коллегию, архатов. Употребление термина, означающего женственность, для определения законченной структуры институционального обучения сохраняется и в названии «альма‑матер», или «кормящая мать». Общество Хун говорит о своем «прародителе» как о Материнской Ложе, а в европейском массонстве тот же смысл заключен в шотландском обществе «Победа Матери над разрушением».

Легенды о Восьми Бессмертных живо перекликаются с китайскими сказками о героях, по своему содержанию созвучными с преданиями о героях, сохранившимися в европейском эпосе. Ордена Искателей Приключений, существовавшие в тот период, когда в обществе царил дух рыцарства, создали своих героев, чьи подвиги были неотделимы от магии и мистицизма. Невозможно отрицать, что в легендах о Роланде, короле Артуре, сэре Галахаде, Парсифале и Лоэнгрине[275] за незатейливым на первый взгляд содержанием сокрыт глубокий смысл. Даосские бессмертные описаны как представители практически всех слоев общества и профессий и олицетворяют собой бесчисленные черты людских характеров. Каждый из них в конце концов достигал объекта своих устремлений, а читателям предоставлялась возможность толковать сохранившиеся о них предания согласно собственному разумению. Их жизнь и деятельность, безусловно, неотделима от определенных мест и времени, и с течением веков присущий им образ действий становится все более непонятным. Однако невозможно ощутить дух даосской метафизики, не проявив искреннего интереса к этим восьми в полном смысле слова исключительным личностям и выпавшим на их долю событиям.

Согласно воззрениям египтян и греков, человеческая душа образована восемью принципами, или энергиями, и вполне понятно отображение их в китайском искусстве в виде магического восьмиугольника, составленного из инь и ян, троих их сыновей и трех дочерей, что весьма напоминает семейство Ноя. Душа, как и Западный Рай, – это источник эмоций с их положительными и отрицательными противоположностями. Вдохновленное красотой и состраданием путешествие в поисках души и отыскание наконец ее золотого дворца может послужить неплохим толкованием концепции даосизма. По счастью, вполне возможно по портретным изображениям Восьми Бессмертных и их прихотливым путям достижения восстановить атрибуты душевных сил.

 

Ли Тайэ‑куай

 

Давным‑давно, в ту славную эпоху, когда люди занимались поиском эликсира бессмертия, в 6‑м веке н. э. жил замечательный и благородный ученый по имени Ли Тайэ‑куай (Li T’iehkuai), который обычно стоит во главе списка Ба‑сянь.

Еще в молодые годы Ли принял решение удалиться от мирской суеты и посвятить себя размышлениям о таинственных искусствах возрождения. Затем, как это было принято в подобных случаях, он, отойдя от образа жизни простых смертных, поселился далеко в горах в уединенном жилище, где и прожил более сорока лет.

Дни свои Ли проводил в медитации, сидя в ничем не нарушаемом спокойствии на тростниковой циновке, и, как говорят, был настолько погружен в свои метафизические спекуляции, что забывал и есть и спать. Имея то же прозвище, что и Лао‑цзы, он, казалось, более всех других подходил для вызывания духа славного даосского Мастера, который уже давно удалился от мира и в покое и счастье жил в благородной тени персикового дерева долголетия. С мольбой обратился Ли к почтенному Лао‑цзы, упрашивая его принять земной облик, взять его к себе в ученики и раскрыть тайное учение о великом Дао.

По достоверным сведениям, Лао‑цзы действительно явился преданному Ли, хотя и не указывалось точно, как это произошло: то ли лично, а может, в снах или видениях. Но так или иначе, Ли испытал истинное озарение и познал туманную философию полного отъединения. Время от времени Лао‑цзы приглашал Ли отправиться с ним в путешествие в невидимый мир и побывать в сферах, где обитают небожители. Ли для этого приходилось покидать свое физическое тело и путешествовать в трансцендентном носителе. Именно в этот период возросшая слава Ли принесла ему множество учеников и приверженцев.

Однажды случилось так, что Ли, решив в очередной раз совершить путешествие в заоблачную страну, оставил свою материальную оболочку под надзором одного из учеников, строго‑настрого наказав тому кремировать его останки, если сам он не вернется через семь дней, ни днем раньше, ни днем позже[276], что в итоге явилось причиной рокового осложнения. Неожиданно ученика, шесть дней неотступно охранявшего тело Ли, вызвали к постели умирающей матери. Ученик как только мог тщательно осмотрел тело учителя и, решив, что Ли и в самом деле мертв, велел сжечь его тело на день раньше указанного срока. Когда же на седьмой день Ли возвратился с восхитительных Холмов Долголетия, его ожидало, мягко говоря, неприятное открытие, а именно, что его физического носителя более, так сказать, не имеется в наличии.

Решив, что для него еще не пробил час навсегда отбыть в сферы бессмертия. Ли поискал поблизости какое‑нибудь другое тело, в котором он смог бы поселиться. Единственное, показавшееся ему подходящим, принадлежало недавно умершему хромому нищему. Понимая, в каком критическом положении он находится, Ли приказал своему астральному двойнику войти через виски в труп нищего и, обосновавшись в этой оказавшейся под рукой, хотя, по правде говоря, и неподходящей для него форме, с величайшим вниманием обследовал свою новую среду обитания.

Тело нищего явно оставляло желать много лучшего. Грубо вылепленная, уродливой, продолговатой формы голова, смуглое свирепого вида лицо в обрамлении производящих жуткое впечатление всклокоченных волос и бороды. Однако более всего, с практической точки зрения, его, видимо, обеспокоило открытие, что нищий этот был калекой, одна нога которого ему почти не повиновалась.

Оценив по достоинству окружавшую его обстановку, Ли испытал сильнейшее искушение вырваться из этой омерзительной оболочки, однако Лао‑цзы, к которому он обратился за советом, убедил его остаться и совершенствовать свое отношение до полного безразличия. В конце концов, одно тело столь же скверно, как и любое другое.

В качестве компенсации Лао‑цзы подарил Ли головную повязку из золота, дабы помочь тому хоть как‑то справиться с непокорными волосами, и железный костыль, чтобы он смог, опираясь на него, ковылять, если того потребуют обстоятельства. Рассказывают, что Ли, смирившись‑таки со своим новым телом, первым делом отправился в дом своего нерадивого ученика и вернул к жизни его мать с помощью драгоценных лекарств, содержащихся в бутылке из тыквы, которую всегда носил с собой.

Символами Ли стали его железный костыль и тыквенная бутыль. Его, сотворившего множество чудес, следовало бы причислить к адептам‑алхи‑микам. Он готовил удивительные снадобья, помогавшие от всех болезней и бережно хранимые все в той же бутылке из тыквы. Ночью, когда заканчивался день, переполненный заботами обо всех нуждающихся в его помощи, он вешал бутыль на стену своего дома, входил внутрь и спокойно спал до следующего утра. Друзей и сторонников он выбирал себе из людей бедных и лишенных каких бы то ни было привилегий и заслужил всеобщее уважение безграничной щедростью и добротой. Говорят, что он с благотворительной целью много раз путешествовал в материальный мир. Однако со временем бремя общения с родом человеческим стало для него слишком тягостным, и тогда Ли ступил на плавающий по воде огромный лист, который унес его в страну бессмертных.

Рассказывают также, что он исчез, подхваченный смерчем, перенесшим его в потусторонний мир. В области изобразительных искусств его, помимо обычных атрибутов в виде железного костыля и бутылки, изображают стоящим на крабе или в сопровождении оленя. Из горлышка бутылки, что всегда была с ним, выходит спиральное облачко пара, означающее, что дух его свободен от тела. С течением времени Ли из‑за крайне необычного рода занятий стали считать покровителем астрологов и чародеев.

 

Чжун‑ли Чжуань

 

Жизненный путь Чжун‑ли Чжуаня (Chung‑li Ch’uan) окутан множеством легенд. Период его жизни, предположительно, относят ко времени правления династии Хань (206 до н. э. – 220 н. э.) и поэтому его называют Хань Чжун‑ли. Согласно другому источнику, хотя и не получившему всеобщего признания как достоверный, он жил в эпоху династии Чжоу, то есть в гораздо более ранний период. Как утверждают его биографы, Чжун‑ли родился в Шэньси и стал весьма влиятельным лицом, достигнув ранга маршала империи. Его необычным образом сложившаяся карьера и замечательные достижения принесли ему славу Царя‑Императора Истинного Действующего Принципа. Другие авторы, более склонные к сомнению и высказыванию пренебрежительной оценки событий, считают его всего лишь вице‑маршалом и рассказывают, что в действительности он, потерпев поражение в одном из сражений, бежал и скрылся в некоем удаленном месте, где и началась его философская карьера. Там, ведя жизнь изгнанника, он познакомился с пятью таинственными героями (мудрецами), называемыми «Цветами Востока», и именно они рассказали ему об эзотерической доктрине бессмертия.

В другой легенде об этом странном человеке рассказывается, что на самом деле он был даосским жрецом, который, достигнув совершенства в знании алхимии, овладел искусством превращения неблагородных металлов в серебро. Накопленное благодаря своему мастерству богатство он в голодные годы раздал беднякам, став спасителем не одной тысячи жизней и заслужив себе этим вечную славу.

Но так или иначе, все легенды сходятся на том, что Чжун‑ли все свое время посвящал глубоким исследованиям, настойчиво пытаясь проникнуть в тайны Дао, а имя его всегда было тесно связано с обрядами и дисциплинами духовных наук. Подобно всем удалившимся в горы мудрецам, местом своего обитания он избрал уединенную гористую местность, поселившись в небольшом каменном доме. И вот однажды, когда он сидел, погруженный в глубокое раздумье, стена дома вдруг треснула и разошлась, обнажив сокрытый в каменной кладке тайник, где стоял нефритовый ларец. В ларце лежали свитки, на которых было записано все, что необходимо для удачливого смертного, пожелавшего стать бессмертным.

Чжун‑ли настолько успешно следовал наставлениям чудесным образом раскрытого ему учения, что его маленькое жилище постоянно было наполнено разноцветными огнями и светящимися облаками и звучала сладостная божественная музыка. В должное время ему в образе аиста явилась птица‑дух и, усадив мудреца себе на спину, унесла его в царство бессмертия.

Чжун‑ли обычно изображают как важного вида ученого со счастливым лицом и длинной бородой. В руках он держит веер, украшенный кисточкой из конского волоса, которым он якобы может воскрешать мертвых. Иногда он предстает держащим персик бессмертия – символ, соответствующий его алхимическим достижениям. Но даже будучи принятым в общество небожителей, Чжун‑ли счел для себя необходимым время от времени появляться на земле в разных обличьях, что сопровождалось чудесными проявлениями его силы. Его статус вполне допускал подобные визиты, поскольку он был посланцем невидимых существ, обитавших в волшебном саду мудрых. Необычайные успехи в превращении неблагородных металлов принесли ему славу как покровителя алхимиков и химиков.

 

Люй Дунбинь

 

К интеллигенции, отказавшейся от славы и почестей этого мира ради поисков тайной мудрости, принадлежал и Люй Дунбинь, выходец из добропорядочной семьи и ученый, успешно сдавший государственные экзамены на высшую должность. В отношении Люя его биографы оказываются несравнимо великодушнее и высказываются с большей искренностью.

Сообщается, что он родился в Цзянси в 798 г. н. э. Его знаменитый дед был главой Министерства церемоний, а достопочтенный отец – префектом Хай Чжоу. Характер Люя определяется курьезным рифмованным двустишием, сложенным из, возможно, и связанных между собой деталей, в котором говорится, что он был ростом в пять футов два дюйма[277] и в возрасте двадцати лет все еще не женился. Возможно, что под влиянием этих обстоятельств он и принял решение стать путешественником.

Незадолго до своего двадцатилетия Люй отправился в поездку по провинции Цзянси, где повстречался с огненным драконом, от которого получил волшебный меч. Пользуясь этим мечом, он совершил множество удивительных подвигов и даже смог скрыться на небесах, когда тяготы земной жизни стали для него невыносимы.

В этой легенде, видимо, косвенно выражен тот факт, что Люй или проходил обучение у некоего Адепта‑учителя, личность которого скрыта под образом дракона, или был посвящен в тайное мистическое общество, использовавшее дракона в качестве символа. Люй, как и все люди подобных взглядов, стал отшельником, избрав местом своего жилья склон Пика Аиста в горах Лу.

В период ученичества мудрец удостоился чести встретиться с одним из бессмертных, Чжун‑ли, раскрывшим ему тайны алхимии и научил готовить эликсир долголетия. После непосредственного общения с бессмертными мудрецами Люй объявил о своем решении посвятить жизнь обучению людей и служению подлинной доктрине. Чтобы проверить его достоинство, Люя подвергли десяти искушениям, в чем, вероятно, содержится намек на процесс посвящения. Успешно пройдя трудные испытания, он приобрел сверхъестественные способности и стал обладателем имеющего волшебную силу оружия.

Проводя дни в уединенном убежище на Пике Аиста, Ли собрал вокруг себя учеников и вел с ними пространные беседы о семи рангах духов, трех категориях качеств и на другие увлекательные темы. Имеются также сведения о том, что, подобно благородному герою рыцарских времен в Европе, он, совершая путешествия, убивал жестоких великанов‑людоедов и отвратительных чудовищ, защищал обездоленных и совершал всякого рода замечательные, добрые дела. Хотя Ли уже в возрасте пятидесяти лет достиг бессмертия, жизнь его, как говорят, длилась почти четыре столетия, а деятельность принесла бессмертную славу. И, как свидетельствует история, Ли «был посвящен в божественные таинства…»[278].

Из «авторитетного источника» известно, что Ли, пообещав своему бессмертному учителю Чжун‑ли распространить доктрину мудрецов, принял облик торговца маслом и решил наградить бессмертием любого покупателя, который не станет спорить о цене или пытаться ухватить себе больше масла, чем ему положено. Целый год бродил Ли по разным местам, но встречал только бесчестных или корыстных покупателей. Единственным исключением стала одна старая дама, оставшаяся вполне довольной причитавшейся ей долей масла. Ли был до такой степени потрясен ее поведением, что пошел за ней до самого дома и, увидев во дворе колодец, бросил туда несколько зерен волшебного риса. Вода в колодце тут же превратилась в вино, продавая которое она разбогатела.

Символами Ли считаются волшебный меч (китайский вариант Экскалибура[279]) и мухогонка в виде конского хвоста на ручке, названная «облакочисткой», служащая указанием, что он мог путешествовать по воздуху. Иногда его изображают с маленьким мальчиком на руках.

За свою ученость и разного рода достижения Ли был в особой чести у литераторов и интеллигенции. Позднее он снискал всеобщее расположение как святой покровитель цирюльников и глубоко почитался больными.

 

Лань Цзай‑хо

 

Согласно общему мнению, только в отношении одного из бессмертных существует определенное указание, что он – это женщина по имени Лань Цзай‑хо (Lan Ts’ai‑ho), и поэтому именно он становится источником необычных затруднений. Этого бессмертного обычно представляют как некое юное существо с корзиной фруктов, играющее на музыкальном инструменте, внешне похожем на свирель. По сей день ведутся ожесточенные споры по поводу пола этого существа, которое в одних случаях фигурирует как мужчина, в других предстает как женщина, а иногда становится вдруг явным гермафродитом.

В китайском театре Лань, хотя и одетая в женское платье, всегда говорит мужским голосом. До сих пор неизменной популярностью пользуются многочисленные обожаемые Лань баллады, часть которых якобы сочинила она сама. Согласно некоторым источникам, период его или ее жизни относится ко времени правления династии Тан (618–907 гг. н. э.), а наиболее полному о нем или о ней представлению отвечает образ трубадура бессмертных.

Лань – это, без сомнения, личность в высшей степени экстравагантная, странствующая по земле в драной голубой мантии, подпоясанная темным деревянным ремнем трех дюймов ширины. Этот бессмертный ходил в одном башмаке и в зимние холода спал на снегу, защищаясь от стужи войлочной накидкой.

В одной из легенд рассказывается, как Лань зарабатывал на жизнь тем, что пел на улицах деревень, но проявлял такое равнодушие ко всему мирскому, что часто, получая плату за свое пение, с презрением швырял монеты на землю, где их тут же могли подобрать нищие. И хотя певца этого все считали помешанным, его песни, удивительным образом наполненные тонким философским смыслом, порицали мимолетные наслаждения суетного мира и иллюзорное величие смертного бытия. В этом безусловно просматривается определенное соответствие между китайским менестрелем и европейскими труверами[280], в чьих на первый взгляд легкомысленных балладах было сокрыто эзотерическое учение древних мистерий.

Однажды, пребывая в состоянии транса, или, что признается менее охотно, опьяненный волшебным ликером, Лань уплыл на облаке в небесные сферы и, покидая этот бренный мир, сбросил на землю драную мантию, деревянный ремень, музыкальные инструменты и свой единственный башмак.

Со временем Лань превратился в святого покровителя цветоводов, что, вероятно, связано с корзиной цветов и фруктов, которую этот бессмертный всегда носил с собой.

 

Чан‑куо

 

Одной из самых занятных фигур в избранной группе даосских бессмертных был Чан‑куо, который, как утверждают, жил в 7‑м или 8‑м веке н. э. и приобрел громкую известность как отшельник. Уйдя от мира, он поселился на склоне горы Чжун‑тяо в провинции Шанси, хотя и был заядлым путешественником, которого часто видели в нескольких местах одновременно. Два императора династии Тан приглашали знаменитого чудака ко двору, но он от этого предложения отказался. Однако после обращенных к нему настойчивых просьб императрицы У‑хоу (685–704 гг. н. э.) Чан‑куо согласился нанести ей визит, но, как говорят, по дороге во дворец внезапно умер в воротах храма Женщины‑Ревнительницы. Рассказывают, что даже после смерти, когда его тело уже начало разлагаться, его видели в другом месте живым и здоровым.

Среди прочих присущих этому бессмертному странностей было и то, что он обычно ездил верхом, сидя задом наперед на белом муле, сделанном из бумаги. Волшебное животное могло, не испытывая даже малейшей усталости, везти своего господина, проходя ежедневно по несколько тысяч миль, а когда в нем больше не было нужды, Чан‑куо просто складывал его и прятал в большую и вместительную сумку, а посему ничего удивительного не было в том, что Чан‑куо прослыл чародеем, а по распространенному в народе мнению, в своем предыдущем воплощении он был первым министром божественно просветленного императора Яо. И хотя имеются сведения, что жить он предпочитал в крайнем уединении своего отшельнического приюта, в 735 г. н. э. его вызвали в Хэнань, где избрали главой императорской Академии с цветистым титулом «Проницательнейший учитель». К сожалению, не сохранилось сведений о его деятельности в стенах Академии.

Примерно в это же время при императорском дворе находился знаменитый даосский чародей по имени Е Фашань (Yeh Fashan). Поскольку действия Чан‑куо всегда были таинственны и непонятны, а причины столь странного поведения он отказывался объяснять, император повелел придворному чародею узнать наконец, кем же в действительности является этот отшельник. Е Фашань на это ответил, что если он расскажет все ему известное о Чан‑куо, то мгновенно умрет и останется мертвым, если сразу же после его кончины император, босой и с обнаженной головой, лично не пойдет и не вымолит ему прощение у Чан‑куо. Однако при точном исполнении этих условий чародей может воскреснуть. Император, ни секунды не медля, пообещал ему сделать все, что нужно, и Е Фашань объявил: «Чан‑куо – это белая летучая мышь‑дух, которая вышла из первозданного хаоса». Произнеся последнее слово, чародей упал замертво у ног императора. Его величество в точности выполнил обещание и, добившись прощения у Чан‑куо, вернул чародея к жизни. Говорят, что вскоре за этим Чан‑куо заболел и в должное время отошел в мир иной. Однако, когда через некоторое время после его смерти несколько учеников раскрыли его гроб, оказалось, что он пуст. Так сложилась легенда, что он счел нужным просто притвориться мертвым и перенесся в царство бессмертных, не испытав перехода от жизни к смерти.

Еще находясь при дворе императора, Чан‑куо совершил немало чудес, и ему в знак уважения предложили в жены принцессу из императорской семьи. Он, однако, отклонил эту честь и не дал согласил поместить свой портрет в Зале Достойных. Этого бессмертного часто представляют едущим на белом муле, изображенном в довольно‑таки гротескной манере, вероятно, подчеркивая этим, что сделан он из бумаги. Его портрет бережно хранили у себя новобрачные, несмотря на то что сам он, будучи аскетом, соблюдал обет безбрачия. Иногда он представал держащим перо феникса или персик бессмертия, но чаще всего в руках у него был музыкальный инструмент в форме бамбуковой трубки или барабан с двумя прутиками, которые служили ему барабанными палочками. Этим инструментом он пользовался для привлечения простого люда, а когда вокруг собиралась изрядная толпа, он с удовольствием исчезал, становясь невидимым. Создается впечатление, что по пути мудрости его вели благосклонные к нему мудрецы и даосские духи, посещавшие Чан‑куо в его уединенном жилище. Наибольшую известность он приобрел как покровитель писателей и художников.

 

Хань Сян‑цзы

 

В счастливые времена правления династии Тан жил выдающийся ученый, государственный деятель, философ и поэт по имени Хань Юй. Этот великий человек нес на себе тяжкое бремя воспитания своего племянника – по другим сведениям, внучатого племянника – смышленого и подающего большие надежды мальчика, которого звали Хань Сян‑цзы, которому предопределено было стать бессмертным. Мальчика отдали на попечение старшего родственника, чтобы он смог получить достойное образование и подготовиться к государственным экзаменам по классическим дисциплинам. Хань Юй был ярым противником магических и мистических спекуляций даосизма, тогда как его юный подопечный, напротив, достаточно рано проявил глубокий интерес к алхимическим и трансцендентным размышлениям. Особенно ему хотелось приготовить вино, не используя зерна, и заставить спонтанно расцветать цветы. Хань Юй считал своим долгом настойчиво доказывать, что подобные задачи неосуществимы и противоречат всем законам здравого мышления.

Желая переубедить дядю, или двоюродного дедушку, Хань Сян взял немного земли и накрыл ее цветочным горшком, а когда по истечении буквально нескольких минут он поднял горшок, их взорам предстали два цветка (пионы), на лепестках которых золотом были написаны строки поэмы, оказавшейся для Хань Юя пророческой, поскольку в ней содержалось предупреждение, что он попадет в опалу и будет осужден на изгнание. Все именно так и случилось, и старому ученому оставалось лишь горько сетовать на злой рок и сокрушаться по поводу физических недомоганий, ставших его постоянными спутниками в нездоровом климате места, где ему в изгнании приходилось коротать свои дни.

Хань Сян, к тому времени уже достигший определенных успехов в занятиях магией, передал дяде лекарство, которое должно было сохранить ему здоровье, и объявил, что преклонных лет политик не только вернется в свой дом и семью, но и получит обратно все прежние титулы. Слова его, ставшие предсказанием, сбылись, и долее уже нельзя было отрицать, что Хань Сян обладал удивительными способностями и мог предвидеть грядущие события.

Рассказывают, что Хань Сян стал любимым учеником бессмертного Люй Дунбиня, что, видимо, имеет целью подчеркнуть существенную взаимосвязь между этими учеными. В этом месте повествования дело, однако, принимает довольно занятный оборот. Достигнув значительных успехов в эзотерических дисциплинах, Хань Сян уплыл на облаке, опустившемся поблизости от чудесного персикового дерева духов, на ветвях которого росли плоды бессмертия. К несчастью, Хань Сян, не удержавшись на ветвях дерева, упал вниз, стараясь никоим образом не повредить висящих на ветках плодов. Пройдя при падении несколько сфер невидимого мира, он путем внутреннего осознания достиг состояния бессмертия. Более прозаическая история гласит, что, упав с дерева, он умер и, превратившись в духовное существо, посещал землю в нематериальном теле, испытав множество приключений.

Художники обычно изображали его держащим в обеих руках корзину в форме тыквы, наполненную персиками бессмертия. Иногда его рисуют только с букетом цветов. Хань Сян прославился также и как превосходный музыкант. Звери и птицы собирались вокруг, чтобы послушать его игру на флейте, благодаря которой он заслужил сравнение с греческим Орфеем, будучи к тому же наделенным некоторыми атрибутами буддийских лоханов. В народе его считали покровителем музыкантов.

 

Цао Куо‑цзю

 

Некоторым людям суждено добиваться признания своих достоинств, совершая добрые дела, но лишь немногим удача сама идет в руки. Цао Куо‑цзю (Ts’ao Kuo‑chiu), по всей видимости, принадлежал к последним. Согласно одному из источников, он был младшим братом императрицы Жэнь Цун (1023–1064 гг. н. э.), у которой было два брата, но старший вел разгульную и недостойную его положения жизнь. Хорошо понимая, к чему может привести столь неподобающее поведение старшего брата, Цао, пытаясь его предостеречь, часто говорил: «Ты можешь избежать наказания по закону, но тебе никогда не удастся спастись от сетей неба, всегда присутствующих, хотя и незримых».

Однако, несмотря на все усилия, Цао не смог вразумить своего беспутного брата. И в конце концов, разочаровавшись в суете дворцовой жизни и тяжело переживая позор, навлеченный братом на семью, Цао удалился в горы, где облачился в одежду из листьев и решил стать отшельником. В этой легенде, однако, содержится немалый вымысел, поскольку в исторических источниках ни слова не сказано о том, что у императрицы был брат, решивший стать аскетом.

В один прекрасный день Цао в его жилище посетили бессмертные Хань, Чжуан‑ли и Люй Дун‑бинь и учтиво осведомились о целях и намерениях юноши. Цао рассказал, что решил посвятить себя изучению Дао, или Пути, а когда его спросили, какого Пути, он указал на небо. Бессмертные остались весьма довольны его ответом и в награду раскрыли ему тайную формулу совершенства. Здесь следует заметить, что в верхних сферах, где обитали бессмертные, было восемь пещер, но к тому времени в них жили только семь мудрецов. Однажды они собрались на серьезное совещание с намерением выбрать еще одного мастера, чтобы довести их число до восьми. Собравшиеся на совет все как один назвали Цао, поскольку в нем наблюдалась явная предрасположенность к тому, чтобы стать духом. Вот так и случилось, что он занял свое место среди бессмертных и разделил с ними блаженство небесных сфер.

Об этом бессмертном рассказывают множество других, более длинных и запутанных историй, однако приведенную здесь легенду можно считать одной из наиболее распространенных. Вполне допустимо, что отдельные авторы, столкнувшись с достаточно путаными сведениями, пришли в некоторое замешательство, что и стало причиной появления противоречивых сообщений. Цао носил головной убор императорского двора и положенную по этикету длинную, ниспадающую свободными складками одежду. Говорят, что он ходил с придворными дощечками[281], которые по причине его королевского происхождения давали ему свободный доступ во дворец. С течением времени он заслужил известность как святой‑покровитель людей театральных профессий.

 

Хо Сянь‑ку

 

Единственной женщиной в области восьми бессмертных была Хо Сянь‑ку (Но Hsienku), уроженка провинции Кантон, жившая во времена правления императрицы У‑хоу. Согласно некоторым источникам, ее отец был лавочником. Она родилась с шестью длинными волосами, росшими на ее темени, однако на портретах ее изображают с копной густых волос, убранных в традиционном стиле. На горе поблизости от ее дома было множество камней, называемых «перламутром», который не имел ничего общего с перламутром в западном его понимании. Однажды Хо Сянь‑ку в сновидениях посетил дух, который велел ей растереть в порошок и съесть один из этих камней, и тогда она овладеет великим искусством передвижения и раскроет для себя тайну бессмертия.

Хо Сянь‑ку последовала совету духа и, дав обет целомудрия, удалилась в горы, где устроила себе уединенное жилище. С тех пор она проводила дни, плавая с одной горной вершины на другую и принося себе по ночам и складывая в доме самые разные фрукты. В один прекрасный день она обнаружила, что более не нуждается в пище, и долгое время жила без еды. Слухи об этом удивительном свойстве дошли до ушей императора, и он пригласил девушку побывать у него при дворе. По пути во дворец Хо Сянь‑ку вдруг исчезла и объявилась среди бессмертных. Весьма часто по разным поводам она являлась в видимом обличье, и много раз ее видели парящей в облаках у храма Ма Ку. В одной популярной китайской пьесе достаточно ярко отображено величие этой царицы фей. В ее дворцовом саду в изобилии росли необычные цветы и редкие травы. Повсюду порхали прекрасные птицы и бродили удивительные животные, совсем непохожие на тех, что живут на земле, а в беседке среди персиковых деревьев сидели музыканты, извлекавшие из своих инструментов божественные мелодии.

В произведениях искусства Хо Сянь‑ку предстает в образе прекрасной женщины, держащей в руке цветок лотоса или персик бессмертия, подаренный ей мудрецом Люй Дун‑бинем, что еще более подчеркивает единение бессмертных и показывает, как они посвящали учеников в свои таинства.

Однажды, когда Хо Сянь‑ку грозила смертельная опасность, ей на помощь пришел Люй Дун‑бинь, явившийся со своим волшебным мечом в самый критический момент. Перед преданными ей людьми она появлялась стоящей на плавающем по воде лепестке лотоса или держащей в руке мухогонку в виде конского хвоста на ручке. В то время не существовало развитой системы женского аскетизма, что послужило основой непрекращающихся дебатов на тему, как Хо Сянь‑ку удалось занять столь высокое положение в китайской концепции жизни. Выходило так, что даже сами бессмертные попадали в весьма щекотливое положение, ибо при условии, что на каждого из них возлагалась определенная задача или обязанность, возникала необходимость подобрать работу, подходящую для такой очаровательной и чистой девы. В конце концов ей поручили довольно приятную работу, а именно сгребать опавшие цветы в Южных Вратах Неба. Не являясь покровительницей домашнего очага, она оказывает помощь в ведении хозяйства.