Ты решился стать на склоне лет

Батюшкой, священником народу.

Должности трудней на свете нет –

Ты не свой – на аукционе продан.

Будешь ты стараться угодить

Пастве всей, епископу и власти.

Сможешь ли себя не утопить

В злом вине, избавиться от страсти?

Пусть ты не Дафан, а Аарон,

Но вокруг тебя огни чужие.

Сотни глаз следят со всех сторон,

Сотни мин в фундамент заложили.

Сможешь ли?.. Все вены на ногах

Вздуются от часовых стояний.

И всегдашний страх, и страх, и страх:

Боже мой, в свои ли сел я сани?

Сколько здесь отребия земли,

Как цыганский табор в половодье.

Ты не свой… и языком мели

Имена отверженных в народе…

Кто такой священник в наши дни,

Чем он отличается от прочих?

По какому конкурсу они,

Или от действительных пророчеств?

Чтобы стать пилотом железяки:

Зренье, слух, физически здоров?

Коль оратор, говори, не вякай…

Ты же у каких стоишь Даров?

Разве может тренер быть калекой,

А художник цвет не различать.

Про таких не слыхано от века…

Кто же будет грешных отлучать?

Жертвенность и скромность повседневно,

Дом и сердце каждому открыты.

Он готов на вызов на три смены,

Не курящ, не пьяница, не бритый.

А теперь… И говорить-то стыдно,

Всё совсем-совсем наоборот.

Главное, чтоб голос был, и видный,

И властям не молвил поперёк.

Для архиерея быть игрушкой,

Регистрацию чтоб штатский не отнял,

У властей мирских на побегушках,

И трусливей был день ото дня.

А за это власти и епископ

Будут награждать и продвигать…

Всё бы хорошо, да много риска

Всех спасая душу потерять.  27.11.83.

 

 Ты чей.doc

 

«Ты чей?» – всё чаще вопрошают нас,

И с этим же, мы лезли, дознавались.

Коль супостат, он сдачи сразу даст,

Таким в их рот не положите палец.

«Ты чей? – от совести обыденный допрос, –

Кому ты служишь, идолопоклонник?»

Украл молитву и нарушил пост,

И вера – не реальность, а условно.

Пространно сей вопрос развороши,

Прикинь, какое общество нам мило,

Где вытрясет из нас последние гроши,

И вместо Библии лишь угли да кадило.

По запаху мы живы или мёртвы,

Определяем ближних по обряду.

Ведь вера не в стропилах – в наших рёбрах,

В Библейских строках, а не в красивых тряпках.

Кому послушники мы числимся в рабах,

Чьим именем назваться не стыдимся,

Ты в чьём саду прожарился, пропах

Солёным потом и осенним дымом?

«Ты чей?» – нас вызволить пытаются слова,

За кем шагаем, не стыдясь концовки;

Чьи грядки с радостью пришлось нам поливать,

Чтобы при исходе не судила совесть?

Вчера ещё был искренний гонитель,

Преуспевающий зануда-фарисей,

Мужчин и женщин раздевал до нитки,

По просьбе дьявола избранников рассеял.

Восстань, скажи, не дрогнув: «Я – Христов,

И кровь Его меня переродила».

Плоды умножить лучше бы на сто, –

Ленивых ждёт конечная погибель.

Да буду признан Господом своим, –

Я Твой, Иисус, рождённый Приснодевой.

Конечно, если Царство не проспим,

Тогда не устрашит и Суд с престолом белым. 04.12.07. ИгЛа (Игнатий Лапкин)

 

 Тьму восхвалять не мысли ненароком.doc

 

Тьму восхвалять не мысли ненароком,

Хотя она обогащает очень многих,

Плодит преступников и пестует пороки,

Им на кровопролитие благословляет ноги.

По сумеркам, во мраке и во тьме

Прелюбодей, сгорбатившись, крадётся.

Из нор и логовищ ползёт тьма тьмущих змей,

Кому закон Божественный не нужен вовсе.

Бог отделил когда-то тьму от света –

Она нужна для отдыха и сна,

Дабы хвала Творцу была воспета,

Что не доделал за день, не узнал.

Нам мало тьмы, ещё смежим и веки,

Давая отдых, уплывая в грёзы.

Во сне здоровье плещется к калекам,

Фантастики моря уставшему от прозы.

Считается, что к утру помудреем,

Не то, что вечером, измятые заботой.

Нам облегчение, когда чуть-чуть подремлем,

Нужда нас холодит лишь сверху или сбоку.

Бог обитает в неприступном свете,

Во мраке непостижимом, во тьме.

Боятся тьмы и взрослые и дети,

Но рад преступник без дневных помех.

От тьмы есть польза любящим Христа –

В тиши ночной с Неведомым мы рядом;

Пытаемся дневное наверстать,

    Пока постельное усладой не измято.

Наступит день, и ночь не возвратится,

Где Солнцем назван Иисус воскресший.

Зло изгнано, наступит Царство чистых,

Нет места нераскаянным и грешным.

Там отдых от усталости не нужен,

Боль утолённая уйдёт в небытие…

За два часа до сна глотаю ужин,

Мешаю ложку мёда в питие.       18.9.05. ИгЛа (Игнатий Лапкин)

 

 

 тюрьма - учитель.doc

 

Тюрьма — учитель

Великое счастье, выигрыш крупный,

Что я нахожуся в тюрьме

На воле аварии, взрывы и трупы,

Но это, как видно, не мне,

Не трудно представить себя на их месте,

В крушениях и катастрофах.

Погибнуть в ночи от обычного зверства, -

Закончить земную Голгофу.

Тогда бы всё то, от чего я страдаю,

О чем непрестанно молюсь...

...От мысли такой волос дыбом вздымает:

Помилуй меня, Иисус.

О, Боже, тогда... В горле ком застревает,

Об этом сказать не могу...

Слезами давлюсь и беззвучно рыдаю:

Давно уже был бы в аду.

Все те размышленья, что душу тревожат,

В чем каюсь, ищу исправленья,

Ушло бы на суд Твой, о, Праведный Боже,

Бесплодными стали б моленья,

Тюрьма для меня очистилище Данте,

Окован в железную милость.

Как много уже потерял я талантов,

О, если бы жизнь повторилась.

Взнузданы будут отныне желанья,

Страстям под уздою храпеть.

Строптивое тело смирю шенкелями,

Упрямству хорошую плеть…

Почувствовал, узы уже ослабели..

За понятый в жизни урок,

По новому взвесив все от колыбели

Тюрьмы покидаю порог.