Песчинки-дни, отпущенные нам,

В привычном и накатанном без шума исчезают,

А в каждом было счастье, сверкнула новизна,

Петляли дни с часами – от следопыта заяц.

Дни – срок отпущенный дороже всяких денег:

Бог дал, отмерил в жизненном пространстве.

Мы сходимся, сдружившись, недовольны кем-то,

Курятся ссоры, ревность в сиюминутной страсти.

Раздумья о минутах – в пустыне капли влаги,

О, как их не хватает, где к горлу подопрёт;

И просим со слезами повременить, ослабить,

Чтоб слюни проглотить и обтереть свой рот.

С прицелом к вечности подъехал к размышленьям,

К неописуемой потери – сокровищу минут,

Когда о пустоте пустяшной пожалеем,

Раскаяния жгуче, сурово подомнут.

И там, где был с Иисусом – не один,

Где голос Духа Божия был в чести,

И через покаяние в крещении родил,

И усадил за стол с Собою вместе.

В том сожаленья нет, и солнышко в зените,

Стопы коснулись освящённых мест;

Повторно дни блаженства тихо посетите –

И всюду там незримый виден крест.

За перевалом я, почти что долгожитель,

Весь устремлён по опыту – прославить Иисуса;

Кто со Христом, другим о Жертве подскажите.

Покой настанет в минусе, где перечёркнут в плюсик.

У Соломона в Притчах, а также у Сираха

Г о ре непокорным, отжившим без совета,

Мы балансируем на лобном, наклоняясь к плахе,

А песня главная не узнана, не спета.

О святости Творца, Владыки Саваофа,

Наполнившего словом–светом Небеса

И на земле воздвигшего, как Эверест, Голгофу –

Расплавившая жаром крови полоса.

ИгЛа (Игнатий Лапкин), 29.10.2010 г.

 

 Печати Божии.doc

 

Печати Божии... а их всего лишь семь,

Срываются с неведомых событий.

И скачут всадники, скрываются затем,

И только слышно, как стучат копыта.

Огромный муравейник копошится,

Грызутся, стонут, исчезают вскоре.

Должно назначенному свыше точно сбыться,

Надвинется и выпрет – не оспоришь.

Срываются печати и рушатся союзы,

От договоров в памяти смятенье и укоры.

Стабильное накренится, уже сползает юзом.

И свадебное в саван перешивать в ту пору.

Гляжу на сонмища ухоженных машин,

В надменность пресыщения несутся.

Необходимого Бог запросто лишит,

И в закромах богатых станет пусто.

Печати чуточку затронул Иоанн…

Мы содрогаемся, борясь с воображеньем.

Расклад событий для чего-то дан, –

Сыра земля, но будет всесожженье.

У каждого с печатями свой свиток,

Печатей, может, семьдесят – все с тайной.

На лошадёнке мечется побитый,

Не зная, что же завтра с ними станет.

Как хорошо блаженство в послушанье,

Чтобы дойти, принять, не прекословя.

Псалтырным пеньем душу оглашаем,

С Христом приемля многие злословья.

Под жертвенником счастье оказаться,

И ждать сотрудников, убитых за Иисуса;

Вознаградятся бывшие несчастья –

Здесь обезглавленные, в небе воссмеются.

И думаю, что в каждом дне печати,

И в часе каждом, даже и в минуте.

Быть может, пробужденью с нас начаться...

Призыв на благовестие пусть многих не минует. 25.04.07. ИгЛа (Игнатий Лапкин)

 

 

 Пешком пробираюсь.doc

 

Пешком пробираюсь. Трамваи грохочут с боков,

Сподручней мне так, я кого-то окликнув, узнаю;

Сварщик знакомый из гаек сварил мне две пары подков,

С легкостью то, что мешает, с разгону пинаю.

При малой, малюсенькой, нищенской нашей зарплате

Сумею на хлеб, на прокорм для собак сэкономить,

А главное, всюду простор мне и спереди, сзади,
Взбегу на пригорок, и видят, стоит бородатенький гномик.

И только пред небом и только хранитель мой Ангел

Может увидеть, в какой надрываюсь я молча, работе.

По взгляду, на вид мой подумают, тяжко был ранен,

Как будто погоня из серых за мною до сотни.

И так, сколько помню себя первоклашкой,

И дальше, от дома, то рядом, а то и совсем далеко,

Всегда и везде размышленья о вечности, пляшет

Гееннское жуткое пламя – горю целиком.

Пешком исходил, а не только изъездил планету,

Атлетам, атлантам ленивым такое не снилось,

На многое вышел я в пеших своих размышленьях к ответу,

Не зря косолапил и ноги давились поднятою пылью.

Уверовал в дальних краях на вершине волны,

С Христом, через жертву Его примирился с Отцом Иеговой.

Без соли от пота и слёз мои губы, язык солоны,

Блестят серебром мои с гайками чудо-подковы.

Никто специально меня, надрываясь, тогда не учил

Искать одиночества, снять с размышлений оковы,

Смотреть на закат, на восход, на последние в небе лучи,

Поступки и поступь рассматривать снова и снова.

Нигде никогда никому не завидовал тем, кто в машине,

Ни тем, кто уставился пьяно в цветной телевизор,

У них от моих размышлений ни полпорошинки,

Уходят по тракту кишечному с крышей поехавшей книзу.

Пешком с рюкзаком проскользну я в любое ушко,

Стучусь к ожидающим с Новым бессмертным Заветом,

И с жезлом расцветшим, смешным для попов посошком,

По храмам спешу оживлять православные мощи-скелеты. 29.01.06. ИгЛа (Игнатий Лапкин)

 

 Пещеры наши рядом по соседству.doc

 

Пещеры наши рядом по соседству,

Мы беглецы от смутных передряг.

Нет ни постели, камень лишь присесть бы,

Любой прохожий выдаст всех подряд.

Ни затепл и ть огня, согреться к у тру,

Дым может выдать место с потрохами;

Как хорошо, что пылью след припудрит,

Снежинки с листьями на помощь запорхали.

Не догадались, с кем я вовсе рядом,

Кому показываю стихотворный труд?

Да, правильно, с Давидом мы два брата,

На нас предатели попы с Саулом прут.

Вот так и чешется хоть чуточку черкнуть,

Что чувствую всегда себя Ионафаном,

Здесь ворон пищу тащит к воронью,

Пустой желудок при пустом кармане.

От тех времён остались лишь стихи,

Известные псалмы, штук полтораста;

Шквал из гонителей развеялся, затих,

К пещере тянутся паломники с опаской.

Просматриваю тамошние все черновики,

О чём писалось думалось в страданье.

В болезней суть и в пользу их проник,
Они мне вдохновенье ныне дарят.

Прошли года, десятилетий ветер,

К отчёту сам себя всё понуждаю.

Страх нагонявший изничтожен вепрь,

И штабель бед насованный жидами.

Хвалою сердце, ум, уста наполнил,

За все болячки, скудный обиход.

Каким-то чудом утихают волны,

И как-то к пристани дотянет пароход.

Всё обо мне к концовке пилигримства,

И милость Божия отчётливей и ярче.

Сумел в тюрьме с Христом приободриться,

Услышал: «Бодрствуй, проповедуй, старче!»

 

 Пилат был прокуратором из Рима.doc

 

Пилат был прокуратором из Рима,

Как в вотчине своей жил в Иудее;

Замена для него в ближайшем обозримом

Пока что не грозит - он безупречен в деле.

Женой иудеянкой обзавёлся,

Не жалуется на своё житьё;

Он в крепости, как в логовище волчьем,

Не выковырнуть и не взять живьём.

Но встреча со Христом всё изменила,

Он уязвимый стал, молве доступный;

Мечты на повышенье схоронила -

Его толкут народы мира в ступе.

Все говорят, он малодушным был,

Его легко без приступа сломили.

И дружбу с кесарем обрёк он на распыл,

Себя ославил он в Иерусалиме.

Что истина, он осознать не смог,

Склонился к предпочтенью римской власти;

Когорты кованных сандалий и сапог

Как ставленника Рима не смогли украсить.

Судья неправедный, имевший власть распять,

Когда мандат на то дарован свыше,

Он моет руки, озираясь вспять,

Свой     приговор как бы к себе он слышит.

Таких Пилатов, наших и Понтийских,

В судах пруды пруди, но честного не сыщешь;

Кормилом власти тешится, как будто он епископ,

За пазухой и в надписях на приговорах рыщет.

Шельмует, виноватит и Христа,

Что говорить о нас - мальках, икринках.

Пилатбюро жидов по всем местам,

Ухоженных, от совести обритых.

Пилат и с мёртвого крадёт Библейский плат,

Юриспруденцию науськивает он на христиан,

Он в символ веры впишет нас со зла…

Путь Вифлеемскою звездою осиян.                  9.1.05. ИгЛа (Игнатий Лапкин)

 

 

 Писание.doc

 

Писание, нисшедшее с небес,

Заговорит ли с нами на понятном?

На русском, разговорном – амплитуды всплеск,

Живое, не обложенное ватой.

Его так не хватает оживить

Пространства разнесчастнейшей Руси,

Извлечь из-под церковной паранджи,

Словам Христа дать в древо возрасти.

Посланники небес от Иеговы,

Да думали ли вы, что плен вас ждёт?

Монахи-мудрецы вас закуют в оковы,

Канонизируют своих же недотёп.

Величественной Книгой наградил

Бог человечество и жалкий род людишек,

Дабы огонь пылал в живой груди,

Чтоб главы и стихи смогли расслышать.

Та Книга-Колокол доступна простецам,

Её глаголы нежны и суровы,

Её в себе мы можем прописать,

Скрываться под её святым покровом.

Нам Библия досталась слишком поздно,

И с чтением её мы крупно припозднились,

Ходили рядом, около и возле,

А что внутри – нам даже не приснилось.

В опале и в презренье столько лет,

Под видом сохранения боялись прикоснуться.

Не осеменившись словом – мы стадо из калек,

Почти что ничего не знали про Иисуса.

Но слово Истины шагнуло в наш простор,

И встретилось с невежеством замшелым;

Князь Типикон был на расправу скор,

Богослуженье на пути засело.

Святая Библия соратников нашла,

Они её перевели – родная обрусела;

Язык церковный – выброшенный шлак,

Тьмой обуянные у Слова на прицеле.             07.02.06. ИгЛа (Игнатий Лапкин)

 

 

 Писатели.doc