ГЛАВА 18. Горечь одиночества

 

– Ну, какие еще проблемы, по вашему мнению, должен решить я? – Тоном, каким был задан этот вопрос, Ранд недвусмысленно дал понять, что, по его мнению, проблемы Кайриэна им надлежало решать самим. После этих слов Ранда Берелейн покраснела:

– Хорошо. Назначьте день, когда будет повешен Мангин.

Коли ноша тяжеловата, хрипло рассмеялся Льюс Тэрин, самое милое дело переложить ее на других.

Он, Ранд, за это в ответе. Это его долг. Ранд со вздохом выпрямил спину, чтобы непосильная тяжесть не сокрушила его.

– Повесьте его завтра. Передайте ему – таково мое решение. – Ранд замолк, обвел собеседников свирепым взглядом и неожиданно понял, что ждет отклика не от них, а от Льюса Тэрина. От мертвеца, давным‑давно умершего безумца! – А сейчас я отправляюсь в школу

Последовали возражения Руарк указал на то, что Хранительницы Мудрости, по всей вероятности, уже покинули свои палатки и направляются во дворец, Берелейн твердила, что вельможи из Тира и Кайриэна станут спрашивать, где она прячет Лорда Дракона Ранд посоветовал сказать правду, а заодно распорядился, чтобы за ним не тащилась целая орава

– Когда сочту нужным, тогда и вернусь, – заявил он напоследок, подхватил Драконов скипетр и ушел Руарк и Берелейн выглядели так, словно наелись кислых слив

Завидя его, дожидавшиеся в коридоре Джалани и молодой рыжеволосый воин из Красных Щитов быстро переглянулись и легко поднялись на ноги Больше поблизости никого не было, если не считать сновавшей туда‑сюда челяди Ранд задумался, уж не побороться ли пришлось Уриену с Сулин, чтобы так случилось

Знаком приказав Деве и Красному Щиту следовать за ним. Ранд направился прямиком к ближайшей конюшне, просторному помещению, где и стойла, и подпиравшие высокий потолок колонны были изготовлены из зеленоватого мрамора Главный конюх, жилистый лопоухий малый в короткой кожаной куртке с эмблемой Восходящего Солнца Кайриэна, был настолько потрясен появлением Лорда Дракона в сопровождении всегонавсего двух айильцев, что довольно долго таращился на дверь – все ждал, когда же появится остальная свита, не переставая беспрерывно кланяться Ранду Тот уж было решил, что коня ему не дождаться вовеки, но тут конюх наконец опомнился.

– Коня для Лорда Дракона! – зычно выкрикнул он, и шестеро подручных со всех ног бросились готовить рослого, свирепого с виду мерина.

Уздечку с золотой бахромой, небесно‑голубую, расшитую золотыми Восходящими Солнцами попону и высокое золоченое седло они приладили довольно быстро, но, когда Ранд вскочил на коня, их лопоухий начальник уже куда‑то запропастился. Не иначе как побежал разыскивать пропавшую свиту. Или – такое уж впечатление производил этот кайриэнец – рассказывать кому‑нибудь, что Лорд Дракон покидает дворец чуть ли не в одиночку.

Холеный гнедой нетерпеливо приплясывал, порываясь пуститься вскачь, но Ранд выехал со двора неспешной рысцой, миновав разинувших от изумления рты кайриэнских стражников. Засады он не боялся – если ушастый конюх и направит по его следу убийц, те быстро поймут, что задумали стричь овец, не имея ножниц. Ему хотелось убраться из дворца, покуда вельможи, прознав о его появлении, не собрались толпой – тогда уж от них не отделаешься. А порой разнообразия ради так хочется побыть одному.

Бросив взгляд на Джалани и легко трусившего рядом с гнедым молодого айильца, Ранд припомнил его имя – Дедрик из Ущелья Джерин, из клана Кодарра. Он и впрямь был почти один, но по‑прежнему ощущал и Аланну, и Льюса Тэрина, оплакивающего свою Илиену. Ну что ж, если полное одиночество ему недоступно и, возможно, не будет доступно никогда, на худой конец, сойдет и такое.

Кайриэн был очень велик, а его главные улицы столь широки, что заполнившие их люди казались карликами. Безупречно прямые, улицы эти прорезали заостренные каменными террасами холмы, казавшиеся рукотворными благодаря строгим, правильным формам. Все улицы пересекались под прямым углом. То здесь, то там вздымались огромные башни. Казалось, будто они, уже коснувшись неба, стремятся подняться еще выше, но их строгую красоту почти скрывали деревянные строительные леса. Знаменитые поднебесные башни Кайриэна считались одним из чудес мира, но двадцать лет назад, во время Айильской Войны, они сгорели, словно факелы, и до сих пор не были восстановлены полностью.

Прокладывать путь было не так‑то просто. Ранду даже пришлось сбавить аллюр. Он уже привык к тому, что самые густые толпы мгновенно раздаются, давая ему дорогу, но это случалось, когда его окружало множество одетых в кадинсор айильцев. А всего двое сопровождающих – совсем другое дело. Ранду казалось, будто некоторые из попадавшихся навстречу айильцев узнавали его, но виду не подавали – видать, не желали заострять внимание на том, что их Кар'а'карн вооружен мечом и, что, конечно же, не столь постыдно, но едва ли похвально, едет верхом. Для айильцев стыд был несравненно страшнее боли, хотя диктовавшиеся джии'тох понятия о нем представлялись, во всяком случае Ранду, весьма путаными и сложными. Вот Авиенда, та мигом бы все растолковала: похоже, ей хотелось, чтобы он стал айильцем. Впрочем, айильцы не составляли большинства в толпе. Улицы заполняли кайриэнские горожане в обычных тусклых одеждах и вынужденные перебраться в город жители сожженной Шайдо Слободы – те одевались поярче, но платье носили по большей части поношенное и потертое. Бычьи упряжки и запряженные лошадьми фургоны расталкивали пешеходов, но сами, в свою очередь, уступали дорогу закрытым лакированным экипажам или портшезам, над некоторыми из которых красовались знамена знатных Домов. Уличные торговцы наперебой расхваливали свой товар, зазывая посетителей к лоткам и тележкам, на перекрестках выступали жонглеры и акробаты. И то и другое представляло собой новшество. Прежде Кайриэн был чопорен и строг, суета и неразбериха царили лишь в Слободе. Правда, во многом следы прежней сдержанности сохранялись: вывески на лавках оставались неброскими, товары наружу не выставлялись. Выходцы из Слободы вели себя раскованно – громко разговаривали, смеялись или бранились прямо на улице, коренные же горожане взирали на все это с брезгливым неодобрением.

Никто, кроме айильцев, не узнавал всадника в расшитом серебром кафтане, хотя некоторые прохожие оглядывались на украшенный гербами чепрак. Мало кому из встречных доводилось когда‑нибудь прежде видеть Драконов скипетр. Ранда одолевали противоречивые чувства: приятно было в кои‑то веки не находиться в центре внимания, но с трудом продираться сквозь толпу радости мало.

Школа находилась примерно в миле от Солнечного Дворца и размещалась в огромном каменном здании с прямоугольными угловыми башенками и строгими балконами. В бывшем дворце некоего лорда Бартанеса, ныне покойного и никем не оплакиваемого. Высокие ворота на главный двор были распахнуты, и, въехав туда. Ранд встретил радушный прием.

В дальнем конце двора, на широких ступенях, стояла возглавлявшая школу Идриен Тарсин, плотная женщина в простом сером платье, с осанкой столь прямой, что казалась на голову выше своего роста. И она была не одна. Каменные ступени заполонили дюжины людей – мужчин и женщин, одетых по большей части в поношенное шерстяное платье. Шелка и украшения на глаза почти не попадались. Седина высеребрила волосы не одной лишь Идриен, иные из собравшихся волос и вовсе не имели, но то тут, то там Ранд замечал и молодые лица. Относительно молодые – самый "юный" из встречавших был, наверное, лет на десять, если не на пятнадцать, старше его. Все они являлись своего рода учителями, хотя заведение это трудно было назвать школой в обычном смысле. Ученики и впрямь приходили сюда учиться – юноши и девушки вовсю глазели на двор, высунувшись из многочисленных окон, – но прежде всего Ранд стремился собрать в одном месте все имевшееся знание. Он часто слышал о том, как много было утрачено в ходе Войны Ста Лет и Троллоковых Войн. А ведь это, наверное, мелочи в сравнении с тем, что погибло в результате Разлома Мира. И если ему суждено осуществить Разлом снова, если этого не избежать, то, во всяком случае, можно попытаться сберечь знания. Создать для них своего рода хранилища. Еще одна школа уже начала действовать в Тире, и, хотя дело продвигалось с трудом, Ранд подыскивал место и для третьей – в Кэймлине.

Все идет не так, как тебе хочется, пробормотал Льюс Тэрин. Ничего не жди, и тебя не постигнет разочарование. Ничего не жди. Ни на что не надейся. Ни на что.

Ранд подавил бормотание Теламона и спешился.

Шагнув Ранду навстречу, Идриен присела в реверансе, а выпрямившись, оказалась ему едва по грудь. Ранд встречал ее не впервые, но всякий раз этому удивлялся.

– Добро пожаловать в школу Кайриэна, милорд Дракон.

Голос ее был на удивление нежен и молод, что плохо вязалось с простоватым лицом. Правда, Ранду случалось слышать, как в нем звучали суровые нотки: школу свою, и учителей и учеников, Идриен держала в узде.

– Много ли у тебя шпионов в Солнечном Дворце? – с улыбкой спросил Ранд.

Идриен взглянула на него с некоторым удивлением – видимо, в Кайриэне подобные вопросы почитались неподобающими.

– Мы подготовили для вас небольшую выставку, – промолвила она, словно не расслышав вопроса. Впрочем, Ранд и не рассчитывал на ответ.

На Джалани и Дедрика женщина покосилась с опаской, словно на больших бродячих псов, от которых не знаешь чего и ждать, однако ограничилась тем, что фыркнула.

– Не соблаговолит ли милорд Дракон последовать за мной?

Что еще за выставка? Ранд уже шагал к дверям.

Холл бывшего дворца представлял собой огромную, вымощенную бледно‑серыми каменными плитами палату с колоннами темно‑серого мрамора, опоясанную на высоте трех спанов мраморным же балконом. Сейчас все это просторное помещение заполняли главным образом… всякие хитрые штуковины. Учителя, только что толпившиеся на крыльце, бегом устремились к своим творениям. Ранд припомнил слова Берелейн, предлагавшей воплощать хотя бы часть придуманного в школе в жизнь. Разобраться бы только, что именно того стоит.

Идриен переводила его от одной диковины к другой, мужчины и женщины пытались объяснить, что, собственно говоря, они создали, и кое‑что из этих объяснений ему даже удалось понять.

Бесформенное нагромождение перегородок, скребков и глиняных сосудов, полных тряпичных обрезков, являлось приспособлением, позволявшим изготовлять самую тонкую в мире бумагу – так, во всяком случае, уверял изобретатель. Другая громадина, состоявшая из рычагов и здоровенных плоских пластин, представляла собой – опять же по словам создателя – не имевший себе равных печатный пресс. Это изделие заинтересовало Дедрика до такой степени, что Джалани, решившая, что ему следует оберегать Кар'а'карна, а не таращиться на всякие железяки, безжалостно наступила юноше на ногу Дальше он плелся за Рандом прихрамывая Имелся здесь и колесный плуг, способный прокладывать шесть борозд разом, – о назначении этого изделия Ранд догадался сам и решил, что оно, пожалуй, и вправду может работать, и чудная повозка, предназначавшаяся для косьбы, и новый ткацкий станок, быстрый и простой в обращении. Деревянные модели виадуков и трубопроводов позволяли понять, как можно доставлять воду туда, где пересохли колодцы. На одном столе, рядом с макетами тяжелых повозок, подъемников и катков, находились даже крохотные фигурки людей – вся эта композиция позволяла наглядно представить, каким образом можно прокладывать и мостить дороги, подобные тем, какие строились в давно минувшие годы.

Ранд не знал, будет ли что‑либо из представленного работать, но некоторые, изделия казались стоящими. Например, плуг – он вполне может сгодиться, если, конечно, кайриэнцам когда‑нибудь доведется кормить себя самим Надо велеть Идриен изготовить его. Нет, лучше сказать Берелейн, а уж та отдаст приказ Идриен.

Всегда передавай распоряжения по команде, наставляла Морейн Не обращайся к нижестоящим через голову вышестоящих, если, конечно, не хочешь лишить этих вышестоящих авторитета и власти. Некоторых изобретателей Ранд уже знал, например коренастого Кина Товира, беспрестанно вытиравшего платком потевшую лысину. Кин Товир изготавливал линзы и системы зеркал – говорил, будто его приборы позволяют за милю сосчитать, сколько у человека волосков в носу. Были у него линзы размером с человеческую голову и чертежи приспособления, будто бы позволявшего рассматривать звезды. Ну что ж, Кину всегда хотелось заглянуть как можно дальше.

Пока Ранд рассматривал схему мастера Товира, Идриен поглядывала на него с видом спокойного превосходства. Эта женщина являла собой живое воплощение практической сметки. Во время осады Кайриэна она придумала и соорудила чудовищный, со множеством рычагов, воротов и блоков арбалет – пущенное из него короткое копье прошибало человека навылет на расстоянии целой мили. Будь ее воля, Идриен никому в школе не позволила бы предаваться пустым мечтаниям – по ее мнению, делать стоило лишь солидные вещи, способные принести реальную пользу.

– Сделай эту штуковину, – сказал Ранд Кину. Он понимал, деньги, скорее всего, будут потрачены попусту – то ли дело плуг или косилка, – но Товир ему нравился. Идриен со вздохом покачала головой. Кин просиял. – Твоя задумка кажется мне интересной. Получишь в награду сто золотых крон.

Зал загудел. У Идриен чуть челюсть не отвалилась, как, впрочем, и у счастливца Товира.

Вскоре в зале обнаружились такие вещицы, в сравнении с творцами которых даже мечтавший о звездах Кин мог показаться не менее практичным, нежели предполагаемый строитель дорог. Один круглолицый малый нашел удивительное применение коровьему помету, каковой после непонятных Ранду действий вспыхивал ярко‑голубым пламенем на конце латунной трубки. Зачем – этого он, похоже, и сам не знал. Тощая молодая женщина демонстрировала крепившуюся на нитках пустую бумажную оболочку, парившую в воздухе за счет поднимавшегося от жаровни тепла. Она промямлила что‑то насчет полетов – Ранд был уверен, что не ослышался, – а также насчет птичьих крыльев, будто бы искривленных каким‑то особенным образом. У нее имелись рисунки птиц и чертежи, изображавшие нечто вроде деревянных птиц и их крыльев, но, завидя Возрожденного Дракона, женщина вконец оробела, язык ее стал заплетаться, и Ранд так ничего толком и не понял. Идриен ничем помочь ему не могла, ибо сама уразумела не больше.

Следующим оказался лысеющий мужчина, выставивший на массивном столе хаотический набор медных прутьев, трубок, колес и цилиндров. Вся столешница под этим сооружением была раздолбана, в некоторых местах чуть ли не пробита насквозь, а у самого изобретателя почему‑то забинтована рука и половина лица. Как только Ранд появился в холле, этот малый принялся разводить огонь под одним из цилиндров, а когда Идриен и высокий гость поравнялись с его столом, горделиво улыбнулся и потянул за рычаг.

Сооружение начало подрагивать, в двух или трех местах появились шипящие струйки пара. Затем шипение перешло в пронзительный свист, медяшки чуть ли не запрыгали, и даже тяжелый стол сдвинулся с места. Лысоватый изобретатель метнулся вперед и поспешно вытащил затычку из самого большого цилиндра. Поднялось облако пара, штуковина замерла, а ее создатель облизал обожженные пальцы и выдавил из себя слабую улыбочку.

– Прекрасная работа, – промолвил Ранд, прежде чем позволил Идриен увлечь его дальше, и, лишь отойдя в сторонку, тихонько спросил: – Что это было?

Она пожала плечами:

– Мервин никому не рассказывает. Иногда из его комнаты доносится такой грохот, аж двери трясутся. Он обваривался паром уже шесть раз, но знай твердит одно:

когда его штуковина заработает как следует, наступит новая Эпоха… – Идриен взглянула на Ранда с беспокойством.

– Пусть Мервин пробует дальше, вдруг что и получится, – сухо промолвил Ранд. – Может, это музыкальный инструмент? Шума, во всяком случае, производит достаточно. А почему не видно Герида? Забыл спуститься вниз?

Идриен снова вздохнула. Чудаковатый андорец Герид Фил, все свое время проводивший за книгами из королевской библиотеки, утверждал, что изучает философию и историю, а такой род занятий никоим образом не внушал Идриен почтения.

– Милорд Дракон, он почти никуда не отлучается из своей комнаты. Разве что в библиотеку.

Покидая холл. Ранд не преминул, как того требовала учтивость, произнести небольшую речь. Стоя на табурете и держа Драконов скипетр на локтевом сгибе, он поблагодарил собравшихся, заверив, что их творения превосходны. Возможно, некоторые и впрямь были таковыми. После этого выступления ему удалось улизнуть с одними только Джалани и Дедриком. А также Льюсом Тэрином и Аланной. Позади слышался довольный гомон изобретателей, а Ранд гадал, почему никто, кроме Идриен, даже не задумывается о возможности создания какого‑нибудь оружия?

Комната Герида Фила находилась на самом верхнем этаже, откуда были видны лишь темные черепичные крыши да одна ступенчатая квадратная башня, загораживавшая все остальное. Впрочем, Герид клялся, что никогда не выглядывает в окошко.

– Подождите здесь, – сказал Ранд, подойдя к

узенькой двери.

Дедрик с Джалани тут же согласились, чем несколько удивили его. Но не слишком, все сходилось одно к одному. Джалани почему‑то перестала неодобрительно коситься на его меч, и ни она, ни Дедрик не считали нужным отпускать пренебрежительные реплики насчет коня – дескать, свои ноги ничуть не хуже. Прежде Дева никогда не упускала возможности съязвить по этому поводу.

Как бы в подтверждение мыслей Ранда, Джалани, стоило ему повернуться к двери, бегло оглядела Дедрика сверху вниз. Бегло, но с улыбкой и нескрываемым интересом. Дедрик не обращал на нее внимания, причем столь демонстративно, что с тем же успехом мог бы таращиться на Деву во все глаза. Таков айильский обычай – делать вид, будто не замечаешь знаков внимания, пока тот, кто с тобой заигрывает, не выскажется яснее. Начни Дедрик поглядывать на Джалани, она повела бы себя точно так же.

– Развлекайтесь, – бросил им через плечо Ранд и, получив в ответ два изумленных взгляда, переступил

порог.

Маленькая комнатушка была битком набита книгами, рукописями и свитками. Все стены, до самого потолка, занимали уставленные книгами полки – свободными оставались лишь дверной проем да два маленьких окошка. Большущий, чуть ли не во всю комнату стол тоже был завален книгами и бумагами, книги лежали грудой и на втором, единственном, не считая того, на котором сидел хозяин, стуле и стопками высились там и сям на полу. Сам Герид Фил, низкорослый и седой, похоже, никогда не расчесывал свои изрядно поредевшие волосенки. В зубах он сжимал незажженную трубку, с которой на помятый коричневый кафтан сыпался пепел.

Завидев вошедшего Ранда, Герид растерянно заморгал, а потом кивнул:

– Ах да. Конечно. Я как раз собирался… – Он нахмурился, бросил взгляд на книгу, которую держал в руках, бормоча что‑то себе под нос, перебрал несколько листов бумаги на столе, вновь уставился на титульный лист книги, поскреб затылок и наконец поднял глаза на Ранда и опять удивленно заморгал: – Ах да… Так о чем ты хотел со мной потолковать?

Ранд освободил стул, сложив книги и бумаги на пол, примостил сверху Драконов скипетр и уселся. Он уже говорил здесь со многими: философами, историками, учеными мужчинами и женщинами, но толку от этого было не больше, чем от бесед с Айз Седай. Все, что не имело непосредственного отношения к избранной узкой области, тонуло в водопаде слов, которые могли означать все что угодно. Стоило же Ранду чуток поднажать, они либо начинали сердиться – не иначе как думали, будто он сомневается в их познаниях, что, очевидно, являлось тяжким грехом, – либо усиливали поток слов до такой степени, что уже решительно ничего нельзя было уразуметь, либо, наконец, подобострастно пытались уяснить, что именно желает услышать Лорд Дракон, чтобы сказать ему именно это. Герид был совсем другим. О том, что Ранд – Возрожденный Дракон, рассеянный ученый просто– напросто забывал, и Ранда это вполне устраивало.

– Герид, что ты знаешь про Айз Седай и Стражей? Я хочу сказать, насчет уз между ними?

– Стражи? Узы? Да не больше, чем всякий другой, кроме, пожалуй, самих Айз Седай. Как видишь, совсем немного. – Герид зачмокал, видимо, забыв, что его трубка погасла. – А что именно ты хочешь узнать?

– Можно ли ее разорвать?

– Разорвать? Не думаю. То есть, конечно, можно – если умрет Страж или Айз Седай, но ты ведь не это имел в виду. А со смертью одного из них узы разрываются, во всяком случае, мне так кажется… Слышал я что‑то на сей счет, но хоть убей, не могу припомнить…

Приметив на столе связку исписанных бумаг, Герид подгреб их к себе и погрузился в чтение, хмурясь и покачивая головой. Судя по почерку, заметки были написаны его собственной рукой, но их содержание уже перестало устраивать ученого.

Ранд вздохнул – казалось, стоит обернуться достаточно быстро, и он увидит протянутую руку Аланны.

– Герид, а Герид? Как насчет вопроса, который я задал в прошлый раз? Эй, ты меня слышишь?

– Что? – Фил вскинул голову. – А, тот вопрос! Про Тармон Гай'дон. Ну, я, конечно, не знаю, как это будет выглядеть. Троллоки, наверное, нагрянут, Повелители Ужаса и прочие страхолюдины. Да, так оно, скорее всего, и случится. Но я вот о чем размышляю:

не может быть, чтобы эта битва действительно стала последней. Такое, по моему разумению, маловероятно. Возможно, у каждой Эпохи есть своя Последняя Битва. Во всяком случае, у большинства Эпох. – Прищурясь, Герид вдруг уставился на свою трубку и начал шарить по столу. – Где‑то здесь у меня трутница завалялась…

– Что ты имеешь в виду, говоря, будто эта битва не будет последней? – спросил Ранд, стараясь не повышать голоса. Он знал: если повести дело с умом, Герид, при всей его рассеянности, непременно доберется до самой сути.

– Что? Да именно это. Никакая битва не может стать последней. Даже если на сей раз Возрожденный Дракон запечатает узилище Темного так же, как это сделал Творец, а сие, на мой взгляд, весьма сомнительно. – Герид подался вперед и заговорщически понизил голос: – Знаешь, ведь что бы там ни болтали на улицах, он не Творец. И все же узилище должно быть кем‑то запечатано снова. Сам понимаешь. Колесо.

– Ничего я не понимаю, – пробурчал Ранд.

– Прекрасно понимаешь, ты малый смышленый. Из тебя мог бы выйти ученый. – Вытащив трубку изо рта, Герид чубуком описал в воздухе круг. – Вот Колесо Времени. Эпохи приходят, уходят и возвращаются снова по мере вращения Колеса. Вот в чем суть. Смотри, – он ткнул трубкой в воображаемую точку на окружности, – здесь узилище Темного невредимо. А вот здесь в нем просверлено отверстие. И запечатано снова. Идем дальше. – Герид описал трубкой дугу. – Здесь печати слабеют. Но это, разумеется, в масштабах вечности не имеет значения. – Трубка завершила круг. – Потому что, когда Колесо совершит полный оборот – видишь, мы снова находимся на том месте, – узилище Темного вновь станет неповрежденным.

– Почему неповрежденным? Может быть, на дыру просто будет наложена заплата, а Отверстие просверлят уже сквозь нее? А вдруг в прошлый раз все и произошло именно так – они– просверлили наложенную кемто заплату? Сами о том не подозревая? Просто мы ничего об этом не знаем? Герид покачал головой и в очередной раз уставился на свою трубку, разжечь которую так и не удосужился. Ранд уже было решил, что ему опять придется возвращать философа к действительности, но тот заморгал и продолжил:

– Кому‑то все равно пришлось делать это впервые. Если только Творец с самого начала не создал узилище Темного с Отверстием и заплатой на нем. – Герид приподнял брови – похоже, он сам удивился собственному предположению. – Нет, наверное, сначала оно все– таки было целым. И будет целым снова, когда опять наступит Третья Эпоха. Гм, любопытно. Они ли назвали ту эпоху Третьей? – Он торопливо окунул перо в чернильницу и нацарапал что‑то на полях открытой книги. – Уф. Впрочем, неважно. Я вовсе не утверждаю, будто именно Возрожденный Дракон сделает узилище целым, безо всякого Отверстия. Во всяком случае, в нынешнюю Эпоху. Но прежде чем наступит Третья Эпоха, это должно случиться. А после того должно пройти очень много времени – чтобы люди позабыли и об узилище, и о самом Темном. Позабыли… Хм. Любопытно… – Герид всмотрелся в свои записи, поскреб в затылке и, кажется, несколько удивился тому, что у него в руке перо. На макушке ученого осталось чернильное пятно. – В ту Эпоху, когда печати слабеют, люди должны помнить о существовании Темного. Ведь им придется столкнуться с ним и снова запереть в узилище. – Сунув трубку в зубы, он попытался сделать очередную запись, позабыв обмакнуть перо в чернила.

– Если только Темному не удастся вырваться на волю, – спокойно возразил Ранд. – Вырваться на волю, сломать Колесо и переделать Время и мир по своему усмотрению.

– То‑то и оно. – Герид пожал плечами, хмуро уставился на перо и лишь через некоторое время вспомнил о чернильнице. – Но мне сдается, ни ты, ни я ничего существенного в этом отношении предпринять все равно не сможем. Почему бы тебе не задержаться здесь да не поработать со мной над книгами? Вряд ли Тармон Гай'дон начнется завтра, так почему бы не использовать оставшееся время на учение…

– Как ты думаешь, существует какая‑нибудь причина, чтобы сломать печати?

Брови Герида взметнулись вверх.

– Сломать печати? Сломать печати?! Кому, кроме сумасшедшего, такое в голову придет? Да и можно ли их вообще сломать? Я вроде бы где‑то читал, будто это невозможно, хотя почему невозможно, там, насколько я помню, не объяснялось. Что навело тебя на эту мысль?

– Не знаю, – вздохнул Ранд.

Сломай печати, монотонно звучал в его голове голос Льюса Тэрина. Сломай их и покончи со всем. Дай мне умереть навсегда.

Рассеянно обмахиваясь уголком шали, Эгвейн посмотрела сначала в один, а потом в другой конец коридора. Хотелось надеяться, что она не заблудилась снова. Коридоры в Солнечном Дворце тянулись на целые мили, а девушка пробыла здесь недостаточно долго, чтобы научиться ориентироваться в их гигантском лабиринте. К тому же внутри стояла такая же жара, как и на солнцепеке.

Повсюду – то по две, то по три – встречались Девы. Казалось, их здесь больше, чем обычно приводил с собой Ранд, и уж всяко больше, чем бывало, когда он отсутствовал во дворце. Девы, похоже, просто прогуливались, но в их поведении чувствовалась какая‑то… скрытность. Будучи настороже, они старались не выдавать этого. Некоторых из них Эгвейн знала и могла рассчитывать на дружеское приветствие. С тех пор как она сделалась ученицей Хранительниц Мудрости, многие Девы стали относиться к ней чуть ли не как к своей, почти позабыв, что она Айз Седай, каковой, впрочем, Эгвейн на самом деле и не являлась. Но сейчас они косились на нее с несколько удивленным, если такое вообще можно сказать об айильцах, видом, приветствовали несколько запоздалыми кивками и спешили дальше. Подобное поведение не располагало к расспросам.

Решив не цепляться к Девам, Эгвейн хмуро взглянула на встречного слугу, потного малого в ливрее с тонкими золотыми полосками на манжетах. Может, он знает, как попасть туда, куда ей нужно? Сложность заключалась в том, что она сама плохо представляла себе, куда именно ей нужно. К сожалению, слуга, по всей видимости, наслушавшийся всяких россказней о Девах, пуще смерти боялся айильцев, и когда на него уставилась айилка, – похоже, никто в Кайриэне не замечал темных, вовсе не айильских глаз Эгвейн, – повернулся и со всех ног припустил по коридору.

Эгвейн раздраженно фыркнула. Не больно‑то она и нуждалась в указаниях – рано или поздно и сама доберется куда надо. Ясное дело, нет смысла возвращаться тем же путем, каким она пришла сюда, а стало быть, нужно лишь выбрать одно направление из трех. Сделав выбор наугад, она зашагала по коридору так решительно, что даже некоторые Девы уступали ей дорогу.

По правде говоря, девушка пребывала не в лучшем настроении. Вроде бы встреча с Авиендой – после такой долгой разлуки – должна была его поднять, но вышло по‑иному. Прохладно кивнув Эгвейн, Авиенда нырнула в палатку Эмис, явно спеша на какую‑то секретную беседу. Действительно секретную, в чем Эгвейн убедилась, попытавшись последовать за ней.

– Тебя не звали, – резко бросила Эмис. Авиенда сидела, скрестив ноги, на подушке, с подавленным видом опустив взор на толстые ковры. – Иди погуляй да поешь чего‑нибудь. Женщина не должна выглядеть как тростинка.

Бэйр и Мелэйн тоже явились – за ними посылали гай'шайн, а вот Эгвейн просто‑напросто выставили. Одно утешало – некоторым Хранительницам Мудрости тоже дали от ворот поворот. Но ведь она, Эгвейн, как‑никак подруга Авиенды, а Авиенда сейчас в нелегком положении, и хотелось бы ей помочь.

– А ты что здесь делаешь? – послышался строгий голос Сорилеи.

Эгвейн с полным правом могла гордиться собой. Она спокойно повернулась и оказалась лицом к лицу с Хранительницей Мудрости из Крепости Шенде, из Джарра Чарин. Волосы Сорилеи были белы как снег, а выдубленная солнцем кожа туго обтягивала череп. Кожа да кости, и ничего больше. Хоть Сорилея и могла направлять Силу, но в этом отношении уступала большинству известных Эгвейн послушниц. По правде сказать, в Башне она нипочем не продвинулась бы дальше послушницы, пожалуй, ее бы вскоре отослали оттуда. Но способность направлять Силу ценилась Хранительницами Мудрости не слишком высоко, во всяком случае, не ею определялись вес и влияние. Чем они вообще определялись, сказать было трудно, но на любой встрече Хранительниц, где присутствовала Сорилея, первенство неизменно принадлежало ей. Как полагала Эгвейн, благодаря силе воли. Сорилея, как и большинство айильских женщин, ростом была на целую голову выше Эгвейн, а взгляд на девушку устремила такой, что он свалил бы с ног и быка. Эгвейн это ничуть не смутило – таким манером Сорилея смотрела на всех, а вот случись кому‑нибудь вызвать ее неудовольствие, от ее взгляда крошились бы стены и воспламенялись шпалеры. Во всяком случае, такое создавалось впечатление.

– Я хотела повидать Ранда, – отвечала Эгвейн. – А заодно и прогуляться. Мне кажется, это упражнение не хуже всякого другого.

Уж во всяком случае, полагала она, получше, чем пять‑шесть раз обежать вокруг городских стен, а айильцы представляли себе легкую разминку именно так. Эгвейн надеялась, что Сорилея не спросит почему. Ей не хотелось лгать кому‑либо из Хранительниц Мудрости.

Сорилея взглянула на нее с подозрением, словно учуяла недомолвку, поправила шаль на костлявых плечах и лишь после того сказала:

– Его здесь нет, ушел в свою школу. Берелейн Пейерон сочла возможным отпустить его без эскорта. Это разумно, и я с ней согласна.

Эгвейн с трудом удалось не выдать своих чувств. Отношение Хранительниц Мудрости к Берелейн удивляло ее до крайности – такого она никак не ожидала. Они почитали эту майенскую вертихвостку женщиной рассудительной и заслуживающей уважения. Почему – Эгвейн решительно не понимала. Уж всяко не из‑за того, что Ранд вручил ей бразды правления, – власть и титулы мокроземцев все айильцы, а Хранительницы Мудрости в особенности, ни во что не ставили. Берелейн носила вызывающие наряды и флиртовала напропалую – это когда не занималась чем‑нибудь почище простого флирта. В склонности Первенствующей к подобным утехам Эгвейн не сомневалась. Вроде бы такой женщине Эмис не должна улыбаться словно родной дочери. А тем паче Сорилея.

В голове девушки замелькали непрошеные мысли о Гавине. Но ведь то был всего лишь сон, и уж коли на то пошло, его сон. Да и там она не вытворяла ничего подобного тому, что Берелейн проделывала наяву.

– Ежели молодая женщина краснеет безо всякой причины, – заметила Сорилея, – тут наверняка замешан мужчина. Интересно, кто же привлек твое внимание? Можно ли ждать, что скоро ты положишь к его ногам свадебный венок?

– Айз Седай редко выходят замуж, – холодно ответила Эгвейн.

Сорилея фыркнула – звук был такой, словно вспороли одеяло. И Девы, и Хранительницы Мудрости, похоже, думали, будто, начав учиться у Эмис, Эгвейн перестала быть Айз Седай, но Сорилея, по всей видимости, пошла дальше прочих. По ее мнению, Эгвейн превратилась в айилку, а стало быть, Сорилея считала себя вправе совать нос во все ее дела.

– Ты, девочка, выйдешь замуж обязательно. Ты не из тех, кто становится Фар Дарайз Май и считает, будто мужчины – забава вроде охоты. Твои бедра созданы для родов, и у тебя будут дети.

– Не скажешь ли, где мне лучше подождать Ранда? – спросила Эгвейн.

Голос прозвучал слабо и неуверенно, что отнюдь ей не понравилось. Сорилея не была ходящей по снам, истолковывать сны не умела и безусловно не обладала даром Предвидения, но высказывалась с непоколебимой уверенностью в том, что все будет так и никак иначе. Дети Гавина. О Свет, но как она может иметь детей от Гавина? Айз Седай почти никогда не выходили замуж – какой мужчина захочет иметь жену, способную с помощью Силы спеленать его, словно младенца?

– Пойдем покажу, – сказала Сорилея. – Небось это Сандуин из Истинной Крови, тот здоровенный малый, что вчера отирался возле палатки Эмис. Шрам на физиономии ничуть его не портит, даже наоборот…

Шагая рядом с Эгвейн по коридорам дворца, Сорилея называла имена мужчин и краешком глаза поглядывала на девушку, стараясь приметить ее реакцию. Все бы ничего, но Хранительница расписывала достоинства каждого из названных ею молодых людей со всеми подробностями, включая и то, как они выглядят обнаженными. Айильские мужчины и женщины вместе потели в своих палатках‑парильнях, и нагота никого из них не смущала, а вот у Эгвейн живописания Сорилеи заставляли пылать щеки.

Когда они добрались наконец до отведенных Ранду покоев, девушка с облегчением поблагодарила Хранительницу и поспешно закрыла за собой дверь. К счастью, у Сорилеи, видимо, были и другие дела, в противном случае Эгвейн вряд ли удалось бы так быстро от нее отделаться.

Глубоко вздохнув, девушка принялась разглаживать юбку и поправлять шаль. В этом не было ни малейшей нужды, но Эгвейн чувствовала себя так, будто ее спустили с горы. Сорилея очень любила устраивать свадьбы. Ей ничего не стоило изготовить для женщины брачный венок, подтолкнуть ту, чтобы она положила его к ногам мужчины, которого Сорилея же для нее присмотрела, и, ухватив этого мужчину за руку, заставить его принять подношение. Ну, конечно, не в буквальном смысле – рук она никому не выкручивала, волоком не тащила, но, по сути, делала все именно так. Однако с ней, Эгвейн, Сорилея, конечно же, не зайдет так далеко. Эта мысль едва не заставила Эгвейн рассмеяться. Ну что за глупости, ведь не может же Сорилея и в самом деле считать ее айилкой. Старая Хранительница прекрасно знает, что Эгвейн – Айз Седай, точнее, думает, будто она – Айз Седай. И вообще, нечего так волноваться. Для этого нет никаких причин.

В спальне послышались шаги, и девушка застыла, вцепившись руками в повязанный на голову серый шарф. Если Ранд и вправду умел мгновенно переноситься из Кэймлина в Кайриэн, то, надо полагать, переносился прямо в свою спальню. А там его, вероятно, кто‑то дожидается. Или что‑то. Эгвейн обняла саидар, торопливо свила несколько готовых к использованию потоков, и… Из спальни вышла державшая в руках стопку постельного белья женщина в белом наряде гай'шайн. При виде Эгвейн она вздрогнула от неожиданности. Эгвейн торопливо отпустила саидар, надеясь, что хоть на сей раз ей удалось не покраснеть.

На первый взгляд Ниеллу запросто можно было принять за Авиенду, обрядившуюся в белый балахон с капюшоном. Стоило, однако, приглядеться повнимательнее, как становилось ясно – женщина в белом лет на шесть‑семь постарше Авиенды, да и лицо у нее чуть покруглее и не такое загорелое. Сестра Авиенды никогда не была Девой Копья. Она занималась ткачеством и уже наполовину отбыла свой годичный срок.

Приветствовать гай'шайн Эгвейн не стала – это только смутило бы Ниеллу.

– Скоро ли ты ожидаешь Ранда? – спросила она.

– Кар'а'кар<