Ужасная новость и кораблекрушение

 

Он был очень привлекателен в этот момент, но Соня почему‑то не почувствовала желания, что‑то мешало, между ними был невидимый непонятный барьер, который делал близость невозможной для Софии. Она мягко отстранила руку Элая.

– Я не могу, не знаю, что со мной, наша встреча может принести мне новые страдания, – грустно сказала она.

– Я понимаю, о чем ты, – вздохнул Элай. – А ты не думала, что, избегая боли, ты прячешься от самой жизни? В этом скорбном мире мы можем познать радость только сквозь слезы, иначе никак. Не стоит отказываться от любви и счастья, хотя страдания неизбежны.

У Сони сладко замерло сердце.

– Ты прав, я тоже чувствовала это.

И как раз в тот момент, когда Элай встал с колена и собирался ее обнять, дверь со скрипом отворилась, и вошел Филипп, который держал за руку Данилу. Капитан несколько удивленно посмотрел на Сониного собеседника, но, видимо, он был чем‑то озабочен и сказал: «Соня, вот ты где, я как раз хотел с тобой поговорить, Элай, оставь нас, пожалуйста». Последний быстро вышел. У Филиппа был крайне обеспокоенный вид.

Соня очень расстроилась из‑за прерванной встречи с Элаем. Она чувствовала, что их ждало нечто необыкновенное, что заставило бы ее забыть о прошлом.

Капитан сел на сундук рядом с Соней и стал говорить:

– Дорогие мои, – начал он, – положение крайне серьезное. Я раньше не хотел вас пугать, но больше нет возможности тянуть время. На корабль наложено проклятие и, если мы не сумеем снять его, вы вынуждены будете странствовать с нами во веки веков. Я бессилен перед Богом и стихией, за что мне все это, милосердный Господь не оставил мне ничего и даже вас послал, чтобы еще больше наказать.

«Какой капитан молодец, настоящий мужчина, он такой смелый и от него пахнет морем, хочу быть похожим на него, – думал Данила, – не совсем понимаю, что он имеет в виду, но старшие иногда говорят загадками». Соне стало жаль капитана, она видела, как он страдает.

Она мысленно сравнила себя с тяжело больным человеком, который иногда отвлекается на повседневные дела, но все равно обречен. Так и Соня пила ром, отвлекалась на эмоции и воспоминания, но к ней снова и снова возвращалась мысль о том, что они находятся в странной абсурдной ужасной ситуации. «Я не ищу все время объяснения этому кошмару и, периодически думаю о других вещах, наверно, так психика пытается защитить себя. Эти странные рассказы о проклятом корабле, я не хочу в это верить. Может, сейчас наконец‑то удастся что‑то выяснить».

– Почему вы о нас так беспокоитесь? – спросила Соня.

– Да, пришла пора об этом сказать. Вы мои дети, – его лицо стало очень печальным, – я вам никогда об этом не говорил, но это так.

– Неудивительно, эти постоянные стрессы, штормы, легко сойти с ума, – сказала Соня, сочувственно глядя на капитана.

– Я понимаю, что кажусь вам сумасшедшим, – капитан схватился за голову, – иногда я сам понимаю, что я не в себе, вы просто мои потомки, как говорится, вы для меня как дети, это сложно понять. Я вас искал больше трехсот пятидесяти лет.

– Но триста пятьдесят лет назад мы еще не жили, – осторожно заметил Данила, он крайне удивленно смотрел на капитана.

– Понимаете, моя жена ждала ребенка, я так хотел этого, но не увидел его никогда, а до этого у нас не было детей пятнадцать лет. А потом произошло это… это несчастье. Я очень во многом виноват, вся моя жизнь ошибка, и вы это единственное, что осталось после меня, мне так хотелось увидеть своего ребенка, я представлял его себе долгими ночами в шторм. Ах, эти бесконечные штормы, не удивляюсь, что в раю нет моря, как написано в Библии. Море, наверно, будет в аду.

Я мечтал, что Господь прекратит все это и простит меня, и я буду учить своего сына скакать на лошади и стрелять из пистолета, и он поплывет со мной на корабле. Но Бог не освободил меня от этого странствия. Да, у меня много грехов, но Его почему‑то называют милосердным. Я не хочу быть богатым как Дирк, мне ничего не нужно. Я так виноват перед своей женой и сыном и это было бы утешением для меня увидеть моих потомков, подарить им часть нерастраченного тепла души.

Когда‑то мой внук уехал в Россию. Я знаю немного про всех своих потомков, какого труда мне стоило достать эти сведения, но, ни разу не удалось никого из них встретить! И вот только сейчас я встретил вас, но все кончено, я видел над вашими головами огни святого Эльма, это значит на вас теперь тоже проклятие. Как ужасно, что вы не успели покинуть корабль до захода солнца, тогда все было бы хорошо.

– Мне очень жаль вас, но я ничего не поняла, – сказала Соня. Она начинала впадать в отчаяние. «Этот капитан сошел с ума, и уже нет возможности ничего выяснить».

– Вы слышали легенду о Летучем Голландце, обреченном вечно странствовать по морю? Это правдивая история. Вы сейчас находитесь на нем, я его капитан, и вы мои потомки.

– Ну, наконец‑то, могли бы сказать все сразу без лирических отступлений, я шучу, конечно, простите, – усмехнулась Соня. Новость не укладывалась у нее в голове, похоже, это правда, но какая‑то абсурдная. Надо срочно выпить рома, чтобы не сойти с ума.

Капитан обнял одной рукой Данилу, а другой Соню и говорил хрипловатым прерывающимся голосом. Морщины стали глубже, лицо было искажено страданием. София почувствовала, что он не лжет.

– Подумаешь, проклятие, не так уж это и плохо, путешествовать все время, – сказал Данила преувеличенно бодрым голосом.

Филипп печально улыбнулся.

– А как же ваш международный бизнес? – спросил Данила, видимо, желая еще больше подбодрить капитана.

Капитан нахмурился и как‑то неохотно пояснил:

– Да, это было давно, еще в семнадцатом веке, мы все работали в Ост‑индской компании, у нее была торговля по всему миру. А сейчас мне не до этого, да и зачем, если я все время здесь на корабле и только иногда выхожу на берег, не нужно больших средств, чтобы… он сделал паузу, видимо, подбирая слова, чтобы немного отдохнуть. И я тратил время на поиски потомков, наведение справок, это очень непросто.

– А как же костюм, Ролек‑с, Феррари? – спросил Данила несколько разочарованно. Но понял, что может обидеть капитана, и быстро добавил: – Вообще это все ерунда, не так уж и важно, на какой машине ездить.

– Это я все одолжил у Дирка, он зарабатывает большие деньги, но я считаю то, как он это делает, совершенно бесчеловечно.

– А чем он занимается? – Соне стало крайне интересно, раз Дирк проявляет к ней такие откровенные знаки внимания, она должна знать о нем все.

– Не будем об этом говорить, – сказал Филипп тоном, не терпящим возражений.

– Я все‑таки не совсем понимаю, зачем вы нас искали, – сказала Соня.

– Это не так просто, я сломал жизнь себе и множеству людей, мое самое большое желание увидеть сына не исполнилось. Моя нормальная жизнь давно кончена, все надежды разбиты. Я хотел, может быть, какой‑то компенсации за все это. Мечтал хоть на мгновение почувствовать себя счастливым, что‑то сделать для вас.

– Помните, вы мне показывали столько драгоценностей и красивых нарядов? Я считаю, в молодости вам удалось многого добиться, – Соне хотелось как‑то утешить капитана.

– Я нашел сундуки с драгоценностями и одеждой у берега около обломков судна, разбившегося о скалы. Это было в наше последнее плаванье до проклятия, – грустно ответил капитан. – Правда, кое‑что у меня и осталось и из наших фамильных ценностей, но их, увы, немного, я из семьи обедневших дворян.

Он горестно усмехнулся.

У Сони сжалось сердце от сочувствия. Она подумала об ужасных условиях на корабле, бесконечных штормах, заколдованном круге вины, страдания и тоски. Это подобно пожизненному заключению, которое не может закончиться смертью или скорее вечному пребыванию в кромешном аду. «Глупо на него обижаться, он не хотел втягивать нас во все это, – подумала Соня. – И потом капитан наш родственник, с ним произошла трагедия и уже ничего нельзя изменить, как это страшно».

– Но, если вы и вправду капитан Летучего Голландца, вас знают почти во всем мире, это же здорово, – заявил Данила опять слишком веселым голосом.

– Да, и все боятся встречи с моим кораблем.

– Но я так поняла, что все‑таки можно как‑то снять проклятие, – осторожно заметила Соня.

Филипп внимательно смотрел на нее и как будто не слышал ее вопроса.

– У меня никогда не было дочери, я не знаю, что говорят в таких случаях, – он вздохнул, – но тебе, Сонечка, не стоит общаться с Дирком, с Элаем и с другими людьми из команды.

– Почему же? – Соня почувствовала раздражение.

– Да ты не понимаешь, что они из семнадцатого века, они еще живы только благодаря проклятию, ничего хорошего из этого не получится, – Филипп перешел на крик, но потом опомнился. – Ладно, извини, не будем об этом. Может, нам всем удастся покинуть корабль. Я хочу открыть вам страшную тайну, о которой не знает никто из команды.

«Да, если все предки будут указывать, как жить, это будет ужасно», – подумала Соня с грустной иронией. А тем временем капитан продолжал:

– Я хотел обогнуть мыс Доброй Надежды в жуткую бурю, во что бы то ни стало, несмотря на страшный противный ветер и протесты команды, и проклял небеса. А сразу после этого я увидел светлого ангела, который сказал, что меня наказывает Господь, и мы будем странствовать в шторм во веки веков. Но есть один способ избавиться от этого. Он сказал, что мы заслужим прощение, если…

И тут дверь отворилась, и его прервал бас боцмана, он сказал: «Господин капитан, не хотел мешать вам, но с зюйд веста идут огромные волны». Действительно, корабль стало очень сильно качать из стороны в сторону. Временное затишье прошло. Филипп вздохнул и сказал: «Пойдемте, все время держитесь рядом со мной».

«Вот опять не успел сказать самого важного, – думал он, – повторяю одни и те же мысли, эта привычка всех раздражает, но мне кажется, что люди не понимают, не слушают и хочется донести до них самую суть, с первого раза никогда ничего непонятно. Опять этот гадкий шторм. Господи, позволь мне отправиться в ад, но спаси моих детей».

Соня вышла на палубу и вскрикнула от удивления и ужаса. Паруса корабля почему‑то приобрели зловещий черный цвет. На мачтах и реях было яркое красное свечение, как гигантские зажженные свечи. Алые огни, напоминавшие языки пламени, поднимались над головами и пальцами рук на несколько сантиметров. Соня посмотрела на свои пальцы, они тоже светились, и она ощущала сильное жжение.

– Что это? – вскрикнула София.

– Огни святого Эльма, они охватывают весь корабль и нас, и чернеют паруса, это значит, что на пути другое судно, они видят нас, и мы указываем приближение шторма, – сказал ей один толстый огромный матрос, который пробегал мимо, неся в руках какой‑то канат.

– Мне страшно, – крикнула Соня, но никто на это не обратил внимания.

Матросы бегали, орали и суетились. Она видела огромные волны, которые безжалостно набегали на корабль, будто пытаясь его поглотить.

Капитан включился в работу, и ему пришлось отвлечься от Сони с Данилой.

– Сильный ветер с зюйд‑веста, – повторил боцман. На горизонте показалась тоненькая черная полоска, быстро заполнявшая небосвод.

И тут Дирк подбежал к Соне, на ходу крича матросам, «закрепляйте такелаж, снимайте паруса», схватил ее за руку и потащил за собой. Он подвел ее к капитанскому мостику и сказал: «Взгляни в подзорную трубу». София посмотрела и увидела огромный лайнер. «Ты когда‑нибудь плавала хотя бы на пароме?» Она кивнула. Дирк обнял Соню за плечи. «Представляешь, как там здорово? Живая музыка, магазины дьюти‑фри, бары‑рестораны на любой вкус, и шторм им не страшен». «А они не могут нам помочь?» «Нет, если даже приборы уловят наш корабль, они вряд ли смогут к нам приблизиться. Иногда у нас случались стычки с пиратами, но ни разу ни одно судно не попыталось помочь терпящему бедствие паруснику. Может быть, это часть проклятия, или, вероятно, их пугают черные паруса и они догадываются, что перед ними Летучий Голландец, не зря же о нас знают моряки всего мира. Вообще, наша жизнь полна тайн, мы бессильны перед роком, и все впадают от этого в отчаяние, но не я. Во мне столько энергии, что я еще готов развеселить тебя и не только развеселить».

«Что у вас за бизнес?» – быстро спросила Соня, отстраняясь от Дирка. «Такой бизнес, которому завидуют все жалкие неудачники на этом корабле, включая вашего…ээ…пра‑пра‑пра‑дедушку‑капитана, и придумывают всякую ерунду, я хочу взять тебя в мой главный офис и все показать, хочешь поехать со мной?». София подумала, что Дирк выглядит очень жутко, огни святого Эльма у него над головой и черные паруса, все это наводило на нее ужас. И она, начиная впадать в панику, смотрела то на свои пальцы, кончики которых будто горели ярко красным пламенем, поднимавшимся кверху на высоту небольшой свечи, то на собеседника. Ей хотелось закричать не своим голосом. «Сейчас окончательно сойду с ума», – подумала Соня.

Она не успела ответить Дирку, огромная волна качнула корабль. Соню отбросило от капитанского мостика, и она покатилась по палубе.

Рядом с ней оказался Ханс, она услышала его хриплый голос: «Молись, сестра, молись, сам сатана на этом корабле, сейчас мы отправимся в преисподнюю».

У Софии не выдержали нервы. «Помогите кто‑нибудь, Данила, ты где, что происходит?» – заорала она, но ее крик потонул в реве воды.

Такого сильного шторма Соня еще не переживала. То, что происходило с кораблем, наводило на мысль, что он сейчас погибнет. Вокруг был слышен звук рвущейся парусины, треск ломающегося дерева. В воздухе проносились обломки каких‑то неизвестных Софии деревянных деталей корабля. Черные обрывки парусов выглядели очень жутко. Волны ужасающей величины обрушивались на корабль с интервалом в несколько минут.

Каждый раз, когда накатывала такая волна, Соне казалось, что корабль проваливается вниз на дно моря, и она не знала, куда деваться от леденящего душу страха. Она лежала на палубе, вцепившись руками в торчащий крюк, и промокла насквозь. София дрожала от холода, вода казалась ей ледяной, и платье прилипло к коже. Во рту ощущался привкус морской соли. «Помогите!» кричала Соня. Вокруг слышались ругательства и проклятья, которые тонули в реве ветра. Самая высокая центральная мачта со страшным треском обрушилась, несколько огромных обломков упали на палубу и кого‑то придавили. Соня не помнила, сколько времени прошло в таком кошмаре, ей казалось, что несколько часов. У нее в голове странным образом смешались отрывочные воспоминания из прошлой жизни и разрывающий сердце страх смерти. Она была в отчаянии, звала на помощь и молилась, но облегчения не наступало. Софии казалось, что она вышла за грань нормального человеческого опыта, туда, где начинается загадочный и страшный иной мир, другое измерение, главная трагедия нашего бытия, смерть, разрушение, хаос. Неотвратимую дикую силу, уничтожающую жизнь, не остановить подобно извержению вулкана или течению времени. Соня раньше не знала, что страх бывает абсолютным смертельным, может полностью раздавить человека как огромная каменная глыба.

Вот Летучий Голландец в очередной раз нырнул между валами, и его стало накрывать водой. Послышался громовой бас боцмана «Скалы!». Раздался страшный треск. «Наверно, корабль налетел на скалу», – подумала София как‑то отстраненно. Все паруса были уже сорваны ветром, оставшиеся мачты легли параллельно воде и парусник начал погружаться в воду.

Соня испытала такой леденящий душу, проникающий до мозга костей ужас, какого не было никогда в ее жизни. «Я не хочу умирать, не хочу умирать!» Это была единственная мысль, которая осталась в ее голове. Сердце бешено колотилось и казалось, что оно сейчас выпрыгнет из груди, все тело сотрясало сильная дрожь. Соня не заметила, как очутилась в воде, которая показалась ей очень холодной. Матросы вокруг хватались за доски, чтобы не утонуть. София начала задыхаться, ужасное разъедающее ощущение от морской воды, которая начинала проникать в горло и легкие, лишало ее последних сил. И тут она почувствовала, что ноги свело от холода. Страх, непередаваемый никакими словами, сковал тело, она попыталась закричать, но не смогла и била руками по поверхности около минуты. София судорожно пыталась вдохнуть воздух, но в горло попадала вода. Она почувствовала страшную боль в груди, казалось, что там внутри что‑то разрывалось на части и горело. А потом наступила полная темнота.

Когда Соня очнулась, она увидела, что находится в одной из тесных кают, корабль продолжало очень сильно качать из стороны в сторону. Ее старинное платье сильно промокло, и София была укрыта какой‑то грязной парусиной.

– Где я? – громко закричала Соня. – Мы живы?

– Живы, мы не можем умереть, к сожаленью или к счастью, впрочем, и счастье и несчастье понятия относительные, – услышала она чей‑то приятный баритон.

Соня дрожала и не могла прийти в себя:

– Какой страшный кошмар, я помню, как утонула, неужели я сейчас жива? Почему? Я в аду?!

Она чувствовала себя ужасно, казалось, все тело болело.

– Вот, выпейте рому, – услышала Соня. И незнакомый мужчина протянул ей флягу.

София залпом выпила, ей постепенно становилось легче.

– Поймите, – сказал незнакомец, – этот парусник проклят, такое происходит, когда моряки не могут справиться со штормом. Но мы все как бы воскресаем, а точнее не умираем и снова оказываемся на корабле. После этого обычно бывает небольшое затишье.

Это все, конечно, очень страшно, но над плывущими на Летучем Голландце не властна смерть, как оказалось, это относится и к вам. Успокойтесь, главное, что вы живы.

– Успокоится? Как бы ни так! – закричала Соня. – Это настоящий кошмар. Я хочу поговорить с капитаном, как он посмел привезти нас сюда. Соня в глубине души понимала, что этот разговор ничего не даст, но у нее начиналась истерика, и ей хотелось выразить свои эмоции.

Она чувствовала себя одинокой покинутой несчастной, как человек, заблудившийся в темном лесу на рассвете и попавший в зыбкую засасывающую трясину. И вот он уже по пояс погрузился в болото и зовет на помощь друзей, оставшихся далеко‑далеко возле уютного костра. Но чувствует, что это бесполезно и не будет уже ничего никогда, и вся жизнь кажется напрасной бездарно прожитой, и все‑таки жалко до слез умирать.

– Почему вы молчите?! Где Данила?! Где Элай? Отведите меня к капитану! – крикнула Соня.

И пристально посмотрела на собеседника, до этого, пораженная собственным «воскресением», она не обращала на него внимания.

Она увидела, что рядом с ней сидит по‑турецки мужчина, одетый в синий бархатный кафтан с большими пуговицами, истлевший от времени, короткие штаны и высокие сапоги. У него было нервное лицо с тонкими чертами, темные волосы до плеч, живые умные глаза, с выражением пытливого интереса ко всему, что происходит вокруг. Его возраст было сложно определить. «Впрочем, на этом корабле все не первой свежести, звучит как глупая шутка, но это так, – подумала Соня и слегка улыбнулась. – Странно, что и в трагической ситуации что‑то забавное приходит в голову».

– Поверьте мне, капитан не виноват, он сам очень страдает от того, что вы на корабле. Ваш родственник господин Филипп выпил много рома и спит, он попросил меня посмотреть за вами. Данила здесь, а сведениями о местонахождении господина Элая я, к сожаленью, не располагаю.

Действительно, Соня увидела, что ее брат спал в той же каюте, раскинув руки, повернувшись на бок и слегка посапывая во сне. «Он совсем еще ребенок, надо о нем заботиться», – с нежностью подумала Соня, начиная понемногу успокаиваться.

– Итак, скажите мне, юная леди, что вы думаете по этому поводу? – начал он. – Если принять религиозную гипотезу происходящего, все эти несчастья, которые послал нам Всевышний, являются наказанием, то есть неким воздействием, с целью нас изменить. В чем же тогда смысл так называемой свободной воли, о которой столько говорят христиане, если все мы рано или поздно изменимся под давлением обстоятельств?

По голосу мужчины чувствовалось, что, несмотря на крайне неприятную ситуацию, он пребывает в мирном расположении духа.

Он протер очки салфеткой и снова их одел.

Соня удивленно посмотрела на собеседника, в этот раз ей показалось, что он был очень худым, и она заметила острую бородку.

– Не знаю, я не задумывалась над этим вопросом, – Соня была озадачена, никто на корабле не пытался говорить с ней на такие темы.

– Да, юная леди, человеку, к сожалению, вообще не свойственно задумываться, о чем‑либо кроме удовлетворения своих потребностей. Человек на самом деле мало чем отличается от животного. Хотя нет, люди хуже зверей. Животные не убивают себе подобных, не создают извращенные потребности, не идут против законов природы, – собеседник начал волноваться. – Да, я вижу, вы хотите сказать, что эта мысль совершенно не новая и всем известная и гораздо важнее понять, почему люди таковы. И еще вы собираетесь добавить, что над этим вопросом бились все философы мира и, тем не менее, не пришли к однозначному выводу, и причин для этого много, и обозначить их точно все равно не представляется возможным. К тому же всем известно, что любое знание относительно.

– Да, я тоже увлекаюсь философией, – сказала Соня, которая очень устала, была голодна и раздражена, – но вопрос, сможем ли мы отсюда выбраться, кажется мне наиболее значимым в данной ситуации.

– А подумайте, – продолжал мужчина уже спокойным голосом, – почему вам представляется, что та жизнь, в которую вы хотите попасть, лучше, чем здесь на корабле? Вы так молоды и думаете, что впереди вас не ждут страшные несчастья, поверьте мне, вы ошибаетесь. То, что происходит здесь на корабле это трагедия, но не является ли трагедией вся наша жизнь, независимо от времени, места и социального положения?

– Где же все остальные? – перебила его Соня. – Можно ли что‑то поесть?

– Сейчас ночь и небольшое затишье, все спят. Кораблекрушение лишило сил всю команду. Еды у меня нет. Я могу предложить вам только еще немного рома, хотя спиртное не следует пить молодой леди. Горячительные напитки лишают разума и сил, разрушают человека изнутри, незаметно как коварный предатель. Алкоголь не изменяет жизнь к лучшему, он исподволь уничтожает наш ум, пока мы не дойдем до такого состояния, что действительно уже не сможем ничего поменять, и нам останется лишь топить свое горе на дне стакана.

– Хорошо, давайте скорее ром, я умираю от жажды, – сказала Соня.

Он протянул ей фляжку. Она жадно сделала несколько глотков, постепенно ей стало казаться, что все не так уж плохо, корабль действительно уже не так сильно раскачивался. Соне очень захотелось пообщаться с собеседником.

– Расскажите о себе, – сказала она, – вы не похожи на матроса.

– Я не матрос, мой отец был представителем узкого круга очень крупной буржуазии, он был одним из тех, кого ненавидел весь народ, и он контролировал половину Голландии. У меня было пятеро братьев, они весело проводили время и занимались торговлей, а мне это было неинтересно. Не имея нужды заботиться о насущном хлебе, я стал изучать философию в университете в Амстердаме. На этом корабле я плыл в Индию, чтобы учиться там древней мудрости. У меня была возможность путешествовать с большим комфортом, но я заплатил деньги, чтобы плыть на этом корабле, мне хотелось посмотреть настоящую жизнь, – он вздохнул. – Вам было когда‑нибудь невыносимо тяжело из‑за того, что вы не можете принять зло, существующее в мире, нищету, болезни, делающие людей неполноценными, страдания детей, всевозможные жестокие и извращенные издевательства над себе подобными представителями человеческого рода? Это сложно понять другим людям, но я мучаюсь из‑за того, что не могу проникнуть в суть вещей. В мире повсеместно творятся страшные злодеяния, и объяснения всех религий и философских систем, почему они совершаются, кажутся мне надуманными. Это попытка людей оправдать зло и самих себя. Само желание объяснить существование зла, а тем самым в какой‑то степени придать ему смысл, несет в себе нечто порочное, противоречащее истине и добру.

– Давайте, не будем об этом, – сказала Соня заплетающимся языком, ей стало почти весело, – все будет хорошо. Лучше скажите, вы любили когда‑нибудь?

– Да, любил, это грустная история. У меня была страсть к молодой жене моего старшего брата, она не питала к нему истинных чувств и была с ним только из‑за денег. Я решил бороться с этой любовью, которая могла разрушить нашу семью, и поехал в Индию. По дороге туда корабль был проклят, уже несколько столетий я имею поразительную возможность немного наблюдать за ходом человеческой истории. Мне больно видеть, по какому пути идет этот мир. Гуманизм развивается, но формы угнетения и подавления человеческой свободы становятся изощреннее, и люди их не замечают.

Тут дверь со скрипом отворилась, и Соня увидела капитана. Он был немного страшен, от него сильно пахло ромом, его глаза очень покраснели. Филипп покачивался, но держался на ногах. Он уже успел переодеться в сухую одежду: строгую куртку, шаровары, высокие сапоги. Поверх куртки капитан надел ремень с широкой пряжкой, за него был заправлен пистолет. На голове у него была большая шляпа с пером. Соня машинально подумала, что эта деталь немного не вписывается в костюм.

– Соня, деточка, выйди, пожалуйста, надо поговорить.

Она вышла. За последнее время София прониклась к Филиппу сочувствием, но сейчас капитан немного пугал ее. Соня передумала ссориться с ним, она чувствовала очень сильное опьянение и какое‑то странное равнодушие ко всему. Выйдя из каюты, Соня увидела, что вокруг была ночь и довольно большие волны с шумом разбивались о борт корабля. Но новый шторм еще не начался. Яркие звезды, казалось, заглядывали прямо в душу с огромного сияющего таинственного страстного южного неба. На палубе никого кроме них не было. Все, скорее всего, спали.

– Видишь, Соня, какие страшные вещи происходят с нашим кораблем, больше всего на свете я жалею, что вам пришлось это пережить, – сказал капитан, отвернулся и украдкой смахнул слезы ладонью.

– Не плачь, не плачь, пожалуйста, – стала говорить Соня, сама начиная плакать, – мы тоже полюбили тебя.

– Все нормально, – ответил Филипп каким‑то глухим голосом, – неужели вы полюбили меня? Не верю. Я такой странный, полусумасшедший капитан этой страшной развалины и принес вам одни несчастья.

– Ну и что, любят не за что‑то, а вопреки, – серьезно сказала Соня, ей хотелось утешить капитана.

Тут Филипп не выдержал, обнял Соню за плечи и разрыдался. Он почти никогда не плакал, хотя его так часто мучило плохое настроение, тоска и злость. Капитану довольно быстро удалось взять себя в руки.

– Спасибо тебе, все будет хорошо, – сказал он уже спокойно.

– Где мы сейчас? – спросила Соня.

– Не знаю точно, у берегов Африки, скорее всего. Посмотри, какие звезды, разве не чудо эта дикая необузданная пьянящая красота тропической ночи? Доченька, Всевышний сыграл со мной злую шутку, но я победил. Он заставил меня страдать, но все равно это все мое, бурное море и жестокая стихия, меня знают во всем мире и боятся, – Филипп махнул рукой, и сильно качнулся, но удержал равновесие.

– А что же все‑таки сказал ангел, как мы можем избавиться от проклятья? – спросила Соня. После этого страшного кораблекрушения, она остро осознала, насколько ужасно будет остаться здесь навсегда, все равно, что поселиться на гнилом болоте. Ей хотелось сделать все, чтобы вернуться в нормальную жизнь и спасти Элая, и капитана, и Дирка, если это возможно.

– Аа… об этом я как раз хотел поговорить, – они стояли, опираясь локтями о борт корабля, и Соне в лицо попадали брызги морской воды. – Уже не имеет значения, что он сказал, это, может быть, был сам сатана, он тоже любит представляться ангелом, – Филипп вдруг громко захохотал, и сильно хлопнул Соню по плечу как мужчину. Ей стало очень неуютно. «Где я нахожусь, как страшно, неужели мы никогда не выберемся?» – пронеслось у нее в голове.

– Да не расстраивайся ты, исполнить волю ангела все равно невозможно, это касается всей команды, а они на это не пойдут, и еще этот Дирк капиталист, далее Филипп произнес длинное ругательство. Бог требует от нас недостижимого идеала. А вот, что можно сделать: скоро мы все опять попадем на берег, вы постарайтесь сюда не возвращаться, это будет очень сложно, вы увидите, но я в вас верю. Мне хотелось бы всегда быть с вами, но вам надо жить нормальной жизнью, а я навсегда останусь здесь, мучиться на этом корабле. Да, извини меня, мне так плохо, начинаю трезветь, только знай, что я вас люблю и всегда очень любил, я крайне несчастный человек, но ты не думай об этом. Иди, отдыхай.

Филипп, покачиваясь, пошел к капитанской каюте, а Соня, расстроенная и озадаченная, долго смотрела ему вслед, а потом почему‑то заплакала.

После того случая время проходило достаточно однообразно. Шторм продолжался, но такого сильного как в ту ночь, когда корабль потерпел крушение, уже не было. Бывали небольшие передышки, когда море волновалось, но все‑таки можно было нормально разговаривать и что‑то делать. Большую часть времени брат и сестра проводили в каюте капитана и по его указанию старались как можно реже выходить. Первое время Соня боялась оставаться одна, но потом с разрешения Филиппа переселилась в каюту для знатных пассажиров, где ей никто не мешал. Однако, днем она большую часть времени проводила с Данилой и капитаном. Последний стал менее мрачным и, когда была такая возможность, общался со своими потомками и много рассказывал о прошлом, сильно приукрашивая свою жизнь и время, в котором он жил. Даня даже немного жалел, что ему не посчастливилось родиться в семнадцатом веке. Филипп стрелял с Данилой из пистолета и подарил Соне довольно много драгоценностей, которые она должна была забрать с собой. Но когда и как они смогут вернуться в нормальную жизнь, Соня не знала.

Невероятная, абсурдная, противоречащая логике и разуму мысль о том, что Летучий Голландец действительно существует, постепенно доходила до сознания Сони. «Не зря же мы слышим о клинической смерти, снежном человеке, летающих тарелках, полтергейсте, экстрасенсах и множестве подобных сверх естественных вещей, – думала она. – Ведь не бывает же дыма без огня, видимо, вышеуказанные явления или хотя бы часть из них имеют под собой какое‑то реальное основание. Сказать, что я удивлена и шокирована открывшейся правдой значит не сказать ничего. Но сознание человека так устроено, что, к сожалению, даже миллион долларов через какое‑то время перестает вызывать восторг и поражать до глубины души. Я, как это ни странно звучит, за несколько дней немного привыкла к тому, что мы переносимся на Летучем Голландце в разные точки мирового океана».

Соню все равно волновал вопрос о том, что сказал ангел. Интуиция подсказывала ей, что это единственный способ снять проклятие, но их предок обходил эту тему. Она перестала искать встречи с Элаем, ей почему‑то снова стало казаться, что ничего кроме новых страданий это не принесет. София пришла к мысли, что она уже не сможет встречаться с мужчинами, если не дождется момента, когда будет чувствовать всем сердцем, что поступает правильно.

Капитан старался как можно реже общаться с командой, так как его ненавидели и делали все назло, он передавал свои решения через Дирка и Питера Ван Гольфа. Матросы перестали приставать к Соне. Хотя на корабле дисциплина была вконец расшатана и людям, доведенным до отчаяния, было на все наплевать, им все же приходилось выполнять приказы боцмана во время шторма. И он по просьбе Филиппа запретил им приставать к подопечной капитана и был готов избить любого, кто будет это делать. Но Дирк твердо решил добиться близости с Соней. Он жалел, что из‑за присутствия капитана почти не имеет возможности пообщаться с ней, но не терял надежды. Элай в свою очередь почти постоянно думал о Соне и понял, что без памяти влюбился в нее.

Почти все матросы пили ром, устраивали драки, грязно ругались, и атмосфера на корабле была гнетущей. Еды почти не было, кроме лепешек очень плохого качества и консервов. Только у помощника капитана был холодильник с деликатесами, который закрывался на сейфовый замок. Дирк пытался угостить Соню, но капитан не дал ему это сделать. Чувствовалась гнетущее отчаяние и страшное, подобное до предела натянутым струнам, внутреннее напряжение всех вокруг, которое парадоксальным образом сочеталось с мрачной злой апатией. Психологически было крайне тяжело находиться на корабле. Филиппу постоянно приходилось отлучаться, чтобы заниматься спасением судна в шторм, и тогда Соня и Данила сидели или лежали на сундуке, вкрученном в пол, стараясь удержать равновесие, их укачивало, и самочувствие было ужасным. Такое иногда продолжалось по полдня или больше.

В тот день Соня проснулась от того, что постоянная сильная качка, от которой она ужасно устала, неожиданно закончилась. Она услышала радостные крики людей. Дверь гостевой каюты, где Соня пыталась спать, несмотря на шторм, отворилась, и она увидела капитана. Его волосы растрепались от ветра, и он выглядел очень взволнованным и даже радостным, следом за ним вошел довольный Данила.

Филипп с лихорадочным блеском в глазах сообщил: «Сегодня мы сойдем на берег, я не думаю, что Всевышний настолько жесток, что заставит вас остаться на корабле, это все мои нервы. Я очень надеюсь, что вы сможете уехать сегодня». У Сони радостно забилось сердце.

– Жалко, конечно, с вами расставаться, – вздохнула она. – И как же мы уедем? – забеспокоилась София. И тут она сообразила, что можно приобрести авиабилеты через систему он‑лайн бронирования. Это мог сделать только Дирк. И Данила попросил штурмана об этом. Помощник капитана неожиданно согласился легко и без всяких условий. Дирк сказал, что отсутствие у ребят паспортов это не страшно, так как у него есть человек, который может залезть на внутренний сайт отеля и узнать их данные. Также он обещал помочь с посадкой на самолет. Соня не очень поверила этому, но альтернативы все равно не было.

Через несколько минут в их каюту, улыбаясь, вошел штурман.

Чтобы отдать авиабилеты, он выбрал момент, когда капитан вышел из каюты.

– Вот, возьмите, дорогие ребята. Что бы вы делали без меня, – сказал Дирк и протянул им две бумажки для предъявления в аэропорту, – и без моего несгораемого водонепроницаемого сейфа, где хранится ноутбук.

– Наверно, без вас мы бы наслаждались спокойным утром, – очаровательно улыбнулась Соня.

– И это вместо благодарности, крошка! Мы с тобой еще обязательно увидимся, и я жду не дождусь этого момента, – серьезно сказал он.

– Спасибо, что поставили меня в известность о нашем предстоящем свидании, – сказала Соня, стараясь придать голосу небрежный оттенок. – Вы так твердо верите, что сбудутся ваши мечты, наверно, вы романтик и немного не от мира сего.

Дирк криво улыбнулся:

– Говорят, что женщина не может быть умной и красивой одновременно, не пытайтесь говорить умные вещи, ведь вы так красивы.

– Не верьте тому, что говорят люди. Может, ваша главная ошибка в том, что вы доверяете мнениям других и не имеете собственного?

Тут вошел капитан и Дирк вышел, послав Соне воздушный поцелуй.

«Да, возможно, не очень удачную роль я играю, – думал он, – посмотрел несколько их фильмов и выбрал такой тип поведения современного героя, чтобы ей понравиться. Есть в этом нечто шаблонное, неживое. Похоже, она неглупая девочка надо было придумать что‑то более оригинальное. Меня так возбуждает ее остроумие, надеюсь, у меня будет шанс доказать ей ни на словах, а на деле мое превосходство. Жаль, что не могу сочинить для нее красивые стихи». Он вздохнул и быстро пошел в свою каюту собирать вещи.

«Странно, похоже, он действительно уверен, что мы еще увидимся, – думала Соня, – почему‑то мне хочется еще с ним пообщаться, он такой мужественный и необычный. Что я в нем такого нахожу? Что вообще находит мужчина в женщине и женщина в мужчине? По каким непонятным неписаным законам возникает тонкая эфирная рвущаяся материя взаимной симпатии, которая может перерасти во что‑то большее, а может раствориться и исчезнуть, едва возникнув?»<