Де Лейва. Об услуге, которую он из тщеславия оказал этому сеньору

 

Оставим на некоторое время мою женитьбу. Порядок повествования требует,

чтобы я сперва рассказал об услуге, оказанной мною моему прежнему барину,

дону Альфонсо. Я совершенно позабыл об этом кавалере и вспомнил о нем вот

по какому случаю.

Около этого времени освободилось в Валенсии место губернатора. Узнав об

открывшейся вакансии, я подумал о доне Альфонсо де Лейва. Мне пришло в

голову, что такой пост будет для него весьма подходящим, и я решил

похлопотать об этом не столько по дружбе, сколько из хвастовства. Мне

казалось, что если я добьюсь своего, то заслужу немало чести. А потому я

обратился к герцогу Лерме и сказал ему, что служил прежде управителем у

дона Сесара де Лейва и его сына и что, имея все основания питать к ним

признательность, осмеливаюсь просить о предоставлении одному из них

губернаторской должности в Валенсии. Министр ответил мне:

- Весьма охотно, Жиль Блас. Мне приятно видеть, что ты благодарный и

великодушный человек. К тому же ты хлопочешь о семействе, которое я

уважаю. Все Лейва - добрые слуги королю; они заслуживают этого места.

Располагай им по своему усмотрению. Я даю его тебе в качестве свадебного

подарка.

Радуясь своему успеху, я поспешил к Кальдерону, чтобы оформить приказ о

назначении дона Альфонсо. Множество народа ждало в почтительном молчании

аудиенции у дона Родриго. Протискавшись сквозь толпу, я подошел к дверям

кабинета, которые раскрылись передо мной. Я застал у него множество всяких

кавалеров, командоров и других важных сановников, которых Кальдерон

выслушивал по очереди. Поразительно, как менялось его обращение в

зависимости от того, с кем он говорил. Одним он просто кивал головой,

других удостаивал поклона и провожал до дверей кабинета. Таким образом он

вкладывал различные оттенки вежливости в каждое приветствие. Некоторые

кавалеры, как я заметил, возмущались его невниманием и проклинали в душе

необходимость, заставлявшую их пресмыкаться перед этой личностью. Другие,

напротив, смеялись про себя над его напыщенностью и самодовольством. Все

эти наблюдения не приносили мне, впрочем, никакой пользы, ибо у себя я

поступал так же, как он, и нисколько не заботился о том, одобряют ли или

хулят мои надменные ухватки, лишь бы только с ними считались.

Случайно взглянув на меня, дон Родриго поспешно покинул дворянина,

который его о чем-то просил, и бросился обнимать меня с изъявлениями

дружбы, весьма меня изумившими.

- Ах, любезный собрат, - воскликнул он, - какое обстоятельство

доставляет мне удовольствие видеть вас здесь? Чем могу вам служить?

Я объяснил ему причину своего посещения, после чего он заверил меня,

что завтра в тот же час бумага будет готова. Он не ограничил этим своей

любезности, но проводил меня до дверей прихожей, куда сопровождал только

самых высокопоставленных лиц, и тут снова обнял меня.

"Что означают все эти учтивости к что они мне предвещают? - подумал я,

уходя от дона Родриго. - Не замышляет ли Кальдерой меня погубить! А может

быть, напротив, он добивается моей дружбы или, предчувствуя закат своего

фавора, обхаживает меня для того, чтобы я вступился за него перед нашим

патроном".

Я не знал, на каком из этих предположений остановиться,

Когда я на другой день вернулся к нему, он обошелся со мной таким же

образом и осыпал меня ласками и учтивостями. Правда, он отыгрался в этом

отношении на других лицах, явившихся к нему с просьбами. Одних он принял

резко, других - холодно, так что почти все остались им недовольны. Но за

них отомстило тут же случившееся происшествие, о котором я не считаю

нужным умолчать. Пусть оно послужит предостережением для чиновников и

секретарей, которые о нем прочтут.

Один посетитель, одетый весьма скромно и выглядевший не тем, кем он был

на самом деле, подошел к Кальдерону и заговорил с ним о какой-то

челобитной, поданной им герцогу Лерме. Дон Родриго даже не взглянул на

него и спросил резким тоном:

- Как вас зовут, любезный?

- В детстве меня звали Франсильо, - хладнокровно ответил кавалер, -

затем меня стали называть доном Франсиско де Суньига, а теперь я зовусь

графом Педроса.

Этот ответ озадачил Кальдерона, и, видя, что перед ним знатнейший

вельможа, он захотел извиниться.

- Сеньор, - сказал он графу, - прошу меня извинить: я вас не знал...

- Мне не нужны твои извинения, - высокомерно прервал его граф. - Я

презираю их не меньше, чем твои неучтивости. Знай, что секретарь министра

должен быть одинаково вежлив со всеми, кто бы к нему ни пришел. Можешь

кичиться сколько угодно, воображая себя заместителем своего господина, но

помни, что ты только его лакей.

Великолепный дом Родриго был глубоко уязвлен этим уроком. Тем не менее

он нисколько не образумился. Я наметал себе это на ус, решив поосторожнее

разговаривать с просителями на своих аудиенциях и обращаться нагло только

с немыми. Так как указ оказался готов, то я взял его с собой и отправил с

нарочным дону Альфонсо, приложив письмо от герцога Лермы, в котором его

светлость извещал этого молодого сеньора, что король соблаговолил

назначить его губернатором Валенсии. Я не стал уведомлять дона Альфонсо о

своем участии в его назначении и даже не написал ему, рассчитывая на

удовольствие известить его об этом устно и доставить ему приятный сюрприз,

когда он прибудет ко двору для принесения служебной присяги.