Истинная тьма и лунный свет (гет, Чонин/Суджон)

Алисе)

У Бледноокой ласковые руки.

В ней нет того яростного пламени, которое отличает Солнце. Старший брат милостиво дарит свет, а вместе с ним и жизнь, но часто бывает гневлив, грозит засухами и пожарами; младшая сестра мало вмешивается в людские дела, ведая лишь приливами и отливами. Если день горяч и страстен, ночь тиха и нежна; солнце – буйство, луна – умиротворение. Бледноокая иногда спускается на землю, но предпочитает с заоблачной высоты созерцать зеркальные водные глади, серебря их волшебным светом. Брат бережёт свою сестру, красу которой в сонетах и переборах гитарных струн воспевают поэты и музыканты, считающие её извечной покровительницей; зорко следит за тем, чтобы оставалась она чистой.

Но ото всего на свете защитить владыка Солнце не способен, ведь и он не всесилен.

Любовь – самая нежная отрава.

***

Суджон любит гулять по волнам, творить на них лунные дорожки, слушать песни, доносящиеся с прибрежных скал. Местные говорят, что это коварные русалки заманивают в свои тенета неосторожных ночных путников, готовых сломя голову помчаться вперёд на звуки нежных женских голосов. Суджон не знает, действительно ли это так опасно; однажды она видела мужчину в объятиях морской девы, и он не выглядел несчастным или страдающим. Бледноокой к лицу стыдливость, так не устаёт повторять брат Гэн, поэтому Суджон тогда поспешно отвернулась, едва завидев, как русалка склонилась к губам своей одурманенной счастьем жертвы.

Бледноокая ни за что не хочет признаваться даже самой себе в том, что ей знакомо столь человеческое чувство, как лёгкая зависть, вызывающая вслед за собой печаль.

Бледноокая потерянно озирается, вглядываясь в темноту, которую невозможно побороть её слабым светом; она ждёт, но невысказанные вопросы – ещё одна капля в океане безмолвия.

В темноте много глаз, но все они – не её порождение, скорее слуги, почитатели, ночные жители и скрытные особы, не терпящие лишнего внимания.

Суджон знает: истинная тьма слепа.

Бледноокая не единственная хозяйка царства поблекших красок; темнота окутывает со всех сторон, но не позволяет к себе приблизиться. Суджон шагает по волнам, но сердце тоскливо плачет, потому что стремится к иному. Она искоса глядит в сторону, туда, куда не добирается её свет. Ей видится высокий силуэт, кутающийся во мрак. Всегда – мельком. Всегда – издали. И неизменная повязка на глазах, ведь тьма рождена быть незрячей. Как бы ни была Суджон быстра, лунный свет отпугивает Прячущегося в Темноте, и он всегда ускользает, оставляя её обиженно опускать руки. Но он никогда не уходит далеко, она знает; молчаливо наблюдает, вернее – чувствует.

Если бы русалки научили её петь так же нежно и пронзительно, превращая мелодию в зов невиданной силы... Смогла бы она позвать его? Откликнулся бы он?

У Бледноокой есть все ночи, отведённые этому миру; у Бледноокой нет того, что она истово желает.

Стрёкот ночных цикад порой заменяет пение морских дев. Суджон гуляет далеко от берега, и там, где она проходит, вода отражает чистейший серебряный свет. Из такой воды можно сварить волшебное зелье, но Бледноокой нет до этого дела, она чахнет уже не первый месяц, на все расспросы уклончиво отвечая брату своему, Солнцу, что беспокоиться не о чем. Если бы это было правдой...

Суджон выходит на берег прямо по острым камням, раня босые ступни. В задумчивости своей она не чувствует боли, оставляет на тёмной серости влажные отметины. Кровь Бледноокой, как и её слёзы, волнуют море, которое отвечает глухим ропотом. Кровь станет кораллами, слёзы – жемчугом. Но отзываются не только волны.

Темнота обнимает её ступни, дрожит и клубится возле самой земли, отпугиваемая светом, но настойчиво касающаяся израненной кожи. Суджон охает, а темнота целует её, уводя боль.

- Подожди! – кричит Бледноокая, бросаясь вперёд быстрее, чем когда бы то ни было.

В глазах – тоже темнота, словно её зрение внезапно затуманилось. Суджон спотыкается и успевает вскрикнуть, но вместо падения чувствует опору; обнаруживает себя прижимающейся к чужой спине. Дыхание перехватывает; сияние меркнет, сливаясь с ночным мраком, укрывающим её ото всех любопытных глаз. Суджон не видит лица, но Прячущийся стоит и больше не пытается исчезнуть.

- Не уходи, - шепчет Суджон, закрывая глаза, предлагая сыграть на равных. – Я буду петь тебе, если захочешь, я научусь...

Прячущийся не отвечает, словно он не только слеп, но и нем. Суджон тихонько вздыхает, когда его ладонь встречается с её собственной, а свет и тень сливаются воедино.

***

Любовь – самая нежная отрава.

Любовь – самое сладкое лекарство...

Примечание к части

Написано на совершенно волшебный арт - https://pp.vk.me/c624121/v624121105/2cef5/eJt12tlqWfY.jpg