Tales of the silent city (part I)

Tales of the silent city (part I)

https://ficbook.net/readfic/3113148

Автор: RedSamhain (https://ficbook.net/authors/184939)
Пейринг или персонажи: Лухан, Кай, Крис, Сухо, Лэй, Чанёль, Чон Сучжон, Сюмин, для каждой части свои персонажи
Рейтинг: G
Жанры: Мистика, AU, Songfic
Предупреждения: Элементы гета, Элементы слэша
Размер: Драббл, 12 страниц

Описание:
У Тихого Города в запасе множество историй // сборник сказочных драбблов

 

Великан (джен, Минсок, Хань)

Поле)

 

Минсок сидит на берегу, босые ступни почти касаются прохладной воды, но он не шевелится, опасаясь разрушить завлёкшее его в свои силки дремотное состояние. Солнце село несколько часов назад, а луна взошла бледная, мутная, словно больная, и теперь пускает по волнам дорожки. Минсок молчит и вокруг тихо - мир восторжествовавшего безмолвия, лишь кажущийся безмятежным.

Говорят, это озеро вечное. Его зеркальная гладь отражала небо тогда, когда Города ещё не существовало, и будет отражать тогда, когда Города не станет. Минсоку это часто снилось раньше – как Город появлялся, камень за камнем, дом за домом, изгородь за изгородью; как Город исчезал, оплетаемый дикими травами, пускающими по камням трещины. А озеро не менялось, ему совсем не было дела до людей и их творений. Оно старше и мудрее, словно геймановский океан в конце дороги; целебный источник, причина всех причин, первоначало. Именно благодаря ему Город такой непостижимый, странный, всегда разный, старый и молодой одновременно, таящий в себе бесконечное множество троп и дверей во все стороны, поди рассмотри да разгадай. Минсоку нравятся узкие улочки, мозаичные мостовые, разноцветная черепица на трехэтажных домах, флюгеры в виде петухов, мчащихся на мётлах ведьм и золотых драконов, витражные окна в соборе и вид на вечно туманные горы далеко за городской чертой.

Но озеро нравится ему больше.

Оно безымянное, но он называл его сотней имён. Зеркальное, Келед-Зарам, прямо по Толкиену; путь к Авалону; Звёздное, потому что в нём так ясно отражается вселенная, будто оно является её частью. Но имена приходили и уходили; Безымянное не менялось. Озеру хорошо не иметь названия, и Минсок однажды с этим смирился, ведь возле его берегов он всегда был только гостем.

Ветер разносит запах ночных фиалок, взъерошивает волосы Минсока и волнует воду рябью. Если не считать этого, ничто не нарушает притаившегося здесь спокойствия, будто само время замедлило ход. Минсок не хочет уходить, даже если ночная прохлада гонит его прочь. Он сквозь ресницы смотрит на озеро, наслаждаясь каждым проведённым рядом с ним мгновением.

Когда-то давно он слышал сказку о великане, который собирал волны, окрашенные лунным светом, и варил из них волшебное зелье, чтобы однажды стать человеком.

Руки великана были такими длинными, что он мог обнять городской собор, но люди бежали от него в ужасе

В детстве Минсок верил, что такое возможно, закрывал глаза и видел сны, в которых окутанная темнотой фигура медленно брела по озеру, зачерпывая воду в свои большие ладони.

И влага серебрилась на его неуклюжих пальцах, потому луна была к нему милостива

Каждую ночь, перед тем, как лечь в кровать, Минсок прибегал к берегу, высматривая сказочное чудище; разумеется, никогда его не видел, пусть и страстно желал. Только тени плясали на воде; Минсок вглядывался в них, но они были безмолвны и чужды, эти извечные хранители тайн.

Великан научился становиться невидимкой, потому что людской страх жалил его так, как могут жалить разъярённые осы

Минсок писал ему письма, сворачивал их трубочками и пропихивал в болотно-зелёные бутылки с узкими горлышками, после чего, хорошенько разбегаясь и размахиваясь, бросал их в озеро, как бросал бы в почтовый ящик. Он писал о том, что не боится; о том, что у великана всё получится, ведь не могут же неудачи преследовать его вечно? Минсок знал, что значит быть одиноким, и ему казалось, что они с ним могли бы подружиться. Но у Минсока были родители, иногда вспоминавшие о том, что у них есть ребёнок; у великана не было ни папы, ни мамы, и это всегда казалось очень-очень грустным.

Город дарит чудеса тем, кто в них верит, плетёт из пространства и времени изящное и тонкое кружево, ведает о многих историях - тех, что уже случились и тех, что могут случиться.

Неужели великан за сотни лет так и не смог осуществить свою мечту?

Неужели лунное зелье бесполезно?

Луна подсвечивает воду, а Минсок всё больше погружается в дрёму, когда ему чудится слишком большая фигура, движущаяся в его сторону с середины озера. Он вздрагивает, широко открывая глаза, но понимает, что то была дурная шутка неуёмной фантазии, сонный морок: светловолосый парень, который выходит на берег, не намного его выше, только выглядит как-то странно... восторженно, что ли?

- Привет, - улыбается он, и Минсок почему-то не может не улыбнуться в ответ.

Неуклюжие пальцы, поправляющие взлохмаченные волосы, серебрятся от влаги.

- Привет, - отвечает Минсок и даже не спрашивает, что незнакомец делает ночью на берегу, ведь не ему о таком судить.

А тот просто садится рядом, на песок, и продолжает светиться счастьем, потому что...

Неудачи не могут преследовать кого-то целую вечность.

Шуршику)

 

Небо – оно Океан, это давно всем известно.

Такое же синее, временами умиротворённое, временами опасное, но неизменно прекрасное в любой своей ипостаси. У океана свои шторма, у неба свои. Чонин любит их неразделимо, и они любят друг друга, ведь на далёкой линии горизонта воздушная и влажная синева гармонично сливаются в нежном поцелуе.

Чонин несчастен, потому что он может часами плавать, подобно самой быстрой рыбе, но небо его не принимает.

Перья с загубленных крыльев давно погребла под собой немая мать-земля, которой нет дела до того, как вольно дышится там, наверху. Память предков дразнит во снах лихим ощущением полёта и вкусом ветра на губах, но поутру всё рассеивается, словно детская фантазия, не имеющая под собой основы. Чонин лежит на кровати, как упавший без сил; гравитация, о которой рассказывают мудрые учителя, крепко держит в своих сетях, невыносимо. Бывает, ночами он сбегает к Океану, и тот ласково омывает тёплыми волнами его босые ступни, утешает в своих объятиях, оглаживая искалеченные лопатки.

Но Чонин – не Океан. Чонин – потерянное Небо.

Когда он родился, вместо пары крыл на его спине обнаружилась пара деформированных обрубков с тусклыми перьями, которые опали уже через неделю. Другие дети и вовсе рождались с нормальными спинами, обыкновенными лопатками, отсутствием стремления взмыть вверх; летучее племя вымерло на раз-два. Говорят, воздух уже не тот; говорят, крылатых прокляли; говорят, им однажды расхотелось летать, как будто они внезапно разлюбили Небо – как будто его можно разлюбить так просто!

Говорят, что Небо мёртвое, а Океан – всего лишь очень большое озеро.

А Чонин не столько несчастен, сколько одинок.

Он спрашивал других детей, но они смотрели на него так, словно он говорил с ними на неведомом языке. Хуже того, они смотрели на него, будто на ожившую диковину или – и такое бывало – на сбежавшего из бродячего цирка уродца. А лопатки чесались ужасно; то ли от недоразвитых крыльев, пытавшихся оторвать его от земли, то ли от косых взглядов, в которых никогда не было ни капли любви. Для детей он был странным существом, слепленным из иной глины; для взрослых - напоминанием о вырождении и жизни на чужбине.

Немало воды утекло, прежде чем последний ребёнок, имеющий зачатки крыл, окончательно понял, что у него никого нет.

Ноги Чонина часто приводят его в сердце Города, к стрельчатым аркам и контрфорсам Китового собора, к его узким и высоким башням, витражным окнам и древним фрескам. Туда давно никто не ходит, прихожане разбежались, у них теперь другая вера; там пахнет пылью, солью, сухими травами и былыми надеждами. Чонин ложится на холодный каменный пол, прижимается к нему щекой; Чонин закрывает глаза, и зуд в лопатках ненадолго стихает.

С витражей и фресок на него смотрят могучие летучие киты, целое племя. Когда-то они беспрепятственно и легко кружили над Городом, величаво проплывали над колесом обозрения в Пёстром парке, скорбно и медленно двигались над Погостом, пели песни над Весёлой площадью во время праздников. Они были вольными, связывали Океан и Небо точно так же, как крылатые люди, да только канули эти времена в Лету. Чонину холодно на камнях, но он подолгу не уходит, разглядывая изображения летучих китов, представляя, как поднимается вместе с ними всё выше.

Именно в Китовом Соборе Чонин встречает Чанёля.

Тот спит под скамьёй, большой и нескладный, с пепельными волосами, похожими на волосы Чонина. На мгновение мелькает мысль – а вдруг? – но спина у Чанёля ровная, никаких следов крыльев или их подобия. Хотя... Чонин садится на скамью, прижимает коленки к груди и ждёт, когда незнакомец, невесть как залетевший в собор, проснётся. Он даже сам успевает задремать, но торопиться некуда, можно сидеть хоть всю ночь напролёт.

У Чанёля волосы взъерошены, уши торчат, а глаза смотрят восторженно. Чонин сонно моргает, а тот уже кряхтит и улыбается, забираясь на скамью. Нос к носу – странно; в соборе никогда так сильно не пахло Океаном, как сейчас.

- Я не знал, что сюда ещё приходят люди, - озадаченно говорит Чанёль.

- Они и не приходят, - чуть виновато отвечает Чонин, себя не считая.

Чанёль понимающе улыбается, ведь он и не ожидал ничего другого. Он смотрит Чонину за спину, и уголки его губ печально опускаются.

- Можно?

Никто и никогда не спрашивал о подобном, но Чонин согласно кивает. И вздрагивает, когда большая ладонь ложится на спину, осторожно касаясь лопаток.

- Говорят, раньше киты и крылатые люди, они... путешествовали вместе, - быстро, а потому немного сбивчиво, начинает Чонин. – Говорят, раньше их было много-много. Небо и Океан любили их одинаково. А потом летучие просто уплыли, неизвестно куда. Говорят, последний кит...

-... переродился человеком, похожим на одного из крылатых, - тихо продолжает Чанёль. – Говорят, что иногда он посещает Китовый собор, горюя о том, чего нельзя вернуть.

Чонин кусает губы, глядя на него. Он уверен.

В Китовый собор никто не приходит, кроме него и... самого последнего кита на всём белом свете.

- Как тебя зовут?

- Чанёль. А тебя?

Чанёль – потерянные Океан и Небо.

- Я Чонин.

Чонин – деформированные крылья и отчаянная надежда.

Большая ладонь продолжает гладить лопатки, и неведомое ранее чувство заставляет Чонина уткнуться лицом в чужое плечо и всхлипнуть.

Возможно, он больше не будет таким одиноким.

Возможно, последний на свете кит заберёт его с собой.

Алисе)

 

У Бледноокой ласковые руки.

В ней нет того яростного пламени, которое отличает Солнце. Старший брат милостиво дарит свет, а вместе с ним и жизнь, но часто бывает гневлив, грозит засухами и пожарами; младшая сестра мало вмешивается в людские дела, ведая лишь приливами и отливами. Если день горяч и страстен, ночь тиха и нежна; солнце – буйство, луна – умиротворение. Бледноокая иногда спускается на землю, но предпочитает с заоблачной высоты созерцать зеркальные водные глади, серебря их волшебным светом. Брат бережёт свою сестру, красу которой в сонетах и переборах гитарных струн воспевают поэты и музыканты, считающие её извечной покровительницей; зорко следит за тем, чтобы оставалась она чистой.

Но ото всего на свете защитить владыка Солнце не способен, ведь и он не всесилен.

Любовь – самая нежная отрава.

***

 

Суджон любит гулять по волнам, творить на них лунные дорожки, слушать песни, доносящиеся с прибрежных скал. Местные говорят, что это коварные русалки заманивают в свои тенета неосторожных ночных путников, готовых сломя голову помчаться вперёд на звуки нежных женских голосов. Суджон не знает, действительно ли это так опасно; однажды она видела мужчину в объятиях морской девы, и он не выглядел несчастным или страдающим. Бледноокой к лицу стыдливость, так не устаёт повторять брат Гэн, поэтому Суджон тогда поспешно отвернулась, едва завидев, как русалка склонилась к губам своей одурманенной счастьем жертвы.

Бледноокая ни за что не хочет признаваться даже самой себе в том, что ей знакомо столь человеческое чувство, как лёгкая зависть, вызывающая вслед за собой печаль.

Бледноокая потерянно озирается, вглядываясь в темноту, которую невозможно побороть её слабым светом; она ждёт, но невысказанные вопросы – ещё одна капля в океане безмолвия.

В темноте много глаз, но все они – не её порождение, скорее слуги, почитатели, ночные жители и скрытные особы, не терпящие лишнего внимания.

Суджон знает: истинная тьма слепа.

Бледноокая не единственная хозяйка царства поблекших красок; темнота окутывает со всех сторон, но не позволяет к себе приблизиться. Суджон шагает по волнам, но сердце тоскливо плачет, потому что стремится к иному. Она искоса глядит в сторону, туда, куда не добирается её свет. Ей видится высокий силуэт, кутающийся во мрак. Всегда – мельком. Всегда – издали. И неизменная повязка на глазах, ведь тьма рождена быть незрячей. Как бы ни была Суджон быстра, лунный свет отпугивает Прячущегося в Темноте, и он всегда ускользает, оставляя её обиженно опускать руки. Но он никогда не уходит далеко, она знает; молчаливо наблюдает, вернее – чувствует.

Если бы русалки научили её петь так же нежно и пронзительно, превращая мелодию в зов невиданной силы... Смогла бы она позвать его? Откликнулся бы он?

У Бледноокой есть все ночи, отведённые этому миру; у Бледноокой нет того, что она истово желает.

Стрёкот ночных цикад порой заменяет пение морских дев. Суджон гуляет далеко от берега, и там, где она проходит, вода отражает чистейший серебряный свет. Из такой воды можно сварить волшебное зелье, но Бледноокой нет до этого дела, она чахнет уже не первый месяц, на все расспросы уклончиво отвечая брату своему, Солнцу, что беспокоиться не о чем. Если бы это было правдой...

Суджон выходит на берег прямо по острым камням, раня босые ступни. В задумчивости своей она не чувствует боли, оставляет на тёмной серости влажные отметины. Кровь Бледноокой, как и её слёзы, волнуют море, которое отвечает глухим ропотом. Кровь станет кораллами, слёзы – жемчугом. Но отзываются не только волны.

Темнота обнимает её ступни, дрожит и клубится возле самой земли, отпугиваемая светом, но настойчиво касающаяся израненной кожи. Суджон охает, а темнота целует её, уводя боль.

- Подожди! – кричит Бледноокая, бросаясь вперёд быстрее, чем когда бы то ни было.

В глазах – тоже темнота, словно её зрение внезапно затуманилось. Суджон спотыкается и успевает вскрикнуть, но вместо падения чувствует опору; обнаруживает себя прижимающейся к чужой спине. Дыхание перехватывает; сияние меркнет, сливаясь с ночным мраком, укрывающим её ото всех любопытных глаз. Суджон не видит лица, но Прячущийся стоит и больше не пытается исчезнуть.

- Не уходи, - шепчет Суджон, закрывая глаза, предлагая сыграть на равных. – Я буду петь тебе, если захочешь, я научусь...

Прячущийся не отвечает, словно он не только слеп, но и нем. Суджон тихонько вздыхает, когда его ладонь встречается с её собственной, а свет и тень сливаются воедино.

***

 

Любовь – самая нежная отрава.

Любовь – самое сладкое лекарство...

Примечание к части

Написано на совершенно волшебный арт - https://pp.vk.me/c624121/v624121105/2cef5/eJt12tlqWfY.jpg

Катеньке)

 

Раньше Исин старался не задумываться о том, как легко ломаются вещи и люди: особого повода не было, да и страшно слишком. Это для Ифаня разрушение - вторая натура; драконов хлебом не корми, дай что-нибудь сжечь, выкорчевать, сломать, разнести по кирпичику, смешать с трухой и пылью. Исин считает это варварством; ему самому куда ближе созидание, стремящиеся ввысь шпили соборов, витражи и фрески, пышные сады и перекинутые через реки мосты. Да только Ифаня разве переучишь? Исин не боится высказывать дракону всё, что о нём думает, но одно дело огорчаться поступкам, и совсем другое - указывать, как жить. У всех златокрылых в крови пламенная ярость, тут уж ничего не поделаешь. Потому-то и когти их крепче стали, клыки острей мечей, а чешуя - прочнее любой брони. Исин смотрит на то, как Ифань золотой вспышкой взмывает вверх с Закатной башни, и это зрелище так же прекрасно, как парение летучих китов, вымерших давным-давно, в те времена, когда он ещё носил своё первое имя...

Тяжело - находиться рядом; давит на плечи сверхъестественным грузом, словно небо на плечи Атланта. Исин не привык и никогда, наверное, не привыкнет, а Ифань привычно рушит почти всё, к чему прикасается.

Сожмёт в объятиях, а у Исина душа сжимается, больно так, опасно. Зачем дракону держать рядом с собой такое слабое существо? Даже в человеческом обличье Ифаню раз плюнуть убить Исина одним махом. Но не бьёт же. Касается осторожно, словно и в самом деле боится ранить. Спрашивает разрешения, прежде чем нежно коснуться губ. Исин смотрит в золотые глаза с вертикальными зрачками и чего-то не понимает.

Что за странная игра?

Сломаешь - не сломаешь?

Оставишь - не оставишь?

Или...

Исин не позволяет себе надеяться, в очередной раз отпуская Ифаня в свободный полёт, который может длиться часы, а может - месяцы... Драконы мчатся меж звёзд, поклоняются луне, спят на солнце, сворачиваясь клубками: когда им думать о времени, когда перед ними открыта вся вселенная? Исин хотел бы пойти за ним хотя бы раз, но это невозможно. Его удел – ждать.

Что Ифань делает, когда отправляется далеко за горизонт? Разоряет деревни, ищет богатые клады и редкие самоцветы, похищает королевских дочерей, красу которых не устают воспевать менестрели? Исин не знает и, по правде, знать не хочет.

Лишь бы Ифань всегда возвращался.

***

 

Исин когда-нибудь поймёт, что Ифань умеет не только разрушать, просто строить получается у него пока ещё совсем неумело, может, немного криво, но зато с искренним желанием. Его большие руки не знали раньше созидания; он двигает ими, как увлечённый ребёнок, творящий из песка свой первый замок.

Исин когда-нибудь узнает, что Ифань уже не разоряет деревни, а на королевских дочек и не смотрит. В каждой деревне нынче полным-полно драконоборцев, а королевские дочки выродились, сложно найти среди них настоящих красавиц.

Исин когда-нибудь сделает чудесное открытие, которое приведёт его в восторженный трепет, - он, на самом-то деле, тот самый заветный клад, который Ифань искал всю свою крылатую жизнь.

tales of the silent city (part I)

https://ficbook.net/readfic/3113148

Автор: RedSamhain (https://ficbook.net/authors/184939)
Пейринг или персонажи: Лухан, Кай, Крис, Сухо, Лэй, Чанёль, Чон Сучжон, Сюмин, для каждой части свои персонажи
Рейтинг: G
Жанры: Мистика, AU, Songfic
Предупреждения: Элементы гета, Элементы слэша
Размер: Драббл, 12 страниц

Описание:
У Тихого Города в запасе множество историй // сборник сказочных драбблов