Часть первая дорога из жёлтого кирпича

УРАГАН

 

Среди обширной канзасской степи жила девочка Элли. Её отец фермер Джон, целый день работал в поле, мать Анна хлопотала по хозяйству.

Жили они в небольшом фургоне, снятом с колёс и поставленном на землю.

Обстановка домика была бедна: железная печка, шкаф, стол, три стула и две кровати. Рядом с домом, у самой двери, был выкопан «ураганный погреб». В погребе семья отсиживалась во время бурь.

Степные ураганы не раз уже опрокидывали лёгонькое жилище фермера Джона. Но Джон не унывал: когда утихал ветер, он поднимал домик, печка и кровати ставились на места, Элли собирала с пола оловянные тарелки и кружки — и всё было в порядке до нового урагана.

Вокруг до самого горизонта расстилалась ровная, как скатерть, степь. Кое-где виднелись такие же бедные домики, как и домик Джона. Вокруг них были пашни, где фермеры сеяли пшеницу и кукурузу.

Элли хорошо знала всех соседей на три мили кругом. На западе проживал дядя Роберт с сыновьями Бобом и Диком. В домике на севере жил старый Рольф, который делал детям чудесные ветряные мельницы.

Широкая степь не казалась Элли унылой: ведь это была её родина. Элли не знала никаких других мест. Горы и леса она видела только на картинках, и они не манили её, быть может, потому, что в дешёвых Эллиных книжках были нарисованы плохо.

Когда Элли становилось скучно, она звала весёлого пёсика Тотошку и отправлялась навестить Дика и Боба, или шла к дедушке Рольфу, от которого никогда не возвращалась без самодельной игрушки.

Тотошка с лаем прыгал по степи, гонялся за воронами и был бесконечно доволен собой и своей маленькой хозяйкой. У Тотошки была чёрная шерсть, остренькие ушки и маленькие, забавно блестевшие глазки. Тотошка никогда не скучал и мог играть с девочкой целый день.

У Элли было много забот. Она помогала матери по хозяйству, а отец учил её читать, писать и считать, потому что школа находилась далеко, а девочка была ещё слишком мала, чтобы ходить туда каждый день.

Однажды летним вечером Элли сидела на крыльце и читала вслух сказку. Анна стирала бельё.

— «И тогда сильный, могучий богатырь Арнаульф увидел волшебника ростом с башню, — нараспев читала Элли, водя пальцем по строкам. — Изо рта и ноздрей волшебника вылетал огонь…»

— Мамочка, — спросила Элли, отрываясь от книги. — А теперь волшебники есть?

— Нет, моя дорогая. Жили волшебники в прежние времена, а теперь перевелись. Да и к чему они? И без них хлопот хватит.

Элли смешно наморщила нос:

— А всё-таки без волшебников скучно. Если бы я вдруг сделалась королевой, то обязательно приказала бы, чтобы в каждом городе и в каждой деревне был волшебник. И чтобы он совершал для детей разные чудеса.

— Какие-же, например? — улыбаясь, спросила мать.

— Ну, какие… Вот чтобы каждая девочка и каждый мальчик, просыпаясь утром, находили под подушкой большой сладкий пряник… Или… — Элли с укором посмотрела на свои грубые поношенные башмаки. — Или чтобы у всех детей были хорошенькие лёгкие туфельки…

— Туфельки ты и без волшебника получишь, — возразила Анна. — Поедешь с папой на ярмарку, он и купит…

Пока девочка разговаривала с матерью, погода начала портиться.

Как раз в это самое время в далёкой стране, за высокими горами, колдовала в угрюмой глубокой пещере злая волшебница Гингема.

Страшно было в пещере Гингемы. Там под потолком висело чучело огромного крокодила. На высоких шестах сидели большие филины, с потолка свешивались связки сушёных мышей, привязанных к верёвочкам за хвостики, как луковки. Длинная толстая змея обвилась вокруг столба и равномерно качала пёстрой и плоской головой. И много ещё всяких странных и жутких вещей было в обширной пещере Гингемы.

В большом закопчённом котле Гингема варила волшебное зелье. Она бросала в котёл мышей, отрывая одну за другой от связки.

— Куда это подевались змеиные головы? — злобно ворчала Гингема, — не все же я съела за завтраком!.. А, вот они, в зелёном горшке! Ну, теперь зелье выйдет на славу!.. Достанется же этим проклятым людям! Ненавижу я их… Расселились по свету! Осушили болота! Вырубили чащи!.. Всех лягушек вывели!.. Змей уничтожают! Ничего вкусного на земле не осталось! Разве только червячком, да паучком полакомишься!..

Гингема погрозила в пространство костлявым иссохшим кулаком и стала бросать в котёл змеиные головы.

— Ух, ненавистные люди! Вот и готово моё зелье на погибель вам! Окроплю леса и поля, и поднимется буря, какой ещё на свете не бывало!

Гингема с усилием подхватила котёл за ушки и вытащила из пещеры. Она опустила в котёл большое помело и стала расплёскивать вокруг своё варево.

— Разразись, ураган! Лети по свету, как бешеный зверь! Рви, ломай, круши! Опрокидывай дома, поднимай на воздух! Сусака, масака, лэма, рэма, гэма!.. Буридо, фуридо, сэма, пэма, фэма!..

Она выкрикивала волшебные слова и брызгала вокруг растрёпанным помелом, и небо омрачалось, собирались тучи, начинал свистеть ветер. Вдали блестели молнии…

— Круши, рви, ломай! — дико вопила колдунья. — Сусака, масака, буридо, фуридо! Уничтожай, ураган, людей, животных, птиц! Только лягушечек, мышек, змеек, паучков не трогай, ураган! Пусть они по всему свету размножатся на радость мне, могучей волшебнице Гингеме! Буридо, фуридо, сусака, масака!

И вихрь завывал всё сильней и сильней, сверкали молнии, оглушительно гремел гром.

Гингема в диком восторге кружилась на месте и ветер развевал полы её длинной чёрной мантии…

Вызванный волшебством Гингемы, ураган донёсся до Канзаса и с каждой минутой приближался к домику Джона. Вдали у горизонта сгущались тучи, среди них поблёскивали молнии.

Тотошка беспокойно бегал, задрав голову и задорно лаял на тучи, которые быстро мчались по небу.

— Ой, Тотошка, какой ты смешной, — сказала Элли. — Пугаешь тучи, а ведь сам трусишь!

Пёсик и в самом деле очень боялся гроз, которых уже немало видел за свою недолгую жизнь.

Анна забеспокоилась.

— Заболталась я с тобой, дочка, а ведь, смотри-ка, надвигается самый настоящий ураган…

Вот уже ясно стал слышен грозный гул ветра. Пшеница на поле прилегла к земле, и по ней как по реке, покатились волны. Прибежал с поля взволнованный фермер Джон.

— Буря, идёт страшная буря! — закричал он. — Прячьтесь скорее в погреб, а я побегу, загоню скот в сарай!

Анна бросилась к погребу, откинула крышку.

— Элли, Элли! Скорей сюда! — кричала она.

Но Тотошка, перепуганный рёвом бури и беспрестанными раскатами грома, убежал в домик и спрятался там под кровать, в самый дальний угол. Элли не захотела оставлять своего любимца одного и бросилась за ним в фургон.

И в это время случилась удивительная вещь.

Домик повернулся два, или три раза, как карусель. Он оказался в самой середине урагана. Вихрь закружил его, поднял вверх и понёс по воздуху.

В дверях фургона показалась испуганная Элли с Тотошкой на руках. Что делать? Спрыгнуть на землю? Но было уже поздно: домик летел высоко над землёй…

Ветер трепал волосы Анны, которая стояла возле погреба, протягивала вверх руки и отчаянно кричала. Прибежал из сарая фермер Джон и в отчаяньи бросился к тому месту, где стоял фургон. Осиротевшие отец и мать долго смотрели в тёмное небо, поминутно освещаемое блеском молний…

Ураган всё бушевал, и домик, покачиваясь, нёсся по воздуху. Тотошка, недовольный тем, что творилось вокруг, бегал по тёмной комнате с испуганным лаем. Элли, растерянная, сидела на полу, схватившись руками за голову. Она чувствовала себя очень одинокой. Ветер гудел так, что оглушал её. Ей казалось что домик вот-вот упадёт и разобьётся. Но время шло, а домик всё ещё летел. Элли вскарабкалась на кровать и легла, прижав к себе Тотошку. Под гул ветра, плавно качавшего домик, Элли крепко заснула.

СТРАШИЛА

Элли шла уже несколько часов и устала. Она присела отдохнуть у голубой изгороди, за которой расстилалось поле спелой пшеницы.

Около изгороди стоял длинный шест, на нём торчало соломенное чучело — отгонять птиц. Голова чучела была сделана из мешочка, набитого соломой, с нарисованными на нём глазами и ртом, так что получалось смешное человеческое лицо. Чучело было одето в поношенный голубой кафтан; кое-где из прорех кафтана торчала солома. На голове была старая потёртая шляпа, с которой были срезаны бубенчики, на ногах — старые голубые ботфорты, какие носили мужчины в этой стране. Чучело имело забавный и вместе с тем добродушный вид.

Элли внимательно разглядывала смешное разрисованное лицо чучела и удивилась, видя, что оно вдруг подмигнуло ей правим глазом. Она решила, что ей почудилось: ведь чучела никогда не мигают в Канзасе. Но фигура закивала головой с самым дружеским видом.

Элли испугалась, а храбрый Тотошка с лаем набросился на изгородь, за которой был шест с чучелом.

— Добрый день! — сказало чучело немного хриплым голосом.

— Ты умеешь говорить? — удивилась Элли.

— Научился, когда ссорился тут с одной вороной. Как ты поживаешь?

— Спасибо, хорошо! Скажи, нет ли у тебя заветного желания?

— У меня? О, у меня целая куча желаний! — И чучело скороговоркой начало перечислять: — Во-первых, мне нужны серебряные бубенчики на шляпу, во-вторых, мне нужны новые сапоги, в-третьих…

— Хватит, хватит! — перебила Элли. — Какое из них самое заветное?

— Самое-самое? — Чучело немного подумало. — Сними меня отсюда! Очень скучно торчать здесь день и ночь и пугать противных ворон, которые, кстати сказать совсем меня не боятся!

— Разве ты не можешь сойти сам?

— Нет, в меня сзади воткнули кол. Если бы ты вытащила его из меня, я был бы тебе очень благодарен!

Элли наклонила кол и, вцепившись обеими руками в чучело стащила его.

— Чрезвычайно признателен! — пропыхтело чучело, очутившись на земле. — Я чувствую себя прямо новым человеком. Если бы ещё получить серебряные бубенчики на шляпу, да новые сапоги!

Чучело заботливо расправило кафтан, стряхнуло с себя соломинки и, шаркнув ножкой по земле, представилось девочке:

— Страшила!

— Что ты говоришь! — не поняла Элли.

— Я говорю: Страшила. Это так меня назвали: ведь я должен пугать ворон. А тебя как зовут?

— Элли.

— Красивое имя! — сказал Страшила.

Элли смотрела на него с удивлением. Она не могла понять, как, чучело, набитое соломой и с нарисованным лицом, ходит и говорит.

Но тут возмутился Тотошка и с негодованием воскликнул:

— А почему ты со мной не здороваешься?

— Ах, виноват, виноват! — извинился Страшила и крепко пожал пёсику лапу. — Честь имею представиться, Страшила!

— Очень приятно! А я Тото! Но близким друзьям позволительно звать меня Тотошкой!

— Ах, Страшила, как я рада, что исполнила самое заветное твоё желание! — сказала Элли.

— Извини, Элли, — сказал Страшила, снова шаркнув ножкой, — но я, оказывается, ошибся. Моё самое заветное желание — получить мозги!

— Мозги!?

— Ну да, мозги. Очень неприятно, когда голова у тебя набита соломой…

— Как же тебе не стыдно обманывать? — с упрёком спросила Элли.

— А что значит — обманывать? Меня сделали только вчера и я ничего не знаю…

— Откуда же ты узнал, что у тебя в голове солома, а у людей — мозги?

— Это мне сказала одна ворона, когда я с ней ссорился. Дело, видишь ли, Элли, было так. Сегодня утром поблизости от меня летала большая взъерошенная ворона и не столько клевала пшеницу, сколько выбивала из неё на землю зёрна. Потом она нахально уселась на моё плечо и клюнула меня в щёку. «Кагги-карр! — насмешливо прокричала ворона. — Вот так чучело! Толку-то от него ничуть! Какой это чудак-фермер думал, что мы, вороны, будем его бояться?..» Ты понимаешь, Элли, я страшно рассердился и изо всех сил пытался заговорить. И какова была моя радость, когда это мне удалось. Но, понятно, у меня сначала выходило не очень складно. «Пш… пш… пшла… прочь, гадкая! — закричал я. — Нс… нс… Не смей клевать меня! Я прт… шрт… я страшный!» — Я даже сумел ловко сбросить ворону с плеча, схватив её за крыло рукой. Ворона, впрочем, ничуть не смутилась и принялась нагло клевать колосья прямо передо мной. «Эка, удивил, — сказала она. — Точно я не знаю, что стране Гудвина и чучело сможет заговорить, если сильно захочет! А всё равно я тебя не боюсь! С шеста ведь ты не слезешь!» — «Пшш… пшш… пшла! Ах, я несчастный, — чуть не зарыдал я. — И правда, куда я годен? Даже поля от ворон уберечь не могу».

При всём своём нахальстве, эта ворона была, по-видимому, добрая птица, — продолжал Страшила. — Ей стало меня жаль. «А ты не печалься так! — хрипло сказала она мне. — Если бы у тебя были мозги в голове, ты был бы как все люди! Мозги — единственная стоящая вещь у вороны… И у человека!» Вот так-то я и узнал, что у людей бывают мозги, а у меня их нет. Я весело закричал: «эй-гей-гей-го! Да здравствуют мозги! Я себе обязательно их раздобуду!» Но ворона очень капризная птица, и сразу охладила мою радость. «Кагги-карр!… — захохотала она. — Коли нет мозгов, так и не будет! Карр-карр!…» И она улетела, а вскоре пришли вы с Тотошкой, — закончил Страшила свой рассказ. — Вот теперь, Элли, скажи: можешь ты дать мне мозги?

— Нет, что ты! Это может сделать разве только Гудвин в Изумрудном городе. Я как раз сама иду к нему просить, чтобы он вернул меня в Канзас, к папе и маме.

— А где это Изумрудный город и кто такой Гудвин?

— Разве ты не знаешь?

— Нет, — печально ответил Страшила. — Я ничего не знаю. Ты ты же видишь, я набит соломой и у меня совсем нет мозгов.

— Ох, как мне тебя жалко! — вздохнула девочка.

— Спасибо! А если я пойду с тобой в Изумрудный город, Гудвин обязательно даст мне мозги?

— Не знаю. Но если великий Гудвин и не даст тебе мозгов, хуже не будет, чем теперь.

— Это верно, — сказал Страшила. — Видишь ли, — доверчиво продолжал он, — меня нельзя ранить, так как я набит соломой. Ты можешь насквозь проткнуть меня иглой, и мне не будет больно. Но я не хочу, чтобы люди называли меня глупцом, а разве без мозгов чему-нибудь научишься?

— Бедный! — сказала Элли. — Пойдём с нами! Я попрошу Гудвина помочь тебе.

— Спасибо! — ответил Страшила и снова раскланялся.

Право, для чучела, прожившего на свете один только день, он был удивительно вежлив.

Девочка помогла Страшиле сделать первые два шага, и они вместе пошли в Изумрудный город по дороге, вымощенной жёлтым кирпичом.

Сначала Тотошке не нравился новый спутник. Он бегал вокруг чучела и обнюхивал его, считая, что в соломе внутри кафтана есть мышиное гнездо. Он недружелюбно лаял на Страшилу и делал вид, что хочет его укусить.

— Не бойся Тотошки, — сказала Элли. — Он не укусит тебя.

— Да я и не боюсь! Разве можно укусить солому? Дай я понесу твою корзинку. Мне это нетрудно: я ведь не могу уставать. Скажу тебе по секрету, — прошептал он на ухо девочке своим хрипловатым голосом, — есть только одна вещь на свете, которой я боюсь.

— О! — воскликнула Элли. — Что же это такое? Мышь?

— Нет! Горящая спичка!!!

Через несколько часов дорога стала неровной. Страшила часто спотыкался. Попадались ямы. Тотошка перепрыгивал через них, а Элли обходила кругом. Но Страшила шёл прямо, падал и растягивался во всю длину. Он не ушибался. Элли брала его за руку, поднимала, и Страшила шагал дальше, смеясь над своей неловкостью.

Потом Элли подобрала у края дороги толстую ветку и предложила её Страшиле вместо трости. Тогда дело пошло лучше, и походка Страшилы стала твёрже.

Домики попадались всё реже, плодовые деревья совсем исчезли. Страна становилась малонаселённой и угрюмой.

Путники уселись у ручейка. Элли достала хлеб и предложила кусочек Страшиле, но он вежливо отказался.

— Я никогда не хочу есть. И это очень удобно для меня.

Элли не настаивала и отдала кусок Тотошке; пёсик жадно проглотил его и стал на задние лапки, прося ещё.

— Расскажи мне о себе, Элли, о своей стране, — попросил Страшила.

Элли долго рассказывала о широкой канзасской степи, где летом всё так серо и пыльно и всё совершенно не такое, как в этой удивительной стране Гудвина.

Страшила слушал внимательно.

— Я не понимаю, почему ты хочешь вернуться в свой сухой и пыльный Канзас.

— Ты потому не понимаешь, что у тебя нет мозгов, — горячо ответила девочка. — Дома всегда лучше!

Страшила лукаво улыбнулся.

— Солома, которой я набит, выросла на поле, кафтан сделал портной, сапоги сшил сапожник. Где же мой дом? На поле, у портного или у сапожника?

Элли растерялась и не знала что ответить.

Несколько минут она сидела молча.

— Может быть, теперь ты мне расскажешь что-нибудь? — спросила девочка.

Страшила взглянул на неё с упрёком:

— Моя жизнь так коротка, что я ничего не знаю. Ведь меня сделали только вчера, и я понятия не имею, что было раньше на свете. К счастью, когда хозяин делал меня, он прежде всего нарисовал мне уши, и я мог слышать, что делается вокруг. У хозяина гостил другой жевун, и первое, что я услышал, были его слова: «А ведь уши-то велики!» — «Ничего! В самый раз!» — ответил хозяин и нарисовал мне правый глаз.

И я с любопытством начал разглядывать всё, что делается вокруг, так как — ты понимаешь — ведь я в первый раз смотрел на мир.

«Подходящий глазок» — сказал гость. — Не пожалел голубой краски!»

«Мне кажется, другой вышел немного больше», — сказал хозяин, кончив рисовать мой второй глаз.

Потом он сделал мне из заплатки нос и нарисовал рот, но я не умел ещё говорить, потому что не знал, зачем у меня рот. Хозяин надел на меня свой старый костюм и шляпу, с которой ребятишки срезали бубенчики. Я был страшно горд, и мне казалось, что выгляжу, как настоящий человек.

«Этот парень будет чудесно пугать ворон», — сказал фермер.

«Знаешь что? Назови его Страшилой!» — посоветовал гость и хозяин согласился.

Дети фермера весело закричали: «Страшила! Страшила! Пугай ворон!»

Меня отнесли на поле, проткнули шестом и оставили одного. Было скучно висеть, но слезть я не мог. Вчера птицы ещё боялись меня, но сегодня уже привыкли. Тут я и познакомился с доброй вороной, которая рассказала мне про мозги. Вот было бы хорошо, если бы Гудвин дал их мне…

— Я думаю, он тебе поможет, — подбодрила его Элли.

— Да, да! Неудобно чувствовать себя глупцом, когда даже вороны смеются над тобой.

— Идём! — сказала Элли, встала и подала Страшиле корзинку.

К вечеру путники вошли в большой лес. Ветви деревьев спускались низко и загораживали дорогу, вымощенную жёлтым кирпичом. Солнце зашло и стало совсем темно.

— Если увидишь домик, где можно переночевать, скажи мне, — попросила Элли сонным голосом. — Очень неудобно и страшно идти в темноте.

Скоро Страшила остановился.

— Я вижу справа маленькую хижину. Пойдём туда?

— Да, да! — ответила Элли. — Я так устала!..

Они свернули с дороги и скоро дошли до хижины. Элли нашла в углу постель из мха и сухой травы и сейчас же уснула, обняв рукой Тотошку. А Страшила сидел на пороге, оберегая покой обитателей хижины.

Оказалось, что Страшила караулил не напрасно. Ночью какой-то зверь с белыми полосками на спине и на чёрной свиной мордочке попытался проникнуть в хижину. Скорее всего, его привлёк запах съестного из Эллиной корзинки, но Страшиле показалось, что Элли угрожает большая опасность. Он, затаившись, подпустил врага к самой двери (враг этот был молодой барсук, но этого Страшила, конечно не знал). И когда барсучишка уже просунул в дверь свой любопытный нос, принюхиваясь к соблазнительному запаху, Страшила стегнул его прутиком по жирной спине.

Барсучишка взвыл, кинулся в чащу леса, и долго ещё слышался из-за деревьев его обиженный визг…

Остаток ночи прошёл спокойно: лесные звери поняли, что у хижины есть надёжный защитник. А Страшила, который никогда не уставал и никогда не хотел спать, сидел на пороге, пялил глаза в темноту и терпеливо дожидался утра.

ЭЛЛИ В ПЛЕНУ У ЛЮДОЕДА

Лес становился глуше. Ветви деревьев, сплетаясь вверху, не пропускали солнечных лучей. На дороге, вымощенной жёлтым кирпичом, была полутьма.

Шли до позднего вечера. Элли очень устала и Железный Дровосек взял её на руки. Страшила плёлся сзади, сгибаясь под тяжестью топора.

Наконец остановились на ночлег. Железный Дровосек сделал для Элли уютный шалаш из ветвей. Он и Страшила просидели всю ночь у входа в шалаш, прислушиваясь к дыханию девочки и охраняя её сон.

Утром снова двинулись в путь. Дорога стала веселее: деревья опять отступили в стороны, и солнышко ярко освещало жёлтые кирпичи.

За дорогой здесь, видимо, кто-то ухаживал: сучья и ветки, сбитые ветром, были собраны и аккуратно сложены по краям дороги.

Вдруг Элли заметила впереди столб и на нём доску с надписью:

Путник, торопись! За поворотом дороги исполнятся все твои желания!!!

Элли прочитала надпись и удивилась.

— Что это? Я попаду отсюда прямо в Канзас, к маме и папе?

— А я, — подхватил Тотошка, — поколочу соседского Гектора, этого хвастунишку, который уверяет, что он сильнее меня?

Элли обрадовалась, забыла обо всём на свете и бросилась вперёд. Тотошка следовал за ней с весёлым лаем.

Железный Дровосек и Страшила, увлечённые всё тем же интересным спором, что лучше — сердце или мозги, не заметили, что Элли убежала и мирно шли по дороге. Внезапно они услышали крик девочки и злобный лай Тотошки. Друзья устремились к месту происшествия и успели заметить, как среди деревьев мелькнуло что-то лохматое и тёмное и скрылось в чаще леса. Возле дерева лежал бесчувственный Тотошка, из его ноздрей текли струйки крови.

— Что случилось? — горестно спросил Страшила. — Должно быть, Элли унёс хищный зверь…

Железный Дровосек ничего не говорил: он зорко всматривался вперёд и грозно размахивал огромным топором.

— Квирр… квирр… — вдруг раздалось насмешливое чоканье белки с верхушки высокого дерева. — Что случилось? Двое больших, сильных мужчин отпустили маленькую девочку, и её унёс людоед!

— Людоед? — переспросил Железный Дровосек. — Я не слыхал, что в этом лесу живёт людоед.

— Квирр… квирр… каждый муравей в лесу знает о нём. Эх, вы! Не могли присмотреть за маленькой девочкой! Только черненький зверёк смело вступился за неё и укусил людоеда, но тот так хватил его своей огромной ногой, что он, наверное, умрёт…

Белка осыпала друзей такими насмешками, что им стало стыдно.

— Надо спасать Элли! — вскричал Страшила.

— Да, да! — горячо подхватил Железный Дровосек. — Элли спасла нас, а мы должны отбить её у людоеда. Иначе я умру с горя… — и слёзы покатились по щекам Железного Дровосека.

— Что ты делаешь! — в испуге закричал Страшила, вытирая ему слёзы платочком. — Маслёнка у Элли!

— Если вы хотите выручить маленькую девочку, я покажу вам, где живёт людоед, хотя очень его боюсь, — сказала белка.

Железный Дровосек бережно уложил Тотошку на мягкий мох и сказал:

— Если нам удастся вернуться, мы позаботимся о нём… — И он повернулся к белке: — Веди нас!

Белка запрыгала по деревьям, друзья поспешили за ней. Когда они зашли в глубь леса, показалась серая стена.

Замок людоеда стоял на холме. Его окружала высокая стена, на которую не вскарабкалась бы и кошка. Перед стеной был ров наполненный водой. Утащив Элли, людоед поднял перекидной мост и запер на два засова чугунные ворота.

Людоед жил один. Прежде у него были бараны, коровы и лошади и он держал много слуг. В те времена мимо замка в Изумрудный город часто проходили путники. Людоед нападал на них и съедал. Потом жевуны узнали о людоеде и движение по дороге прекратилось.

Людоед принялся опустошать замок: сначала съел баранов, коров и лошадей, потом добрался до слуг и съел всех, одного за другим. Последние годы людоед прятался в лесу, ловил неосторожного кролика или зайца и съедал его всего с кожей и костями.

Людоед страшно обрадовался, поймав Элли и решил устроить себе настоящий пир. Он притащил девочку в замок, связал и положил на кухонный стол, а сам принялся точить большой нож.

«Клинк… клинк…» — звенел нож.

А людоед приговаривал:

— Ба-га-ра! Знатная попала добыча! Уж теперь полакомлюсь вволю, ба-га-ра!

Людоед был так доволен, что даже разговаривал с Элли:

— Ба-га-ра! А ловко я придумал повесить доску с надписью! Ты думаешь, я действительно исполню твои желания? Как бы не так! Это я нарочно сделал, заманивать таких простаков, как ты! Ба-гар-ра!

Элли плакала и просила у людоеда пощады, но он не слушал и продолжал точить нож.

«Клинк… клинк… клинк…»

И вот людоед занёс над девочкой нож. Она в ужасе закрыла глаза. Однако людоед опустил руку и зевнул.

— Ба-га-ра! Устал я точить этот большой нож! Пойду-ка отдохну часок-другой. После сна и еда приятней.

Людоед пошёл в спальню и вскоре его храп раздался по всему замку и даже был слышен в лесу.

Железный Дровосек и Страшила в недоумении стояли перед рвом, наполненным водой.

— Я бы переплыл через воду, — сказал Страшила. — Но вода смоет мои глаза, уши и рот и я стану слепым, глухим и немым.

— А я утону, — проговорил Железный Дровосек. — Ведь я очень тяжёл. Если даже и вылезу из воды, сейчас же заржавею, а маслёнки нет.

Так они стояли, раздумывая и вдруг услышали храп людоеда.

— Надо спасать Элли, пока он спит, — сказал Железный Дровосек. — Погоди, я придумал! Сейчас мы переберёмся через ров.

Он срубил высокое дерево с развилкой на верхушке, и оно упало на стену замка и прочно легло на ней.

— Полезай! — сказал он Страшиле. — Ты легче меня.

Страшила подошёл к мосту, но испугался и попятился. Белка не выдержала и одним махом вбежала на стену.

— Квирр… квир… эх ты, трус! — крикнула она Страшиле. — Смотри, как это просто делается! — Но, взглянув в окно замка, она даже ахнула от волнения. — Девочка лежит связанная на кухонном столе… Около неё большой нож… девочка плачет… Я вижу, как из её глаз катятся слёзы…

Услышав такие вести, Страшила забыл опасность и чуть ли не быстрее белки взлетел на стену.

— Ох! — только и сказал он, увидев через окно кухни бледное лицо Элли, и мешком свалился во двор.

Прежде чем он встал, белка спрыгнула ему на спину, перебежала двор, шмыгнула через решётку окна и принялась грызть верёвку, которой была связана Элли.

Страшила открыл тяжёлые засовы ворот, опустил подъёмный мост, и Железный Дровосек вошёл во двор, свирепо вращая глазами и размахивая огромным топором.

Всё это он делал, чтобы устрашить людоеда, если тот проснётся и выйдет во двор.

— Сюда! Сюда! — пропищала белка из кухни, и друзья бросились на её зов.

Железный Дровосек вложил остриё топора в щель между дверью и косяком, нажал, и — трах! — дверь слетела с петель. Элли спрыгнула со стола, и все четверо — Железный Дровосек, Страшила, Элли и белка — побежали из замка в лес.

Железный Дровосек в спешке так топал ногами по каменным плитам двора, что разбудил людоеда. Людоед выскочил из спальни, увидел, что девочки нет, и пустился в погоню.

Людоед был невысок, но очень толст. Голова его походила на котёл, а туловище — на бочку. У него были длинные руки, как у гориллы, а ноги обуты в высокие сапоги с толстыми подошвами. На нём был косматый плащ из звериных шкур. На голову вместо шлема людоед надел большую медную кастрюлю, ручкой назад, и вооружился огромной дубиной с шишкой на конце, утыканной острыми гвоздями.

Он рычал от злости, и его сапожища грохотали: «Топ-топ-топ…», а острые зубы стучали: «Клац-клац-клац…»

— Ба-гар-ра! Не уйдёте, мошенники!..

Людоед быстро догонял беглецов. Видя, что от погони не убежать, Железный Дровосек прислонил испуганную Элли к дереву и приготовился к бою. Страшила отстал, ноги его цеплялись за корни, а грудью он задевал за ветки деревьев. Людоед догнал Страшилу, и тот вдруг бросился ему под ноги. Не ожидавший этого людоед кувырком перелетел через Страшилу.

— Ба-гар-ра! Это ещё что за чучело?

Людоед не успел опомниться, как к нему сзади подскочил Железный Дровосек, поднял огромный острый топор и разрубил людоеда пополам вместе с кастрюлей.

— Квирр… квирр… славно сделано! — восхитилась белка и поскакала по деревьям, рассказывая всему лесу о гибели свирепого людоеда.

— Очень остроумно! — похвалил Железный Дровосек Страшилу. — Ты не смог бы лучше свалить людоеда, если бы у тебя были мозги!

— Ты жестоко изранен! — испуганно сказала Элли.

— Пустяки! — добродушно возразил Страшила. — Надо зашить дырки. Он порвал мой костюм, и я боюсь, что из меня вылезет солома.

Элли достала иголку с ниткой и принялась за дело. Пока она зашивала прорехи, из леса послышался слабый визг. Железный Дровосек бросился в чащу и через минуту принёс Тотошку. Храбрый маленький пёсик опомнился от бесчувствия и полз по следу людоеда…

Элли горячо благодарила друзей за их самоотверженность и храбрость. Она взяла обессилившего Тотошку на руки и путники пошли через лес. Вскоре они добрались до дороги, вымощенной жёлтым кирпичом, и бодро двинулись к Изумрудному городу.

ВСТРЕЧА С ТРУСЛИВЫМ ЛЬВОМ

В эту ночь Элли спала в дупле, на мягкой постельки из мха и листьев. Сон её был тревожен: ей чудилось, что она лежит связанная, что людоед заносит над ней руку с огромным ножом. Девочка вскрикивала и просыпалась.

Утром двинулись в путь. Лес был мрачен. Из-за деревьев доносился рёв зверей. Элли вздрагивала от страха, а Тотошка, поджав хвостик, прижимался к ногам Железного Дровосека: он стал очень уважать его после победы над людоедом.

Путники шли, тихо разговаривая о вчерашних событиях и радовались спасению Элли. Дровосек не переставал хвалить находчивость Страшилы.

— Как ловко ты бросился под ноги людоеду, друг Страшила! — говорил он. — Уж не завелись ли у тебя в голове мозги?

— Нет, солома… — отвечал Страшила, пощупав голову.

Эта мирная беседа была прервана громовым рычанием. На дорогу выскочил огромный лев. Одним ударом он подбросил Страшилу в воздух; тот полетел кувырком и упал на краю дороги, распластавшись, как тряпка. Лев ударил Железного Дровосека лапой, но когти заскрипели по железу, а Дровосек от толчка сел и воронка слетела у него с головы.

Крохотный Тотошка смело бросился на врага.

Громадный зверь разинул пасть, чтобы проглотить собачку, но Элли смело выбежала вперёд и загородила собой Тотошку.

— Стой! Не смей трогать Тотошку! — гневно закричала она.

Лев замер в изумлении.

— Простите, — оправдывался Лев. — Но я ведь не съел его…

— Однако ты пытался. Как тебе не стыдно обижать слабых! Ты просто трус!

— А… а как вы узнали, что я трус? — спросил ошеломлённый Лев. — Вам кто-нибудь сказал?..

— Сама вижу по твоим поступкам!

— Удивительно… — сконфуженно проговорил Лев. — Как я не стараюсь скрыть свою трусость, а дело всё-таки выплывает наружу. Я всегда был трусом, но ничего не могу с этим поделать!

— Подумать только, ты ударил бедного, набитого соломой Страшилу!

— Он набит соломой? — спросил Лев, удивлённо глядя на Страшилу.

— Конечно, — ответила Элли, ещё рассерженная на Льва.

— Понимаю теперь, почему он такой мягкий и такой лёгонький, — сказал лев. — А тот, второй, — тоже набитый?

— Нет, он из железа.

— Ага! Недаром я чуть не поломал об него когти. А что это за маленький зверёк, которого ты так любишь?

— Это моя собачка, Тотошка.

— Она из железа или набита соломой?

— Ни то, ни другое. Это настоящая собачка, из мяса и костей!

— Скажи, какая маленькая, а храбрая! — изумился Лев.

— У нас в Канзасе все собаки такие! — с гордостью молвил Тотошка.

— Смешное животное! — сказал Лев. — Только такой трус, как я, и мог напасть на такую крошку…

— Почему же ты трус? — спросила Элли, с удивлением глядя на громадного Льва.

— Таким уродился. Конечно, все считают меня храбрым: ведь лев — царь зверей! Когда я реву — а я реву очень громко, вы слышали — звери и люди убегают с моей дороги. Но если бы слон или тигр напал на меня, я бы испугался, честное слово! Хорошо ещё, что никто не знает, какой я трус, — сказал Лев, утирая слёзы пушистым кончиком хвоста. — Мне очень стыдно, но я не могу переделать себя.

— Может быть, у тебя сердечная болезнь? — спросил Железный Дровосек.

— Возможно, — согласился трусливый Лев.

— Счастливый! А у меня так и сердечной болезни не может быть: у меня нет сердца.

— Если бы у меня не было сердца, — задумчиво сказал Лев. — Может быть я и не был бы трусом.

— Скажи пожалуйста, а ты когда-нибудь дерёшься с другими львами? — поинтересовался Тотошка.

— Где уж мне. Я от них бегу, как от чумы, — признался Лев.

— Фу! — насмешливо фыркнул пёсик. — Куда же ты после этого годен?

— А у тебя есть мозги? — спросил Льва Страшила.

— Есть, вероятно. Я их никогда не видел.

— Моя голова набита соломой, и я иду к великому Гудвину просить немножечко мозгов, — сказал Страшила.

— А я иду к нему за сердцем, — сказал Железный Дровосек.

— А я иду к нему просить, чтобы он вернул нас с Тотошкой в Канзас…

— Где я сведу счёты с соседским щенком, хвастунишкой Гектором, — добавил пёсик.

— Гудвин такой могущественный? — удивился Лев.

— Ему это ничего не стоит, — ответила Элли.

— В таком случае, не даст ли он мне смелости?

— Ему это так же легко, как дать мне мозги, — заверил Страшила.

— Или мне сердце, — прибавил Железный Дровосек.

— Или вернуть меня в Канзас, — закончила Элли.

— Тогда примите меня в компанию, — сказал трусливый Лев. — Ах, если бы я мог получить хоть немного смелости… Ведь это моё заветное желание!

— Я очень рада! — сказала Элли. — Это третье желание и если исполнятся все три, Гудвин вернёт меня на родину. Идём с нами…

— И будь нам добрым товарищем, — сказал Дровосек. — Ты будешь отгонять от Элли других зверей. Должно быть, они ещё трусливее тебя, раз бегут от одного твоего рёва.

— Они трусы, — проворчал Лев. — Да я-то от этого не становлюсь храбрее.

Путешественники двинулись дальше по дороге, и Лев пошёл величавым шагом рядом с Элли. Тотошке и этот спутник сначала не понравился. Он помнил, как Лев хотел проглотить его. Но скоро он привык к нему и они сделались большими друзьями.

САБЛЕЗУБЫЕ ТИГРЫ

В этот вечер шли долго и остановились ночевать под развесистым деревом. Железный Дровосек нарубил дров и развёл большой костёр, около которого Элли чувствовала себя очень уютно. Она и друзей пригласила разделить это удовольствие, но Страшила решительно отказался, ушёл от костра подальше и внимательно следил, чтобы ни одна искорка не попала на его костюм.

— Моя солома и огонь — такие вещи, которые не могут быть соседями, — объяснил он.

Трусливый Лев тоже не пожелал приблизится к костру.

— Мы, дикие звери, не очень-то любим огонь, — сказал Лев. — Теперь, когда я в твоей компании, Элли, и может быть, и привыкну, но сейчас он меня ещё слишком пугает…

Только Тотошка, не боявшийся огня, лежал на коленях у Элли, щурил на костёр свои маленькие глаза и наслаждался его теплом. Элли по братски разделила с Тотошкой последний кусок хлеба.

— Что я буду теперь есть? — спросила она, бережно собирая крошки.

— Хочешь, я поймаю в лесу лань? — спросил Лев. — Правда, у вас, людей, плохой вкус, и вы предпочитаете жареное мясо сырому, но ты можешь поджарить его на углях.

— О, только никого не убивать! — взмолился Железный Дровосек. — Я так буду плакать о бедной лани, что никакого масла не хватит смазывать моё лицо…

— Как угодно, — пробурчал Лев и отправился в лес.

Он вернулся оттуда нескоро, улёгся с сытым мурлыканьем поодаль от костра и уставил на пламя свои жёлтые глаза с узкими щёлками зрачков.

Зачем Лев ходил в лесную чащу, никому не было известно. Сам он молчал, а остальные не спрашивали.

Страшила тоже пошёл в лес, и ему посчастливилось найти дерево, на котором росли орехи. Он рвал их своими мягкими непослушными пальцами. Орехи выскальзывали у него из рук, и ему приходилось собирать их в траве. В лесу было темно, как в погребе, и только Страшиле, видевшему ночью, как днём, это не причиняло никаких неудобств. Но, когда он набирал полную горсть орехов, они вдруг вываливались у него из рук, и всё приходилось начинать снова. Всё же Страшила с удовольствием собирал орехи, боясь подходить к костру. Только увидев, что костёр начинает угасать, он приблизился к Элли с полной корзи<