Подавление чувствительности, депрессия, отказ от попыток позаботиться о себе.

Когда становится совсем плохо, зависимый идет лечиться. Однако, целью этого лечения является не прекращение зависимых отношений, а поиск еще какого-то компромисса. Поэтому зависимые реагируют очень негативно, когда им предлагают совсем отказаться от объекта зависимости.
Начинаются манипуляции терапевтом.

Целью это манипулирования становится демонстрация невозможности прервать употребление и нахождение для этого веских оснований для себя самого, для терапевта, для близких. Кроме того, важно, чтобы кто-то взял на себя ответственность за лечение, то есть признался бы, что у него есть предложения для зависимого и он хочет ему помочь. Все контакты с окружающими строятся так, чтобы добиться этих целей.

1. Зависимый жалуется на отсутствие выхода, бессилие, говорит о желани0и справиться с зависимостью. При этом он представляет ситуацию так, чтобы невозможность этого для самого зависимого стала очевидным для терапевта. На самом деле просто ни один их выходов зависимому не нравится. Но своим аффектом беспомощности и отчаяния зависимый легко может убедить в невозможности что-либо поделать. Зависимый представляет себя жертвой ужасной болезни. Здесь он аппелирует к мощным социальным интроектам запрещающим обижать слабого и предписывающим спасать слабых, особенно, если они просят о помощи.

Это можно легко сделать, если переводить отношения зависимый – объект зависимости в отношения терапевт – объект зависимости, избегая отношений терапевт – зависимый. В этом случае бессилие будет чувствовать не зависимый, а терапевт, который вынужден «побеждать» вещество или искать способ его контролировать, чтобы помочь зависимому, то есть зависимый вовлекает терапевта в конкуренцию с веществом вместо себя, а зависимый останется в стороне от борьбы и конкуренции, в которой он сам давно уже проиграл и знает об этом. Теперь он получит дополнительные доказательства невозможности прекращения зависимого поведения, а лишь возможность «снижения его вреда». Зависимый становится типичной жертвой, которая стравливает своего тирана и терапевта, а сама остается в стороне. Зависимый находится в слиянии со своим объектом и не выделяет себя в тех отношениях. В отношениях с терапевтом зависимый точно знает, чего он хочет: возобновить зависимое поведение, убедить терапевта в невозможности его прекращения.

2. Манипуляция в том, что их беспомощность предполагает их пассивность и всю работу предлагают сделать терапевту.

3. При этом зависимый предлагает терапевту воздействовать не на него самого, сам-то он ничего не может, он слаб, а на объект зависимости, которого просто нет в кабинете, он вынуждает терапевта перестать сознавать себя, включившись в чужую борьбу, забыв, а есть ли его личный интерес в ней, и в чем он.

В результате терапевт будет переживать тупик в отношениях с пациентом, потеряв возможность хоть как-то продуктивно действовать, а пациент теперь точно знает, что ему делать: возобновить зависимое поведение, терапевт подтвердил своим бессилием, что ничего другого делать невозможно. Каждый раз, обращаясь за помощью и сочувствием к окружающим, зависимый фактически умножает для себя доказательства невозможности вырваться из зависимых отношений. Здесь терапевта подстерегает слияние с социальным интроектом, импульс к спасению, идущий от чувства вины выжившего, от чувства вины за невозможность помочь и зря взятые деньги, сознавание своей некомпетентности и непонимание, в чем эта некомпетентность, провокация конкуренции с веществом.

4.Помимо перекладывания ответственности и попыток убедить терапевта в невозможности прекращения употребления, попыток заставить терапевта конкурировать с веществом, зависимые могут предъявлять тяжелые абстинентные симптомы, чтобы испугать терапевта и вынудить его прекратить работу на отделение пациента от объекта зависимости. Возможно использование позиции больного, чтобы избежать дальнейшей ответственности и социальных действий.

5. Прямое выражение агрессии, запугивание терапевта. Оно начинается, когда терапевт привлекает внимание зависимого к его собственным действиям, безответственности, то есть фрустрирует планы зависимого. Такие действия терапевта вызывают обиду «и так достаточно несчастной жертвы», позволяя «с горя» обвинять терапевта в провокации употребления или сразу возвращаться к старому способу «самоподдержки». Если говорить языком гештальттерапии, то зависимый прерывает контакт с собой и окружающими с помощью проекции агрессии или отвержения, будучи неспособным выдержать напряжение, связанное с развитием цикла контакта, в психоанализе это взаимодействие может быть описано как проективная идентификация.

6. Само переживание бессилие становится инструментом манипулирования. Оно легко признается уставшим от борьбы пациентом, который рассчитывает спихнуть работу на терапевта. Оно же перестает признаваться, когда это не удается, потому что его искреннее признание предполагает отказ от зависимости, а это не входит в планы пациента. И начинается прямое агрессивное стравливание вещества и терапевта в попытках доказать, что терапевт ничего не может сделать. Теперь терапевта можно обесценить и употреблять дальше. Нет «управы» на вещество ни у кого, а значит придется жить так дальше.

Так внешняя конкуренция с объектом зависимости становится внутренней, по сути своей не меняясь – основные идеи о собственной исключительности, возможности когда-нибудь контролируемого, безопасного возвращения к прежним стереотипам отношений остаются те же. Теперь принятие своего бессилия перед объектом становится психологически не выгодным, то есть мешающим контакту с ним. Теперь принятие бессилия означает сознавание того факта, что любой такой «контакт» заканчивается его «победой» и ставит пациента перед необходимостью сознательного и ответственного выбора: жить в зависимых отношениях или без них, иметь дело с последствием своих поступков, самому управлять своей жизнью. Признание своего поражения в этой «борьбе» с объектом зависимости открывает путь к спасению.

Если же человек действительно «созрел» для сознательного изменения своих отношений с миром и самим собой и готов прикладывать усилия для своего освобождения, можно обнаружить на первый взгляд парадоксальную ситуацию: то самое бессилие, которое легко принималось в период активной зависимости, теперь отвергается. Зависимый человек всячески избегает сталкивать со своими чувствами и поступками, связанными с проявлением его бессилия, вспоминает о «хороших денечках», игнорирует помощь, уверяет себя и других, что он может справиться со своими проблемами сам, что он не такой уж больной и беспомощный как о нем думают.

Прекращение употребления означает совсем другой способ жизни, забытый или почти незнакомый, напряжение, систематическую деятельность, разумные и необходимые самоограничения, обнаружение рядом с собой огромного мира, наполненного чужими желаниями, такими же настойчивыми, как и свои собственные. Это трудно, если жизнь остается пустой и переживается с позиции беспомощности, «жертвы обстоятельств». Это возможно, если человек «вкладывает» все свои силы в поиск новых путей существования и не теряет надежду. Поэтому восстановление личности от последствий употребления начинается с восстановления главных человеческих ценностей – безопасности, собственной жизни, отношений, своего труда.

Задачей терапевта является возвращение пациента к отношениям между самим пациентом и объектом зависимости. Пациент учится осознавать свои чувств в этих отношениях, различать свои собственные желания, восстанавливает сознавание точки жизни, в которой он оказался, последствия своей зависимости. Постепенно пациент начинает сознавать, что происходящее с ним творит он сам, это его выборы, его действия, его ответственность. В результате этой работы пациент оказывается перед своим бессилием жить так, как он жил до этого и сохранять физическое и психическое здоровье.

Терапевт удерживает пациента в контакте со своими чувствами, ощущениями и в контакте. Терапевт удерживает пациента в контакте с собой и обращает внимание пациента, что его чувства возникают сейчас в реальном взаимодействии. Так терапевт помогает выйти из слияния. Сначала пациент и терапевт сталкиваются с бессилием. Причем именно терапевт сначала сообщает о своем бессилии продолжать искать выходы для клиента, который остается в своей ситуации. Это оставляет клиента наедине со своими чувствами, и именно в этом момент начинается бессилие клиента, вынужденность выбора осознается как неизбежность. Терапевт имеет ограниченные возможности: он не может анестезировать, свою боль клиент переживет сам, терапевт будет рядом и это немного смягчит удар. Это момент экзистенциальной истины и переживание своей отдаленности от любого человека в мире. Только переживание бессилия дает возможность осознать, куда привела человека зависимость, в какой степени разрушены его жизнь, личность, отношения с миром, осознать то отсутствие перспективы, тупик, из которого есть только два выхода (два – потому что долго оставаться в тупике, на самом пике амбивалентности, просто энергетически невозможно): полная гибель личности, полное подчинение зависимости или решительное изменение жизни, прекращение, прерывание зависимого поведения. Без добровольного согласия пережить этот тупик и необходимость выбора освобождение от зависимости невозможно. Только оказавшись в тупике, пережив психологическую смерть, пережив весь ужас и отчаяние с этим связанные, свою беспомощность и бессилие жить по – старому, простившись и приняв свое прошлое, включив его в свое Я, возможно возродиться для другого способа жизни, «взорваться» не внутрь себя (уйдя в депрессию, в ступор,), а во вне – всей силой своих чувств, направляющих и дающих мощный ресурс для движения вперед.

Человек оказывается перед необходимостью, просто вынужденностью, выхода из «слияния», восстановление контакта с реальностью, со своими чувствами и потребностями, так как дальнейшее пребывание в «слиянии» вместо облегчения стало источником разрушения личности. С экзистенциальной точки зрения это момент осознавания необходимости и неизбежности принятия собственного решения и совершения собственного выбора относительно направления своей жизни, сознавание степени своей готовности следовать выбранному пути и самому отвечать за последствия своих дальнейших поступков.

Клиент «предлагает» терапевту вместо себя проявить агрессию к этому интроекту, бороться с ним, превращая свои отношения с терапевтом в отношения терапевта со своим мучителем, в этих отношениях терапевт непременно проиграет, потому что клиент «провалит» все предложения терапевта своим бездействием. В этом проявляется амбивалентность клиента: он хочет улучшить свою жизнь, но очень боится изменений. Терапевт ничего не может сделать с мучителем вместо клиента, то есть никак не может реально улучшить жизнь клиента. Клиент демонстрирует свои страдания и может обоснованно получать сочувствие от терапевта, сочувствие и подтверждение его мучений – все, что может сделать терапевт, бессильный помочь в реальных изменениях, а потому и виноватый. (У терапевта бывает ощущение, что он чего-то не может и чувствует себя виноватым за то, что деньги берет, но чего-то не умеет. На самом деле и правда не умеет: выражать свою агрессию и заботиться о себе.) На самом деле, именно этого клиенту и надо: он ничего не меняет в своей жизни, однако, у него появляется возможность куда-то сплавлять свою агрессию и недовольство. Если терапевт тоже не умеет выражать агрессию, попадает в слияние с клиентом и перестает чувствовать свою усталость, разочарование таким контактом, если у него тоже есть интроект, запрещающий агрессию, то в какой-то момент клиент, «напитавшись» от терапевта, уйдет, обесценив его помощь – по сути, в жизни клиента ничего не изменилось, а жалеть его могут и бесплатно. Через некоторое время зависимый опять начнет нуждаться в помощи, его жизнь опять ухудшиться, он захочет ее изменить и пойдет искать другого терапевта потому что предыдущий не смог помочь, а может быть другой скажет, что же ему надо делать.