Третье пророчество о Страстях.

Просьба сыновей Зеведеевых

 

       8 марта 1947

 

       День едва начался на рассвете, и было все еще трудно отправляться в путь, когда Иисус покинул еще спящее Доко. Звуков их шагов никто, конечно, не слышал, потому что они идут осторожно и потому что люди все еще спят в своих домах. Никто не разговаривает до тех пор, пока они не оказались вне города, в сельской местности, медленно просыпающейся в слабом свете, и приятно свежей после росы.

       Затем Искариот говорит: «Бесполезное путешествие без отдыха. Было бы лучше не заходить так далеко.

       «Те несколько человек, которых мы встретили, недурно нами воспользовались! Они отказались от ночного сна, чтобы слушать нас и привести к нам своих больных со всей округи. Напротив, это было действительно хорошо, что мы пришли сюда. Потому что те, кто по болезни или по некоторым другим причинам, не надеялись увидеть Господа в Иерусалиме, увидели Его здесь и были утешены, восстановив свое здоровье, или другими милостями. Мы знаем, что остальные уже пошли в Иерусалим…. Когда это возможно, то в нашем обычае заходить туда за несколько дней до праздника», - добродушно говорит Иаков Алфеев, потому что он всегда мягок и спокоен, являясь прямой противоположностью Иуде из Кериофа, который даже в лучшие свои минуты всегда резок, вспыльчив и стремится к первенству.

       «Просто потому, что мы пойдем также и в Иерусалим, бесполезно было приходить сюда. Они бы услышали и увидели нас там…»

       «Но не женщины и больные», - отвечает Варфоломей, поддержав Иакова Алфеева.

       Иуда делает вид, что не слышит их, и, возобновляя нить своего рассуждения, говорит: «По крайней мере я думаю, что мы идем в Иерусалим, хотя я больше не уверен в этом после беседы с тем пастухом…»

       «И куда же, ты ожидаешь, что мы пойдем, если не туда?» - спрашивает Петр.

       «Кто знает! Я не знаю. Все, что мы делали в эти последние месяцы настолько нереально, настолько непредсказуемо, настолько противоречит здравому смыслу и настолько справедливости, что…»

       «Эй! Я видел, что ты пил молоко в Доко, и все же ты говоришь как пьяный? Где ты видишь что-либо противоречащее справедливости?» - спрашивает Иаков Зеведеев со взглядом не предвещающим ничего хорошего. И, чтобы заставить себя ясно понять, он добавляет: «Довольно упреков Справедливому! Ты понял, что этого довольно? Ты не имеешь права упрекать Его. Никто не имеет права делать это, потому что Он совершенен, а мы… Никто из нас не имеет права, и ты меньше, чем кто-либо».

       «Да! Если ты себя плохо чувствуешь, позаботься о себе, но не надоедай нам своими жалобами. Если ты в дурном настроении, то Учитель здесь. Попроси Его исцелить тебя и прекрати это!» - говорит Фома, потерявший терпение.

       2. Иисус в это время находится позади с Иудой Алфеевым и Иоанном. Они помогают женщинам, которые будучи непривычными ходить в предрассветных сумерках, с трудом продвигаются по ухабистой тропе, на которой даже темнее, чем на полях, так как она проходит через густую оливковую рощу. Иисус оживленно разговаривает с женщинами, вдали от того, что происходит впереди Него, и Его слова слышны только тем, кто с Ним, поэтому если слова доходят невнятно, то из их тона можно заключить, что они не добрые, но звучат несколько задиристо.

       Два апостола, Фаддей и Иоанн, смотрят друг на друга… но ничего не говорят. Они смотрят на Иисуса и Марию. Но Мария так закутана в Свою мантию, что Ее лицо едва видно, и Иисус не подает вида, что Он слышит. Но когда Он кончил говорить, - они говорили о Вениамине и его будущем, о Саре, вдове из Афека, которая поселилась в Капернауме и стала любящей матерью не только для детей из Гискалы, но также для детей женщины из Капернаума, которая, выйдя замуж во второй раз, перестала любить детей от ее первого брака, и затем она пришла «к такому плохому концу, что люди считают ее смерть божественным наказанием», говорит Саломея, - Иисус пошел вперед с Иудой Фаддеем, чтобы присоединиться к апостолам и, покидая группу, сказал: «Ты можешь остаться, Иоанн, если хочешь. Я иду, чтобы ответить беспокойному и вновь вернуть мир».

       Но Иоанн, пройдя еще несколько шагов с женщинами и увидев, что тропа теперь стала шире и ясно видна, побежал и присоединился к Иисусу, Который говорит: «Итак, будь уверен, Иуда. Мы не станем делать ничего, как и не делали ничего необыкновенного. Даже сейчас мы не делаем ничего непредвиденного. Это время, когда предвидимо, что каждый истинный израильтянин, которому не препятствуют болезни или очень серьезные причины, должен пойдет в Храм. И мы идем в Храм».

       «Но не все мы. Я слышал, что Марциан не будет там. Быть может, он болен? Почему он не идет? Ты думаешь, что можешь заменить его самарянами?» - тон Иуды невыносим…

       Петр шепчет: «О, Благоразумие крепко удерживай мой язык, ибо я человек!» - он крепко сжимает губы, чтобы не сказать чего-нибудь еще. Взгляд его несколько глубоко посаженных глаз стал напряженным, что ясным образом указывает на усилия человека сдержать свое негодование и душевное страдание от этих слов Иуды.

       3. Присутствие Иисуса сдерживает все языки. Говорит только Иисус с поистине божественным спокойствием: «Пройдем немного вперед, чтобы женщины не могли нас слышать. Несколько дней тому назад у Меня было, что вам сказать. Кое-что Я обещал вам у Фирцы. Но Я хотел, чтобы все вы присутствовали и услышали Мои слова. Но не женщины. Давайте оставим их в их смиренном мире… То, что Я собираюсь вам сказать, объяснит, почему Марциана не будет с нами, и то же самое относится к твоей матери, Иуда из Кериофа, и к твоим дочерям, Филипп, и к ученицам из Вифлеема Галилейского вместе с девочкой. Не все могут вынести определенные вещи. Я, учитель, знаю, что хорошо для Моих учеников и что они могут или не могут выдержать. Даже вы не достаточно сильны, чтобы выдержать это испытание. И было бы милостью для вас быть исключенными. Но вы должны будете продолжать Меня, и вам должно быть известно как вы слабы, чтобы в будущем вы могли быть милостивы к слабым. Так что вы не можете быть исключенными из этого ужасного испытания, которое даст вам меру знания того, какие вы, какими вы остались после того как были со Мной на протяжении трех лет, и какими вы стали после трех лет проведенных со Мной. Вас двенадцать. Вы все пришли ко Мне почти одновременно. Те немногие дни между моей встречей с Иаковом, Иоанном и Андреем и днем, когда ты был принят в нашу среду, Иуда из Кериофа, или днем когда ты, Мой брат Иаков и ты, Матфей, пришли ко Мне, не могут оправдать такое большое различие в вашем совершенстве. Вы, все вы, даже ты, Мой ученый Варфоломей, и вы, Мои братья, очень несовершенны, абсолютно несовершенны относительно того, что является совершенством в Моем Учении. Нет, ваше образование в учении старого Израиля, которое было лучше, чем у остальных, было препятствием для вашего совершенствования во Мне. И все же никто из вас не совершил такого большого прогресса, который был бы достаточен, чтобы привести вас всех к одной и той же точке. Один достиг ее, другие близки к ней, другие подальше, другие остались далеко позади, другие… да, Я должен сказать также это, вместо того, чтобы идти вперед, обратились назад. Не смотрите друг на друга! Не пытайтесь обнаружить, кто из вас первый и кто последний. Тот, кто, возможно, думает, что он первый и считается первым, должен еще пройти через испытание. Тот, кто думает, что он последний, близок к тому, чтобы засиять в своем совершенстве подобно звезде в небе. Поэтому, еще раз Я говорю вам: не судите. Факты будут судить посредством своих доказательств. В настоящее время вы не можете этого понять. Но скоро, очень скоро, вы вспомните эти Мои слова и поймете их».

       «Когда? 4. Ты обещал сказать нам, объяснить нам, почему Пасхальное очищение будет отличающимся в этом году, но Ты так и не сказал нам», - говорит Андрей, жалуясь.

       «Именно об этом Я и хотел поговорить с вами. Потому что как те, так и эти слова одни и те же, так как они коренятся только в одном принципе. Мы сейчас идем в Иерусалим на Пасху. И все, что предсказано пророками и касается Сына человеческого, исполнится там. Действительно, как предвидели пророки, как это было уже определено в приказе данном евреям в Египте, как было приказано Моисею в пустыне, Агнец Божий вскоре будет принесен в жертву, и Его Кровь вскоре отметит дверные косяки сердец, и ангелы Господа будут проходить, не поражая, мимо тех, кто будет нести на себе, и с любовью, Кровь принесенного в жертву Агнца, Которого скоро вознесут на перекладине креста, чтобы это было спасением для тех, кто смотрит на это с любовью. Сын человеческий, ваш Учитель Иисус скоро будет предан в руки первосвященников, книжников и старейшин, которые приговорят Его к смерти и передадут Его язычникам для глумления над Ним. И Он будет заушаем[15], избит, оплеван, Его проволокут по улицам подобно грязной тряпке, а затем язычники, после бичевания и увенчания Его шипами, осудят Его на смерть на кресте, предназначенном для преступников, так как еврейский народ, собравшийся в Иерусалиме, пожелает Его смерти, вместо смерти разбойника, и Он будет казнен таким образом. Но, как это указано в знамениях пророчеств, через три дня Он вновь воскреснет. Таково испытание ожидающее вас. Оно явит вам степень вашего духовного развития. Я торжественно говорю вам, кто думает, что вы так совершенны, что презирает тех, кто не принадлежит Израилю, и презирает даже многих из нашего собственного народа, Я торжественно говорю вам, что вы, избранная часть Моего стада, как только Пастырь будет схвачен, будете охвачены страхом и рассеетесь, спасаясь бегством, как если бы волки, которые изорвут всего Меня своими клыками, были бы натравлены на вас. Но, говорю Я вам, не бойтесь. Вы нисколько не пострадаете. Меня будет достаточно для насыщения диких волков…»

       5. Апостолы, пока Иисус говорил, выглядели подобно людям, находящимся под ливнем камней. Они даже сгибались все больше и больше по мере того, как Иисус продолжал Свою речь. И когда Он закончил, сказав: «И то, о чем Я говорю вам, надвигается. Это не так, как в другие разы, когда было время перед наступлением этого часа. Сейчас этот час пришел. Я иду, чтобы быть переданным в руки Моих врагов и быть принесенным в жертву ради спасения всех. И бутон этого цветка еще не потеряет своих лепестков после цветения, когда Я уже умру». Некоторые закрывает свои лица руками, а некоторые стонут, как если бы они были ранены. Искариот мертвенно бледен, абсолютно бледен.

       Первым совладал с собою Фома, который заявляет: «Этого с Тобой не случится, потому что мы защитим Тебя или умрем вместе с Тобой, и, таким образом, мы покажем, что достигли Тебя в Твоем совершенстве, и что мы совершенны в любви к Тебе».

       Иисус молча смотрит на него.

       Варфоломей после долгого задумчивого молчания говорит: «Ты сказал, что Ты будешь предан… Но кто сможет предать Тебя Твоим врагам? Об этом не упомянуто в пророчествах[16]. Нет, об этом не упомянуто. Было бы слишком ужасно если один из Твоих друзей, один из Твоих учеников, один из Твоих последователей, даже самый последний, предал бы Тебя тем, кто ненавидит Тебя. Нет! Никто, кто слушал Тебя с любовью, даже если только однажды, не может совершить такого преступления. Они люди, а не дикие звери, не демоны… Нет, мой Господь. И даже ненавидящие Тебя не смогут… Они боятся народа, и весь народ будет вокруг Тебя!»

       Иисус смотрит на Нафанаила и ничего не говорит.

       Петр и Зелот оживленно беседуют друг с другом. Иаков Зеведеев упрекает своего брата, потому что видит, что он не расстроен, и Иоанн отвечает: «Это потому, что я знаю обо всем этом последние три месяца», и две слезы скатываются по его лицу.. Сыновья Алфея разговаривают с Матфеем, который сокрушенно качает головой.

Андрей говорит Искариоту: «Поскольку у тебя так много друзей в Храме…»

«Иоанн знаком с самим Анной, - отвечает Иуда и заключает, - что мы можем сделать? Что может сделать слово человека, если это предопределено?»

«Ты действительно так думаешь?» - спрашивают Фома и Андрей вместе.

«Нет. Я ничего не думаю. Это бесполезные опасения. Варфоломей прав. Весь народ будет вокруг Иисуса. Вы уже можете видеть это по поведению тех, с кем мы встречаемся. И это будет триумфом. Вы увидите, что это произойдет», - говорит Иуда из Кериофа.

«В таком случае, почему Он…» - говорит Андрей, указывая на Иисуса, Который остановился, поджидая женщин.

«Почему Он говорит это? Потому что Он производит впечатление… и потому что Он желает проверить нас. Но ничего не произойдет. Во всяком случае, я пойду…»

«О! Да, Пойди и разузнай!» - умоляюще говорит Андрей.

Они замолчали, потому что Иисус вновь идет за ними, шагая между Своей Матерью И Марией Алфеевой.

6. Мария слегка улыбается, потому что ее невестка показывает Ей какие-то семена, которые она раздобыла, мне неизвестно где, и говорит Ей, что хочет посеять их в Назарете, после Пасхи, прямо у маленького грота, столь дорогого Марии: «Когда Ты была маленькой девочкой, я вспоминаю тебя всегда с этими цветами в Твоих маленьких ручках. Ты называла их цветами Твоего прихода. Действительно, когда Ты родилась, Твой сад был полон этих цветов, и в тот вечер, когда весь Назарет пришел чтобы посмотреть на дочку Иоакима, гроздья этих маленьких звездочек выглядели как алмазы из-за воды с неба и последнего луча солнца, которое зажгло их, пока садилось, и поскольку Твое имя было “Звезда”, все говорили, глядя на эти крошечные сияющие звездочки: “Цветы украсились, чтобы сердечно приветствовать цветок Иоакима, и звезды покинули небо, чтобы прийти к Звезде”. И все улыбались, радуясь этому знамению и радости Твоего отца. И Иосиф, брат моего мужа, сказал: “Звезды и капли. Она действительно Мария!”. Кто бы мог сказать ему тогда, что Ты станешь его звездой?

Когда он вернулся из Иерусалима, после того как был избран Твоим супругом, весь Назарет желал отпраздновать это событие вместе с ним, поскольку велика была честь, низошедшая на него с Небес и его бракосочетания с Тобой, дочь Иоакима и Анны, и все желали праздновать вместе с ним. Он вежливо, но твердо отказался от всех празднеств, изумив всех. Потому что какой мужчина, предназначенный для такого почетного бракосочетания и таким решением Всевышнего не отпраздновал бы счастья своей души, плоти и крови? Но он говорил: “Для великого предназначения требуется серьезная подготовка”. И умеренно используя слова и пищу, потому что он всегда практиковал все остальные воздержания, он провел это время, работая и молясь., потому что я верю, что каждый удар молотка, каждая отметина долота становились молитвами, если возможно молиться работая. Его лицо было восхищенным. Я ходила, чтобы приводить в порядок дом, отбеливать простыни и все другие вещи, оставшиеся от Твоей матери, которые пожелтели от возраста, и я видела его работающим в огороде. И я также говорила с ним… но он был погружен в мысли. Он не улыбался. Ни мне, ни кому-либо еще, но только своим мыслям. Они не были мыслями каждого мужчины, собирающегося жениться. Это была не озорная улыбка чувственного удовольствия… Он… казалось, улыбался невидимым ангелам Божьим, говорил с ними и советовался… О! И я почти уверена, что они говорили ему, как обращаться с Тобой! Потому что позже, - и это изумило всех в Назарете и почти возмутило моего Алфея, - он откладывал свадьбу столько, сколько было возможно, и мы никогда так и не поняли, почему он внезапно решился к определенному времени. И также когда мы услышали, что Ты стала матерью, как был удивлен Назарет Его сдержанной радостью!... Мой Иаков несколько похож на него. И он становится таким все больше и больше. Сейчас, когда я наблюдаю за ним внимательно, - я не знаю почему, но с тех пор, как мы вышли из Ефраима, он, кажется, полностью изменился, - я вижу его таким… похожим именно на Иосифа.

Посмотри на него даже сейчас, Мария, сейчас, когда он вновь обернулся, чтобы посмотреть на нас Разве это не задумчивая поза, столь обычная для Твоего супруга Иосифа? Он улыбается, но я не знаю, печальна ли его улыбка или рассеянна. Он смотрит, но кажется, что он смотрит вдаль, на то, что позади нас, как часто делал Иосиф. Ты помнишь, как Алфей поддразнивал его? Он говорил: “Брат, ты все еще смотришь на пирамиды?” Он качал головой, не отвечая, терпеливый и погруженный в мысли. Он никогда не был многословным. Но когда вы вернулись из Хеврона! Он даже не приходил больше к источнику, как он делал раньше, и как делают все. Он был либо с Тобой, либо за своей работой. И за исключением Субботы, когда мы ходили в синагогу, или когда он ходил куда-нибудь по делам, никто не мог сказать, что они видели Иосифа праздно ходящим в течение этих месяцев. Затем вы уехали… Как горестно было не иметь от вас вестей после бойни! Алфей дошел до Вифлеема… “Они уехали”. – сказали ему. Но как могли мы верить им, если в этом городе, где все еще краснела невинная кровь и еще курился дым над руинами, они смертельно ненавидели Тебя и проклинали за кровь, которая была пролита? Он пошел в Хеврон, а затем в Храм, потому что была очередь служить Захарии. Елизавета не дала ему ничего кроме своих слез, Захария только слова утешения. Они оба беспокоились об Иоанне и боялись новых жестокостей. Они сокрыли его и дрожали над ним. У них не было новостей от вас и Захария сказал Алфею: “Если они мертвы, то их кровь на мне, потому что я убедил их остаться в Вифлееме”. Моя Мария! Мой Иисус был так красив во время первой Пасхи после Его рождения! И не иметь новостей от Тебя столь долгое время! Но почему никогда никакой вести?...»

«Потому что лучше было молчать. Там, где мы жили, было много Марий и Иосифов, и было мудро считаться обычной женатой парой», - тихо отвечает Мария, затем, вздохнув, Она говорит: «И даже при всей своей горечи это были счастливые дни. Зло было все еще так далеко! Если как человеческим существам нам не хватало столь многих вещей, то наш дух был насыщен радостью от того, что у нас был Ты, Мой Сын!»

«Твой Сын с Тобой даже сейчас, Мария. Иосифа уже нет с Тобой, это правда! Но Иисус здесь и со всей полнотой Своей взрослой любви», - замечает Мария Алфеева.

Мария поднимает Свою голову, чтобы посмотреть на Иисуса. Хотя Ее губы слабо улыбаются, Ее глаза выдают Ее мучение. Но Она не произносит другого слова.

7. Апостолы остановились, поджидая их, и все собрались вместе, включая Иакова и Иоанна, которые шли позади со своей матерью. И пока они отдыхали после долгой ходьбы и некоторые ели немного хлеба, мать Иакова и Иоанна подошла к Иисусу, Который не садился, стремясь вновь отправиться в путь, и простерлась перед Ним.

Так как ее желание попросить что-то было очевидно, Иисус спрашивает у нее: «Чего ты хочешь, женщина? Скажи Мне».

«Даруй мне благодать, прежде чем Ты уйдешь, как Ты говоришь».

«Какую?»

«Устрой так, чтобы эти двое моих сыновей, которые все оставили ради Тебя, сели бы один по правую Твою руку, а другой по левую, когда Ты сядешь в Своей славе в Твоем Царстве».

Иисус смотрит на женщину, а затем на двух апостолов, и говорит: «Вы внушили эту просьбу своей матери, превратно истолковав обещания, которые Я дал вчера. Вы (еще) не получили в царстве Земном во сто крат против того, что вы оставили. Значит, вы тоже становитесь жадными и глупыми? Но это не ваша вина. Ядовитые сумерки тьмы уже распространяются и оскверненный воздух Иерусалима приближается и развращает и ослепляет вас…. Я говорю вам, что вы не знаете, чего просите! Можете ли вы пить из той чаши, из которой Я собираюсь пить?»

«Мы можем, Господь».

«Как вы можете говорить это, если вы (еще) не поняли горечи Моей чаши? Это будет не только та горечь, которую Я описал вам вчера, горечь Человека всех скорбей. Там будут мучения, которые вы не были бы в состоянии понять, даже если бы Я описал их вам… И все же, да, хотя вы все еще подобны двум мальчикам, которые не знают ценности того, что они просят, так как вы два праведных духа, которые любят Меня, вы, конечно, выпьете из Моей чаши. Но не Я могу даровать вам благодати сесть по правую или по левую руку от Меня. Она будет дарована тем, для кого это уготовано Моим Отцом».

8. Другие апостолы, пока Иисус еще говорил, очень резко осуждали просьбу сыновей Зеведеевых и их матери.

Петр говорит Иоанну: «Как ты мог?! Я больше не узнаю в тебе того, кем ты был!»

И Искариот с демонической улыбкой говорит: «Поистине первый есть последний! Неожиданности и открытия наших дней…» - и он смеется, разинув свой рот так, что видна вся его внутренность.

«Быть может, вы следуете нашему Учителю ради почестей?» - спрашивает Филипп с упреком.

Вместо того, чтобы отвечать двум апостолам, Фома обращается к Саломее: «Почему ты унизила своих сыновей? Ты могла бы подумать об этом вопросе и предотвратить все это, если они этого не сделали».

«Это правда. Наша мать никогда так не поступила бы», - говорит Фаддей.

Варфоломей ничего не говорит, но выражение его лица свидетельствует о его неодобрении. 

Чтобы успокоить возмущенных, Симон Зелот говорит: «Все мы можем совершать ошибки…»

Матфей, Андрей и Иаков Алфеев ничего не говорят, но они явно страдают из-за этого инцидента, повредившего прекрасному совершенству Иоанна.

Иисус жестом устанавливает молчание и говорит: «Что? Одна ошибка влечет за собой многие? Вы, упрекающие с возмущением, неужели вы не сознаете, что вы также совершаете грех? Оставьте этих братьев в покое. Моего упрека достаточно. Их унижение очевидно, и их покаяние смиренно и искренне. Вы должны любить друг друга, поддерживать друг друга. Потому что никто из вас еще не достиг совершенства. Вы не должны подражать миру и мирским людям. В мире, как вы знаете, правители господствуют над своими нациями и их влиятельные люди властвуют во имя правителей. Но такого не должно происходить среди вас. Вы не должны желать господствовать над людьми и вашими товарищами. Напротив, каждый, кто желает быть великим среди вас, должен быть вашим слугой и каждый, кто желает быть первым среди вас, должен быть слугой всех. В точности как поступал ваш Учитель. Разве Я пришел, чтобы господствовать над людьми и угнетать их? Или чтобы Мне служили? Конечно, нет. Я пришел, чтобы служить. Таким образом, так как Сын человеческий пришел не для того, чтобы ему служили, но чтобы послужить и отдать Свою жизнь во искупление за многих, то и вы должны поступать так же, если желаете быть такими как Я и быть там, где Я… И будьте в мире друг с другом, как и Я в мире с вами».

……………….

 

9. Иисус говорит мне:

«Сделай предельно ясным смысл следующего предложения: “… вы будете, конечно, пить из Моей чаши”. В переводах ты читаешь: “Мою чашу”. Я сказал: “из Моей чаши”. Никакой человек не может пить Мою чашу. Только Я, Искупитель, должен буду выпить всю Мою чашу. Моим ученикам, Моим подражателям и любящим Меня, позволено, конечно, пить из чаши, из которой Я пил, что относится к той капле, маленькому глотку или глоткам, которые Бог по Своей благосклонности даровал им пить. Но никто никогда не выпьет всей той чаши, которую испил Я. Поэтому правильно говорить “из Моей Чаши”, а не “Мою чашу”».