Встреча с Иудой Искариотом и Фомой

 

19 ноября 1945

Хотя в ясном небе сияет солнце, в долине Кишона царит пронизывающий холод, принесенный ледяным ветром, дующим через северные холмы и уничтожающим нежные растения, которые трепещут и вянут, ощипанные холодом, обреченные на умирание со своей новой зеленеющей листвой.

«Долго ли продлится этот холод?»- спрашивает Матфей, кутаясь в свою тяжелую мантию, из-под которой видна только малая часть его лица, то есть только нос и глаза.

Варфоломей отвечает голосом, приглушенным его широкой мантией, которая прикрывает его рот: «Возможно, до конца этого лунного месяца».

«Тогда мы влипли! Но не бери в голову! К счастью мы остановимся в гостеприимных домах в Назарете… А тем временем холода пройдут».

«Да, Матфей. Насколько я понимаю, они уже сейчас закончились, потому что я вижу, что Иисус не такой подавленный, как раньше. Вам не кажется, что Он стал более радостным?» - спрашивает Андрей.

«Так и есть… Но я… ну, мне кажется невероятным, что Он стал таким изнуренным просто от того, что нам уже известно. Там действительно не было никакой другой причины, как вы считаете?» - спрашивает Филипп.

«Нет. Ничего. Напротив, я могу рассказать тебе, что у сиро-финикийской границы тамошние верующие доставили Ему много радости и Он сотворил те чудеса, о которых мы тебе рассказывали, - отвечает Иаков Алфеев, уверяя его.

«Он в эти последние дни очень много времени проводит с Симоном Иониным. И Симон сильно изменился… Конечно, вы все изменились. Я не знаю… Вы, кажется, стали… более суровыми, я бы сказал», - говорит Филипп.

«Это только твое впечатление!... На самом деле мы остались такими, какими были. Конечно, было неприятно видеть Учителя таким удрученным из-за столь многих причин, и слышать о том, как они свирепствуют против Него… Но мы защитим Его. О! Они не причинят Ему никакого вреда, если мы будем с Ним. Прошлой ночью, после того, как я услышал, что говорил Герма, а он серьезный и заслуживает доверия, Я сказал Ему: “Ты больше не должен оставаться один. Сейчас у Тебя есть ученики, которые, как Ты можешь видеть, активны и действуют хорошо, и постоянно возрастают числом. Поэтому мы будем ходить и оставаться вместе с Тобой. Я не имею ввиду, что Тебе придется делать все. Настало время Тебе приободриться, мой дорогой брат. Ты будешь с нами, среди нас, подобно Моисею на горе, и мы будем бороться за Тебя, и будем готовы, если будет необходимо, защитить Тебя и физически. То, что случилось с Иоанном Крестителем, не должно случиться с Тобой”. Ведь, в конце концов, если бы число учеников Крестителя не сократилось до двух-трех малодушных, его бы не схватили. А нас двенадцать и я хочу убедить некоторых из наиболее преданных и энергичных учеников присоединиться к нам или, наконец, быть поблизости от нас. К примеру, тех, которые были с Иоанном в Махаоне. Они смелые и верные мужи: Иоанн, Маттафия и также Иосиф. Вы знаете, что он многообещающий молодой человек?» -говорит Фаддей.

«Да. Исаак ангел, но его сила полностью духовна. Иосиф крепок также физически. Он почти нашего возраста».

«И он быстро учится. Вы слышали, что сказал Герма? “Если бы он учился, то стал бы и раввином, будучи праведным человеком”. А Герма знает, о чем говорит».

«Я, однако… приблизил бы к нам также Стефана и Герму, и священника Иоанна с его знанием Закона и Храма. Вы знаете, что их присутствие значит для книжников и фарисеев? Препятствие, сдержанность… А для сомневающихся людей это значит: “Также и лучшие люди Израиля вместе с Раввином в качестве Его учеников и слуг!”» - говорит Иаков Алфеев.

«Ты прав. Давай скажем Учителю. Вы слышали, что Он сказал вчера: “Вы должны повиноваться, но вашим долгом является также открывать Мне свои мысли и говорить, что вы считаете правильным, чтобы вы могли научиться тому, как следует наставлять людей в будущем. И, если Я увижу, что то, что вы говорите, справедливо, Я приму ваши идеи”» - говорит Зилот.

«Возможно, Он сказал это, чтобы показать, что Он любит нас, увидев, что мы все более или менее убеждены, что мы являемся причиной Его страданий», - замечает Варфоломей.

«Или Он действительно устал следить за всем и быть единственным, кто принимает решения и ответственность. Быть может Он также осознал, что Его совершенная святость является… я бы сказал, почти несовершенством, принимая во внимание то, что находится перед Ним: мир, который не свят. Мы не совершенные святые. Просто мы не такие мошенники, как остальные люди… и поэтому более способны отвечать тем, которые просто подобны нам», - говорит Симон Зилот.

«И знать их, тебе надо было бы сказать», - добавляет Матфей.

«О! Насколько это касается их, то я уверен, что Он их тоже знает. Нет, Он знает их лучше, чем мы, потому что Он может читать в сердцах людей. Я так же уверен в этом, как в том, что я жив», - говорит Иаков Зеведеев.

«Ну, тогда, почему же временами Он себя так ведет, подвергая Себя злоключениям и опасностям», - печально и безысходно спрашивает Андрей.

«Кто знает? Я не могу ответить тебе», -говорит Фаддей, пожимая плечами. И остальные соглашаются с ним.

Иоанн молчит. Его брат поддразнивает его: «Поскольку ты всегда все знаешь об Иисусе, - порой вы кажетесь очень близкими друг другу, - говорил ли Он когда-нибудь тебе, почему Он себя так ведет?»

«Да. Я тоже спросил Его об этом недавно. Он неизменно отвечает: “Потому что Я должен. Я должен действовать так, как если бы весь мир был полон невежественными, но хорошими людьми. Я учу всех одному и тому же учению, и таким образом дети Истины будут отделены от сынов Лжи”. Он также сказал мне: “Понимаешь, Иоанн? Это подобно первому суду, не всеобщему и коллективному, а индивидуальному суду. В соответствии с их поступками веры, милосердия и справедливости, ягнята будут отделены от козлят. И это будет продолжаться также после, когда Меня здесь больше не будет, но здесь будет Моя Церковь, на веки вечные, до конца мира. Первый суд над массой людей будет происходить в мире, где люди действуют свободно, перед лицом Добра и Зла, Истины и Лжи. Также как первый суд состоялся в Земном Раю, перед древом Добра и Зла, нарушенном теми, кто не повиновался Богу. Затем при смерти каждого индивидуума, судебный приговор уже записан в книге человеческих дел и будет утвержден совершенным и безошибочным Разумом. Великий, Страшный Суд будет последним, когда масса людей будет вновь судима. От Адама до последнего человека. Они будут судимы согласно тому, что они свободно желали для себя на земле. Сейчас, если бы Я сам отделил тех, кто заслуживает Слова Божьего, Чуда, Любви и тех, которые не заслуживают их, и сделал бы это с божественным правом и способностью, то те, которые были бы исключены, даже если они были демонами, в день их индивидуального суда громко бы кричали: ‘Твое Слово преступник, потому что Он не желал учить нас’. Но они не смогут сказать этого… или, скорее, они скажут это, и еще раз солгут. И они будут судимы за это”».

«Итак, отвергать Его учение – означает быть осужденным?» - спрашивает Матфей.

«Я не знаю, все ли не поверившие будут осуждены. Если вы помните, отвечая Синтихии, Он дал нам понять, что те, кто действовали честно во время своей жизни, не будут осуждены, даже если они веровали в другие религии. Но мы можем спросить Его: Израиль, которому известно о Мессии и сейчас верит в Него частично и плохо, или отвергает Его, будет, конечно, судим строго».

«Учитель многое говорит тебе, и ты знаешь многие вещи, которых мы не знаем», - замечает его брат Иаков.

«Это твоя вина и вина всех вас. Я задаю Ему вопросы с простотой. Временами я задаю Ему вопросы, которые должны были бы выставить перед Ним Его Иоанна большим глупцом. Но я не беспокоюсь об этом. Все, чего я желаю – это знать, что Он думает и сохранить это в себе и сделать это моим. Вы должны делать то же самое. Но вы всегда боитесь. Чего? Показаться невежественными? Показаться поверхностными? Показаться тупоумными? Вы должны были бы бояться только одного – оказаться все еще неподготовленными, когда Он уйдет. Он всегда говорит это… и я всегда повторяю это самому себе, чтобы подготовиться к разлуке… Но я чувствую, что она будет очень скорбной…»

«Не заставляй меня думать об этом», - восклицает Андрей. И остальные, вздыхая, повторяют его слова.

«Но когда это случится? Он всегда говорит: “Скоро”. Но это может быть в течение месяца или в течение лет. Он так молод и время летит так быстро… Что с тобой, брат? Ты сильно побледнел…» - спрашивает Фаддей у Иакова.

«Ничего! Я думал…» - немедленно отвечает Иаков Алфеев, опустив голову.

А Фаддей нагибается, чтобы заглянуть в его лицо… «В твоих глазах слезы! В чем дело?...»

«Не больше чем в твоих… Я думал о том времени, когда мы будем одни».

 

«Что это случилось там с Симоном Иониным, который бежит вперед и кричит, как крохаль[11] в штормовой день?» - спрашивает Иаков Зеведеев, указывая на Петра, оставившего Иисуса одного и побежавшего вперед, крича слова, которые его товарищи не слышат из-за ветра.

Они пошли быстрее и увидели, что Петр пошел по тропинке, идущей от Ципориса, до которого теперь подать рукой (так говорят апостолы, спрашивая друг у друга, приказал ли ему Иисус пойти в Ципорис по этому короткому пути). Но, приглядевшись внимательнее, они увидели, что единственные путешественники, идущие от города к главной дороге – это Фома и Иуда.

«Посмотрите на это! Здесь? Именно здесь? Что они здесь делают? Если бы им надо было пойти куда угодно, то из Назарета они бы пошли к Кане, а затем до Тиверии…» - отмечают многие.

«Возможно, они пришли сюда в поисках учеников. Это было их миссией», - говорит мудрый Зилот, который чувствует, как подозрение поднимается в сердцах многих, как пробудившаяся змея.

«Давайте пойдем быстрее. Иисус один и Он, кажется, ждет нас…» - советует Матфей. Они идут и достигают Иисуса одновременно с Петром, Иудой и Фомой.

Иисус очень бледен, так бледен, что Иоанн спрашивает Его: «Ты Себя нехорошо чувствуешь?» Иисус улыбается и делает отрицательный жест, приветствуя двух учеников, вернувшихся после столь долгого отсутствия.

Первым Он обнимает Фому; он процветает и весел как обычно, но становится серьезным, когда видит, как изменился Учитель и вежливо спрашивает: «Ты болен?»

«Нет, Фома. Я не болен. А ты всегда был здоров и счастлив?»

«Да, был, Господь. Я всегда был здоров и всегда счастлив. Я скучал по Тебе, если бы Ты был там, мое сердце было бы в высшей степени счастливо. Мои отец и мать благодарны Тебе за то, что Ты послал меня домой на некоторое время. Мой отец был не очень здоров, так что я работал вместо него. Я пошел к своей сестре-близнецу и повидал своего маленького племянника, и назвал его, как Ты посоветовал. Затем пришел Иуда, и он заставил меня ходить повсюду, подобно маленькому влюбленному голубю, туда и сюда, где бы ни были ученики. К этому времени он сам уже прошел по очень многим местам. Но он сейчас Тебе расскажет, как он работал в течение десяти недель и заслужил, чтобы Ты его выслушал».

Иисус отпустил его и теперь наступил черед Иуды, который терпеливо ждал и теперь выступает вперед и принимает искреннюю, легкую, триумфальную позу. Иисус пронзает его Своими сапфировыми глазами. Но Он целует его и принимает поцелуй от него, так же, как Он сделал это с Фомой. И слова, которые последовали за этим, полны любви: «Твоя мать была счастлива увидеть тебя, Иуда? Здорова ли эта святая женщина?»

«Да, Учитель, и она благословляет Тебя за то, что Ты послал к ней ее Иуду. Она хотела послать Тебе несколько подарков. Но как бы я мог принести их, поскольку я ходил туда и сюда, пересекая горы и долины. Тебе не нужно беспокоиться, Учитель. Все группы учеников, которых я посетил, действуют святым образом. Новости распространяются все больше и больше. Я захотел произвести личную оценку значимости самых влиятельных книжников и фарисеев. Я, ради Тебя, познакомился со многими из них и встретился с еще более многими. Я сблизился с Саддукеями и Иродианами… О! Я могу заверить Тебя, что мое чувство собственного достоинства было совершенно раздавлено!… Но я это сделал ради Тебя. Я готов сделать это и больше этого. Я получил презрительные ответы и анафемы. Но я оказался в состоянии пробудить восприимчивое понимание в людях, предвзято относящихся к Тебе. Я не хочу, чтобы Ты меня хвалил. Для меня достаточно то, что я исполнил свой долг. И я благодарил Вечного Отца за помощь, которую Он оказывал мне все это время. В некоторых случаях мне пришлось воспользоваться чудесами. И я сожалел об этом, потому что они заслуживали ударов молнии, а не благословений. Но Ты говоришь, что мы должны любить и быть терпеливыми… Я вел себя таким образом во славу и честь Бога и ради того, чтобы обрадовать Тебя. Я надеюсь, что многие помехи были изменены к лучшему, также и потому, что я гарантировал своею честью, что тех двоих, бросивших на нас такую мрачную тень, больше нет с Тобой. Позже я испытал угрызения совести, потому что утверждал то, чего не знал в точности. Итак, я решил проверить это для того, чтобы сделать все, что могло бы оказаться необходимым, так как я не хотел, чтобы они обнаружили, что я солгал. Это могло бы навечно сделать меня подозрительным для подлежащих обращению. Представь Себе! Я пошел к Анне и Каиафе!... О! Они хотели уничтожить меня своими упреками… Но я был таким смиренным и убедительным, что они напоследок сказали мне: “Ну, если ситуация действительна такова… Нам было сказано, что она иная. Члены Синедриона, которые были осведомлены об этом, говорили нам обратное и…»

«Уж не собираешься ли ты сказать, что Иосиф и Никодим лжецы», - прерывает его Зилот, который до этих пор контролировал себя, но больше не мог сдерживаться и стал мертвенно-бледным от своих усилий.

«Кто сказал это?» Напротив, Иосиф увидел меня, когда я выходил из дома Анны и сказал мне: «Почему ты так расстроен?» Я рассказал ему все, и как, следуя Его совету и Никодима, мой Учитель отослал прочь галерного раба и гречанку. Потому что Ты отослал их прочь, не так ли?» - говорит Иуда, пристально глядя на Иисуса своими черными глазами, которые светятся до такой степени, что кажутся фосфоресцирующими. Кажется, что он хочет пронзить Иисуса своими глазами, для того, чтобы прочесть, что Он сделал.

Иисус, Который все еще стоит перед ним и очень близко, спокойно говорит: «Пожалуйста, продолжай, Я очень заинтересован тем, что ты говоришь. Это очень точный отчет и он может быть очень полезен».

«Ах! Итак, я говорил, что Анна и Каиафа изменили свое мнение. Это многого значит для нас, не так ли? А затем!... О! Теперь я заставлю Тебя смеяться! Ты знаешь, меня поймали раввины, поставившие меня в центр круга и проэкзаменовавшие меня как несовершеннолетнего, входящего в возраст? И какой это был экзамен! Ну. Я убедил их, и они позволили мне уйти. Затем я стал подозревать и боялся, что сказал что-то, что не было правдой. Потому я решил взять Фому и пойти еще раз по тем местам, где были ученики, или где могли бы найти приют Иоанн и гречанка. Я пошел к Лазарю, к Манаилу, во дворец Хузы, к Элизе в Бетзуре, к садам Иоанны в Бетхере, в Гефсиманию, в маленький домик Соломона за Иорданом, на Чистые Воды, к Никодиму, к Иосифу…»

«Но разве ты не виделся с ним?»

«Да. И он уверил меня, что он больше не видел этих двоих. Но Ты знаешь… Я желал увериться… Короче: я проверил каждое место, где они, как я предполагал, могли бы быть… И не думай, что я страдал, не найдя их. Ты бы мог счесть меня неправым. Каждый раз, - и Фома может подтвердить это, - каждый раз, когда я выходил из очередного места не найдя их и каких-либо следов их, я говорил: «Хвала Тебе, Господи!», и я говорил: «О, Вечный Отец, даруй мне, чтобы я никогда не нашел его!» Я делал это! Это было желание моей души… Ездрилон был последним местом… Ах! К слову! Ишмаэль бен Фаби, который находится в своем деревенском доме у Мегиддо, желает иметь Тебя своим гостем… Но если бы я был Тобой, я бы не пошел…»

«Почему бы и нет? Я, конечно, пойду. Я тоже очень хочу увидеть его. Нет, мы пойдем туда немедленно. Вместо того, чтобы пойти в Ципорис, мы пойдем к Ездрилону, затем в Мегиддо послезавтра, в канун Субботы, и оттуда в дом Ишмаэля».

«Нет, Господь! Почему? Ты думаешь, что он любит Тебя?»

«Но если ты пошел к нему и изменил его во славу Мне, почему ты не хочешь, чтобы Я пошел к нему?...»

«Я не ходил к нему… Он был на полях и узнал меня. Но я, - я верно говорю, Фома? -  я хотел убежать прочь, когда увидел его. Но не смог, потому что он назвал меня по имени. Я могу только посоветовать Тебе никогда не ходить ни к одному фарисею, или книжнику, или к подобным им. Это не принесет Тебе никакого блага. Позволь нам оставаться среди своих, совершено одним, с людьми, и ни с кем больше. Включая Лазаря, Никодима и Иосифа… это будет жертвоприношением… Но лучше поступить так, чтобы избегнуть зависти, ненависти… и открывать себя для порицания… Когда за столом Ты говоришь… они работают за Твоей спиной над Твоими словами. Но давай вернемся к Иоанну… Я шел сейчас в Сикаминон, хотя Исаак, которого я встретил на границе с Самарией, поклялся мне, что он не видел его с октября».

«И Исаак поклялся истинно. Но то, что ты советуешь относительно контактов с книжниками и фарисеями, находится в противоречии с тем, что ты сказал перед этим. Ты защищаешь Меня… Это то, что ты делаешь, не так ли? Ты сказал: “Я разрушил многие предрассудки, направленные против Тебя”. Ты сказал это, или нет?»

«Да, Учитель, я сказал».

«Ну, тогда, почему Я не могу Сам завершить Мою защиту? Итак, мы пойдем к Ишмаэлю А ты сейчас пойдешь обратно и предупредишь его. Андрей, Симон Зилот и Варфоломей пойдут с тобой. Мы пойдем к крестьянам и отдохнем с ними. Что касается Сикаминона, то мы только что пришли оттуда. И нас было одиннадцать. Мы подтверждаем тебе, что Иоанна там нет. Его нет также в Капернауме или Вифсаиде, в Тиверии, Магдале, Назарете, Хоразине, Вифлееме Галилейском, и так далее, во всех других местах, которые ты, может быть, хочешь назвать… чтобы увериться в том, что Иоанна нет ни среди учеников, ни в дружественных домах».

Иисус говорит спокойно, естественным тоном… И все же должно быть что-то в Нем, что беспокоит Иуду, который на мгновение меняется в цвете лица. Иисус обнимает его, как если бы Он желал поцеловать его… И когда Его щека оказалась против Иудиной, Он прошептал ему тихим голосом: «Ты, несчастный негодяй! Что ты сделал со своей душой?»

«Учитель… я…»

«Уходи! Ты воняешь адом больше, чем сам Сатана! Замолчи!... И покайся, если можешь».

Иуда… Я бы бросилась прочь на полной скорости. Но не он. Он бесстыдно сказал громким голосом: «Благодарю Тебя, Учитель. Но я умоляю Тебя, прежде чем я пойду, могу я поговорить с Тобой наедине на минутку?»

Все остальные отошли на приличную дистанцию. «Почему, Господь, Ты сказал мне эти слова? Ты опечалил меня…»

«Потому что это истина. Кто имеет дело с Сатаной, пахнет Сатаной».

«Ах! Это из-за некромантии? О! Ты напугал меня! Это была шутка! Ничего кроме шутки любознательного ребенка. И это позволило мне приблизиться к некоторым саддукеям и потерять всякое желание встречаться с ними вновь. Итак, Ты можешь видеть, что можешь отпустить мне (этот грех) без всякого беспокойства. Это все не имеет значения, когда кто-то имеет Твою силу. Ты был прав. Давай, Учитель! Моя вина очень легкая!... Велика Твоя Премудрость. Но кто Тебе сказал (об этом)?»

Иисус смотрит на него сурово, но не отвечает.

«Но Ты действительно видишь грехи в моем сердце?» - несколько испуганно спрашивает Иуда.

«И это вызвало у Меня отвращение. Уйди! И больше ничего не говори». И Он поворачивается к нему спиной и идет обратно к ученикам. Он приказывает им сменить маршрут, После того, как Он попрощался с Варфоломеем, Симоном и Андреем, к которым присоединился Иуда, они быстро ушли, а оставшиеся пошли медленно, не зная о той истине, которая была известна только Иисусу.

Они настолько не ведают о ней, что восхваляют Иуду за его активность и дальновидность. И честный Петр искренне осуждает себя за поспешные суждения о своем соученике…

Иисус улыбается… мягкой, несколько усталой улыбкой, как если бы Он был погружен в Свои мысли и мог только слышать болтовню Своих спутников, которые знали о случившемся только то, что им позволяла знать их человеческая природа.

 

Иисус говорит:

 

«Ты вставишь здесь видение, которое ты видела 11-го сентября 1944 года. Ишмаэль Бен Фаби».