Общеевропейский процесс и его роль в крушении СССР и ОВД

Изменения во внешней политике Москвы позволили вывести общеевропейский процесс из тупика, в котором тот пребывал с сентября 1983 г., и начать консультации в рамках так называемой Стокгольмской конференции СБСЕ по мерам доверия в Европе, которая по существу бездействовала со дня своего открытия в январе 1984 г. Однако смена политического руководства в СССР «неожиданно быстро» дала свои первые плоды, и первая сессия Стокгольмской конференции завершилась в сентябре 1986 г. подписанием итогового документа, который содержал описание этих самых мер доверия, которые все стороны согласились применять в отношениях друг с другом для уменьшения угрозы случайных военных конфликтов. Среди этих мер были:

1) предварительное уведомление о военной деятельности и приглашение иностранных наблюдателей на все крупные военные учения и маневры;

2) взаимный обмен важной информацией военного характера;

3) введение полных ограничений на проведение всех военных мероприятий, превышающих их согласованный масштаб;

4) проведение комплексных проверок на месте, т.е. непосредственно в зонах применения этих мер доверия.

В октябре 1986 г. в Вене начала работу очередная встреча СБСЕ, которая должна была сосредоточиться на так называемом «человеческом измерении» общеевропейского процесса. В повестке дня всей этой встречи главное место должны были занять вопросы, которые всегда являлись самыми болезненными для Москвы – правозащитные. Но формирование атмосферы доверия в отношениях с Западом было составной частью «нового политического мышления» М.С. Горбачева. Поэтому, подобно тому, как Н.С. Хрущев в 1950‑х гг. пошел на односторонние уступки для подтверждения серьезности своих намерений, М.С. Горбачев, стремясь всеми силами понравиться западным партнерам и добиться ослабления международной напряженности, искал реальный способ повлиять на зарубежное общественное мнение, чтобы заставить руководство США и стран Западной Европы отнестись к его «революционным» предложениям вполне серьезно.

В свою очередь, зарубежные «партнеры», прекрасно понимая всю сложность положения их визави в партийной властной вертикали, стремились побудить его к гораздо более радикальным шагам по реформированию советской политической системы через ее демократизацию, внедрение практики идейного и политического плюрализма и т.д. Подобные идеи встречали самый благожелательный отклик как у самого М.С. Горбачева, так и у части его либеральной команды в лице Э.А. Шеварднадзе, А.Н. Яковлева, А.С. Черняева и других.

В декабре 1988 г., выступая на сессии Генеральной ассамблеи ООН, советский лидер впервые с хрущевских времен громогласно объявил новую программу односторонних сокращений советских вооруженных сил, которая предусматривала уменьшение их численности на 500 тыс. человек. По оценкам многих военных экспертов (В.И. Варенников, Л.И. Ивашов, В.Н. Лобов), эта явно популистская мера привела бы к тому, что Советский Союз в одночасье утратил бы всю способность к внезапному вооруженному нападению на европейском театре военных действий, поскольку брал на себя преступные, по сути, обязательства вывести с территории ГДР, ЧССР и ВНР свыше 10 тыс. танков, 8,5 тыс. артиллерийских систем и 800 самолетов.

По мнению ряда современных авторов (А. Богатуров, А. Аверков), Москва пошла на эти односторонние уступки в отношениях с западноевропейскими «партнерами» в надежде устранить общую напряженность в Европе, избавиться от необходимости содержать мощную группировку своих войск на европейском направлении и сократить свои огромные военные расходы.

Их авторитетные оппоненты (И. Фроянов, А. Островский, А. Барсенков) полагают, что подобные горбачевские инициативы преследовали совершенно иную цель, в частности, полную капитуляцию и сдачу позиций СССР на европейском континенте.

В январе 1989 г. состоялось подписание итогового документа Венской встречи СБСЕ, в котором было зафиксировано множество важных положений военно‑политического и экономического характера. Главным среди них стало обязательство всех стран‑участниц «обеспечить, чтобы их законы, административные правила, практика и политика сообразовывались с их обязательствами по международному праву и были гармонизированы с положениями "Декларации принципов" и другими обязательствами по СБСЕ». Одобрив этот документ, Советский Союз, по сути, впервые официально согласился с принципом приоритетности международного права по отношению к собственному внутреннему законодательству и сделал крупный, однако явно подрывной, шаг к распространению в Советском Союзе общеевропейских стандартов и представлений о фундаментальных ценностях и личных свободах.

Позднее эта так называемая гуманитарная и правозащитная тематика стала предметом дальнейших обсуждений на Парижском (1989), Копенгагенском (1990) и Московском (1991) совещаниях СБСЕ «по человеческому измерению», которые окончательно подчинили все советское законодательство международным конвенциям и договорам. Само решение о переводе СССР на международно‑правовые стандарты в собственной внутренней политике в соответствии с документами Венской встречи имело далеко идущие негативные последствия как для отношений между федеральным центром и союзными республиками в рамках самого СССР, так и в отношениях между СССР и странами социалистического лагеря. Резкая активизация националистических сил в советской зоне влияния еще как‑то сдерживалась «политико‑идеологическим прессом» со стороны Москвы, однако сразу после завершения Венской встречи националистическая оппозиция, особенно в Польше, Венгрии, Чехословакии и в Советской Прибалтике, получила полное правовое основание для своей легализации. Теперь она вполне открыто и даже агрессивно стала добиваться изменения внутреннего законодательства своих стран, непосредственно апеллируя к международным правовым актам.

В конце октября 1990 г. в Париже состоялась встреча глав государств и правительств СБСЕ, предложение о проведении которой сделал сам М.С. Горбачев в июле 1990 г. В ходе этой встречи была подписана печально знаменитая «Парижская хартия для новой Европы», лицемерно провозгласившая «эру демократии, мира и единства на континенте». В этом документе было формально заявлено об окончании эпохи глобальной конфронтации, то есть «холодной войны», и принято решение о превращении СБСЕ в постоянно действующий международный институт – Организацию по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ). Таким образом, всему общеевропейскому процессу был окончательно придан непрерывный характер и было установлено, что отныне каждые два года в одной из европейских столиц будут проводиться консультации на уровне глав государств и правительств всех стран, подписавших Хельсинкский Заключительный акт (1975), а регулярные встречи министров иностранных дел европейских государств в рамках ОБСЕ будут проходить ежегодно в трех штаб‑квартирах ОБСЕ – в Праге, Вене и Варшаве.

Советский Союз с большой готовностью согласился на расширение полномочий ОБСЕ, что отчасти отвечало общему настрою высшего советского руководства на «коллективное регулирование общеевропейского процесса», поскольку оно наивно полагало, что расширение полномочий ОБСЕ может помочь предупредить рост влияния США на европейские дела. Однако ОБСЕ так и осталась довольно слабой и аморфной политической структурой, поскольку у нее отсутствовали полномочия, которыми обладала та же ООН в вопросах применения военной силы и экономических санкций. Кроме того, все важнейшие решения в ОБСЕ могли быть приняты только по формуле «консенсус минус один голос», что очень затрудняло принятие любых решений по самым острым и спорным вопросам, находящихся в сфере компетенции ОБСЕ. Поэтому она так и не смогла сыграть существенной роли в практической деятельности по предотвращению и урегулированию любых военных конфликтов в Европе, что наглядно подтвердилось в ходе начавшейся летом 1991 г. гражданской войны на территории Югославии (СФРЮ).

Там же в Париже в середине ноября 1990 г. лидеры 22 государств, входивших в ОВД и НАТО, подписали договор «Об обычных вооруженных силах в Европе» (ДОВСЕ). Переговоры по этой проблематике продолжались более тридцати лет, но лишь теперь обе стороны смогли достичь согласия в этом крайне непростом вопросе. Этот договор предусматривал значительное сокращение всех вооружений – от Атлантики до Урала, с тем, чтобы оставшейся военной техники и вооруженных сил хватило для решения сугубо оборонительных задач, при резком сокращении возможностей для ведения наступательных военных операций на всем европейском континенте. С этой целью были установлены предельные уровни вооружений и военной техники для стран НАТО и ОВД. Например, по танкам они не должны были превышать 20 000 единиц для каждой стороны, однако на момент подписания ДОВСЕ страны НАТО располагали на европейском континенте 30 000 танков, а страны ОВД – 60 000 танков, то есть сокращение вооружений опять носило явно асимметричный характер. Формально этот беспрецедентный договор был призван стать основой «новой системы безопасности» в Европе. Поэтому в принятой по его итогам «Совместной декларации двадцати двух государств» лицемерно констатировалось, что все страны‑подписанты «больше не являются противниками, будут строить новые отношения партнерства и протягивают друг другу руку дружбы», но на деле все произошло как раз наоборот.