Типы характеров – специальная теория личности

 

Наверняка далеко не всем нравится, когда понятия, заимствованные из учения о болезнях, переносятся в область «нормальной» психологии. Ведь это означало бы, что мы предполагаем наличие у себя тех же процессов, которые в значительно более выраженном виде мы обнаруживаем и описываем у наших пациентов. Но если быть честными, то всегда можно заметить у самих себя черты, по меньшей мере, некоторых патологических расстройств или их компонентов. Вспомним хотя бы, например, тревожное избегание провоцирующих страх ситуаций, навязчивый контроль, депрессивные плохие настроения, склонность к болезненным пристрастиям или граничащую с бредом сверхчувствительность, с которой мы воспринимаем конструктивные замечания других людей. Соответственно, можно было бы говорить о фобическом, навязчивом, депрессивном, зависимом или параноидном характере. Часто исследователи выделяют также истерические, навязчивые, депрессивные и шизоидные структуры личности (Schultz‑Hencke, 1951). Тем самым, типология личностных качеств, выделенных у психически больных людей, переносится в учение о характерах. Прилагательное «истерический», которое в просторечии стало употребляться в довольно уничижительном значении, означает такое свойство личности, которое мы находим у людей, любящих выставлять себя напоказ, привлекать всеобщее внимание и при этом изображать «лукавое безразличие», которое, однако, не лишено эротических намеков. В этом смысле истерическую структуру можно было бы поместить между импульсивным характером и характером с подавленными влечениями в духе Вельгельма Райха (Reich, 1925), потому что здесь сексуально‑эротические тенденции одновременно и выражаются, и скрываются.

Навязчивая структура упоминалась еще при описании Фрейдом «анального» характера (см. главу VI.2), здесь же следует подробнее остановиться на депрессивной структуре. Она характеризует людей, которые всегда в большей или меньшей степени чем‑то расстроены, подавлены, полны пессимизма, постоянно ожидают разочарований и потому часто сами их и провоцируют. Подобные структуры создают и поддерживают непроработанные разочарования в других людях, утрата значимых лиц и бессознательное чувство вины, однако совсем не обязательно, что эти структуры всегда статичны и не поддаются влиянию; как показывает опыт повседневной психоаналитической работы, они возникают в результате динамических бессознательных процессов и очень хорошо поддаются лечению с помощью психоанализа.

То же самое в принципе относится и к шизоидной структуре – название, которое может напугать, потому что напоминает о шизофрении. Этот испуг оправдан, так как действительно здесь постулируется сходство с шизофренией. Шизоидные люди холодны, дистанцированны, нелюдимы, недоверчивы, у них нарушены контакты, и они оторваны от жизни. Каждый из нас наверняка знает таких людей или может быть даже видит шизоидные черты в самом себе. Но в выражении «шизоидный характер» нет ничего уничижительного, как и в обозначении людей с «истерическим» характером.

Принимая во внимание общественно‑политический интерес к психоаналитической теории личности, мы не можем не представить читателям следующие портреты. Первый из них – это изначально описанный Вильгельмом Райхом (1933) так называемый буржуазный характер. Психическая структура буржуазного характера идеально соответствует требованиям нашего общества, ориентированного на достижения, на успех, он воплощает его добродетели: обязательность, послушание, пуританскую этику, предпочтение работы любым удовольствиям, вознаграждение хорошего специалиста и принцип оплаты по количеству и качеству труда. Здесь также можно сказать, что наш опыт непосредственного знакомства с людьми дает достаточно доказательств, что такие типы характера существуют; ведь все мы выросли в обществе, ориентированном на успех, а потому в большей или меньшей степени сформировались под его влиянием, даже не догадываясь об этом.

Теперь плавно перейдем к мазохистскому характеру. В нем прибавляется готовность страдать. С полным правом назвать «мазохистами» можно таких людей, у которых страдание культивируется настолько, что приобретает характер наслаждения. Речь идет о людях, которых в детстве настолько «выдрессировали» с помощью телесных наказаний, что они не видят никакой другой возможности удовлетворить свои сексуальные желания, не говоря уже об агрессивных. Только в извращенной форме (страдая) мазохисты способны пережить что‑то наподобие запретного для них наслаждения. Это люди, для которых любые авторитарные системы, политические или религиозные, не так уж нежеланны. Не случайно понадобилось очень много времени на то, чтобы, преодолевая сильное сопротивление, изменить установку взрослых по отношению к телесным наказаниям детей.

Взаимосвязи между тоталитарными общественными структурами и структурами характера станут еще более наглядными, если мы в заключение обратимся к авторитарному характеру, который был описан Теодором Адорно, Бруно Беттельхаймом, Эльзой Френкель‑Брунсвик, Марией Яхода и др. (Adorno et al., 1950) как «авторитарная личность». Это понятие относится к людям, исполненным предрассудков; они перенимают суждения других людей, считая их своими собственными, ценя общепринятые нормы выше всего, отвергая чуждое, постороннее и видя только себя и свою группу. Попытки критики подавляются в зародыше. Люди с таким характером привязаны к авторитетам, потому что они рано научились приспосабливаться и подчиняться. Поэтому в политике они ведут себя лояльно по отношению к государству и проводимой им политике. В целом они всегда стоят на стороне власть имущих. При этом люди с авторитарным характером требуют от других, чтобы те подчинялись им так же, как они сами подчиняются авторитетам. Родители любят таких детей. Государства с авторитарной структурой требуют от своих подданных, чтобы они принимали и выполняли их правила.

Как показали статистические оценки, полученные в исследованиях Адорно и его сотрудников, с этим типом характера коррелируют высокие баллы по трем разработанным этими авторами шкалам: по шкале этноцентризма, шкале антисемитизма и шкале фашизма. Это означает, что установка на авторитет связана не только с завышенной оценкой значимости своего народа, но и недооценкой, обесцениванием и даже презрением по отношению к другим народам, особенно малочисленным. При этом сразу становится очевидным, что у подобных людей, наряду с этноцентрическими и антисемитскими чертами, можно найти и симпатию к фашизму. Им свойственна также приверженность к антидемократичским идеям, упорное отстаивание консервативных ценностей, раболепство перед авторитетами и повышенная агрессивность, ничем не проявляющаяся во внешнем поведении, но постоянно готовая выплеснуться вовне, включая готовность к разрушению. Как показывают характеры, аналогичные типу Адольфа Эйхманна[16], при этом не обходится и без готовности мучить, пытать и убивать других людей. Во времена национал‑социализма люди с такими чертами характера могли беспрепятственно проявлять накопившиеся у них деструктивные импульсы в полном соответствии с расовой идеологией.

Но давайте будем откровенны. Каждый из нас потенциально способен на такие поступки. Эксперименты социального психолога Стэнли Милграма (Milgram, 1969) однозначно показывают, насколько легко нормативное групповое влияние может привести к жестокому поведению. Две трети испытуемых считали: то, что сказал авторитетный человек, правильно. Они легче подчинялись приказам наказать других людей электрошоком тогда, когда человек, которого по схеме опыта якобы подвергали мучениям, оставался анонимным и находился отдельно в другом помещении.

Сходство авторитарного характера с характером манипулятивного типа, или личностью, руководимой извне, по терминологии Дэвида Рисмана (Riesman, 1950), очевидно. Речь идет о людях, не имеющих своего собственного мнения и постоянно адаптирующихся к внешним обстоятельствам. Возможно, некоторые читатели помнят фильм Вуди Аллена «Зелиг», который утрированно, но с юмором, показывает такой типаж. В этих людях нетрудно разглядеть тип «попутчика», который встречался не только во времена национал‑социализма; его и сегодня не надо долго искать. Подобное поведение на протяжении всей своей жизни разоблачал Александр Мичерлих, вскрывая его причины и указывая, что подоплеку таких типов характера следует искать не только в семейных обстоятельствах (вынужденное приспособление, буквально «выбитое» физическими наказаниями), но и в политической сфере (воспитание верноподданничества). Тем скорее должны мы принять вызов и посмотреть правде в глаза, какой бы горькой она ни была, например, когда мы узнаем в себе отдельные черты малоприятных типов характера из числа представленных здесь. Этим мы будем способствовать критическому мышлению, избавлению от предрассудков и замене их на самостоятельные мысли; мы вскроем неприятные и вызывающие чувство неловкости стороны нашего характера и создадим условия для устранения иллюзий как в отношении нас самих, так и относительно других людей.

Следуя за Фрейдом, психоаналитики (начинавшие с исследования патологии) описывали структуру характера в соответствии со стадиями психосексуального развития и старались определить тип нормального (более или менее здорового) характера. Основополагающими здесь являются работы Фрейда «Характер и анальная эротика» (Freud, 1908b) и «Заметки об одном случае невроза навязчивых состояний» (Freud, 1909d), в которых он описывает признаки «анального характера». По Фрейду, речь идет о людях, для которых анальная стадия имеет особое значение; бросаются в глаза такие черты их характера, как бережливость, аккуратность и упрямство. Фрейд понимает эти непатологические черты характера как проявления процесса формирования реакции, т. е. модификации, возникшей в период анальной стадии защиты от анально‑либидинозных и анально‑садистских желаний по отношению к анальному объекту, содержимому кишечника. В этом Фрейд усматривает важные сублиматорные образования. Аналогичным образом последователи Фрейда описывали оральный, уретральный, фаллически‑нарциссический и генитальный характер.

Свен‑Олаф Хофманн (Hoffmann, 1979) выделяет во фрейдовской концепции характера генетическую модель влечений (в которой характер и симптомы рассматриваются как производное и замещающее образование и почти приравниваются друг другу) и модель типологии характеров, в которой с 1923 г. характер понимается как следствие идентификаций и интериоризованных объектных отношений.

Впервые эта модель была сформулирована в работе «Печаль и меланхолия» (Freud, 1916–1917g); в ней объясняется механизм идентификации. Идентификация рассматривается не только как психопатологический механизм, но и как структурообразующий элемент развития человеческой психики. С позиции теории влечений Фрейд считает идентификацию формой сублимации, которая связана не только со сменой цели влечения, но и, как показал Хофманн (Hoffmann, 1979), с качественным изменением энергии влечения. Это позволяет понять характер как нейтрализацию и сублимацию импульсов влечений; характер и инстанция Я (позднее Хартманн попытается уточнить: самость) считаются почти идентичными друг другу. В формирование характера включаются как идентификации с Я‑идеалом и Сверх‑Я, так и первично автономные функции Я. Затем последователи Фрейда начали рассматривать характер с генетической точки зрения как судьбу влечений, а также как следствие столкновения Я с влечениями, Сверх‑Я и внешней реальностью. Современные последователи Фрейда еще большее значение уделяют разработке роли интернализации в формировании характера (интроекция, инкорпорация, идентификация). Однако продолжает развиваться и подход, называемый «психология Я», в котором характер понимается как ряд первично автономных (т. е. неконфликтных) функций Я. В рамках генетического подхода к развитию влечений различают, в зависимости от стадии развития, либидо‑оральный, анальный, уретральный, фаллический и генитальный характеры, в то время как в конкурирующей с ней клинической типологии характера различают истерический, навязчивый, шизоидный, мазохистский, фобический и другие характеры (см. главу VII.3). Хофманн справедливо указывает на то, что последователи Фрейда при составлении типологии характеров часто смешивают феноменологически‑описательный и генетически‑динамический подходы (Hoffmann, 1979, S. 142).

Основная тема орального характера – «брать и получать» (там же, S. 155). В психоаналитическом смысле этот тип характеризуется выраженной оральностью, а согласно предложенному Абрахамом (Abraham, 1924) разделению оральной стадии на два периода, появляются орально удовлетворенный оптимист и орально фрустрированный пессимист. По Абрахаму, орально удовлетворенный оптимист глубоко убежден, что в жизни и в межличностных отношениях «все всегда превосходно». Часто непоколебимый оптимизм сочетается с определенной пассивностью и ожиданием, что всегда можно будет воспользоваться услугами заботливых окружающих. В противоположность этому у орально фрустрированного человека доминирует чувство постоянного ущемления его интересов и как следствие – огромные претензии и требования к окружающему миру и к межличностным отношениям (Hoffmann, 1979, S. 155 и далее). Поэтому оральный характер был обозначен как «зависимый и требовательный». Последователи Абрахама, например Гловер (Glover, 1925), выделили орально‑пассивные черты характера, в то время как Фенихель (Fenichel, 1945) и Ференци (Ferenczi, 1924) подробно исследовали особенности «оральных пессимистов». Фенихель (1945) первым установил нарциссические черты орального характера и указал на уязвимость чувства собственной значимости у людей с таким характером. Балинтовские типы окнофилов и филобатов (Balint, 1965) отражают нарциссические защитные образования орального характера. У уретрального характера, напротив, на первом плане идеалы высоких достижений и честолюбивые цели, а при фрустрациях крайне обострены чувства стыда и склонность к избеганию. Здесь эксгибиционистские и вуайеристские импульсы выражены ярче, чем у орального и анального характера.

Формулировка понятия «генитальный характер» восходит к первому поколению психоаналитиков. Оно постулирует, что пережитая ребенком сексуальная свобода в зрелом возрасте либо сохраняется или же, наоборот, подавляется. Вильгельм Райх называл таких людей, находящихся на распутье между сексуальной свободой и подавлением сексуальности, просто импульсивными и заторможенными характерами. Здесь детское поведение также либо непосредственно продолжается во взрослом возрасте, либо подавляется под воздействием внешних факторов.

Большое внимание исследователей вызвал фаллически‑нарциссический характер, который всеми понимается как следствие проработки кастрационного комплекса. Абрахам (Abraham, 1924) различал (прежде всего, у женщин) два типа: тип реализации желаний и мстительный тип. Если первый пытается компенсировать бессознательно фантазируемую кастрацию высокими достижениями и подчеркнуто «мужскими», агрессивными формами поведения, то второй мстит тем, что бессознательно причиняет другим людям страдания, которые сам пережил в бессознательном. Бессознательная фантазия «кастрирующей, или фаллической женщины» такова: «Я хотя и несовершенна, но пусть и другие люди тоже будут такими же». Если тип реализации желаний отвергает женственность, то мстительный тип хотя и принимает ее, но использует для мести за пережитое оскорбление (Hoffmann, 1979, S. 170). В этой и в других концепциях характера бессознательная фантазия на тему отсутствия пениса у женщины играет одну из главных ролей. Причем Хофманн предполагает, что разными авторами обсуждался и обсуждается не столько этот клинический феномен как таковой, сколько вопрос о его генезе. Некоторые психоаналитики (Фрейд, Дойч и др.) считали, что «анатомия – это судьба» (Freud, 1924d, S. 400), что девочки переживают это как тяжелую нарциссическую обиду. Критики высказывали возражение, что восприятие анатомических половых различий может приводить к неврозу только при социальной дискриминации женщин по сравнению с мужчинами. В этом контексте в ощущении девочкой своей обделенности есть значительная доля правды. Райх (Reich, 1933) подробно занимался мужской версией фаллически‑нарциссического характера и считал таких людей надменными, заносчивыми, внешне самоуверенными, но также иронично‑агрессивными, холодными и отвергающими. Сексуальность людей с таким типом характера имеет ярко выраженный агрессивный оттенок.

 

 

Половая идентичность

 

5.1. Принципиальные положения (для обоих полов)

 

Если мы стремимся к всестороннему пониманию женского и мужского полового развития и его нарушений, то необходимо учитывать следующие аспекты половой идентичности:

1) биологический аспект, т. е. определенный соматический пол, мужской или женский, с соответствующими первичными и вторичными половыми признаками;

2) социальные стереотипы того, что считается мужским, а что – женским. Как известно, в разных группировках, социальных слоях и группах есть разные взгляды на этот вопрос. Сюда же добавляются изменения в понимании мужского и женского в ходе исторического процесса. Разница в понимании роли мужчины и женщины отражена в действующем законодательстве в области семейного и уголовного права, практике выплаты зарплаты и работы отделов кадров предприятий в сферах промышленности, торговли, экономики и госслужбы. В традиционном распределении социальных ролей женщине отводится роль домохозяйки и матери, тогда как для мужчины подчеркивается главенство его профессиональной деятельности. Психологи описывают различия между поведением мужчины и женщины, которые бывают весьма значительными, например, по агрессивности, по степени активности, по доминированию и импульсивности, страхам и уровню тревожности, протесту и послушанию и даже по пространственному восприятию. Что же касается мужской и женской сексуальности, то в современной литературе больше подчеркивается их различие, чем сходство (Becker, 2005; Dannecker, 2005);

3) ядерная половая идентичность связана с интуитивным знанием (ощущением) своей собственной сексуальности, на которую оказывают влияние вышеназванные биологические и социальные факторы, а также сознательное и бессознательное ощущение себя мужчиной или женщиной. Это ощущение сильно зависит от бессознательных фантазий будущих отца и матери в период беременности, а также от сознательного и бессознательного стиля обращения с новорожденным (Stoller, 1975). Так, рождение ребенка может подсознательно переживаться обоими родителями или одним из них как потеря автономии или как нарциссическая обида из‑за того, что родился ребенок не того пола; они могут чувствовать себя неполноценными в психическом или социальном плане, виноватыми, достойными презрения и воспринимать мужской или женский пол как некое дополнение, компенсацию, компромиссное решение собственных нарциссических конфликтов. Или же родители проецируют на эмбрион, а затем и на младенца другие бессознательные фантазии, связанные с неразрешенными конфликтами с собственными родителями. Важно также, удастся ли отцу построить эмоциональные отношения с младенцем. Если удается, то уже в самом начале жизни у младенца появляется предшественник психического репрезентанта его сексуальности. Другие определяющие факторы – это поло‑ролевая идентичность и сознательное или бессознательное приписывание половому партнеру и его полу определенных качеств, обусловленное отчасти социальными, отчасти семейными законами и индивидуальными установками, включающими опыт эдипальных и предэдипальных объектных отношений;

4) мужское или женское «психическое» самосознание: уважение к отцу способствует мужской идентичности, уважение к матери – женской. Если у дочери есть проблемы с женской идентичностью матери (бессознательные конфликты, такие как соперничество, зависть, презрение, чувство неполноценности), то это с большой долей вероятности выразится в нарушении ее половой идентичности.

Нам никак не избежать идентификации с наиболее значимыми лицами в период нашего развития. При этом принципиально важно, что первым объектом отношений в любых обществах является мать, причем для представителей обоих полов.

Это имеет огромное значение для формирования половой идентичности женщины или мужчины: в самом начале своего развития дочь идентифицируется в лице матери со своим полом, а сын – с противоположным. Для мальчика это означает опасность феминизации, которой нужно противопоставить особые меры предосторожности: отход от матери и сближение с отцом или специфическую разыдентификацию, т. е. отказ от идентификации с матерью.

Для дочери в отношениях с матерью, которая одного с ней пола, есть опасность недостаточного установления границ. Во избежание этого дочери нужно прилагать особые усилия в виде постоянной работы по установлению границ (отделению).

Таким образом, в исходной биологической ситуации и для дочери, и для сына в отношениях с матерью есть свои преимущества и свои недостатки. У дочери есть шанс приобретения стабильной ядерной женской половой идентичности, потому что ей, от рождения относящейся к женскому полу, легче идентифицироваться с женщиной. Для нее опасность заключается в слишком сильной привязанности и в недостаточном отделении при неопределенных границах личности, что может затруднять развитие автономии и независимости.

Сын же в начале жизни вынужден идентифицироваться с человеком другого пола. Для него существует опасность феминизации при слишком большой идентификации с матерью. Но этот недостаток связан с преимуществом, которое не следует недооценивать, – с возможностью обособиться от другого пола, что способствует развитию самостоятельности.

Рано или поздно в поле зрения подрастающего ребенка попадает мужчина, как правило, отец. А при его отсутствии это может быть дядя, дедушка или другой родственник, который возьмет на себя роль отца. Условие для идентификации с фигурой отца – это хорошие отношения с ним. Идентификации, сформировавшиеся из позитивных отношений, становятся постоянными частями растущей личности, обогащают ее и способствуют формированию идентичности вообще, но прежде всего половой идентичности. В рассматриваемом нами контексте это означает для мальчика, что отец с подчеркнуто мужскими качествами будет способствовать развитию его мужской половой идентичности, а слабый, женоподобный отец, напротив, будет осложнять этот процесс. Для девочки слишком сильная идентификация с отцом таит в себе опасность маскулинизации, но при этом в общении с отцом, представителем противоположного пола, у нее есть шанс лучше понять половые различия и разграничить мужские и женские качества.

Наряду с идентификацией с мужскими и женскими признаками значимых лиц огромную роль для самосознания как женщины, так и мужчины играют актуальные взаимоотношения с этими людьми, и их нельзя недооценивать. Восхищение отца подрастающей дочерью как женщиной имеет такое же важное значение, как и одобрение матерью своего возмужавшего сына. Если детям разрешать играть только в традиционные игры (для дочери – игры с куклами, для сына – с машинками), то не стоит удивляться сохранению в обществе классических ролевых стереотипов.

Бессознательные фантазии о том, что считается мужским, а что женским, продолжают воздействовать на самосознание, формируя определенную половую идентичность. В этом смысле мальчику проще, потому что он легко может ощущать свой половой орган, который виден снаружи, прикасаться к нему и тем самым понимать («охватывать») его в своем представлении.

Кроме того, новейшие исследования показали, что уже бессознательные фантазии родителей в период беременности, а затем и то, как они обращаются с новорожденным, влияет на формирование ядерной половой идентичности человека (т. е. на то, к какому полу он или она причисляют себя), которая, как уже отмечалось, связана с данным в ощущениях знанием о своей телесности. Итак, в самом начале жизни у человека возникает предшественник психического репрезентанта его половой идентичности. Другой фактор, влияющий на ее формирование, – это идентичность половой роли, включающая сознательные и бессознательные, отчасти социальные, отчасти семейные и индивидуальные представления о признаках принадлежности к мужскому или женскому полу. Последний фактор – это ориентация на полового партнера, аспект, зависящий от опыта эдипальных и предэдипальных отношений с объектами. Все эти три фактора, вместе взятые, оказывают решающее влияние на формирование половой идентичности.

В этом отношении девочке труднее ориентироваться в первичных половых признаках, которые у нее не видны, как член мальчика. Как известно, Фрейд построил на этом свою теорию зависти к пенису. Но если девочке объяснят, что внутри ее тела есть сформированные половые органы, то зависти к пенису не будет, так как девочка вполне сможет гордиться хотя и невидимыми, но существующими внутри, хорошо дифференцированными женскими половыми органами. Как постоянно показывает психоанализ пациенток, у женщин во многих случаях нет приятных фантазий об их половых органах. Иногда они представляют пустое пространство или полость, в которой собираются моча, кал и кровь, полость, откуда появляются дети. Но, втянувшись в психоаналитический процесс, женщины постепенно начинают видеть все более приятные картины. Одна пациентка видела во сне пещеру, в которой были выставлены картины. Ей снился также цветок лотоса, с которым она ассоциировала женские гениталии. Она также видела во сне шкатулку с драгоценностями, которую нужно найти и в которой было спрятано много неизведанных сокровищ. Таким образом, результатом расстройств половой идентичности чаще всего бывают нарушения идентификации в переходном возрасте: чрезмерная идентификация мальчика с матерью может привести к феминизации, а дочери с отцом – к маскулинизации.

К этому прибавляется отрицательное воздействие оборонительно‑защитной идентификации (необходимой, например, для защиты от невыносимого страха) на психическое развитие ребенка, на закладку фундамента половой идентичности. Яркий пример тому – страх перед кастрацией у мальчика, который боится наказания от папы, потому что он, как Эдип, хочет спать с мамой, но, чтобы избежать наказания, с самого начала отказывается от своей мужественности и предпочитает вести себя пассивно. Такая защитная идентификация приводит к сознательному или бессознательному отказу от собственной половой идентичности.

Женский вариант проявления оборонительно‑защитной идентификации может состоять в том, что она из страха перед ролью женщины предпочитает развитие по мужскому типу. При этом причины страха могут быть разными, например, потому, что «стать женщиной» означает «забеременеть и рожать детей» или «перенять от матери все отрицательное, пример чему она подала своей жизнью», а именно: «подчиненность мужчине» или «принуждение ее к половому акту».

Конечно, отсутствие взрослого одинакового с ребенком пола, как это бывает в неполной семье или в семье с часто отсутствующим отцом, неблагоприятно сказывается на развитии здоровой половой идентичности. У растущего в такой семье ребенка мужского пола могут возникнуть большие трудности со становлением его как мужчины. Однако пример с пациентом, отец которого погиб на войне, когда ребенку не было еще и года (т. е. мальчик вырос без отца), показывает, что ему вполне удалось компенсировать отсутствие конкретного опыта общения с отцом фантазиями об отце, основанными на рассказах других людей. Но это, похоже, исключение. Опыт показывает, что отсутствие отцовского примера обязательно приводит к дефициту в развитии, особенно для половой идентичности детей мужского пола. Неблагоприятно сказывается также слишком крепкая привязанность к матери, что наблюдается, прежде всего, при дефицитах и травмах (см. главу VI.3); привязанность ребенка к матери сохраняется чаще всего в тех случаях, когда мать по каким‑либо причинам удерживает своего ребенка при себе или когда третий человек в этом союзе (как правило, отец) ничего не предпринимает против слишком тесной связи матери и ребенка.

Еще одна причина неустойчивой половой идентичности – это нарушенные отношения с родителями. Неприятно идентифицироваться с родительской фигурой, с которой нарушены отношения.

Последнее по счету, но не по значимости влияние на половую идентичность (т. е. на сознание, что у женщины есть женские гениталии, а у мужчины – мужские) оказывает отношение к мужскому и женскому полу у ближайшего окружения. Мать, у которой гениталии дочери вызывают неловкость, вряд ли сможет помочь ей чувствовать себя уверенной в роли женщины. Точно так же поведение матери, пугающейся первой эрекции у своего сына, неблагоприятно сказывается на его зарождающемся мужском самосознании. Правда, расстройства, вызванные поведением одного из родителей, во многом могут быть скомпенсированы хорошими отношениями с другим родителем. Дочь, испытывающая трудности идентификации с неуверенной в себе матерью, все‑таки может сформировать здоровую женскую половую идентичность, если будет чувствовать, что отец ценит в ней женское начало. Аналогичным образом мальчик, из опыта общения с матерью сделавший вывод, что она его с его гениталиями совсем не любит, все‑таки может развить более или менее стабильную мужскую идентичность благодаря отцу, который ценит его именно как мальчика и с которым есть смысл идентифицироваться. Вполне возможно, что фрустрирующий опыт в сексуальной сфере может представлять постоянную угрозу половой идентичности. Агрессивность, следующая за фрустрацией, нарушает представления, связанные с противоположным полом, и легко приводит к искажению восприятия. Приносящий разочарования опыт отношений с матерью вызывает реакцию ярости, но поскольку ребенок одновременно и любит мать, и боится ее, эта ярость не направляется на мать, а смещается на отца, а затем часто может переноситься вообще на всех мужчин. На этой основе формируется уже упоминавшийся мстительный тип (Abraham, 1924): например, женщины, мстящие мужчинам за пережитые разочарования, вначале дают им надежду на сближение, чтобы потом «пробросить». В женском движении этот образ «врага‑мужчины» долгое время был определяющим, что вряд ли способствует созданию удовлетворительных отношений между женщиной и мужчиной. Если подавленная ярость обращается внутрь, на самого себя, это грозит не меньшими проблемами. Ненависть к матери трансформируется в ненависть к самой себе, презрение к себе в сочетании с пренебрежением и неуважением к своему (женскому) полу. А если к этому добавляется еще и вытеснение генитальных желаний, то становятся понятными крайние формы мазохизма с получением наслаждения, когда тебя мучают, – извращенного наслаждения, которое может дать и дополнительное удовольствие, во всяком случае, за счет того, что более слабая позиция позволяет хитростью добиться еще и скрытой власти.