О битве Мингйана с ханом Кюрменом

 

В пору, когда во славу обильной арзы

Клики гремели всей богатырской семьи,

Джангар сказал, не стыдясь внезапной слезы:

"Счастливы мы сегодня, друзья мои,‑

Завтра, быть может, народы Бумбы святой

Будут раздавлены чужеземной пятой.

Знайте: под правым углом заходящих лучей

Мощного хана Кюрмена лежит страна.

Войско его состоит из одних силачей.

Некогда он покорил себе племена

Хана Узюнга ‑ родного отца моего.

Ныне, когда в государствах мира всего

Имя мое прославляют, державу мою,‑

Возненавидел он громкую славу мою.

Он говорит: "На бугристой тверди земной

Слишком прославлен Джангар, единственный сын

Воина, некогда покоренного мной".

Бумбу задумал завоевать властелин,‑

Надо нам хана Кюрмена забрать в полон".

Справа сидящий, воскликнул Алтан Цеджи:

"Кто же поедет за ним? Нойон, укажи!"‑

"Славный Мингйан поедет,‑ сказал нойон.‑

Главный певец богатырского пира, Мингйан,

Первый красавец подлунного мира, Мингйан,

Ты полетишь на крепком соловом коне,

Ты приведешь Кюрмена живого ко мне!"

Молвил Мингйан, снимая шишак золотой:

"Помните, Джангар, пришел я к вам сиротой,

Вотчину бросив свою, людей и стада.

Вы, осчастливив меня, сказали тогда:

"Будешь ты нежной усладой бойцов моих,

Будешь ты первым из первых певцов моих..."

Вот оно, Джангар, сказалось безродство мое!

Как вы решились послать меня одного

В край чужеземный, забыв про сиротство мое!

Нет у меня под этой луной никого,

Сгонит могучий противник со свету меня.

Йах! Ни сестер, ни братьев нет у меня,‑

Что выходили бы вместе, встречая меня,

Что напоили бы чашкою чая меня!"

И зарыдал он, горем своим обуян.

"О запевала Бумбы, красавец Мингйан!‑

В ставке раздался голос Алтана Цеджи.‑

Ты поезжай, за судьбу свою не дрожи.

Если сумеешь ‑ захватишь Кюрмена живым,

А не сумеешь ‑ с прекрасным даром своим

Даже в плену будешь первым из первых певцов!"

Поднял Мингйан, услыхав слова старика,

Желтую чашу: семьдесят сильных бойцов

Вряд ли поднимут ее! Шумит арака

В теле могучем, сжата в кулак рука,‑

Крикнул, неистовый, друзьям боевым:

"Если пролью богатырскую кровь свою –

Обогатится земля глоточком одним,

Высохнут кости мои в далеком краю –

Обогатится горсточкой праха всего...

Эй, коневод, побеги скорей на луга,

Эй, коневод, оседлай Алтана Шарга

И приведи сюда скакуна моего!"

В травах душистых, у холода чистых вод,

Бегал Соловый. Привел его коневод

И оседлал у чешуйчатых светлых дверей.

Добрый скакун снаряжен по законам страны.

Вот попрощался Мингйан с нойоном страны.

Выслушав пожелания богатырей,

Благоухающие, как лотос в цвету,

Славный Мингйан вскочил на коня на лету.

Перевалил Мингйан курган‑перевал,‑

Холмик заметил. Остановился на нем,

Спешился, перед соловым уселся конем,

Повод к седлу привязал он и зарыдал.

Видит он: что‑то чернеет в тумане степном.

Это несется Цеджи на Улмане своем.

Знают во всех государствах света его!

Вот развеваются полы бешмета его

Над скакуном, развевается борода...

"Бедный Мингйан мой,‑ сказал он,‑ иди сюда"

И, на колено правое посадив,

В правую щеку Мингйана поцеловал,

И, на колено левое посадив,

В левую щеку Мингйана поцеловал.

"Я помогу тебе, милый Мингйан, ‑ он сказал. ‑

Огорожу тебя, славный певец, от беды.

На девяностые сутки своей езды

Первого ты повстречаешь врага,‑он сказал.‑

Это ‑ небесный верблюд, по прозванью Хавсал.

Если скрипит он зубами, пищу жуя,‑

Пышет во рту десятиязыкий пожар.

Здесь, богатырь, и нужна умелость твоя:

Должен ему нанести ты смертельный удар!

Дальше проскачешь три месяца по полю ты,

Три величавых заметишь тополя ты.

Выйдет к тебе пятьсот невесток и дев.

Яства на тысячу разных вкусов у них,

Лица ‑ святых, но сердца ‑ шулмусов у них!

Выход один: на красавиц не посмотрев,

Повод коня отпусти ‑ Алтана Шарга:

Он уже знает, как унести от врага.

Минет еще три месяца,‑ встретишь в степи

Двух желтокрылых ужасных ос... Поступи

Так же, как прежде: дай волю Алтану Шарга,

Помни: Соловому жизнь твоя дорога.

Если живым доедешь до ставки врага –

Помни: живет у Кюрмена девица одна,

Ханши служанка. Ей можешь открыться: она

Джангрова родственница и ханская дочь.

Должен ты свидеться с ней: сумеет помочь!"

Так ясновидец сказал. Приложив сперва

К белому лбу священный мирде‑талисман,

Мудрый Цеджи произнес такие слова:

"Да повернешь, по обычаям предков, Мингйан,

Повод коня золотой. Победив в бою,

Да возвратишься ты в Бумбу, страну свою!"

Сели богатыри на могучих коней.

Мудрый провидец пустился в обратный путь.

Резвый Соловый помчался, выпятив грудь,

Не замечая ночей, не считая дней,

Надвое силой дыханья деля траву.

Красная пыль поднялась, уперлась в синеву.

Так богатырь девяносто дней проскакал.

Близилось время к полудню. Увидел Мингйан:

Мчится к нему небесный верблюд Хавсал,

Десять огней полыхает в огромном рту.

Резвый Соловый, ужасом обуян,

Остановился, весь в холодном поту.

Голову поднял Мингйан скакуна Шарга,

Повод его золотой к седлу привязал,

С черной нагайкой своей побежал на врага.

Справа пытался Мингйана схватить Хавсал,‑

Кинулся влево Мингйан и одним прыжком

Между горбами двумя оказался верхом.

Морду направо сворачивает Хавсал,‑

Влево тогда наклоняется богатырь.

Морду налево сворачивает Хавсал,‑

Вправо тогда наклоняется богатырь.

Вынул Мингйан смертоносный меч из ножон,

Сталью взмахнул ‑ у верблюда лоб размозжен,

Падает он с окровавленной головой.

Вот он покрыл половину степи вековой,

Перегораживая девяносто рек.

Чтобы скорее пройти, богатырь отсек

Голову; срезав горбы, зажарил потом

И, подкрепившись, поехал прежним путем.

Ровно три месяца мчался по полю он.

Три величавых заметил тополя он.

Девушки, жены выходят из тени к нему.

Яства несут, и доносится пенье к нему:

"Голод, старший наш брат, утолите вы,

Жажды великий пожар погасите вы!"

Вспомнил Мингйан разумного старца слова,

Волю Соловому дал. Запрядал сперва,

Будто бы перепугавшись, Алтан Шарга,

В ужасе мнимом отпрянул на два шага,

На небо прыгнул одиннадцать тысяч раз,

Наземь он спрыгнул одиннадцать тысяч раз,

Не дал опомниться женам, скрылся из глаз!

И повторяли бесовки в досаде тогда:

"Мы на дорогах стояли в засаде всегда,

Целый тюмен приходил ‑ мы хватали тюмен,

Десять тюменов ‑ и тех забирали в плен.

Если сумел он ловкостью нас превзойти,

Если сумел он уйти ‑ пускай на пути

Больше не встретит преград, не встретит

засад, Благополучно да возвратится назад!"

И, прославляя создателя Бумбы своей,

Дальше помчался Мингйан. Когда же ездок

К цели приблизился на девяносто дней,

Дождик закапал. Затрепетал ветерок,

Блестки рассыпались радужной полосы,

И, беспрерывно меняясь местами, вдали

Тучи, две черные тучи по небу шли

И превращались в две желтокрылых осы.

"Предупреждал об этом провидец меня",‑

Вспомнил Мингйан. Отпустил он поводья коня,

И поскакал золотоволосый его.

Снизу пытались ужалить осы его ‑

Делал он вверх одиннадцать тысяч прыжков.

Сверху пытались ужалить осы его ‑

Делал он вниз одиннадцать тысяч прыжков.

Изнемогая, свалились тогда с высоты

Желтые осы, ушибли свои животы.

К ним возвратиться Мингйан повелел коню.

И желтокрылых тварей он предал огню.

И, помолившись творцу родимой страны,

Воин подумал: "Победа! Теперь не страшны

Недруги, названные святым стариком..."

И натянул он ремни золотой узды,

И полетел жеребец, как брошенный ком.

После двенадцатидневной быстрой езды

Гору плешивую всадник увидел вдруг

С белой вершиной, лицом обращенной на юг.

Всадник взобрался наверх, чумбур растянул,

Ноги Соловки согнул, на землю взглянул

Взором пронзительным кречетовых очей.

Он увидал: под углом заходящих лучей

Высится башня, похожая на орла,

Перед полетом расправившего крыла,

Светятся окна из огненного стекла,

И в небосвод упираются купола...

"Кто же владелец башни,‑ подумал Мингйан,‑

Видимо, тоже один из властителей стран,

Видимо, тоже один из могучих владык,

Видимо, тоже отважен, богат и велик.

Разве такого смогу победить врага?"

Так вопрошая, плакал прекрасный Мингйан.

Крупные слезы текли ‑ за серьгою серьга.

С белой вершины сошел, наконец, великан.

Он отпустил своего Алтана. Шарга

К водам прохладных ключей, на зеленый простор.

Вырвал сандаловый ствол и развел костер,

Чаю сварил, навес над собой развернул,

И, раскрасневшись, как жимолость, воин заснул

И на земле растянулся, как цельный ремень.

И молодой богатырский сон, говорят,

Длился тогда сорок девять суток подряд.

Только лишь пятидесятый начался день,

Воин проснулся. Взглянул он прежде всего

На скакуна своего ‑ и не верит глазам:

Кажется, с пастбищ сейчас привели его!

И подошел он к ручью, погляделся: и сам

Стал он таким же, каким перед выездом был.

И засмеялся, печали свои позабыл,

И превратил коня в жеребенка потом,

И превратил он себя в ребенка потом,

И в государство хана Кюрмена вступил.

Ехал впритруску, двухлетку не торопил.

Там, где давали побольше, там ночевал,

Там, где давали поменьше, там он дневал.

Прибыл в цахар *, когда еще было светло.

Ясная, как луны золотое стекло,

Вышла девица: видимо, в башне жила.

Остановил он коня, чтобы мимо прошла,

Но побежала девица навстречу ему.

Он поскакал, чтоб осталась она позади,‑

Рядом бежит, обращается с речью к нему:

"Старший мой брат, не спеши, мой нойон, погоди,

С благополучным приездом поздравлю тебя

И безошибочно к цели направлю тебя",‑

"Девушка, с виду кажетесь кроткою вы,

А посмеяться непрочь над сироткою вы,

Над мальчуганом без матери, без отца.

Если, девица, для шуточек вздорных вам

Недостает покорного молодца,

Трудно ль такого найти средь придворных вам?"‑

С гневом притворным ответствовал мальчуган.

"Сразу тебя признала я, славный Мингйан,

Первый красавец вселенной! Ты ‑ исполин

Бумбы нетленной, и Джангар ‑ твой властелин

Послан сюда нойоном на гибель врагу.

Можешь открыться мне, воин, я помогу".

"Верно,‑ Мингйан отвечал, не слезая с коня.‑

Послан я Джангром сюда, нойоном своим.

Верно и то, что Мингйаном зовут меня.

Должен я Джангру доставить Кюрмена живым.

Что предпринять? Помогите, красавица, мне.

С хитрым врагом помогите справиться мне".

"Та, про которую, мой прекрасный Мингйан,

Мудрый Цеджи тебе говорил, это ‑ я.

Все расскажу тебе, ничего не тая.

Этот Кюрмен ‑ воистину сильный хан,

Этот Кюрмен ‑ один из могучих владык,

Принадлежит ему света четвертая часть.

Ханский очир, железную ханскую власть,

Белый Мудрец охраняет ‑ древний старик.

Как‑то в один из тихих степных вечеров

Вышел из башни старик. На звездный покров

Он посмотрел и, вернувшись, хану сказал:

"Видишь, оттуда,‑ и на восток указал,‑

Воин великого Джангра прибыл уже.

Ханство в опасности. Будем настороже".

"Кто же из этой забытой на тверди земной,

Слабой страны Узюнг‑хана, разгромленной мной,

Кто же со мною вступить осмелится в спор?

Правду всегда говорили вы до сих пор,

Даром провидца мой просветляя народ,

Все, что случится, ведали вы наперед.

Ваши слова ‑ не пустые слова ли теперь?

Мудрости вашей года миновали теперь,

Старости вашей теперь наступили года!"

Так и не принял хвастливый Кюрмен тогда

В бедный свой ум старика разумного речь.

Старец не смог властелина предостеречь.

Вот почему я встречаю тебя, Мингйан!

Если ты снимешь с Кюрмена мирде‑талисман ‑

Станет слабее дитяти грозный Кюрмен,

И ничего не стоит взять его в плен;

Если не снимешь ‑ никто не осилит его

Между двуногими нашего мира всего.

Ночью приди на пиршество богатырей

И, превратив дорогого коня своего

В косточку, альчик, оставь у наружных дверей.

Если ты снимешь обличье Будды с груди –

Хана вяжи; не снимешь ‑ к ногам припади

И попроси, чтоб испытывать начал тебя,

Лучшим из лучших певцов назначил тебя.

Духом не падай, надейся на помощь мою".

И возвратилась девица к себе домой.

Славный Мингйан в безмолвной тиши ночной

Чудо содеял: себя превратил в змею

И ко дворцу Кюрмена тотчас же подполз.

Мимо наружной и внутренней стражи прополз,

Щелку нашел он и юркнул в ханский покой.

Перед иконой горел светильник святой,

Отсвет его на стене над престолом дрожал,

А на священном ложе Кюрмен возлежал,

И не поймешь его ‑ спит он или не спит.

Острый булат на груди, как солнце, слепит,

Слева от хана левый находится ад,

Справа от хана правый находится ад,

Барс и гиена с обеих сторон стоят,

Прыгнут ‑ ничто не сумеет тебя спасти.

Смотрит на них Мингйан, и дрожит Мингйан,

Что‑то заныло в груди, заныло в кости,

Горько заплакал он, ужасом обуян.

Долго поднять испуганных взоров не мог.

Поднял ‑ и что же? Видит: паук‑осьминог

С ханской груди снимает святой талисман.

Понял Мингйан: перед ним не простой паук!

Спрыгнул паук ‑ превратился в девушку вдруг.

Разом знакомку свою признает Мингйан!

Девушка направляется к богатырю

И на него надевает святой талисман.

"Воин, запомни то, что сейчас говорю:

Барс и гиена заснули, не встанут, поверь;

Их усыпила я на сорок суток теперь;

Я до рассвета должна расстаться с тобой:

Выйду, вступлю со стражей внутренней в бой,

Ты же, по правилам веры, в ночной тиши,

Дело благое свое, Мингйан, заверши

И постарайся покинуть башню к утру".

Вышла. Мингйан испил благодатной арзы.

Огненная вода разлилась по нутру,

Вспыхнули в зорких глазах зарницы грозы.

Соединил для молитвы ладони Мингйан,

И поклонился грозной иконе Мингйан,

И потушил светильник пальцем одним,

И, подойдя к владыке, склонился над ним,

И закричал он, вынув булат из ножон:

"Будешь, Кюрмен, не моей рукой поражен –

Это великий Джангар тебя покарал!"

С этим вонзил он в живот блестящий булат

И повернул его семьдесят раз подряд.

От неожиданной боли Кюрмен заорал,

Бросил с размаху противника в правый ад –

Тот устоял на мизинце правой ноги.

Бросил с размаху противника в левый ад –

Тот устоял на мизинце левой ноги.

Стали тогда врукопашную биться враги

В ханском покое, погруженном во тьму.

Бросил Мингйан Кюрмена к противной стене:

Без талисмана не страшен Кюрмен никому!

Руки и ноги скрутив на ханской спине,

Хана Кюрмена сунул в большую тулму.

Он увидал, распахнув двенадцать дверей:

Травы росою покрылись утренней там,

Девушка билась со стражей внутренней там,‑

С доблестной ратью Кюрменовых богатырей,

С грозным тюменом она сражалась одна.

Славный Мингйан перепрыгнув через поток

Пеших и конных, попал в седло скакуна,

И превратилась девушка в желтый платок,

Над изумленным войском взметнулась она,

За пояс богатыря заткнулась она.

Наш богатырь нагайкой ударил коня.

На расстоянье пробега целого дня

Ставил свои передние ноги скакун.

Задние ноги ставил в дороге скакун

На расстояние в целый ночной пробег.

Если же сбоку смотрел на него человек –

Чудилось: выскочил заяц из муравы.

Травы степные тонули в красной пыли.

Пламя ноздрей обжигало стебли травы.

Мчался Шарга, подбородком касаясь земли,

А подбородок стальной опирался на грудь...

"До расстоянья в двенадцать дней и ночей

Мы сократим двенадцатимесячный путь",‑

Молвила девушка и подняла суховей,

Страшному ветру степному велела подуть.

Ветер подул за хвостом Алтана Шарга –

Вот уже мысли быстрей Соловый летит!

Всадники вдруг услыхали топот копыт.

Это Мерген догонял их ‑ Кюрмена слуга.

Молвила девушка, сразу признав врага:

"Дайте мне ваш Кивир *‑ знаменитый лук.

Если на горле застежки Мерген отстегнул –

Мы победим главаря Кюрменовых слуг.

Если ж на горле застежки Мерген застегнул

Плохо, Мингйан, окончатся наши года".

Девушка синий лук натянула тогда,

Через плечо поглядела в степную ширь.

Видит она: из‑за сильной жары богатырь

Обе застежки на горле своем отстегнул!

В желтое горло вонзилась тогда стрела

И богатырскую голову сорвала.

Враг обезглавленный повод коня повернул,

Спешился, в черную землю саблю воткнул

И обмотал поводья вокруг колен...

Саблю сжимая, дух испустил Мерген.

Славный Мингйан велел возвратиться коню,

Спрыгнул на землю, с убитого снял броню,

Воина зла, чародея, он предал огню,

Вражеского жеребца повел за собой.

На девяностые сутки слез у дверей

Джангровой башни, покрытых искусной резьбой.

Вышло навстречу множество богатырей,

И развязали они большую тулму.

Освободили Кюрмена, сказали ему:

"Справа садитесь, на восьминогий престол".

Слушать не стал их Кюрмен и дальше пошел,

Сел он повыше Джангра Богдо самого!

Семеро суток длилось уже торжество,

Молвил в разгаре пиров могучий Кюрмен:

"Много я вижу в этой стране перемен!

Сын Узюнг‑хана, Джангар великий, владей

Этой прекрасной землей бессмертных людей".

И, провожаемый всей богатырской семьей,

Этот могучий Кюрмен уехал домой.

Возобновилось в ханском дворце торжество.

Молвил Алтан Цеджи, богатырь и пророк:

"Милый Мингйан, покажи‑ка мне желтый платок,

Что из кармана выглядывает твоего".

Вынул Мингйан платок, и у всех на глазах

Девушка появилась такой чистоты,

Девушка появилась такой красоты,

Что потускнело солнце на небесах!

Справа, пониже ханши Ага Шавдал,

Девушка села, и каждый тогда увидал:

Ханшу затмила она сияньем своим...

"В жены красавцу ‑ красавицу отдадим,

Пусть она будет Мингйану доброй женой!‑

Крики послышались.‑ Доблестный воин Мингйан!"‑

"Слишком заслуги ее велики предо мной,‑

Молвил Мингйан,‑ ее недостоин Мингйан:

Неоднократно спасала мне душу и честь.

Равным красавице я не могу себя счесть,

Девушку эту назвать не посмею своей".

Эти шесть тысяч двенадцать богатырей,

Долго советуясь, изрекли приговор:

"Сын ясновидца, отважный Аля Шонхор

Пусть эту девушку спутницей изберет".

И богатырские снова пошли пиры,

Бумбы страна воссияла из рода в род...

И в золотом совершенстве с этой поры,

В мире, в довольстве, в блаженстве с этой поры

Зажил могущественный богатырский народ.

 

 

Песнь одиннадцатая