Когда стало уже не так весело?

Боровский: Никогда так не было, чтоб фан несся от начала до конца. Наш коллектив всегда был окружен кольцами огня – какими‑то аскезами, испытаниями. Но это все компенсировала новая история, какой‑то вихрь событий. Когда кто‑то тебе улыбался и говорил комплимент, это поддерживало – но лично у меня не было и дня комфортной работы в этой группе.

Савлепов: Мне было обидно за творческую часть. Был балет с красивыми номерами, красивой музыкой. Появляется группа – и кажется, что теперь мы можем весь этот опыт перенести на шоу‑бизнес. А случилось так, что концертов сразу стало очень много, и не хватало времени поставить даже какие‑то танцы – все на коленке. Просто поехал, вышел на сцену – и из себя создаешь все шоу, чтобы не было стыдно перед зрителем. Хотелось какой‑то красоты, полноценной эстетической реализации.

Плюс мне физически становилось все сложнее из‑за того, что не хватало времени на себя и близких. На то чтобы начать какое‑то новое дело, во что‑то погрузиться. У тебя есть два дня в неделю дома – а хотелось еще узнать мир, изучить что‑то новое для себя. И когда [в 2015 году] наш состав сменился, произошел перезапуск Quest Pistols Show, и я один остался из оригинального состава, я понял, что это не мои люди.

Боровский: Я ушел в 2011‑м. Количество концертов не позволяло репетировать – а у меня как у хореографа была моральная ответственность за ребят: они были гораздо младше меня. Мне хотелось, чтобы наш коллектив продолжал нашу линию балета – Антон правильно сказал, мы гордились ею. Тогда и возник дискомфорт в общении с Юрием Бардашем, потому что началось другое отношение. Я превратился в человека, который ему говорит: «Чувак, ты делаешь что‑то не то. Остановись, перевыкупи». В итоге, когда я уже ушел, случился шаг, который мне всегда казался логичным: перестать просто чесать по областным центрам, остановиться хотя бы на несколько месяцев; перезагрузиться, обновиться и выйти чуть‑чуть повзрослевшими.

 

Вы понимали при этом, что дикий вал концертов Quest Pistols финансирует деятельность других проектов, которые запускал Юрий?

Савлепов: Я понимал, но Юра так все выстраивал, что типа мы семья, не бизнес. Когда вставал вопрос о деньгах, первой реакцией было: «Ты шо, ради бабок с нами? Мы о бабках не думаем!» «Ок, думать о деньгах неправильно, наверное; я получаю то, что мне причитается», – размышлял я. Я даже не знал, каким низким был наш с Никитой процент – 6 %! И это не от гонорара – а из остатка, после того как финансы распределялись на офис, на всех сотрудников. Но я об этом не думал. Я знал: Юра обо мне позаботится; он знает, как я много работаю. Наивно.

Юра был для меня даже не хореограф, а тренер. Я ему даже на один из дней рождения в шутку хотел подарить свисток. А тренер – это чувак, который тебя ебашит, и ты становишься лучше. То есть я это за пользу принимал. Думал, что так и надо. Но в определенный момент у нас стали возникать серьезные ссоры: был момент, когда Бардаш хотел отдать нас другому продюсеру – считал, что группа зашла в тупик. И у нас произошел очень‑очень горячий разговор, где я высказал ему все, что накопилось за годы.

С Юрой было страшно спорить, потому что он никогда не проигрывает: он же локомотив, который просто идет на тебя. Я решился встать на его пути. Я знал, что и у других артистов были претензии к нему: рассчитывал, что они меня поддержат, но этого никто не сделал. Из‑за этих споров мы стали меньше общаться, появилась какая‑то пропасть: у него свои дела, мы в туре. Мы на него злимся, потому что он не знает, как нам плохо на гастролях. Он обижался на нас, что мы не ценим его труд. Юра был агрессивен, но я это воспринимал как такую чистку, как рост. Чувак меня валит, а я расту – поэтому это нормально.

Я сообщил Юре о своем уходе из Quest Pistols за полгода. Потом позвонил Саше Чемерову, предложил сольный проект. А он говорит: «Не, мы уже все придумали, будем делать оригинальный состав». И так вот случилась [группа «Агонь»]. Я изначально не принял эту идею – мне хотелось перевернуть эту страницу. Но потом стало понятно, что это может быть бизнес‑модель: берем тех артистов, которых все просят (даже когда я с новыми Quest Pistols ездил, меня спрашивали постоянно: «А где тот? А где этот?»), – и делаем группу.

 

Кайф вернулся?

Савлепов: Первое время был чистый кайф – потому что мы сами снимали клипы, придумывали все идеи, какие‑то акции дурацкие. Вернулся тот же симбиоз – музыки, которую должны слушать люди, и того, как мы хотим это подать. Новая группа разожгла огонь, завела меня, как поется в «Я устал». Песня оказалась весьма пророческой. Карантин дал возможность отдохнуть, переосмыслить многое. Я понял, что теперь хочу заниматься вещами, которые мне нравятся и которые вызывают азарт и радость. Если это будет «Агонь» – класс. Теперь я больше всего боюсь потерять себя, а не какой‑то проект.

 

Интервью: Андрей Недашковский (2020)

 

2008

 

БиС

Катя

 

Вторая половина 2000‑х вообще была бедна на значимые поп‑события, но 2008 год выделяется своей скудностью даже на этом фоне. Впрочем, конвейер «Фабрики звезд» продолжал работать – и когда им управляли братья Меладзе, одним из результатов стал мальчуковый дуэт «БиС». Как и за несколько лет до того с «ВИА Грой», Константин Меладзе снова попробовал зайти на территорию незнакомого формата. Получилось недолговечно и скорее курьезно, хотя «Катя» – это, пожалуй, шедевр глупой поп‑музыки, сделанной осмысленно: тут и заход первых строчек про Мадонну и Дженнифер, и, конечно, неграмотный и потому неотразимый рефрен. Под стать самой песне был и клип – голый торс вокалиста Влада Соколовского камера в самом начале показывает так, что даже смотреть немного неловко. Эстетика плодовитого клипмейкера Алана Бадоева, в которой болливудский размах сочетается с манерной театральностью, во многом определит то, как будет выглядеть на экране постсоветский эстрадный мейнстрим в ближайшее десятилетие.

 

Константин Меладзе

продюсер, автор песни

Мне захотелось попытаться сделать мальчиковую группу и посмотреть, смогу ли я добиться в этом формате быстрого успеха. За год она стала группой номер один по версии «Муз‑ТВ» – и не только. Но после того как быстрый успех был достигнут и пошли первые места, интерес к этой работе я потерял: душу это мне не грело. Ребята ругались между собой – но я бы мог, в принципе, спасти проект; только мне было неинтересно. Это была чистой воды поп‑музыка: одному из парней было 16 лет, другому – 19, и нагружать их серьезной тематикой было бы глупо. Вот я и писал почти детские песенки в современной аранжировке. Поработали, и хорошо, но вообще – не греют меня бойз‑бенды.[135]

 

Интервью: Елена Ванина (2011)

 

Влад Соколовский

вокалист

Мне был понятен музыкальный формат этой группы, но не совсем понятен стилистический – чересчур это было сладко, на мой взгляд. Это же мужской коллектив все‑таки, так что мне было некомфортно.

Перед тем как мы получили от Кости запись песни «Катя, возьми телефон», мы увидели текст. Представьте, вы ждете суперхит и тут читаете: «Ее могли бы звать экзотически / Мадонна или попросту Дженнифер. Катя, возьми телефон – / Это он, это он». Я просто дар речи потерял: подумал, может, это прикол какой‑то. Но потом, когда послушал трек, понял, что там есть своя фишка – и это точно будет хитом. Можно просто произнести: «Катя, возьми телефон», – и все сразу вспоминают эту песню.

В России бойз‑бендам сложно существовать. В Европе, Азии, Америке – везде отлично, но только не у нас. У нас мужское население не понимает вообще, что такое метросексуал[136]: это же просто человек, который следит за собой. А у нас это как воспринимается? «Ну педики». А если уж обычное слово так воспринимается, то что говорить о бойз‑бендах.

 

Интервью: Елена Ванина (2011)

 

 

Елена Ваенга

Курю

 

Большая карьеры Елены Ваенги началась чуть позже, чем у ее будущих собратьев по термину «постшансон», и развивалась быстрее: помогло, очевидно, и сотрудничество с продюсером‑тяжеловесом Виктором Дробышем, и просто тот факт, что вышедший в 2005‑м альбом «Белая птица» предъявил целую обойму хитов шансона в его новом, некриминальном понимании. Внучка контрадмирала Северного флота Елена Хрулева, взявшая себе псевдоним в честь первого названия родного Североморска, в ранние годы писала песни, которые покупали «Стрелки» и «Божья коровка». Выйдя на эстраду самостоятельно, Ваенга усугубила эстетику даже не Пугачевой, а пожалуй, Аллегровой: ее амплуа – это певица‑актриса не из большого кино, но из повседневных мелодраматических сериалов; культурная, но все‑таки своя женщина консервативных ценностей, которая может и процитировать Гумилева, и отправиться в лирический надрыв, как в песне «Шопен», и улететь в праздничный пляс, как в «Желаю».

«Курю» – возможно, самое точное воплощение Ваенги‑певицы: тут и насмешливый манифест женской самостоятельности, и танго‑надрыв, и просторечное «блин», и, конечно, ярмарочная страсть припева с его незабываемым финалом про «тишину, взятую за основу». Не хуже объясняет, за что принято любить или не любить певицу, история создания хита, изложенная на сайте радио «Шансон», – даже если это неправда, это миф, который идеально описывает реальность. Здесь стоит дать цитату без купюр: «Певица была в гостях у своего старинного друга Миши: приятель заснул, а Ваенга смотрела по телевизору концерт Евгения Петросяна и заразительно хохотала. В общем, Миша проснулся и попросту выгнал смеющуюся Ваенгу из дома. Она оказалась в затруднительной ситуации: холодно, денег нет, батарейка в телефоне села и осталась последняя сигарета. Елена закурила и присела на детские качели, чтобы подумать о том, как ей быть. Так появилась песня “Курю”».

 

Виктор Дробыш

продюсер

История Ваенги – про долгую упорную работу. Она поет 100 песен, из которых 80 – хорошие, 50 – отличные и, может быть, 10 – шедевры. Это очень высокие показатели. Когда мы пытались ее вывести на общероссийский уровень, я был уверен, что выйдет песня «Ты меня никогда не любил» – и все. А народ ее – раз! – и не принял. Мне даже страшно стало, я думал – блин, если мы еще раз обосремся, совсем пропадет кредит доверия, даже к самим себе. И помню, как мы на студии очень серьезно делали пять разных версий «Курю». Одна была более джазовая, другая – более шансонная, третья – более попсовая. А нужно было сделать так, чтобы песня стала широкоформатной. Чтобы она понравилась всем: и детям, и ментам, и медработникам – всем! И в конце концов вот эта версия (напевает и простукивает ритм) – «Та‑дам, та‑дам бэмс!», – она вдруг сработала.

Потом были «Шопен» и все остальное – но «Курю» стала той песней, которая сразу пошла в народ, в КВН и так далее. А дальше уже все навалилось. И Ваенга была к этому готова, потому что она к этому шла очень долго. Она и сейчас живет тем багажом – новое у нее пока что‑то никак не заходит. Но тот багаж настолько велик, что это уже как «Машина времени», как Владимир Кузьмин. Самое страшное для них – это выпускать новые песни. А старые смогут собирать залы до конца жизни.

Термина «постшансон» я ни разу не слышал. Это вообще кто придумал?[137] Я хочу сказать, что я в стилях никогда не разбирался. Все эти западные названия подразновидностей – никогда их не знал и не считаю, что что‑то в жизни пропустил. Я знаю рок, поп, джаз. Так что о постшансоне со мной не поговоришь. Но я и к Ваенге, и к Лепсу, и к Михайлову отношение имел. И формат у них действительно был похожий, хотя и разница есть: Лепс такой поп‑роковый, Михайлов – более шансонный, а Ваенга – самая простонародная, но и самая глубокая из всех.

С Михайловым была такая история – мой родной брат у него работал звукорежиссером, а я даже не знал, кто это. И мне отец звонит и говорит: «К нам Сашка приезжал со Стасом Михайловым – талантливый парень! Народу, правда, было немного, человек сто. Но пел он задорно, с душой. Про женщин, про любовь». Я говорю: «Ну круто». А надо‑то было не говорить, а быстренько на контракт его сажать (смеется). Так или иначе – Михайлов, Ваенга и Лепс вот этой своей триадой вырвались, преодолели земное притяжение и летят. Им уже насрать, что дальше будет. Пусть меняются вкусы, пусть возвращается мода на хеви‑метал – они как ездили и пели, так и будут ездить и петь. И дай бог другим артистам того же.

 

Интервью: Евгения Офицерова (2020)

 

2009

 

Винтаж

Ева

 

Российская поп‑музыка конца 2000‑х не очень увлекательно жила прошлым. Знакомые герои, как по накатанной, выпускали новые песни для радио‑ и телеэфиров, доступ к которым контролировали другие знакомые герои‑продюсеры. Наблюдать за этим было скорее тоскливо – и потому что былые новаторы давно ехали по колее, и потому что напрашивалась смена власти. Лучше всех эти странные отношения с прошлым зафиксировала группа «Винтаж», которая и сама состояла из людей, уже хлебнувших своего в индустрии: Алексей Романоф солировал в «Амеге», мать троих детей Анна Плетнева пела в «Лицее» – а вместе они делали поп‑музыку, оглядывавшуюся не столько на Игоря Крутого, сколько, допустим, на Леди Гагу. Типовая для тогдашней эстрады гиперсексуальность здесь оборачивалась инструментом трансгрессивных перевоплощений (см., например, эстетику клипа и песни «Плохая девочка»); звук, оставаясь в приемлемых для эфиров рамках, гулял по самым разнообразным новым территориям. «Ева», построенная вокруг «Беги от меня» «Гостей из будущего», – уникальный на тот момент пример суперхита по мотивам другого суперхита, метапоп, какой через десять лет будет практиковать новое поколение: «Пошлая Молли», Гречка, ColdCloud и прочие.

 

Анна Плетнева

вокалистка

«Гости из будущего» – совсем не случайная группа в нашей жизни. Мы же встретились впервые с Алексеем Романофым в ДТП на парковке у МХАТа, где у Евы [Польны] и Юры [Усачева] проходили концерты. Это было ровно пять лет назад – и пока мы ждали ГАИ, мы решили, что будем вместе. То есть мы просто должны были встретиться – и песней «Ева», может быть, мы отчасти отдаем долг «Гостям из будущего».

Сама Ева, конечно, сначала сопротивлялась. Говорила, что ей не нравится смысловое наполнение, что все в прошедшем времени. «Почему “любила”? Вы, что, меня списываете?» Конечно, она с юмором говорила – но не была уверена, что ей это нужно. Но потом я придумала видеоролик – историю про фанатку, которая представляет себя Евой и сама себя любит в зеркале – и эта маниакальность ее, кажется, победила Евины сомнения.

Потом была презентация клипа. Сама Ева при этом ничего не видела – ни съемок, ни монтажа. И она пришла на презентацию с полной сумкой огурцов и села прямо напротив сцены. Мы уверены были, что она ими кидаться начнет – но оказалось, что она просто была на диете огурцовой. И пока шла презентация, съела всю сумку.

Эту песню действительно очень здорово принимают в гей‑клубах, и не только ее. Там люди могут позволить себе оторваться. Они замечательные, настоящие, очень искренние. Они не зажимаются – не думают, как выглядят в тот момент, когда им хорошо. Они просто кричат громко, поют, плачут, смеются вместе со мной. И это очень приятно.

Когда мы начинали, самое сложное было – вспомнить саму себя. Кто я такая? Что я за артистка? Потому что за те восемь лет, что я оттрубила в группе «Лицей», я почти забыла себя. То, что было там создано, было создано не мной, а продюсером [Алексеем Макаревичем]. То есть тебе дают роль – а ты ее играешь. Все было определено: в чем ты выходишь на сцену, как поешь, какие эмоции вкладываешь. Вплоть до того, что косички мне пытались заплетать, но вот это уже не удалось – я дико бунтовала, ненавижу себя с косичками. Я долго пыталась быть честной с самой собой, но постепенно это все превратилось в такую повседневную работу. И когда все закончилось, было очень сложно выйти из этих рамок, в которые меня загнали, – или в которые я сама себя загнала поневоле. На это ушло полгода где‑то – причем жесткие полгода, когда уже почти до слез доходило и хотелось все бросить. Потому что все вокруг говорили, что мы никому не нужны: сбитые летчики, экс‑вокалисты когда‑то популярных коллективов. У всех мы ассоциировались с мусором – будто мы утиль такой. А на сегодняшний день мы самая модная молодежная группа.

Этот образ гиперсексуальный очень прилип ко мне, хотя на самом деле мы все время меняемся. На альбоме «Криминальная любовь» был образ таких бунтарей: мы протестовали против всего. Нам казалось, что мы изменим этот мир – и мне кажется, мы его и правда немножко изменили. Наш альбом «Анечка» – он философский, менее коммерческий. А между ними был альбом «Sex», и на нем все зациклились – потому что на сексе вообще все зациклены. И мы этим, конечно, воспользовались. Но я себя в этом гармонично чувствовала и до сих пор прекрасно чувствую. Потому что я и есть секс.

 

Интервью: Александр Горбачев (2011)

 

Алексей Романоф

композитор, саунд‑продюсер, вокалист

Мне кажется, статус сонграйтера и продюсера – это спасение для меня. Потому что все‑таки роль фронтмена – это дело амбициозных молодых людей. И знаете, мои амбиции сольного артиста остались где‑то под забором «Фабрики звезд‑5», на которую меня, слава богу, не взяли. Была идея у тогдашнего моего партнера, Юры Усачева, запихнуть меня в эту клоаку. А у меня должна была родиться дочка – буквально в течение ближайших двух месяцев. И передо мной встал выбор: увидеть первые дни моей дочери или увидеть Аллу Борисовну Пугачеву в качестве моего продюсера. Именно в тот момент я понял, что больше не буду петь.

На меня огромное впечатление произвел альбом Мадонны «Confessions on the Dancefloor». А первым синглом там была «Hung Up», которая была основана на сэмпле группы ABBA. Я был от нее в восторге, потому как от ABBA там ничего не осталось – кроме вот именно этого музыкального референса. И я подумал, а есть ли у нас, в России, на постсоветском пространстве песня, которая может послужить таким референсом. И буквально молниеносно вспомнил про «Гостей из будущего». Сел – и написал «Еву».

Я – серый кардинал? Ну а без Анны Плетневой была бы группа «Винтаж»? Нет же. Мы вместе создаем это все. Например, видеорядом Анна занимается полностью сама. И вообще – если бы не ее святая вера в успех, не факт, что у нас бы все получилось.

 

Интервью: Иван Сорокин (2011)

 

 

Sta Family и 23:45

Я буду

 

Эпоха гламура и R’n’B фактически закончилась после пожара в «Дягилеве» и мирового финансового кризиса, но эстрада часто пытается продлить очарование по инерции. Вышедшая в 2009‑м «Я буду» может служить собирательным портретом модной музыки всего сытого десятилетия: шуршащая перкуссия, как у Тимбаленда, фортепианный перебор, как у Скотта Сторча, рэп‑речитативы, которые закрывают дырку на месте куплета, и даже немного автотюна. Дополняет все это клип с галереей нарядов, как в очереди на фейсконтроль клуба «Рай». Главное тут даже не припев, а вот этот резкий вокальный взлет на фразе «Я буду», в котором столько же секса, сколько отчаяния.

 

Валерий Ефремов

сооснователь группы, соавтор текста

Василий Косинский

сооснователь группы, соавтор текста

Ольга Засульская (Лоя)

вокалистка (2005–2011; 2017 – настоящее время), соавторка песни