То есть вы просто захотели заработать денег?

Вообще‑то, у меня было две цели. Все, что я видел тогда, было абсолютно беспомощно. «Ласковый май» – это вообще позорище! Выходят люди на сцену с нарисованными клавишами на картонке! А публика висит на люстрах! Но «Ласковый май», «Комбинация», Белоусов и еще Дима Маликов катались по стране и срубали бешеное бабло, просто невообразимое по нынешним меркам. И я решил сделать что‑то подобное.

Получилось несколько радикальнее. Ни Белоусов, ни Маликов на сцену все‑таки голыми не выходили…

Это чистая правда – до сегодняшнего дня никто не выходил на сцену так, как «На‑На» вышла в первый раз. Даже мне было страшно. Это была песня «Эскимос и папуас». Прямо перед их выходом на сцену приходит художник по костюмам, я говорю: «Где костюмы папуасов?» Он достает банан и говорит: «Вот». Тряпочный банан. Я говорю: «А остальное где?» Он смотрит на меня и пожимает плечами: «Все. Больше ничего нет». То есть им буквально с голой жопой нужно на сцену выходить. Я как заору: «Как они пойдут?! Ты с ума сошел, что ли?!» Но делать было нечего.

Это же все‑таки требовало невероятной смелости. По голове легко дать могли…

Честно говоря, я сам трясся. Но этим было хоть бы что. Что называется – ссы в глаза, все божья роса. Все парни пришли ко мне с каким‑то опытом. Политов торговал в электричках, Асимов торговал на вокзале, Славка [Жеребкин] где‑то уже работал металлургом, но какие они металлурги и торговцы? Им по 19 лет было. Они ничего не боялись, им нечего было терять. В итоге был просто шквал аплодисментов. Их не отпускали со сцены минут двадцать. Тогда я и понял – это успех. И раз публике это нравится, пусть работают с голыми жопами.

Это же был продюсерский проект от и до. Вы точно должны были себе отвечать на вопрос, для кого эти голые парни скачут по сцене, кто их публика. Они геи или гетеросексуалы, например?

Если солист эксплуатирует в своем творчестве молодость, сексуальность и эротичность, он прежде всего не должен быть женатым. Тогда все – вы на себе ставите крест! Количество поклонников, особенно женщин, уменьшается. Они понимают, он при бабе – его уже не получить. Как девушка может представить, что рядом с ее кумиром развалилась какая‑то баба? Так что это было мое условие. Любая фанатка думает: «Пусть он лучше будет голубой, чем женатый». Как‑то я сказал эту фразу в программе у [Александра] Горожанкина [музыкального редактора «Взгляда»]. Так они ее вырвали из контекста и 19 раз в сутки крутили. Меня даже Пугачева спрашивала: «Неужели ты это правда сказал?» Я, конечно, мог остановить эту рекламу, но я не остановил. Эта фраза очень важна для концепции продвижения бренда.

Да, гей‑подтекст в группе был довольно мощный.

Нет, в группе был всегда другой подтекст. Они унисекс. Все, кто хочет секса, могут мечтать об этой группе. Неважно: бабушка, дедушка, мужчина, женщина, кошка, собачка – их должны хотеть все! Их любили и те, кому 95 лет, и те, кому 4 года. Стихи писали.

Бабушки с дедушками тоже?

Где‑то валяются эти мешки писем. Дедушка пишет: «Мне 95 лет, моей бабусе – 87. Мы так любим вашу группу».

Ну а как так, что случилось с советскими бабушками и дедушками? Как получилось, что они вдруг перестали видеть на сцене оскорбительно голых мужиков, а начали видеть каких‑то бесполых куколок?

Да, эти старички в письмах так сюсюкались: «У‑тю‑тю‑сю‑сю, какие мальчики хорошенькие». Меня даже американцы спрашивали: «Как ты этого добился?» А это очень просто – я ведь работаю не для интеллектуалов, я действую на подсознание. Ну вот, например, если человек голый, но делает при этом что‑то смешное на сцене, все: бабушке уже все равно – голый он или одетый. Когда клоун показывает жопу, это никого не смущает. Я думаю, старики воспринимали «НаНа» именно как голых внуков в пеленках. Писька есть, но, знаете, только для того, чтобы пописать.

И все было хорошо, пока не появился клип на песню «Фаина».

Да, посыпались угрозы. Нам писали: «Мы уничтожим ваши кассеты, никогда больше не будем вас слушать». Было все то же самое, как в Америке с рок‑н‑роллом, когда все эти святоши и христианские общины ругали Элвиса Пресли за то, что он водит непотребно тазом, и сжигали его пластинки.

Но клип‑то и правда запредельный.

Я считаю, что предела сексуальности не существует. Но тогда я решил, что зашел слишком далеко, что даже для меня это слишком. Мы не стали ротировать этот клип. Показали пару раз по телевизору и засунули куда подальше.