АРКАДИНА. Костя, закрой окно, а то дует.

ТРЕПЛЕВ. | закрывает окно |.

ШАМРАЕВ. Дует. Надует… Одна барышня стоит у окна и разговаривает с кавалером, а маменька ей говорит: «Отойди, Дашенька, от окна, а то надует»… Надует | хохочет |.

ДОРН. От ваших анекдотов пахнет старым поношенным жилетом.

МАША. Восемьдесят восемь!

ТРИГОРИН. У меня партия, господа!

АРКАДИНА. | весело | Браво! Браво!

ШАМРАЕВ. Браво!

АРКАДИНА. Этому человеку всегда и везде везет | встает |. А теперь…

[…] После ужина будем продолжать.

{177} Следующая реплика Аркадиной в новой версии звучит так: «Господа, пойдемте закусить чего-нибудь». Первоначальный вариант был возвращен в тексте первой журнальной публикации.

На первом представлении Сорин находился на сцене (спящий) во все время диалога Нины и Треплева. По исправленной Е. П. Карповым мизансцене для спектакля 21 октября 1896 года кресло с Сориным увозили в левую дальнюю дверь (Увозят кресло). А. П. Чехов согласился с этим изменением. По исправленной ремарке в тексте первой журнальной публикации «Полина Андреевна тушит на столе свечи, потом она и Дорн катят кресло» (РМ. С. 157). На втором представлении все, видимо, так и происходило. Менялось освещение — в комнате возникал полумрак: оставалась гореть только лампа на столе Треплева.

Для второго представления Карпов и Суворин произвели серьезное сокращение в монологе Треплева:

| читает | «Афиша на заборе гласила… Бледное лицо, обрамленное темными волосами»… Гласила, обрамленное… Это бездарно, | зачеркивает | Начну с того, как героя разбудил шум дождя, а остальное все вон. Описание лунного вечера длинно и изысканно… Тригорин выработал себе приемы, ему легко… У него на плотине блестит горлышко разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса — вот и лунная ночь готова, а у меня и трепещущий свет, и тихое мерцание звезд, и далекие звуки рояли, замирающие в тихом, ароматном воздухе… Это мучительно | пауза |.

А. С. Суворин и Е. П. Карпов, очевидно, отреагировали на упреки критики в том, что специфические проблемы писательского труда неинтересны широкой публике[233]. Это сокращение соотносится с той купюрой, которая была произведена в реплике Треплева, касающейся публикации своей повести (см. выше). Сокращенный кусок монолога Треплева был восстановлен в первой журнальном варианте пьесы (РМ. С. 157).

Карпов отмечает паузу («%») в монологе Треплева после слов «Это мучительно». Пометка совпадает с авторской ремаркой. Она имела значение в том варианте монолога, который звучал на первом представлении пьесы (здесь, по мысли автора, Треплев пытался вновь от мучительных внутренних переживаний перейти к самоанализу). Когда на втором представлении часть монолога, касающаяся «треплевского писательства», вместе с фразой «Это мучительно» была выброшена, пауза потеряла смысл. Монолог стал однолинейным, лишь констатирующим разочарование Треплева в «новых формах».

{178} В спектакле 1896 года стук в окно раздавался, видимо, точно по авторской ремарке. Нина стучала в окно за спиной Треплева, он оборачивался, подходил к окну, всматривался в него, затем, открывал балконную дверь и выходил на террасу.

После первого представления Карповым и Сувориным были сокращены реплики Нины и Треплева (ХОД. С. 54):

НИНА. Здесь есть кто-то.

ТРЕПЛЕВ. Это дядя. Он спит.

[…]

НИНА. […] А теперь на него. | подходит к Сорину | Спит… Тепло, хорошо.

Здесь тогда была гостиная.

Суворин и Карпов отреагировали на издевательские фразы, помещенные в рецензиях на спектакль, где указывалось, что В. Н. Давыдова (Сорина) забыли увезти со сцены[234]. Кульминационная сцена пьесы была на втором представлении изменена. По первоначальной версии при разговоре Треплева и Нины присутствовал еще и спящий в кресле Сорин — «человек, который хотел…», что придавало всему эпизоду особую драматическую и символическую остроту. Этот эффект мог приобрести еще большую значимость, если вспомнить, что В. Н. Давыдов ассоциировался в сознании многих зрителей того времени с образом Иванова из другой чеховской пьесы, которую блестяще исполнял как на сцене Александринского театра, так и по всей России. Однако сложный ассоциативный ход не был понят (или его умышленно не заметили), и редакторы сценического текста предпочли убрать те места пьесы, которые вызвали на первом представлении негативную реакцию. А. П. Чехов также скорректировал эту сцену. В окончательной редакции эпизода на вопрос Нины «Здесь есть кто-то?» Треплев отвечает «Никого» (РМ. С. 158).

Режиссер намечает паузу («%»), отсутствующую в тексте у Чехова. Она потребовалась Е. П. Карпову для того, чтобы В. Ф. Комиссаржевская смогла психологически переключиться с ностальгических воспоминаний на реальность (ХОД. С. 55). Нина, «оценив» свое возвращение, обращалась, наконец, непосредственно к Треплеву со словами: «Я сильно изменилась?». Это, по сути, и составляло главный подспудный мотив, который мучил ее. Пауза была также намечена перед репликой Треплева: «Нина, вы опять… Нина!» Эта пауза после рыданий Нины нужна была Е. П. Карпову, чтобы развернуть «оценку» Треплева. Здесь у героя вдруг пробуждается надежда на понимание, на единение с Ниной. Общность возникает между героями лишь тогда, когда за словами проявляются их подлинные чувства. Далее следует пауза в реплике Нины после слов: «Я уже два года не плакала». {179} Этой паузой, отсутствующей в чеховском тексте, Карпов обозначал начало нового куска роли. Режиссер верно почувствовал, что Нина «балансирует» между реальностью воспоминаний, которые для нее олицетворяет Треплев, и реальностью своей судьбы, которая для нее связана с Тригориным, между реальностью живых и непосредственных чувств и неподлинностью иллюзий и миражей.

В реплике Нины: «Я заплакала в первый раз после двух лет, и у меня отлегло, стало яснее на душе» слово «яснее» Карпов меняет на утвердительную форму «ясно». Исправление было произведено во время работы над спектаклем. Режиссер, очевидно, считал, что для Нины в трактовке В. Ф. Комиссаржевской более подходит именно утвердительная форма «ясно». Это связано с общей тенденцией к романтизации образа в финале. В тексте журнальной публикации сохранен первоначальный вариант (РМ. С. 159).

В монологе Нины перед словами: «Груба жизнь» Карпов вводит паузу, отсутствующую у Чехова, чтобы отделить рассказ Нины о купцах в вагоне от обобщающего вывода-оценки.

Меняя сам характер сцены последнего свидания Нины и Треплева после первого спектакля 1896 года, Е. П. Карпов сокращает реплики Нины «Он плох» и Треплева «Да», относящиеся к спящему Сорину. Исключая Сорина из числа персонажей, участвующих в этом эпизоде, редакторы, а вслед за ними и Чехов, снимали реплики о нем. Естественно, сокращение вошло в первую журнальную публикацию (РМ. С. 159).

Перед очень важным куском — отчаянной исповедью Треплева — Е. П. Карпов намечает и акцентирует паузу. Здесь, пожалуй, впервые Треплев страстен в своем признании. Эта кульминационная исповедь-признание фактически предрекает гибель героя.

Режиссер меняет реплику Нины (ХОД. С. 57). Вместо слов «Я так утомилась» В. Ф. Комиссаржевская произносила: «Ах, как я устала». Это исправление, очевидно, возникло в процессе репетиций. Видимо, режиссеру и актрисе показалось более естественным начать реплику с восклицания. Нина представала здесь скорее не погасшей, а порывистой, трепетной. Однако Чехов вернулся к своему варианту (РМ. С. 159).

В реплике Нины после авторской ремарки «склоняется к столу» в сценическом экземпляре намечена пауза, относящаяся к спектаклю 1896 года. Е. П. Карпов понимал, что из этой паузы, выражающей крайнюю степень эмоционального опустошения, только и могли родиться слова: «Я так устала» (или в другом варианте: «Я так утомилась»). Пауза есть в реплике Нины также после слов «И он здесь» на авторской ремарке: «Возвращаясь к Треплеву». Е. П. Карпов подчеркивал, что речь Нины становится рваной, ее метания между Треплевым и Тригориным в поисках самой себя приобретали характер своеобразного «раскачивания на качелях» с четкой фиксацией «полярных точек» паузами. Следующая пауза в реплике Нины намечена перед словами: {180} «Он не верил в театр, все смеялся над моими мечтами…» Е. П. Карпов достаточно точно и последовательно намечает смысловые и эмоциональные паузы в этом монологе, стремясь раскрыть его внутренний конфликтный смысл.

В реплике Нины сокращены слова: «мало-помалу». Они были убраны в процессе репетиций, очевидно, как «тормозящие» реплику.

Пауза в реплике Нины возникала между словами «Я пойду» и «Прощайте». В этом промежутке Карпов давал возможность Комиссаржевской развернуть большую «оценку», в которую актриса вмещала огромный драматический смысл.

В реплику Нины Карпов вносит важные изменения: он зачеркивает фразу «Я истощена», а слова «хочется кушать» меняет на «хочется есть» (ХОД. С. 57‑bis). Изменения связаны с работой над спектаклем 1896 года. Совершенно естественно, что слово «истощена» совсем не подходило к тому, как играла В. Ф. Комиссаржевская финальную сцену. Ведущими чувствами здесь были трепет и торжество жизни, а не опустошенность и утомленность. Этим же продиктовано изменение прозаического, принадлежащего определенной социальной среде слова «кушать», на более пафосное «есть». В текст журнальной публикации А. П. Чехов вернул первоначальный вариант.

Желая подчеркнуть сложность психологического переключения Нины с одного предмета на другой, Карпов намечал паузу, отсутствующую у Чехова. Он поместил ее после фразы Нины «Лошади мои близко» перед словами «Значит, она привезла его с собой».

Еле различимые следы карандаша в сценическом экземпляре позволяют зафиксировать сокращения, связанные с корректировкой текста перед вторым представлением пьесы в 1896 году. Е. П. Карпов сокращает часть монолога Нины и важную авторскую ремарку:

«Лошади мои близко… Значит, она привезла его с собой? Что ж, все равно. Когда увидите Тригорина, то не говорите ему ничего. Я люблю его. Я люблю его даже сильнее, чем прежде. Сюжет для небольшого рассказа. Люблю, люблю страстно, до отчаяния люблю.

[…]

| садится на скамеечку, накидывает на себя простыню, которую взяла с постели |».

Эти слова, подчеркивающие тему ревности к Аркадиной, были, видимо, сняты для того, чтобы не снижать романтический пафос сцены. В журнальной публикации пьесы этот текст был Чеховым восстановлен. (РМ. С. 160). Ремарка, связанная с тем, что Нина накидывает на себя простыню перед монологом из пьесы Треплева, снята после первого представления пьесы, так как эпизод вызвал смех в публике и исказил общую романтизированную атмосферу финала. Ремарка была снята и Чеховым в тексте журнальной публикации.

{181} При корректировке текста перед вторым представлением 21 октября 1896 года финал этой сцены был существенно изменен. Сокращена авторская ремарка и часть реплики Нины, где она цитировала монолог Мировой души из пьесы Треплева:

«| пока она читает. Сорин просыпается и становится на ноги | Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная [исправлено на “ бледная”. — А. Ч. ] луна напрасно зажигает свой фонарь».

Сокращение связано с тем, что Сорин в этом эпизоде уже не присутствовал на сцене. Ремарки нет и в журнальной публикации «Чайки» (РМ. С. 160). Таким образом, был снят очень важный для пьесы мотив — предощущение Треплевым своей судьбы, ассоциирующейся с судьбой «человека, который хотел…». В результате мотив самоубийства приобретал в пьесе дополнительную остроту. Кусок монолога Нины сокращен, дабы лишь намекнуть на него и не растягивать повтор. Учтена и реакция публики на премьере и при всех повторных проведениях этого монолога. А. П. Чехов, тем не менее, в тексте первой журнальной публикации «Чайки» полностью сохранил первоначальный вариант монолога Нины (РМ. С. 160 – 161).

Сцена прощания и также была изменена. Часть ремарки Карпов вычеркивает: [Нина] |сбрасывает простыню, обнимает порывисто Треплева, потом Сорина и убегает в стеклянную дверь|. Эти изменения перешли и текст первой журнальной публикации пьесы (РМ. С. 161). Соответственно этому изменился и характер следующей реплики Треплева, которая в первом варианте текста была сказана проснувшемуся Сорину: «Не нужно говорить, что она была здесь. Это может огорчить маму». Именно так она звучала и на первом спектакле. Когда присутствие Сорина на сцене было отменено, реплика героя воспринималась почти как бредовая, сказанная самому себе в состоянии крайнего душевного потрясения. В тексте первой журнальной публикации она была соответственно изменена: «Нехорошо, если кто-нибудь встретит ее в саду и потом скажет маме» (РМ. С. 161).

После ухода Нины и длинной безмолвной сцены Треплева, в которой он рвал свои рукописи (а, по сути, принимал решение покончить с собой), Суворин и Карпов хотели снять неуместную, по мнению многих зрителей и критиков, сцену объяснения Полины Андреевны с Дорном. Таким образом, на втором представлении пьесы был сокращен целый эпизод:

ДОРН. […] | входит и ставит на место кресло | Скачки с препятствиями.

ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. | входя за ним | Вы все время смотрели на нее. Прошу, заклинаю вас всем, что у вас есть святого, не мучайте меня. Не смотрите на нее, не разговаривайте с ней подолгу.

{182} ДОРН. Хорошо, постараюсь…

ПОЛИНА АНДРЕЕВНА. | прижимая его руку к своей груди | Я знаю, что моя ревность глупа, бессмысленна, я сама стыжусь. Я надоела вам.