Эйсай и закрепление дзэн в Японии

Наставником, при котором дзэн окончательно пришёл в Японию в виде школы Риндзай (Линьцзи), считают Эйсая (Дзэнкё Кокоси,1141—1215). В детстве Эйсай практиковал монашескую форму буддизма в японском храме тэндайской школы. В 1168 году Эйсай первый раз прибыл в Китай, где его в очень большой степени впечатлило чаньское учение. Из своей поездки он вынес убеждение, что такое учение поможет его стране возродиться духовно. Вторая поездка Эйсая в Китай состоялась в 1187 году, в ходе которой он получил «печать просветления» от учителя школы Линьцзи Сюйань Хуайчана линии Хуань-луна.

В Японии Эйсай проповедует о превосходстве дзэнского учения над учением тэндайской школы, что встречает противодействие и обвинения в ереси в отдельных случаях. При поддержке представителей высшей элиты Эйсай становится настоятелем храма Кэнниндзи, расположенного в Киото и принадлежащего школам Сингон и Тэндай, где активно занимается распространением дзэн, при этом описывая свои усилия в тексте «Распространение дзэн ради защиты отечества». Также Эйсай изменяет позицию по другим буддийским школам на более мягкую, чтобы «добиться при­знания дзэн как самостоятельной школы». Кроме окончательного закрепления традиции дзэн в Японии Эйсай также основал традицию японской чайной церемонии, посадив возле монастыря семена чая, привезённые им из Китая, и описав известные ему сведения о чае и чайной церемонии в своей книге о чае.

 

Расцвет Риндзай-дзэн в эпоху Камакура (1185—1333)

Вследствие поддержки школы императорской властью, дзэн серьёзно укрепил своё положение в Японии. Дзэн-буддистами стали многие члены правящего самурайского рода Ходзё. Сёгун Ходзё Токиёори (1227—1263) помог приехать в Японию многим чаньским учителям. Сёгун Ходзё Токимунэ (1251—1284) привлёк на должность аббата храма Энгакудзи знаменитого учителя чань Согэна Магаку, который впоследствии помог ему «обрести силы в дзэн», чтобы справиться с монгольским вторжением.

В то же время школа встречалась и с рядом трудностей в своём развитии, наиболее заметно это было в Киото. После смерти Эйсая там серьёзно снизилась дисциплинированность учеников. В киотском храме Кэнниндзи из-за взаимодействия храма со школами Тэндай и Сингон появились магические ритуалы и формальное отношение к учению. Наставником, помогшим справиться школе с этими трудностями, стал Сёичи Кокуси (1202—1280), ставший аббатом храма Тофукудзи и проповедовавший там «истинный дух дзэнского учения». Ещё одним важным центром дзэн, который поддерживал император, стал храм Нандзэндзи, первым аббатом которого стал Дэймин Кокуси, обучавшийся дзэн в том числе и у Сёичи. Также известным мастером Риндзай данного периода стал Какусин (1207—1298), впервые представивший в Японии китайскую игру на флейте в качестве дзэнской практики. Большое внимание со стороны дзэн-буддистов уделялось и другим китайским искусствам, которые глубоко проникли в японскую культуру и приобрели национальный колорит.

В данном периоде также следует отметить мастера дзэн Мугай Нёдай (1223—1298), первой женщиной в дзэн, получившей звание мастера дзэн. Также Мугай Нёдай была основателем самого значительного впоследствии женского монастыря Кэйайдзи, ставшего центром для сети из пяти женских монастырей, дублирующих систему мужских монастырей.

Ламаизм

«Ламаизм» — абсолютно ненаучный термин. Существует тибетский буддизм, представленный несколькими школами. Учения всех этих школ представляют собой синтез идей буддизма махаяны («Большой Колесницы») и ваджраяны («Алмазной Колесницы»).

Махаяна, зародившаяся в Индии в период I тысячелетия, подвергла радикальной критике крайне своеобразную философию предшествующего, ранне-буддийского периода (так называемой хинаяны). В преломлении махаяны буддийская философия стала зачастую приобретать формы, близкие формам абсолютного идеализма. «Все, что есть во всех трех мирах, есть лишь сознание», — гласит «Дашабхумика-сутра», один из сакральных текстов этого направления. Как религиозный идеал махаяна выдвинула на первый план образ Бодхисатвы — «просветленного существа», которое откладывает окончательное освобождение от пут бытия, дабы пребывать в этом мире и указывать путь страждущим. Этика махаяны особенно акцентирует идеалы милосердия и самопожертвования.

«Алмазная Колесница» — это учение, обращающее основное внимание на психофизическую тренировку, ритуал, магию. Для спасения адепта из круговорота сансары применяются приемы и образы, не имеющие ничего общего с традиционной буддийской моралью. «Каждый день в месте для свалки нечистот ты должен совокупляться с двенадцатилетней девочкой из касты неприкасаемых…» — так учит одна из тантр. Тантризм немыслим без тайн.

Это самое эзотерическое направление буддизма, специальный аллегорический язык адептов которого называется «сандхья-бхаша» — «сумеречная речь».

На слиянии этих, казалось бы, трудносовместимых форм буддизма и зиждется учение всех направлений тибетского буддизма, которые подразделяются на две крупные группы — так называемые:

«красношапочные» и

«желтошапочные».

«Красношапочные» школы являются более древними, а с практической точки зрения — позволяют своему духовенству вступать в брак. Сейчас все они занимают сравнительно подчиненное положение, и глава «желтошапочников»далай-лама зачастую вмешивается в их дела.

«Желтошапочная» школа гэлуг-па возникла на рубеже XIV—XV вв. благодаря усилиям великого реформатора Цзонхавы, или Цонкапы (1357—1419). В этом направлении в соответствии с древними буддийскими канонами монахи должны соблюдать безбрачие. В отличие от «красношапочных» они пользуются огромным влиянием не только в самом Тибете, но и в других странах, находящихся под его духовным воздействием. В частности, именно учение гэлуг-па исповедуют в «буддийских» регионах России — Калмыкии, Бурятии, Туве.

  Перво-иерарх этой школы, духовный, а до 1959 г. и светский глава ТибетаДалай-лама XIV, полный титул которого звучит как Джэдзун Джампхел Нгаванг Лобсанг Еше Тендзин Гьяцо, — шестьдесят четвертое земное воплощение Бодхисатвы Авалокитешвары, как олицетворение милосердия покровителя Тибета.       

В число этих воплощений были впоследствии записаны и несколько знаменитых тибетских царей, и некоторые учителя «красношапочных» школ. Ряд же собственно далай-лам начинается с ученика Цзонхавы, религиозного деятеля XV в.Гэндун Дуба. Особенно выделяется среди них Нгаванг Лобсанг Гьяцо (1617—1682), именуемый в тибетской исторической традиции «Великим Пятым». Именно «Великому Пятому» монгольские орды Гуши-хана, вторгнувшиеся в Тибет, дабы очистить Лхасу и другие центры от оккупировавших их отрядов «красношапочной» секты кармапа, вручили в 1643 г. верховную власть над страной. Далай-ламе V и его наследникам удалось избавиться от остатков светской царской власти в Тибете, и в стране восторжествовала теократия – буддократия.

 

О Тибете при далай-ламах

Тибет находился под верховным влиянием Китая еще со времен юаньской династии (XIII в. н.э.), хотя во внутреннем управлении всегда был независим. До освобождения/оккупации войсками социалистического Китая в 1951 г. Тибет пользовался полной внутренней автономией, точнее, его духовные и светские владыки с далай-ламами во главе обладали полной властью делать все, что угодно, со своей паствой – подданными, рабами. Это было крайне закрытое и консервативное общество. Что бы ни говорили «белые книги» и другие документы правительства в изгнании, но выставленные в нынешних тибетских музеях приспособления для отрезания коленных чашечек, выдавливания глаз и другие технологические достижения времен «Великого Пятого» и его наследников вряд ли все, без исключения, изготовлены в наши дни в мастерских Пекина. При всем восхищении достижениями тибетских лам в области древнеиндийской логики, праджнямарамиты и философии мадхьямики-прасангики трудно оправдать развернутую ими в 1950-х гг. пропагандистскую кампанию против внедряемых китайцами антибиотиков. Возбудитель сифилиса, говорили они, — тоже живое существо и, как таковое, подпадает под закон ахимсы, «невреждения живому».

Вряд ли это традиционное общество сохранялось бы в своей средневековой девственности, если бы не интересы «большой игры» между Британской и Российской империями, если бы не интересы хищника-соседа и исконного сюзерена — Китая.

Сколь бы деструктивной ни была по отношению к традиционной тибетской культуре и ее носителям — элите старого Тибета — жизнь в составе КНР, она, безусловно, открыла перед людьми много новых возможностей.

В мартовско-апрельском номере журнала New Left Review за 2002 г. китайский диссидент Ван Лисюн, размышляя о «культурной революции» в КНР, Китайский диссидент подчеркивает, что разрушение храмов и монастырей в этот период вовсе не было результатом «систематического, методичного, расчетливого, планомерного и всеобъемлющего уничтожения» (по дивному выражению одного из апологетов далай-ламы) тибетской религии китайскими властями. Львиная доля разрушения культурных ценностей, освобождения от символики проклятого прошлого была делом рук самих тибетцев, в первую очередь простых крестьян.