A portrait of Louis armstrong 1928

(CBS/SONY 20AP-1466)

 

Луи Армстронг (1900–1971)

Родился в Новом Орлеане. В 1924-м играл в оркестре Флетчера Хендерсона. В 1925-м в Чикаго записал свою первую пластинку. Записи, сделанные в 20-е годы, впоследствии легли в основу всего современного джаза. Получил прозвище «Сачмо»[11]. Великий трубач и вокалист. Легенда джаза, он оказал огромное влияние на развитие музыки этого жанра.

 

 

Телониус Монк

 

 

Было время, когда я фатально увлекался музыкой Телониуса Монка. Харизматичные звуки — словно кто-то под чудным углом рубил на куски глыбы твердого льда. Каждый раз слушая Монка за роялем, я думал: «Вот это настоящий джаз». Меня это даже как-то внутренне поддерживало.

Крепкий черный кофе, пепельница, полная окурков, огромные колонки «JBL», недочитанный роман (Жоржа Батая или Уильяма Фолкнера), первый осенний свитер, холодное одиночество большого города — все эти образы до сих пор ассоциируются у меня с Телониусом Монком. Замечательная картина, практически никак не связанная с реальностью и, тем не менее, твердо отпечатавшаяся в памяти как хорошо снятая фотография.

Музыка Телониуса Монка — тяжелая и мягкая одновременно, интеллектуально замкнутая и, не знаю почему, искренняя. Она действовала на меня очень убедительно. Представьте, что перед вами на столе вдруг ни с того ни с сего возникло нечто потрясающее, а потом вдруг так же внезапно исчезло. Монк — «человек-загадка». Близкое знакомство с его творчеством позволяет прикоснуться к одной из тайн. Бесспорно, и Майлз, и Колтрейн были выдающимися, гениальными музыкантами, однако никого из них никогда нельзя было назвать «загадкой» в буквальном смысле этого слова.

Честно говоря, сейчас я уже не вспомню, в какой момент музыка Монка потеряла для меня свой блеск, перестав быть «загадкой». Из его поздних вещей мне очень нравился альбом «Underground». Странное дело: что было до и после него, я уже не помню. По мере того как тускнел образ Монка, теряли таинственность и целостность связанные с ним образы. И наступили 70-е — пустая и бесславная пора.

«5 by Monk by 5» — альбом с «симметричным названием», я приобрел в магазине «Маруми Рекордз» недалеко от храма Ханадзоно в Синдзюку. То был экспортный вариант, стоивший по тем временам немалые деньги. А вообще сначала я собирался купить «престижевскую» пластинку Реда Гарланда, но владелец магазина отговорил меня: «Молодой, а слушаешь всякую муть. Лучше послушай вот это». Ничего не поделаешь — пришлось купить. Странный был мужик.

Впрочем, он не обманул. Сколько бы я ни слушал этот альбом, он мне не надоедал. В его звучании и словах таился неиссякаемый источник энергии. Пользуясь молодостью, я впитал его весь, до последней ноты. Помню, когда я бродил по улицам, в голове не переставал крутиться Монк. Впрочем, если бы я даже и захотел, мне бы вряд ли удалось описать словами великолепие музыки Монка.

Тогда мне казалось, что это одна из острых форм одиночества. Неплохая. Грустная, но неплохая. Кажется, что в те годы я только и делал, что собирал различные формы одиночества, прикуривая одну сигарету от другой.

 

BY MONK BY 5

(Riverside RLP-1150)

 

Телониус Монк (1920–1982)

Родился в штате Северная Каролина. В 1940-м играл в гарлемском джаз-клубе «Milton's Playhouse», зарекомендовав себя первоклассным пианистом. В 1947-м выпустил первую запись. Композитор, создавший «Round About Midnight», «Blue Monk», «Epistrophy» и другие известные синглы. Обладал особым чувством ритма, рождавшим гармонию из дисгармонии. Создал свое, ни на что не похожее, обособленное пространство в мире джазовой музыки.

 

 

Лестер Янг

 

 

Думаю, вряд ли кто-то будет спорить с тем, что Лестер Янг, Коулмен Хоукинс и Бен Уэбстер — три величайших тенора до-бибоповой эпохи. «Остро перпендикулярная» честолюбивая фразировка Хоукинса. Сбалансированная, прямая, свинговая игра Уэбстера. Нежная, стремительная, жаждущая свободного душевного полета лиричность Янга. Все это совсем не кажется устаревшим.

Из этой троицы мне больше всего нравится Лестер Янг. Впервые я открыл его для себя, послушав запись Билли Холидей конца 30-х годов, вышедшую под лейблом «Коламбиа». Вступительное соло Янга бесподобно. В него влюбляешься. Там играл весь оркестр Каунта Бейси (практически в полном составе) с Лестером Янгом на тенор-саксе.

Услышав раз Лестера Янга, вы вряд ли спутаете его с кем-либо другим. В эпоху биг-бэндов, когда тенор-саксофонисты тянули одеяло лидерства на себя, Лестер играл мягко, с жалостью. У него это получалось естественно — так, словно он обращался к самому себе. Расширив звуковой диапазон, Янг внес новое веяние в современную джазовую музыку. Нечто похожее, только с вокалом, пыталась сделать Билли Холидей. Однако подобная неординарность оказалась для них обоих непосильной ношей. К сожалению, ни один так и не смог найти в себе достаточно душевных сил, чтобы противостоять давлению реальности.

Именно поэтому, говоря о Лестере Янге, мне сначала хотелось написать о его красивом и теплом творческом союзе с Билли Холидей. Однако в главе о Билли Холидей я уже упоминал об этом. Поэтому здесь я лучше расскажу о своей любимой пластинке «Pres and Teddy» («Вёрв»), относящейся к позднему творчеству Лестера. Этот альбом был записан при участии Тедди Уилсона, который по случайному совпадению тоже достаточно долго работал вместе с Билли Холидей. К сожалению, период сотрудничества с «Вёрв» был не самым удачным для Лестера с точки зрения качества исполнения, однако два сейшна («Pres and Teddy» и «Jazz Giants'56»), проведенных совместно с Тедди Уилсоном в январе 1956 года, представляют собой бесспорные шедевры. Особенно трогает теплота, с которой Лестер Янг исполняет балладу «Louise». Кажется, что музыка, пройдя сквозь Лестера и сохранив тепло его тела, заполняет пространство вокруг нас.

Один человек так вспоминал о Лестере: «У него был такой дешевенький инструмент! Но склеенный резиной, клеем и жвачкой, он рождал на свет поистине прекрасную музыку». Из всего сказанного о Лестере Янге эти слова мне нравятся больше всего. Ведь по сути все так и есть.

 

PRES AND TEDDY

(Verve MV-2507)

 

Лестер Янг (1909–1959)

Родился в штате Миссисипи. В 1933-м играл в оркестре Бенни Мотена. С 1936-го главным образом выступал тенор-саксофонистом в оркестре Каунта Бейси. Оставил после себя большое количество лирических, сентиментальных композиций. Часто выступал вместе с Билли Холидей и даже дал ей прозвище «Леди Дэй». В свою очередь вокалистка называла его «През» (от слова «президент»). Служба в армии отрицательно сказалась на психике Янга. Увлечение наркотиками и частые запои подорвали его здоровье, что привело к преждевременной смерти.

 

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

С тех пор как однажды я увлекся джазом, я не мыслю без него своей жизни. Музыка для меня всегда много значила, и джазу, можно сказать, в этом увлечении отведено особое место. На какое-то время джаз даже стал моей работой.

Однако — в том числе из-за этого — я всегда испытываю определенное замешательство, если о джазе надо что-то написать. Каждый раз, увлекшись, начинаю думать, с чего начать да чем кончить, и желание писать постепенно сходит на нет.

Но когда Макото Вада мне показал несколько портретов джазовых музыкантов, я сразу подумал: «Ага, напишу, коли такое дело». Смотрел на его работы, и в голове быстро возникали музыкальные образы, подходящие к тому или иному музыканту. Оставалось только обратить их в слова. Так что мне работалось очень естественно и приятно. Порядок, когда сначала были написаны картины, а только потом текст, оказался как нельзя более удачным.

Меня особенно восхищает то, как Вада выбирал этих 26 джазменов. Так мог сделать только человек, который по-настоящему любит джаз. В этом мы с ним быстро нашли общий язык. В эту книгу не вошли Сонни Роллинз и Джон Колтрейн, зато вместо них в ней оказались Бикс и Тигарден. Считайте, что в этом ее особенность, прелесть и красота.

Харуки Мураками

 

 

Джазовые портреты II

 

ВСТУПЛЕНИЕ

 

Как следует из названия «Джазовые портреты II», эта книга — продолжение вышедших ранее «Джазовых портретов», над которыми мы работали с Макото Вада. По структуре и исполнению она полностью идентична первой книге. Сначала Вада выбрал 26 джазовых музыкантов и нарисовал их, а я потом написал текст

Честно говоря, такая работа не составляла для меня никакого труда. Подумав, к примеру: «А не написать ли мне сегодня о Клиффорде Брауне?», я доставал с полки несколько залежавшихся без моего внимания альбомов «Брауни», заводил проигрыватель (да-да! конечно же, это пластинки), погружался в любимое кресло, какое-то время слушал, потом садился за стол и записывал, что пришло в голову. Так получалось соответствующего размера эссе. Мой кабинет — это еще и домашняя фонотека, для таких случаев — самое подходящее место.

В этой комнате стоят здоровые колонки «JBL» — порядочное старье. Если задуматься, выходит, что я уже четверть века слушаю джаз в их звучании. Плохое оно или хорошее, но другого для меня не существует. Организм воспринимает этот звук как нечто привычное, само собой разумеющееся. Не спорю, в мире есть места, где джаз звучит куда лучше, но я, как старый крот, упорно не желаю вылезать из своей теплой и уютной норы.

В целом мое восприятие джаза чем-то очень похоже на этот звук. Оно очень субъективно, личностно и абсолютно несовременно. К тому же по прошествии времени разные воспоминания мешаются, наслаиваются друг на друга, поэтому иногда меня заносит не в ту сторону.

Так что если у кого-то взгляд на музыкантов, о которых говорится в этой книге, не совпадает с моим, ничего страшного. Я просто с удовольствием слушал музыку и с удовольствием писал о ней. А если все пройдет гладко и кто-то, как и я, почувствует себя в теплом гнездышке, — это будет для меня самая большая радость.

В связи с выходом нового издания «Джазовых портретов» я дополнительно включил в книгу эссе об Арте Пеппере, Фрэнке Синатре и Гиле Эвансе. Думаю, читатели останутся довольны таким бонусом.

Харуки Мураками

 

Сонни Роллинз

 

 

Буду краток. Не знаю, как сейчас, а одно время джаз считался чуть ли не самой стильной музыкой. На общем фоне больше всех выделялись тенор-саксофонисты. Почему именно они? Да потому что среди них были такие люди, как Сонни Роллинз и Джон Колтрейн. Конечно, и Майлз, и Арт Блэйки, и Кэннонбол тоже были очень популярны, но такой подспудной мощью звучания, как у Роллинза и Колтрейна, больше не обладал ни один другой инструмент.

Есть несколько причин, по которым меня привлекает Сонни Роллинз. Одна — это удивительная открытость при исполнении стандартных, обычных на первый взгляд вещей, делающая его неподражаемым. Незаметно войдя в лоно мелодии, Роллинз сперва не спеша раскрывает ее содержимое и лишь затем перекраивает на свой лад, как бы заводя пружину заново. Оставляя нетронутой внешнюю структуру, он прибегает к текстовым перестановкам внутри композиции. Я не перестаю восхищаться непредсказуемостью Роллинза. «Педантичному» Джону Колтрейну подобное не под силу.

Мне кажется, у Роллинза напрочь отсутствовала какая-либо стратегия. Повернувшись к микрофону с саксофоном в руках и определившись с мелодией, он экспромтом выдавал все разом. Такое по плечу только гениям. Громоздя один текст на другой, Колтрейн подходил к созданию музыки диалектично и механически, будто поднимался по лестнице. Роллинз другой. С присущей ему юнговской иррациональностью он садился в лифт на первом этаже, потом двери открывались и он сразу оказывался на 36-м. Его текстовые перестановки — под стать серьезной литературе. В умении интуитивно и смело воспроизводить художественные образы чувствуется волнение уже раз ошибшегося человека. Мне приходилось слышать «живые» выступления Роллинза в джаз-клубах Бостона. Это было нечто героическое: полчаса непрерывных импровизированных соло и ощущение того, что Роллинз в состоянии продолжать еще и еще. Это не было делом рук человеческих. Правда, содержания тех соло я сейчас уже не вспомню.

Таково свойство талантливых людей: когда все идет как по маслу, они спокойны, но только стоит раз оступиться, и они чувствуют себя не в своей тарелке. Эта проблема мучила Роллинза всю жизнь, из-за нее он несколько раз уходил со сцены.

Из всех альбомов Сонни Роллинза больше всего мне нравится «The Bridge», записанный после самого затяжного творческого кризиса. Отвесный, энергичный звук, в котором местами прослеживаются невиданные прежде сонливые нотки. Изначальный темп остался прежним. Присутствует некий намек на самоанализ. Разумеется, «Saxophone Colossus» — признанный шедевр. Пытаясь понять дальнейшие творческие шаги Роллинза, порой задумываешься о степени музыкального совершенства этой ослепительной и в то же время естественной записи. По сравнению с ней «The Bridge» удивительно бодрит. Вполне возможно, что это не самая выдающаяся вещь Роллинза, но то, что, слушая ее, как бы принимаешь в свою душу удары мягкого, тупого орудия, — бесспорный факт.

 

THE BRIDGE (

RCA Victor LPM-2527)

 

Сонни Роллинз (1929-)

Родился в Нью-Йорке. Последний столп ныне существующего современного джаза. В «золотые 50-е» гремел вместе с Майлзом Дэйвисом. В 1956-м записал «Saxophone Colossus» — монументальное джазовое произведение, заслужившее высокую оценку. Его великолепное исполнение называют «мелодикой Роллинза». Будучи перфекционистом, постоянно искал новые возможности для экспромта. Периодически уходил и возвращался на сцену, создал себе неповторимый имидж.

 

 

Хорэс Силвер

 

 

Когда-то давным-давно, еще в школе, я скопил денег и приобрел альбом «Song For My Father». Гуляя с подружкой, я зашел в музыкальный магазин «Нихон гакки», что находится в Кобэ в районе Мотомати, и купил эту пластинку. Новехонький, увесистый импортный винил в фирменной обложке, на которой был напечатан штатовский адрес «Блю Ноут Рекордз»: 41, 61th Street, New York.

Моя девушка особенно джазом не интересовалась и сказала что-то вроде: «Какая симпатичная обложка». На дворе стояла осень. Небо было голубое, а облака висели недосягаемо высоко. Я помню все до мельчайших деталей. Уже то, что я купил эту пластинку, было тогда для меня целым событием.

В то время лейбл «Блю Ноут» не имел представительства в Японии, поэтому в продаже были только импортные винилы по 2,800 иен за штуку (при курсе 360 иен за доллар). Что ни говори, а в то время за 60 иен можно было выпить чашку кофе, так что деньги немалые. Тем более для школьника. Поэтому, купив пластинку, я слушал ее с замиранием сердца. Прямо как та собака, засунувшая голову в трубу патефона, с эмблемы фирмы «Виктор», я буквально вслушивался в каждый звук. Обращался с пластинкой бережнее или по крайней мере так же, как со своей девушкой. Трогал ее, нюхал, рассматривал со всех сторон. Мне тогда каждая новая запись казалась сокровищем, заветным пропуском в другой мир. Какой бы замечательной ни была музыка, сейчас, наверное, никому не придет в голову обниматься с пластиковой коробкой из-под компакт-диска (или я ошибаюсь?).

Одноименная композиция — «Song For My Father» — проникнута удивительным чувством бытия. В основе ритма лежит босанова, совершенно отличная по атмосфере от популярной в те годы утонченной, урбанизированной, словно бы пропущенной сквозь забитый липкий и грязный фильтр босановы Стэна Гетца. Отец Хорэса был негром португальского происхождения. В детстве Силвер часто играл на музыкальных инструментах с соседскими мальчишками. Говорят, Хорэс написал эту композицию в память о том времени. Ее музыка наполнена атмосферой милых сердцу закоулков. Это не хард-боп и не фанки-джаз. Перед нами предстает яркий, чуть волшебный мир Хорэса Силвера. Запоминающаяся, глубокая мелодия.

Хорошенько вслушайтесь в резкую, грубоватую игру молодого тенора Джо Хендерсона. Если слушать на голодный желудок, звучание его саксофона отдается глухим ритмом в животе.

Не помню, сколько раз я заводил эту пластинку (у меня есть и компакт-диск, куда включены также не вошедшие в альбом синглы, но я почему-то всегда отдаю предпочтение дорогому сердцу винилу). Скажу только, что она мне еще ни разу не наскучила. Каждый раз, когда игла касается винила и звучит оригинальное вступление, душа хочет петь. «Steely Dan» «позаимствовали» это вступление для своей композиции «Rikki Don't Lose That Number». Но даже когда звучит она, душа все равно поет. Честное слово.

 

SONG FOR MY FATHER

(Blue Note BST-84185)

 

Хорэс Силвер (1928-)

Родился в штате Коннектикут. Основатель фанки-джаза. Один из великих пианистов и композиторов, записывавшийся на лейбле «Blue Note». В 1953-м выпустил пластинку «Opus de Funk», ставшую основой стиля фанк для джазового пианино. Зарекомендовал себя как выдающийся мелодист. В 1956-м образовал квинтет, вызвав бум фанки-джаза. Величайший хит — «Song For My Father».

 

 

Анита О'Дэй

 

 

Если бы меня спросили, кто мне больше всего нравится из белых джазовых вокалисток, появившихся на сцене после Билли Холидей, я бы без всякого сомнения назвал Аниту О'Дэй. Крис Коннор, Джун Кристи, Хелен Меррилл хороши по-своему, но, положа руку на сердце, могу сказать, что ни одна из них не может сравниться с Анитой.

Уникальность Аниты в том, что практически все мелодии в ее исполнении всегда были джазом. Ее главный козырь — не женское обаяние или чувственность, не текстовая медитация, а открытая демонстрация простой и прямой джазовой души. Сухая фразировка, временами напоминающая звучание трубы. Хрипловатый вокал. Музыкальные интервалы, которым отнюдь не хочется петь дифирамбы. Так или иначе это — джаз. Я очень люблю такую манеру исполнения.

Другие белые вокалистки, на миг закрывая глаза, целиком отдаются окружающей атмосфере, как бы пуская все на самотек. Ни рыба ни мясо. Этого нет у Аниты. Ни рыбы ни мяса. Скорее всего, тут дело в характере. Аните претило оставлять неясности в своей музыке. Она проводила четкую грань между черным и белым, доходя порой до крайности, и в результате куда-то пропадал весь музыкальный смак. Вполне возможно, некоторым это придется не по душе.

Анита О'Дэй испытала сильное влияние Билли Холидей. Та, как и Анита, честно старалась избавиться от всякого тумана, но при этом ее музыка никогда не теряла широты. Исполнение Билли Холидей отличала многослойная многозначность, скрывавшаяся в туманных глубинах души. К сожалению, не только Аните, но и никому другому не была свойственна подобная широта натуры.

И все же композиции Аниты О'Дэй не раз трогали меня своей музыкальной прямотой. Замечательный пример — известная сцена из фильма «Джаз в летний день», где певица исполняет «Sweet Georgia Brown». Во время концерта под открытым небом в самое неподходящее для эстрадно-джазового вокала дневное время Анита заводит разомлевшую публику, постепенно пробуждая в ней интерес к своей музыке. Прямое, полное внутреннего напряжения исполнительское мастерство Аниты достигает здесь своего апогея. Или предела. По крайней мере, личностного, человеческого. Благодаря одной только этой сцене Анита О'Дэй стала одной из легенд джазовой музыки.

На самом деле мне очень жаль, что сама певица так и не смогла побороть в себе это внутреннее напряжение. Из-за него она увлеклась наркотиками и стала часто впадать в депрессию. Тем не менее музыка, которую оставила после себя Анита О'Дэй, несет в себе неподдельную искренность. Больше всего мне нравится знаменитая «Loneliness Is a Well» Джо Олбани, записанная вместе с трио в маленьком чикагском джаз-клубе. Каждый раз, когда я слышу эту вещь, у меня что-то сжимается в груди.