Инт. Большая квартира из нескольких комнат. Вечер.

– Друзья! Ну, где же запропастились Люда с Эдиком? Сколько их можно ждать? – показал рукой на старинные деревянные настенные часы с маятником добродушного вида  Стас.

На часах было 19:50.

– Ладно, пускай себе тешатся и нежатся. Придут. Раз Людка обещала, значит, придут, – сказала Светлана, блондинка с длинными волосами.

– А теперь выпьем за нашу первую семейную пару, которая сложилась на целине, – Юрий Никулин, старший по возрасту всех собравшихся целинников разных годов, поднял бокал с вином. – За Наташу и Игоря Смирновых. Это они влюбились друг в дружку и поженились сразу по возвращении в Москву после нашей первой целины в 1965 году. И вот уже столько лет счастливы в браке. Что вы такие хмурые оба? Повздорили, что ли? Да возьмитесь вы за руки! За вас! Да, ребята? Горько!

– Горько! Горько! – закричали вразнобой все бывшие целинники, стоящие вокруг большого круглого обеденного стола, уже принявшие на грудь.

Но Наташа лишь хмуро взглянула на мужа и, не чокаясь с ним, молча выпила. Игорь тоже не собирался идти с женой на мировую, судя по его взъерошенному виду.

Анатолий выпил рюмку водки и намазал себе большой бутерброд с маслом.

– Ты чего это? – спросил его атлетически сложенный Алексей.

– Чтобы не запьянеть.

– А ты не пей и не запьянеешь. А так только добро переводишь. И водку, и масло.

– Разберутся. В семье всякое бывает, – философски произнёс Юра Никулин, приветствуя супругов Смирновых поднятой рукой с рюмкой. – Поехали!

Он опрокинул в рот наполовину наполненную рюмку вина.

– Тебе откуда знать-то? – спросил его Александр, невысокого росточка худенький  мальчик с кудрявыми волосами, слегка заикающийся временами, которого все звали Саньком, – Ты во-от, ты же вот на сколько нас всех старше, а так и не же-е-ни-ился до сих пор. Нам ещё про-стительно, но не тебе!

– А ты чего такой? – обнял за плечи долговязого, худощавого Сергея.

– Я же после работы. Устал. Разморило. Пойду-ка я в спальню прилягу. Просто полежу с пол часика. С вашего позволения, а?

– Конечно, иди, – ответил    Стас, хозяин квартиры в отсутствие родителей, и обратился к присутствующим. – Слушайте сюда, друзья. Давайте потанцуем! Повеселимся, как говорится, от души! Мы, ведь, сколько лет хотели встретиться, а собрались все вместе почти через 10 лет после третьей нашей целины в 1967 году. Я не считаю встречу в ресторане на свадьбе Натали с Игорьком. Только тогда и виделись все. Конечно, кто-то с кем-то встречался, общался. Перезванивались. А, вон, сколько уже лет прошло. И наконец– то мы снова вместе! Танцуют все! Хватит пить!

– Давайте встряхнёмся! Разбиваемся по парам, но так, чтобы всем всех хватило, – засмеялась, подмигивая ребятам, манерная толстушка Галя.

 Стас включил большой кассетный магнитофон. Столовая наполнилась пронзительной мелодией – песней в исполнении Бренды Ли. Юра погасил люстру и включил торшер с двумя жёлтыми пластиковыми плафонами. Для интима.

Все разбились на пары. Только Наташа и Игорь сели в кресла. Наташа стала рассматривать журнал мод. Игорь встал и начал перебирать статуэтки на хельге.

– Почему ты одна здесь? –   Стас привлёк было к себе Свету, но та решительно отстранилась. – Где твой муженёк-то?

– Он в командировке. В Италии.

– Далеко.

– Далеко.

– Ты такая стала! Аж дух захватывает! – Стас положил Светины руки себе на плечи, а свою правую руку положил на партнёршу, чуть ниже талии.

– Я тебя попрошу! Руки! Руку убери!

Света решительно освободилась от   руки Стаса и убрала свои руки с его плеч.

– Всё-всё! Я что? Я понимаю. Ну, всё равно ты чудо! Ты мне всегда нравилась. Давно!

– Ты хороший, но ты мне никогда не нравился. Ни тогда, на целине, ни сейчас. Ты не в моём вкусе. Вот муж мой…

– Вкус-это аргумент. Сильный! Весомый! Вот мы с женой, бывшей моей женой, не сошлись, как потом выяснилось, во вкусах. Вот теперь я и один.

– Сочувствую.

Таня с Алексеем плавно двигались в танце. Так душевно и красиво. Когда песня закончилась, Юра Никулин с радостью отделался от Гали и включил люстру.

– Так, за Смирновых пили, – командует по привычке Юра, который привык быть авторитетным секретарём комсомола на своём потоке в институте и тамадой в компаниях. – Теперь предлагаю тост за интернациональную, так сказать, дружбу. А именно за нашу болгарскую гостью Дану. Анатоль, где вы познакомились? Где ты откопал эту кралю?

– Что такое краля? – с акцентом спросила Даня.

– Краля-это очень красивая девушка, – пояснил ей Анатолий и продолжил для всех, – она приехала к нам на практику по обмену.

Толя откусил кусок от бутерброда со сливочным маслом.

– А, понятно. Ну, тогда за советско-болгарскую дружбу! За глубокоуважаемую Дану, представительницу Болгарии, – поддержала Юру Ольга.

Бывшие целинники подняли бокалы за Дану и Толю, которые стояли, обняв друг друга.

– За дружбу! – чокаются все.

Юра Никулин садится в кресло, берёт в руки гитару. Перебирает струны и настраивает гитару. Ленчик отводит Толю в сторону, подмигивает ему таинственно:

– Что, Толян, уже успел оприходовать свою болгарку?

– Ты знаешь, ещё нет. Строптивая такая попалась. Упёртая! Две недели бьюсь. Всё без толку.

– Но ты надежды, я полагаю, не теряешь?

– Даже не знаю. Я не особенно напрягаюсь по этому поводу. Молоденькая она. Не хочу её портить. Лучше уж так, платонически, – вздохнул тяжело Анатолий.

 Ленчик обращается к гостям:

– А теперь давайте встряхнёмся! Для лучшей перистальтики наших желудков.

Он снова включает магнитофон. Все, кроме Смирновых и Никулина, задвигали бёдрами под рок-н-ролл Turi-Furi.

Когда танец закончился, Юра настойчиво обратился к Лене:

– Выключи магнитофон. Оставим пока танцы-обжиманцы! Давайте-ка лучше споём!

– Возьми гитару, возьми гитару, – пропела Галя.

Все рассаживаются. Кто в кресла, кто на стулья, а некоторые – прямо на пол, на подушечки. Женщины садятся, закрывают подолами платьев и юбок оголившиеся коленки.

– А помните, как мы строили кошары для овец из бута, который нам привозили из карьеров, где зэки его рубили и нам отгружали? – спрашивает  Стас. – Вот шрам у меня на руке до сих пор. Это когда трёхметровые козлы на меня упали. Хорошо, что Алёшкин их слегка придержал и в сторону направил. Они ведь, эти козлы, неподъёмные. И хорошо я висок локтем прикрыл. Так и упали на меня, на голову. Я сознание потерял. Если бы не бугор наш и не моя подложенная рука – конец мне, однозначно!

– Да, а вот Илью мы потеряли. В грозу под ливнем работал на кране «Пионер». Без резиновых рукавиц. И его током… Сколько ни делали ему искусственное дыхание «рот в рот», не помогло, – вздохнул Анатолий.

– А меня, – рассказывает, иногда заикаясь  Санек, – послали за 100 вёрст пе-ешком лёд на холодильнике рубить. Для покойников. Там машина с целинниками из другого отряда перевернулась и несколько человек прида-авила. А мы были ближе всех от места происшествия, вот нас и попросили помочь. Ночью и-дём мы с товарищем мимо старых заброшенных кошар, можно сказать доисторических. Стра-ашно вспомнить. В напряжении идём. На кошарах стервятники здо-о-ро-овые сидят. И вдруг передо мной – большой лист белой бумаги. Я как по нему ногой вдарю! А нога у-ушла во что-то мягкое. Это оказалась бо-ольшая белая собака, а не бумага. Собака на нас как окрысилась, я аж взмок. В руках ничего нет. Эти птицы ста-аей взлетели. Мы думали, нас заклюют. Сейчас вспоминаю эту нашу ту хо-одку – прямо дрожь по телу.

– А как в траншеях носилки 40-килограммовые или больше с цементом таскали? Пыль из стекловолокна летала в воздухе и светилась на солнце. А нам ведь респираторы не давали, – вставил Игорь.

– А помните, как за 20 километров в баню ездили? В немецкий посёлок.  И возвращались мы обратно после мытья и дороги в наш лагерь опять все запылённые и грязные, – сказала Таня.

– А как-то к нашему приезду Савченко, как оказалось, развесил в бане, в женской раздевалке, надутые цветные шары и презервативы. Украсил её! – засмеялся наконец Игорь.

– А как мы душевно допоздна, иногда до зари пели вечерами у костра, – вздохнула Галя. – Мечтали о скором счастливом будущем.

– А как  Стаса послали за баранами на бешбармак, – вспомнил, смеясь, Алексей, – на вечер в честь отъезда. Он отобрал самых больших, но не кастрированных, а они оказались невкусными. Пришлось казахам снова отлавливать баранов в степи, но уже кастрированных.

– А кто сжёг наши сортиры деревянные перед самым отъездом уже на второй целине?

– А нас, – вспомнил   Стас, – послали вчетвером разгружать вагон с насыпанным цементом. После первого дня работы спали вповалку в сторожке обходчика. Дырки от мышей заложили камнями. И на пол так и повалились. А когда мы разгрузили вагон, были все белые и насквозь пропитанные цементом. Пошли на речку мыться и «зацементировались». Цемент на нас застыл, как в фильме «Джентльмены удачи» на беглецах из тюрьмы…. А мне ещё раз «крупно повезло». Пришли машины со шлаком из Караганды. Надо было их за ночь разгрузить. Натянули на себя, кто что мог. Я вместо кед надел кирзовые сапоги. В темноте прыгнул с окна первого этажа в строящийся дом за лопатой. И гвоздь «десятка» прошил мне сапог прямо между пальцами ног! Это кирзовый сапог, а если бы я был в кедах?! Ходил бы сейчас без ноги, наверное.

Галя отхлебнула из фужера шампанского:

– А давайте споём сначала «Гимн целинников».

– Нет, давайте сначала «Целину родную». Старая песня, но хорошая, – наставительно изрёк Никулин.

Все его поддержали. Юра присел, и бывшие целинники запели:

– Можешь ли представить, целины не зная:

Небо голубое, дымка голубая.

Всюду степи, степи без конца и края.

Целина родная, вот ведь ты какая!..

– А вот теперь «Гимн целинников». Понеслась!

Юра перешёл на другие аккорды. Приятели дружно и бодро запели эту песню. Компания закончила петь. Ольга берёт другую гитару. И так, в две гитары, они дружно, как много раз ночью у костра на целине, сразу переходят к другой песне, которую все хором радостно подхватывают, раскачиваясь из стороны в сторону и глядя друг на друга радостными от умиления глазами:

– Обязательно, обязательно

Я когда-нибудь женюсь,

Обязательно, обязательно

Подберу жену на вкус.

Чтоб была она симпатичная

И слегка курносый нос,

Обязательно, обязательно

Рыжеватый цвет волос!

Рыжая, рыжая, на свете всех милей,

Рыжая, рыжая, не своди с ума парней,

Рыжая, рыжая, ты на свете всех милей,

Рыжая, рыжая, не своди с ума парней!

Раздался телефонный звонок.   Стас встал, дал рукой знак петь тише и снял трубку.

– Да ты что? –   Стас изменился в лице. – Когда это случилось? Два часа назад? Я понял. Пока.

Все перестали жевать, петь, пить.   Стас хочет положить трубку на аппарат дрожащей рукой и не может никак попасть на рычаг. Наконец ему это удаётся. Вопрошающие взоры направлены на него.

– В чём дело? Что случилось? – спросила робко Наташа.

– Вот, друзья, – язык   Стаса заплетается, подбородок дрожит, он проглатывает слюну, – только что погибли… Люда и Эдик.

– Как? – побледневшая враз Галя, обводит глазами присутствующих. – Как так погибли?

Все замерли и выжидающе посмотрели на   Стаса.

– Ну, говори же, рожай! – не удерживается Света.

Дана пошатнулась. Толя её поддержал двумя руками. Никулин выронил гитару, и она, звеня струнами, с грохотом упала на пол. Повисла жгучая, тревожная тишина.

– Они вышли из дома и пошли… поехали к нам. И вдруг… кирпич… с крыши... прямо на голову Эдику... Кровь, мозги по асфальту. Мгновенная смерть. А Людмила… Люда вернулась домой, вызвала «Скорую» и выбросилась с пятого этажа.

Все в шоке. В ступоре. Никто не мог ничего молвить. В квартире на некоторое время повисла гнетущая, мертвая тишина. Саша потянулся к бутылке водки. Сергей вышел из спальни и застыл, тупо глядя на всех. Саша выпил водки, схватился за горло и побежал в туалет – его на ходу рвало. Он зажал рот руками.

– Бедные. Они так любили, – протянула Наташа.

– Людочка.... Она была такой светлой, лучезарной, подвижной. Эдик…. Просто такого больше не найдёшь! Люда… самой живой была из нас, самой жизнерадостной! И накануне свадьбы… такое. Вот это любовь! Не смогла пережить смерть любимого, – вздохнула Галя. – Как в песне, помните, про лебедей.

– Ребятки! Кого мы так сразу потеряли! – вздрагивая, прошептала Оля, размазывая пальцами тушь на глазах.

– Кошмар! Я представляю эту картину. Ужас, что испытала Людка. Пронеси и помилуй, Господи! Бедные! Людка так любила жизнь. Надо ценить это благо-жизнь! – Галя перекрестилась и стала вытирать слёзы краем юбки.

– Судьба-индейка. Бедный Эдик! Самый-самый наш джентльмен! – прошептал Юра.

– Смерть. Так внезапно. Сегодня живы, а завтра? А я так хочу жить, ребята! Особенно сейчас так хочется жить! Жить! – произнёс, как крикнул, Алексей.

Толя оставил свою болгарку и подошёл к окну. Сергей взялся за виски и убрался обратно в спальню. Наташа пошла молча на кухню. За ней потянулся и её супруг.

Сергей увидел, как в полутёмную спальню вошла потерянная совсем Светка и отрешённо, как невменяемая, села на кровать напротив Сергея.

В спальню вошёл   Стас, закрыл за собой дверь, подошёл к Свете, поднял её с кровати, обнял, безропотную, за плечи и стал целовать её волосы, шею, грудь. Света не сопротивлялась. Стояла, как деревянная.   Стас задрал её платье и нежно, потихоньку снял с неё трусики, уложил её на кровать. Она легла на бок, не думая о том, что с ней делают, головой к Сергею, который в шоковом состоянии молча созерцал происходящее.   Стас быстро скинул с себя ботинки, снял брюки и трусы. Лёг у стенки, за Светой. Задрал ей платье, прижался к ней всем телом. Сергей увидел, как расширились и стали мигать часто-часто Светины глаза. Потом она вскрикнула, изогнулась, вздрогнула и застонала, глядя уже немигающими глазами прямо в глаза Сергею. И смотрела, вздрагивая и постанывая, смотрела на него…

Каждый из оставшихся в столовой думал о чём-то своём, уставившись в какую-то точку на стене или закрыв глаза.

Дана подошла к Анатолию и прижалась к нему, как бы ища опоры и защиты. Он стал гладить её по голове.

Никто и не заметил, как скромняга Оля как-то робко и нерешительно шепнула что- то на ухо Алексею, и они незаметно друг за другом удалились из столовой…

В спальню вошла Таня. Взглянула совершенно спокойно и индифферентно на Свету с  Ленчиком, на Сергея и села на свободную кровать за шифоньером. Закрыла глаза, безвольно опустила руки и затряслась, рыдая.

Сергей встал, подошёл к Тане, робко спросил:

– Танюша, давай?

– Давай, – не глядя на него, как бы давно ожидая его предложения, сразу согласилась она.

Они быстро разделись и буквально рухнули на кровать. Таня села на Сергея….

 Санек стоит на лестнице и нервно курит.На кухне Игорь рукой смахнул на пол какие-то тарелки с едой, пластиковые бутылки с кухонного стола, рывком бросил жену на стол, стащил с неё трусики.

– Родная моя! Дорогая! Любимая! – почти кричал Игорь в экстазе.

– Ой! – только и вскрикнула Наташа, самозабвенно отдаваясь мужу.

В столовой остались Анатолий с Даной, Юра Никулин с гитарой в руках и Галя на диване в глубокой задумчивости.

Толя взял за руку Дану:

– Пошли?

Дана как-то обреченно кивнула головой в знак согласия. Толя повёл её за собой на кухню. Войдя туда, они увидели такую картину: супруги Смирновы в страсти занимаются от души любовью, забыв все обиды и обо всём на свете.

Дану заколотило. Толя взял её на руки и понёс в спальню родителей  Ленчика. Открыл дверь ногой, а там… Там он увидел то, о чём по этому поводу гениально высказался один мудрый человек: «Я продолжаю простое движение. Я продолжаю для продолжения…» На двуспальной кровати метались в свете ночника мокрые уже Алексей и Оля, неистово, исступлённо, в жизнесозидательной страсти обнимая, лаская, целуя друг друга везде.

– Так! Так! Сильнее! – приговаривала она в такт в ответ на ласки Алексея. – Да! Да! Да!

Тогда Анатолий поставил в коридоре Данку, оглядел бешеными глазами прихожую, увидел встроенный шкаф для одежды. Распахнул его, стал вытаскивать из него и бросать на пол и летнюю, и зимнюю одежду. Не разбирая, всё в кучу. Потом резким движением порвал на болгарке блузку, расстегнул и сорвал с неё бюстгальтер. Оголив её небольшую грудь, начал целовать шею, её напрягшиеся розовые сосочки. Положил Дану на кучу одежды и сорвал с неё, вернее просто порвал, кружевные трусы. И упал на неё. Дана закусила губу, а Толя впился в её окровавленный рот. Дана закрыла глаза, слабым голосом ахнула и потом только мотала головой из стороны в сторону, вскрикивая и изгибаясь в сильных руках мужчины…

Юра Никулин посмотрел на сидящую с опустошёнными глазами Галю. Оба слышали крики и вздохи, доносящиеся из приоткрытой двери в спальню из коридора. Юра положил тихо гитару на стул, прошёл в коридор. Перешагивая через разброшенную в коридоре на полу одежду, глянул на Анатолия с Даной и вышел из квартиры. Увидел стоящего у лифта Александра.

– Такие вот дела, – похлопал он по плечу  Санька. – Позвони, когда будут проводы и похороны.

– По-озвоню.

– Живи!

– И ты тоже жи-и-ви!

 Саша прошёл мимо сплетённых в углу коридора тел Анатолия и Даны, вошёл в столовую. На диване сидела пьяная Галя, закинув голову, сжав плотно губы, задрав юбку и запустив правую руку себе в трусы. Увидела Александра.

– Куда все подевались? Эй, ты, худой! Иди сюда! А ты жить хочешь? Так живи пока живется!

  Санек развернулся, чтоб выйти, но услышал резкий крик Гали:

– Стой! Назад!

 Санек повернулся.

– Иди ко мне!

 Санек, как в тумане, пошатываясь, подошёл к Гале.

– Ближе!

Он подошёл ближе.

– Ещё ближе! Не бойся: не откушу!

Галя притянула  Санька за ягодицы к себе, нагнулась, подавшись вперёд, стала расстёгивать у него ширинку. Протиснула в неё руку и сильно сжала то, что попало в её ладонь.

Открылась дверь, и в столовую медленно вошли один за другим в мятых одеждах Света, Таня, Сергей и  Стас. Их увидели Галя и Александр. Галя отпрянула от Александра и стала вытирать рот тыльной частью кисти, а Александр застегивать ширинку и приводить себя в порядок. Практически одновременно в столовую подтянулись и остальные: Анатолий с Даной, Алексей с Олей, Наташа с Игорем. Сгрудились молча вокруг стола. Мужчины разлили водку по стаканам – и мужчинам, и женщинам. Всем поровну. По полстакана.

– За Людочку с Эдиком! Не чокаясь! – сказал Алексей.

Не глядя друг на друга, все выпили до дна. И цепочкой, как по приказу свыше, направились к выходу из квартиры. Анатолий вёл за руку свою болгарку в блузке с разорванными краями, которые та стыдливо придерживала, прикрывая грудь.   Стас тронул рукой Свету:

– Я тебя провожу?

– Нет! Мы с тобой не знакомы!

И громко, яростно так, чтобы её слышали все:

– Мы никогда с вами здесь не виделись! Понятно? Никогда! И вообще здесь ничего не было! Запомнили?! Ничего! Всем ясно?!

Она обвела всех злыми глазами. Бывшие целинники покорно склонили головы, соглашаясь. Больше их встреч не было никогда.

 

Все четверо приятелей наливают себе по стопке и пьют, не чокаясь, молча.

 

 Санек, робко прерывая молчание, говорит:

– Вот история..

 

СЕРИЯ

СТРАНА ВАРВАРОВ

Был  я на днях в Швеции  на Международной конференции, - делится воспоминаниями с приятелями, чтобы отвлечь их от гнетущего состояния из-за предыдущего рассказа,  Санек, - Что там с Нового года уйма новых законов вступила в силу. Гляжу,  теперь рядом с остановками общественного транспорта, с писсуарами на улице, около музеев, у кино, в общем, повсюду, расставлены в ряд красивые пластмассовые столики, за ними на стульчиках сидят общественные контролеры и всем мимо проходящим мужчинам суют в руки разные бумажки. Не подпишешь-не пройдешь и не поедешь! Например, чтобы сесть в трамвай надо подписать следующие обязательства: если я без спроса посмотрел на пассажирку-3 тысячи шведских крон штрафа, если женщине наступил на ногу - 5 тысяч крон штрафа за заигрывание, если в толпе прижался к женщине без ее согласия -7 тысяч штрафа за домогательство, а если Вы вышли из трамвая, пошли за приглянувшейся вам девушкой, то изнасиловать ее в ее доме можно только по ее письменному согласию. Так вот! Ни шагу шагнуть, ни по сторонам глянуть, как говорится, лишний раз и не пукнешь.

 Уйму бумаг за неделю подписал я в Стокгольме с обязательствами и все равно на штраф напоролся. В магазине. За то, что по дурацкой свой привычке сказал продавщице за покупку «спасибо». Оказывается, этим самым я ее соблазнял к сожительству.

Вернулся домой. О, боже! Свобода! - восторгаюсь я, - Всех женщин осматриваю снизу доверху, а некоторых даже мысленно раздеваю без опасности попасть в тюрягу. И ничего. Им даже нравится. В автобусе к одной прижался, так ей этого мало. Так сама ко мне прижалась,  что ребра  мои хрустнули. Одну за попку тронул, другую за это же место ущипнул. А они только рады вниманию.

Одна деваха меня из автобуса за руку вытащила, привела к себе домой и там же… И на это самое ни согласия, ни имени моего не спросила, ни расписки никакой не взяла, ни обязательств добровольно, без принуждения, трогать и ласкать друг друга.

- Какая варварская, однако, у нас страна, - успел подумать я, отдаваясь незнакомке,- А, ведь, правда на западе пишут, что Россия варварская страна. Опять убедился на собственной шкуре.

 Санек, прижимая руки к груди, раскланивается.

- Не, не, не, стоп, - взъерепенился Вовчик, - Ты что нас всех здесь за лохов принимаешь?

- Врешь, Санек! Нагло врешь! - Возмущается Ленчик.

- И на Конференцию ты не ездил ни на какую и никакой  незнакомке не отдавался! Кому ты нужен такой старый?!

- Ну, приврал маленько. Извините. Хотел подухариться. А Вы тоже не пацаны! Посмотрите на себя в зеркало. Старье! Сами Вы никому не нужны! - Перешел в наступление Санек.

- Ладно, ладно, - не будем сориться. Все мы молоды кое-где местами, а в основном душой. Простим Саньку его голубые, мокрые мечты,- успокоил всех распетушившихся и взлохмаченных мужиков Юрасик. Давай, Вовчик, нам свою байку, но взаправдашнюю!

 

И Вовчик начинает рассказывать, хлебнув глоток винца:

РЫБАЛКА

 – Я всегда правду сочиняю…В сентябре 1972 года мой тесть Иван Анисимович, участник Великой Отечественной войны, предложил мне, только что женившемуся на его дочери, поехать с ним на рыбалку.

Мне это предложение пришлось по душе, потому что раньше рыбачить серьёзно как-то не доводилось, а попробовать хотелось. Да и на природу русскую вырваться из Москвы разве плохо?

– А не взять ли нам с собой моего школьного приятеля  Игорька Гостева? – спросил я тестя. – Он учится сейчас в МАИ и это дело любит. Говорит, большой спец. рыбного лова.

– Возьмём, – согласился тесть. – В эту пятницу и двинем на два денька. Удочек и прочего снаряжения у меня на всех хватит. Только оденьтесь по погоде. Свитер, ветровку. Сапоги, чтобы ноги не промочить.

Сели мы втроём на электричку и поехали так далеко, что сейчас и не помню куда. А потом ещё и на автобусе, который за нами прислали с военно-спортивной базы.

Добрались мы до места к 15:00. На берегу огромного озера. Красотища! С островами, камышами, плёсами, соснами. Сварганили обед на плите базы. Иван Анисимович достал бутылочку водки. Выпить по сто граммов за успех нашего мероприятия. Полежали немного и стали готовить рыболовные снасти, разделяя их на троих.  Игорь Гостев куда-то скрылся на часок и вернулся выпивши. Мы ему ничего не сказали – взрослый же человек.

Вдруг в помещение входит не старая ещё женщина:

– Мужчины! Здесь недалеко, у нас в деревне, много хороших девушек. Не желаете с ними познакомиться и провести весело время? Да вы не беспокойтесь! Чистые они все. Мужчин у нас нет!

– Мы рыбачить приехали, – ответил я ей. – Нам не до этого.

Сашки в этот момент уже не было. Скрылся опять Гостев. Женщина покачала головой:

– Ну, нет, так нет. На нет и суда нет! Прощевайте. Успехов в рыбалке. Посмотрела на нас и, махнув горестно рукой, ушла. Зато пришёл Гостев. Ещё больше выпивши:

– Всё под контролем! Сейчас вернусь.

Достал из рюкзака новые хромовые офицерские сапоги и с ними, пошатываясь, ушёл.

Как потом выяснилось, он их продал дорожным рабочим, чтобы купить ещё водочки. Когда мы легли спать где-то в 22:00, его ещё не было.

На рассвете меня тесть разбудил. Сашка крепко спал, и от него так разило спиртным, что мы его будить не стали.

На озере мы с Иваном Анисимовичем на лодке уплыли далеко. Как браконьеры разбросали кружки с крючками и наживкой на щук, перемёты поставили и стали ловить рыбу удочками. Наловили довольно крупных лещей, подлещиков, карасей. И щуки тоже две – три попались. Вернулись на базу к обеду.

 Игорь ещё не протрезвел или ещё добавил. Мы втроём перекусили и стали собираться домой. Иван Анисимович профессионально быстренько рыбу всю разделал, и положили мы её в три полиэтиленовых пакетика. Поровну на троих.

А на базе Ивана Анисимовича хорошо знали и уважали. Он там встретил своих приятелей. Один, который ещё оставался на базе, предложил подбросить нас на своей белой «Волге» «ГАЗ-21» до станции.

Мы загрузили все вещи в кабину, а снасти и рыбу – в багажник. Я все три пакета положил в свою большую коричневую сумку из плотного кожзаменителя. С этой сумкой я ещё в институт ходил.

Тут подходит к нам полковник. Весь в камуфляже. И фуражка, и куртка со штанами, и ботинки какие-то особенные на нём:

– Иван Анисимович! Я в Москву еду. Могу подбросить до «Киевской», а там вам до Можайского шоссе рукой подать.

Мы, естественно, обрадовались. Я с тестем стал перетаскивать все вещи из кабины одной «Волги» в кабину другой, серой. А  Игорю сказали всё из одного багажника перенести в другой. Перетащили. Сели и поехали.  Игорь заснул.

Выгружаем мы свои вещи из «Волги» у метро «Киевская». Все вещи есть, кроме сумки с рыбой. Гостев божится, что её вообще не видел. Что с пьяного возьмёшь, если лыка не вяжет.

Пропали, в общем, сумка и рыба в ней. На «Киевской» мы разделились и поехали по домам. Иван Анисимович к себе на Можайку, я – к себе на Кутузовский, где мы жили с моими родителями и женой, а  Игорь – к себе.

Через несколько дней звонит мне тесть:

– Нашлась сумка. Езжай по адресу – тебя уже ждут. Там всё поймёшь. Дом рядом со зданием КГБ.

Приезжаю я по указанному тестем адресу. Напротив здания КГБ – небольшой дом. Этажа четыре. Старинный. Хозяина-рыболова дома нет. Встречает меня хозяйка и рассказывает:

– Возвращается мой с рыбалки. В багажнике обнаруживает чужую сумку. Бросили её под кровать, пока владелец не объявится. Через три дня по квартире пошёл странный запах. Сначала подумали, что собака завшивела, а потом открыли сумку и ахнули! Вся сумка в червях! Гнилую рыбу и червей выкинули на помойку. Сумку сполоснули и бросили в сарай. Когда догадались, что сумка Ивана Анисимовича, что её забыли в багажнике, когда перегружали вещи, позвонили хозяину.

Я извинился перед хозяйкой за такой казус. Взял сумку, сел на конечной в автобус №107 у «Детского мира» и поехал домой.

 

ИНТ. САЛОН АВТОБУСА. ДЕНЬ.

 А сумка воняет. Я её задвинул под сиденье и открыл форточку, чтобы продувало.Стали мы подъезжать к Большой Дорогомиловской, а на выход очередь образовалась. Я стою с сумкой и вижу, что люди вокруг меня стали носами водить, головами вертеть, принюхиваясь и морщась. И постепенно глаза пассажиров, как пеленгаторы, стали на мне сходиться. Красный от стыда, я пробился к выходу и вырвался на воздух.

 

Эту ещё вполне хорошую и дорогую сумку мы с женой сначала мыли хозяйственным мылом, тёрли разными щётками, потом стиральным порошком отмывали, душистыми гелями для ванной, промывали марганцовкой. Вылил я в неё флакон «Тройного одеколона». Но сумка пропиталась гнилостным запахом. Насквозь. Дурно пахла. Невыносимо.

Вынес я сумку на неделю на балкон. Потом понюхал через неделю и отнес её на помойку.

Не удалось нам попробовать в этот раз фирменной ушицы и фаршированной щуки, готовить которые Иван Анисимович был большой мастер. А жаль!

 

–А я Вам расскажу, как я ехал в прошлом году на дачу. Можно? - спросил Санек.

– Валяй! Только осторожно! - Разрешил за всех ему Ленчик.

В ДЕРЕВНЮ

 

Плотно позавтракав, ведь дорога не ближний свет, взяв приготовленные с вечера вещи,    Санек выходит из дома. «Утро красит нежным светом...». Прохладно ещё, но день обещает быть жарким.

 

ИНТ. САЛОН МАРШРУТКИ. УТРО.

 Он садится в маршрутное такси и показывает водителю свое удостоверение.  Водитель читает вслух. И пока не трогается с места.

 

- ПРОПУСКАТЬ ВЕЗДЕ

Удостоверение действует бессрочно на всей территории земного шара.

Предъявителя сего удостоверения встречать стоя, пропускать везде и вне очереди, давать все и бесплатно, усаживать на лучшие места, внимательно слушать и не перебивать, во всем с ним соглашаться, не перечить, бесплатно кормить и поить самыми лучшими продуктами и напитками в неограниченных количествах, давать деньги взаймы и не требовать возврата, уступать места в общественном и личном транспорте, возить на лучших марках машин, самолетов, поездов, круизных лайнеров и подводных лодок, с пониманием относиться ко всем слабостям и наклонностям, моментально исполнять все просьбы и пожелания. В случае драки по голове не бить.

Подпись. Печать.

Водитель смеется:

– Садись. Поехали!

 

 Санек сидит и увлечённо читает приклеенные скотчем на стенках стикеры. Перед ним – «Место для удара головой». Рядом – «По салону не бегать!», слева – «Не сидеть!», справа – «Не стоять!», на потолке – «Не лежать!», рядом с выходом – «За буйки не заплывать!» Пассажиры тоже с увлечением читают надписи и смеются.