Место синестетической метафоры в идеостиле В. Набокова

Владимир Набоков - фигура в русской литературе XX века бесспорно крупная и при этом спорная. Но как бы ни оценивалось его творчество в целом, стилистика его произведений всегда и всеми признается блестящей, чрезвычайно (а для кого-то - чересчур) искусной. Вот что, к примеру, говорил некогда о набоковском стиле Е. Евтушенко (и, по его словам, не стесняется повторить это сейчас): «Стиль Набокова блистателен, может быть, слишком блистателен, как блещут хирургические инструменты на прохладном мраморном столике в операционной. В его творчестве есть нечто от садов Семирамиды…» Как основные черты стиля Набокова исследователи отмечают поразительное лексическое богатство, взаимодействие тропов разных типов, определяющее сложность и многомерность художественных образов, языковую игра, в которую вовлекается читатель, смысловую плотность текста.

Изучение стиля Набокова является несомненно важным: встав в один ряд с лучшими русскими писателями, Набоков сумел создать своеобразную систему выразительных средств, и ее описание так же необходимо, как описание других стилистических систем писателей. И выражается эта система не только в тщательном (со словарем Даля всегда под рукой) отборе наиболее подходящих слов, но и в не менее тщательном построении собственного мира, собственной вселенной художественного произведения, по которому Набоков бережно проводит своего внимательного (идеально внимательного) читателя, с прилежностью наиприлежнейшего из гидов рассказывая как о бесценной достопримечательности о каждой детали этого мира, семантически более связного и проницаемого, наполненного перекличками между предметами и людьми, наполняющими и населяющими этот мир.

Набоковский текст активно формирует своего читателя, предлагая ему принять те смысловые связи, которые были заложены автором - или, оставаясь «при своем» восприятии мира, ничего не понять в тексте. Чтение набоковского текста требует от читателя внимания не только к нему самому, но и к внутреннему миру читателя, активной его перестройки в соответствии с указаниями автора. В этом смысле поэтика набоковского текста субъективна - и в то же время она оказывается достаточно действенной, вознаграждая «послушного» читателя пониманием куда более полным и глубоким, нежели понимание, достигаемое при чтении «реалистического» текста.

Применение синестетической метафоры является одним из писательских способов организации восприятия читателя, управления его вниманием. Текст Набокова формирует у читателя новую, соответствующую авторской систему ассоциаций, а это - одно из проявлений набоковского отношения к читателю как активному со-творцу, воссоздающему в своем сознании тот мир, который был создан авторской фантазией.

Эта установка отражается на самых разных сторонах стилистики Набокова, и в том числе на употреблении синестетических метафор. Синестезия как раз и помогает создать произведение, которое бы воспринималось всеми органами чувств, и тогда читатель сможет действительно творить вместе с автором.

Сам будучи «потомственным» синэстетом, Набоков старательно прививает синестетическое чутье читателю - в качестве подарка, точнее - поощрительного приза. Хотя, возможно, он просто не в состоянии представить, что кто-то может таким чутьем не обладать - так математически талантливый подросток считает, что люди, не понимающие тригонометрии, просто хорошо притворяются непонятливыми, потому что это зачем-то им нужно. Вот строки из его автобиографического романа «Другие берега»: «Исповедь синэстета назовут претенциозной и скучной те, кто защищен от таких просачиваний и отцеживаний более плотными перегородками, чем защищен я. Но моей матери все это казалось вполне естественным. Мы разговорились об этом, когда мне шел седьмой год, я строил замок из разноцветных азбучных кубиков и вскользь заметил ей, что покрашены они неправильно. Мы тут же выяснили, что некоторые мои буквы того же цвета, что ее, кроме того, на нее оптически воздействовали и музыкальные ноты. Во мне они не возбуждали никаких хроматизмов».

Синэстезические ощущения в текстах Набокова многогранны и многоаспектны. Это и «цветной слух» в чистом виде, и целая гамма соощущений, действующих одновременно: «цветное ощущение создается, по-моему, осязательным, губным, чуть ли не вкусовым путем. Чтобы основательно определить окраску буквы, я должен букву просмаковать, дать ей набухнуть или излучиться во рту, пока воображаю ее зрительный узор». Этими словами писатель предваряет «исповедь синэстета», в которой всевозможнейшими красками расцвечивает буквы русского алфавита.

При этом Набоков, свободно владея английским, немецким, французским и сравнивая свои цветовые ассоциации, утверждал, что одинаково звучащие, но имеющие неодинаковую графическую форму буквы разных языков вызывают различные цветовые впечатления («русская… буква отличается тускловатым тоном по сравнению с латинской»), и в английском варианте автобиографии дал «колористический разбор» латинского алфавита.

Таким образом, синестетические метафоры как описания, включающие богатство деталей, передающие разнообразные оттенки запаха, света, звуков и характеризующиеся предельной степенью изобразительности, имеющие особый цветовой ряд, значимый для автора, не только являются своеобразным ключом для читателя текста и занимают не последнее место в изобразительно-выразительной палитре Владимира Набокова, но и им самим отмечаются как важный элемент авторского стиля.