Американские танки у ворот Туниса

 

Первые недели тунисской кампании были наполнены характерной для хода всей войны на африканском континенте сумятицей и неразберихой, что также косвенно свидетельствовало о недобросовестном анализе обстановки и оперативных недоработках ОКВ, а подчас дело спасало только неправдоподобное стечение обстоятельств.

Так, вечером 20 ноября в Тунис пришло сообщение из Джедайды, расположенной в 16 км от столицы: 60 американских танков прорвались к аэродрому и атаковали заходящую на посадку эскадрилью «Штукас». Шестнадцать самолетов были уничтожены в воздухе, а два разбились во время вынужденной посадки. Ровно через 60 минут аэродром был в руках американцев, и им оставалось ровно полчаса хода до Туниса. Не встречая преград на своем пути, танки могли легко прорваться в немецкий укрепрайон и завершить разгром. Французы уже доставали трехцветные знамена и вовсю готовились к торжественной встрече, но американцы не рискнули атаковать Тунис, опасаясь «хитроумно расставленной немцами западни»! В немецких штабах уничтожали совершенно секретные документы. Генерал Неринг и оберстлейтенант Молль обдумывали план прорыва через пустыню к Роммелю или… сдачу в неизбежный плен – появиться в Италии как главные виновники провала Тунисской операции они не могли.

И на следующий день 60 американских танков продолжали без дела стоять на аэродроме, а в нескольких километрах от них тихо как мыши сидели немцы. В любой из последовавших трех дней американцам нужно было всего‑то завести моторы своих танков и… выиграть не успевшую начаться войну в Тунисе, но в дело вмешался случай: неожиданно в порт пришли транспортные суда с подкреплением, танками и противотанковыми пушками. Совершенно безнадежная ситуация была спасена, и немцы могли приступить к возведению скромных опоясывающих Тунис фортификационных сооружений. Потом к Нерингу прибыл ликующий Кессельринг и заявил:

– Вот видите, все не так уж и плохо! Вы, слава Богу, живы и здоровы. Теперь транспорты будут приходить регулярно, а я еще пришлю вам самолеты…

До назначения на этот пост Неринг командовал 90‑м танковым корпусом, поэтому оперативная сметка позволяла ему видеть всю шаткость немецких позиций. Но, судя по всему, «положение могло еще более усугубиться по мере неудовлетворения тактических потребностей в подкреплении», как написал в своем рапорте немецкий генерал. Впоследствии у Неринга было множество разногласий с Кессельрингом и по поводу обещанного, но так и не полученного подкрепления, и по поводу насущных проблем тунисской кампании, что в конечном итоге закончилось для него отставкой с поста командующего тунисской группировкой.

В конце декабря 1942 года в Тунис прибыл новый главнокомандующий, генерал‑оберст фон Арним. Ему сразу же стало ясно, что не может быть и речи о наступательной войне в Африке. Поэтому генерала интересовало положение армии Роммеля, и вопреки указаниям ОКВ о подготовке к наступлению он считал своей главной задачей усиление и расширение укрепрайона на восток – навстречу Роммелю. Только прочный тыл, гарантирующий получение снабжения и подкрепления через Тунис, позволял маршалу Роммелю продолжать борьбу на востоке. С большим трудом фон Арниму удалось убедить ОКВ в правомерности такой постановки вопроса, правда, только гипотетически. Главный тезис Верховного главнокомандования оставался прежним – наступательная война до победного конца.

Тунисская кампания приобретает особое значение в рамках нашего повествования в связи с появлением на границе Туниса генерал‑фельдмаршала Роммеля. Он был подавлен и полон самых мрачных предчувствий, но прилагал титанические усилия ради спасения своих солдат. Уже после визита в Ставку находившийся в заведомо проигранной позиции Роммель, тем не менее, провел несколько разящих контратак, лишний раз убедив британцев и весь мир в том, насколько опасным и непредсказуемым противником становится загнанный в угол израненный, но не покорившийся лев. Немецкий генерал‑фельдмаршал с некоторых пор стал необыкновенно популярен в военных кругах Африки и всего мира. Только Роммель олицетворял для союзников военную мощь Германии в Тунисе, хотя на Черном континенте, в центральной и северной областях, вполне успешно действовала еще одна немецкая армия, генерал‑оберста фон Арнима. Следует добавить, что именно Арним стал главнокомандующим объединенными силами немцев и итальянцев в Северной Африке после того, как Роммель убыл к месту нового назначения в Европу.

В январе 1943 года, через некоторое время после возвращения Роммеля из штаб‑квартиры фюрера, вблизи Габеса состоялась первая встреча Роммеля и фон Арнима. Фон Арним был настроен оптимистично и считал, что после удачного соединения двух армий немцам будет вполне по силам образовать линию фронта от форта Марет на юге до Бизерты на севере. В свою очередь Роммель считал, что «не представляется возможным в течение длительного времени удерживать фронт такой протяженности». Маршал прекрасно знал о материальном превосходстве противника и, в первую очередь, подавляющем превосходстве его ВВС. Роммель надеялся, что его солдатам удастся благополучно выбраться из Триполитании, попасть в Южный Тунис и образовать фронт от Марета на юге до Сфакса на севере. Вот как должны были развиваться события по его расчетам:

– Британцы попытаются нанести удар в тыл наших позиций под Маретом со стороны побережья или же будут атаковать на противоположном фланге через пустыню, соленые озера, оазисы Нефта и Таузар, форт Гафсу. Северная группировка противника перенесет тяжесть своих атак на юг и предпримет попытку прорыва с запада через Сбибу и Сбейтлу к Габесу и Сфаксу на средиземноморском побережье, чтобы препятствовать соединению обеих немецких армий. Тогда моя армия будет обречена на уничтожение, да и фон Арним окажется не в лучшем положении.

Маршал решил предвосхитить вполне предсказуемые действия противника и в свою очередь помешать соединению Монтгомери с высадившейся в Западной Африке англо‑американской армией вторжения. Само собой разумеющимся для «лиса пустыни» было выбрать себе в качестве «жертвы» необстрелянные американские дивизии. Алан Мурхед вспоминает, какой панический страх испытывали американцы перед немецким полководцем:

– В распоряжении Роммеля остался последний, мизерный шанс: попытаться удержать Тунис до осени. Он уже проявил свой незаурядный талант полководца в ходе затяжных боев в пустыне. Если бы ему удалось выстоять в Тунисе еще семь или восемь месяцев, то высадка союзников в Европе была бы отложена до следующего года, а Германия использовала бы возникшую паузу для подготовки и проведения нового наступления в России.

Последнее наступление Роммеля в Африке было отмечено печатью его тактической гениальности – парадоксальным даром превращать преимущество неприятеля в его слабость и умением тотально наращивать давление и двигаться от успеха к успеху, используя малейшую оплошность врага. Предоставим слово его англо‑американским оппонентам, на себе испытавшим всю мощь и ярость последнего удара:

– Со всей присущей ему гибкостью Роммель начал готовиться к новым сражениям. План февральского контрнаступления немцев основывался на старейшем военном законе, но в современной трактовке: «Если противник превосходит тебя в силе и пытается сконцентрироваться для нанесения решающего удара, всячески препятствуй ему, вовлекая в одиночные бои по всей линии фронта». Роммель должен был каким‑то образом помешать англичанам, американцам и французам объединить свои усилия. Оперативная обстановка требовала уничтожить в зародыше саму возможность всесокрушающего наступления союзников. Начиная с февраля, немцы были заняты поиском методов и средств противодействия «решающему удару». Самым слабым в наших боевых порядках был, вне всякого сомнения, американский сектор в районе Сбейтлы. Дислоцировавшиеся там войска не имели боевого опыта, а линия обороны была протяженной и, что греха таить, дряблой и жидковатой. Американские позиции располагались на преимущественно равнинной местности без естественных укрытий, что еще больше затрудняло их оборону. Решительно настроенный Эйзенхауэр рассматривал эту позицию как временную, готовился к скорому наступлению и намеревался заставить немцев «заплатить за каждую пядь захваченной земли». В середине февраля Роммель собрал в железный кулак испытанных в жестоких боях, прошедших проверку на прочность в африканских песках ветеранов и новые танки, поступившие из Германии. 14 февраля он разорвал слабую линию американской обороны. Возможно, успех превзошел самые смелые ожидания Роммеля. Под Сбейтлой и Сиди‑Бу‑Зидом американские орудия были выведены из строя, так и не успев сделать ни одного выстрела. Не выдержали массированного давления у Кассеринского прохода и отступили американские танки. На необорудованных позициях, посреди голой равнины не оказали сопротивления и пехотинцы: большая их часть попала в плен, а остальные беспорядочно бежали. На севере пал Фаид, на юге Гафса и Фериана с выдвинутыми вперед фронтовыми аэродромами. Под угрозой захвата оказался административный центр Тебесса, хотя здесь позиции американцев были защищены цепью высоких холмов, лучше оборудованы и укреплены. Последние два года любой, даже менее значительный успех вызывал незамедлительную реакцию Роммеля – «дожимать и выдавливать из ситуации максимум выгоды». Дерзкий приказ бросил вперед отчаявшихся после долгих месяцев отступления немцев, жаждущих вдохнуть живительного воздуха победы! Они захватили Кассеринский проход, потом разделились на две колонны: одна атаковала Талу на севере, другая выдвинулась к Тебессе на западе. Завязались ожесточенные бои, отнюдь не местного значения, и под угрозой развала оказалась вся линия тунисского фронта союзников. Географически Тебесса была местом соединения 8‑й и 1‑й армий, поэтому, как Роммель и предполагал, нашим слабейшим звеном. Если бы немцам удалось здесь закрепиться, они задержали бы нас на месяцы. Падение Талы грозило нам еще большими осложнениями; отсюда немцы могли напрямую атаковать Эль‑Кеф, а захватив его, выходили в тыл наших боевых порядков. После несложного маневра – прорыва к побережью через Боне – наш фронт был бы окружен, и десятки тысяч человек оказывались в западне!

В «Рапорте американскому генштабу» Маршалла хорошо ощущаются панические нотки в настроении американцев, вызванные неожиданным наступлением Роммеля. Следует все же отметить, что Мурхед и Маршалл сделали слишком далеко идущие и пессимистичные выводы из создавшегося для англо‑американской армии положения. Они даже не представляли себе, насколько слабы были в тот момент испытывавшие постоянные затруднения со снабжением дивизии Роммеля, и насколько безнадежной и бесперспективной была тунисская кампания для итало‑германских войск. Маршалл пишет:

– Соединение Африканского корпуса с войсками генерал‑оберста фон Арнима в Тунисе позволило неприятелю нанести удары по наименее защищенным участкам растянутой линии фронта союзников. 14 февраля танковые соединения противника при поддержке артиллерии, авиации и пехоты ударили через Фаид на запад и прорвались через Кассеринский проход. Во второй половине дня, 21 февраля три танковых клина проникли на тридцать три километра вглубь наших боевых порядков, непосредственно угрожая всей центральной группировке наших войск в Тунисе.

Генерал Эйзенхауэр отправил в штаб‑квартиру радиограмму следующего содержания: «Тактические осложнения сегодняшнего дня связаны преимущественно с тем, что я растянул наши боевые порядки, что снизило интенсивность нашего сопротивления неприятелю в центре, начиная с 17 января. Это, прежде всего, относится к 1‑й и 34‑й дивизиям, которые были выдвинуты вперед исключительно в качестве резервных для обеспечения наших наступательных операций. Если бы вам довелось увидеть в эти минуты американских солдат, на вас произвело бы огромное впечатление их поведение в жестоком бою. Могу с уверенностью заявить, что наши войска с честью выдержали испытания, получили боевое крещение и представляют собой отныне грозную силу…»

Потери танков с обеих сторон были огромными. Только двое суток врагу удалось удержать выдвинутые вперед позиции. При поддержке самых мощных в составе союзной армии ВВС наши сухопутные войска опрокинули противника мощным ударом и отбросили далеко на восток. Во время отступления враг попытался помешать перегруппировке наших сил и нанес мощные удары в южном направлении в районе Меджез‑эль‑Баба, но был остановлен, хотя и с небольшими территориальными потерями с нашей стороны. Так выдохся последний наступательный порыв противника в Тунисе…

Последнее наступление Роммеля разбилось о непоколебимую мощь союзнических ВВС. Все, что происходило впоследствии, являлось логическим завершением вытекающих из этого факта обстоятельств. Вермахт страдал от нехватки самолетов не только на континентальном фронте – люфтваффе были уже не в состоянии прикрывать морские конвои, и на водных просторах Средиземного моря разыгрывались леденящие душу сцены. Все это было очередным ударом по потрясенному до основания былому военному могуществу Германии и влекло за собой необратимые последствия для рейха.

Главнокомандующий англо‑американскими ВВС в Африке, генерал Арнольд, в официальном рапорте в генштаб сообщает о боевом применении военно‑воздушных сил на последней стадии войны в Северной Африке:

– Узловым моментом в подавлении немецких ВВС во время проведения сухопутной операции стало для нас уничтожение 26 шестимоторных транспортных самолетов типа «Ме‑323» 22 апреля, 1943 года. Именно на этих «Мессершмиттах» ОКВ намеревалось перебросить в Африку пехотный полк вермахта. Но даже эти впечатляющие успехи блекнут на фоне возросшей активности тактической авиации и ее достижений в борьбе с германскими дивизиями, противостоящими нашей 1‑й армии в Тунисе. С 22 апреля включительно эскадрильи союзных истребителей блокируют взлетно‑посадочные полосы вражеских аэродромов и не дают немцам возможности поднимать в небо самолеты. Если некоторым истребителям люфтваффе все же удается взлететь, наши летчики сбивают их в воздухе. Одновременно наши ВВС «прокладывают путь» сухопутным частям. Интенсивность боевых вылетов наших ВВС в Африке превосходит все имеющиеся на сегодняшний день статистические показатели проведенных когда‑либо до этого совместных операций военно‑воздушных сил с сухопутными войсками. Так, 6 мая, во время последнего наступления из Меджез‑эль‑Баба на Тунис мы совершили 2 146 вылетов на фронте длиной 150 километров. Бомбардировщики, истребители‑бомбардировщики и штурмовики «пробомбили» дорогу нашим наступающим частям…

 

РОММЕЛЬ ПОКИДАЕТ ТУНИС

 

Почему Гитлер отозвал Роммеля из Африки? Начиная с 1943 года этот вопрос не дает покоя многим исследователям жизни и судьбы немецкого генерал‑фельдмаршала. Ответов множество, и все они зависят от убеждений и разделяемых авторами позиций. Публикация мемуаров главнокомандующего союзническими армиями Эйзенхауэра положила начало новой дискуссии. В написанных в виде фронтового дневника воспоминаниях американский генерал недвусмысленно заявляет:

– …Роммель бежал по своей воле, не дожидаясь окончательного краха. Он предвидел неизбежность поражения и всеми силами старался спасти собственную шкуру. Миф о его непобедимости был развеян раз и навсегда…

Следует добавить, что сразу же после издания книги воспоминаний американские, английские и французские историки резко критиковали генерала Эйзенхауэра за многочисленные неточности, опрометчивые выводы и сомнительные доказательства. Я не собираюсь вмешиваться в дискуссию, уличать американца в передергиваниях или искать фактические ошибки. Для меня ясно одно: генерал допустил серьезную ошибку, истолковав таким незамысловатым образом отъезд Роммеля из Африки. Но Эйзенхауэр не одинок в своем заблуждении. Британский репортер Мурхед пишет:

– Роммель понимал, что произошло непоправимое. Вскоре после этого он сложил с себя полномочия командующего, передал дела фон Арниму и навсегда покинул Африку, оставив на долю своего преемника страшное испытание – «второй Сталинград» в Средиземноморье…

Сопоставляя комментарии англичанина и американца, убеждаешься в том, что Мурхед и Эйзенхауэр попросту интерпретируют досужие сплетни союзнической прессы того времени по поводу неожиданного перевода Роммеля в Европу. «Откровения» подобного рода были в то время составной частью пропагандистской войны англо‑американских союзников. Их главная задача заключалась в попытке морально уязвить, выбить из колеи продолжавшего вести борьбу на другом участке фронта противника. Только этими мотивами можно попытаться объяснить появление подобного рода броских, но в высшей степени неточных и некорректных высказываний.

Эйзенхауэру следовало бы знать, что в Африке маршала Роммеля никогда не считали «непобедимым» потому, что главным законом войны в пустыне был «закон маятника» – от победы к поражению и обратно! Англичане восхищались полководческим талантом Роммеля именно потому, что после каждого поражения он находил силы и решимость для нового наступления. И уж совсем не по адресу упрек в «попытках спасти свою шкуру». Роммель никогда не прятался за спины солдат и меньше всего заботился о собственной безопасности.

Генерал Артур Шмит два года сражался в песках Северной Африки под командованием генерал‑фельдмаршала Эрвина Роммеля. Выражая мнение всех без исключения «африканцев», возмущенный до глубины души ветеран написал по поводу «эйзенхауэровских» и иже с ними «воспоминаний»:

– Смерть вырвала из наших рядов фельдмаршала Роммеля. Сегодня он не может защитить свою честь и достоинство от клеветнических измышлений. Считаю своим долгом – уверен, что меня поддержали бы тысячи бойцов Африканского корпуса и танковой армии «Африка» – выступить с категорическим осуждением бесцеремонного и не соответствующего действительности заявления Эйзенхауэра. Генерал Роммель был мужественным солдатом, целеустремленным и решительным полководцем, человеком с необыкновенно развитым чувством ответственности. Даже враги уважали его за рыцарство и храбрость, а Уинстон Черчилль называл Роммеля «великим генералом». Все, кто плечо к плечу сражались рядом с ним на самых опасных направлениях в раскаленных песках Африки, знают – никогда и ни при каких обстоятельствах Роммель не оставил бы по доброй воле своих солдат. Так что же послужило причиной его перевода в Европу?

После высадки союзников Роммель прекрасно понимал, что положение немецких войск стало безнадежным. Он тщетно добивался разрешения Гитлера на отступление из Африки. В начале 1943 года он предпринял последнюю, отчаянную попытку спасти солдат ценой потери техники и даже утратой африканского плацдарма. Он отправился в Ставку и умолял фюрера дать приказ отступить, а в результате лишился своего поста и с диагнозом «нервный срыв» был отправлен в санаторий, чтобы подлечить пошатнувшееся здоровье. Только после этого командующим армией «Африка» был назначен фон Арним. Я уверен, что мое негодование разделяют воевавшие по рыцарскому кодексу немцы и британцы: генерал Эйзенхауэр как главнокомандующий союзническими войсками имел прекрасную возможность выяснить реальные причины «бегства» Роммеля, но не воспользовался ею…

Не выдерживает никакой критики и версия Эриха Кордта, изложенная в его книге «Иллюзия и реальность». Автор утверждает, что «Роммель получил новое назначение и был переведен из Туниса в Европу из‑за постоянных конфликтов с итальянцами, а его награждение вскоре после этого высокой правительственной наградой в Берлине убедительно свидетельствовало о том, что дома им довольны, и инициатором перевода была все‑таки итальянская сторона». После встречи с Гитлером в январе 1943 года и настойчивых просьб вывести войска из Африки Роммель перестал удовлетворять фюрера и ОКБ как главнокомандующий экспедиционными войсками в Тунисе. Два тяжелейших военных года в песках Африки не прошли бесследно для генерал‑фельдмаршала, непосильные нагрузки и кочевая жизнь в пустыне серьезно подорвали его здоровье. Роммель тяжело заболел, а последние недели пребывания на африканском фронте находился на грани полного нервного и физического истощения. Гитлер помешал ему предотвратить возникновение «африканского Сталинграда», поэтому Роммель решил разделить судьбу своей обреченной армии и принять смерть, как и положено солдату, в бою. Перед отлетом из Рима он сообщил жене о принятом решении: если Богу будет так угодно, и он останется в живых, тогда его уделом станет плен… После последнего всплеска наступательной активности немцев у Кассеринского прохода маршал был морально опустошен и физически исчерпан. Все прекрасно понимали, что после соединения его армии с армией фон Арнима неизбежно возникнет вопрос о единоначалии. Такие разговоры велись еще до вступления Роммеля в Тунис, и было ясно, что опальный и больной маршал не может претендовать на этот пост. Бывший посол Ульрих фон Хассель, казненный по приговору Народного трибунала в числе участников неудавшегося покушения на Гитлера 20 июля 1944 года, в книге «О другой Германии» излагает свою версию отъезда Роммеля из Туниса. Я категорически не разделяю его точку зрения и предлагаю на суд читателя запись из дневника Хасселя, сделанную через месяц после потери Туниса, 9 июня 1943 года:

– Это государство все больше превращается в третьесортный обанкротившийся балаган, возглавляемый безответственным игроком, едва ли имеющим право именоваться нормальным человеком, и его безнравственной и преступной камарильей. Мы уже стоим на краю пропасти, но ни один «фельдмаршал» не действует, исходя из высших соображений долга; да, чувство патриотизма не самая сильная сторона их личности, впрочем, им равно безразличны как интересы простых солдат, так и соображения военно‑стратегической целесообразности. Очередным свидетельством этому стала катастрофа в Тунисе, которой закончилась в целом бесславная африканская кампания. Гитлер беззастенчиво вытащил из кровавой мясорубки своего любимчика Роммеля, разделяющего с ним ответственность за жесточайшее поражение, и предоставил возможность скромному и трудолюбивому Арниму отдуваться за совершенные ими ошибки…

Не могу отказать себе в удовольствии и не упомянуть, что даже председатель Германского общества борьбы за мир, генерал Шенайх, находился под впечатлением незаурядной личности Роммеля. Перед вами цитата из его дневниковых записей военных лет, посвященная событиям в Триполитании и вошедшая в изданную недавно книгу «Итоги»:

– Вместе со своей разбитой армией Роммель стоит сейчас на востоке Триполи, а группировка наших войск в Тунисе ведет борьбу с наступающим из Алжира противником. Возникает вопрос: удастся ли двум армиям, которые предположительно возглавит гениальный Роммель, удержать сжимаемые с двух сторон позиции? Судя по всему, противник имеет такое превосходство, что даже гений Роммеля здесь будет бессилен. Если несмотря ни на что Роммель все же выстоит, война затянется до бесконечности.

Обилие противоречивых высказываний и комментариев указывают на то, что неординарная личность немецкого генерал‑фельдмаршала вызывала неподдельный интерес по обе стороны линии фронта. За два года африканской кампании он стал человеком‑мифом, а друзья и враги слагали о нем легенды, причудливо смешивая правду и вымысел. Понятна разноголосица в стане врагов, а противоречивые мнения о нем извинительны и для друзей – каждый из них видел только одну сторону его дарования, одну грань его личности, пытался судить о целом по фрагменту целого.

Сегодня мы не знаем и вряд ли когда‑нибудь узнаем истинные мотивы, побудившие Адольфа Гитлера отозвать Роммеля из Африки. Возможно, он мешал фюреру проводить провозглашенную им политику «превратить Тунис во второй Сталинград и защищать его до последнего человека», и болезнь была прекрасным предлогом для освобождения Роммеля от его обязанностей. Возможно, Гитлер уже в то время думал о том, что полководец с боевым африканским опытом, знанием Средиземноморья и возможностей англо‑американского противника пригодится в недалеком будущем. Возможно, диктатор учитывал как первое, так и второе соображения. Кто знает…

Последующие события подтвердили непреложность известного нам факта: Роммель вернулся в Европу и Германию постаревшим, больным и опустошенным, с выжженной дотла безжалостными лучами африканского солнца душой. Он на себе испытал «стратегический гений фюрера», в жертву которому были принесены жизни десятков тысяч окруженных в «африканском котле» солдат 6‑й армии генерала фон Арнима.

Роммель стал первым представителем сухопутных войск, кто был награжден одной из высших наград Германии за героизм – «Бриллиантами» к «Рыцарскому кресту с дубовыми листьями и мечами» «Железного креста». Награждение происходило «при закрытых дверях», и еще целый месяц, вплоть до капитуляции Туниса, широкая общественность по понятным причинам была не оповещена. Трещина в отношениях между Гитлером и Роммелем продолжала расти, а возникший после тунисской катастрофы разрыв стал вообще непреодолим.

Через несколько недель после отъезда Роммеля тунисская кампания устремилась к своему логическому завершению. Скудные источники снабжения окончательно иссякли, а доставка грузов по воздуху с некоторых пор стала решительно невозможна. Фон Арним отдавал себе отчет в том, что дни его армий в Тунисе сочтены, и требовал от Гитлера и ОКВ постановки четких оперативных целей операции в Африке. Сам Арним не видел альтернативы отступлению, хотя и допускал, что, исходя из неизвестных ему стратегических соображений, ОКВ пытается выиграть время, удерживая безнадежный тунисский фронт. Но ни Гитлер, ни Йодль, ни кто‑либо другой из высшего руководства рейха до самого последнего дня так и не сформулировали четкой боевой задачи его войскам. Тогда фон Арним начал действовать самостоятельно – спасать то, что еще можно было спасти. Для начала он потребовал прекратить откомандировывать в его распоряжение офицеров под предлогом того, что их здесь и так вполне достаточно. ОКВ заявило, что не собирается потакать пораженческим настроениям. Так, в день падения Туниса в страну прилетела группа офицеров, около 30 человек из так называемого «резерва фюрера», которые практически сразу же были захвачены в плен – по пути с аэродрома в город. Каждый день поступали сообщения о драматических событиях, разыгрывающихся на море и в воздухе: вражеские подводные лодки пускали на дно слабо защищенные германские конвои, десятки объятых пламенем «Юнкерсов» и «Гигантов» навечно исчезали в морской пучине. Ставка отклонила эвакуацию 600 механиков‑мотористов тунисских ремонтных рот, механиков‑водителей, стрелков‑радистов и башенных стрелков‑наводчиков в Европу так же, как в свое время не разрешила отправить в тыл высококвалифицированных офицеров, оказавшихся не у дел в результате сокращения линии фронта и реорганизации армейских штабов. Только 5 или 6 мая в штаб фон Арнима пришел именной запрос на подлежащих эвакуации военнослужащих, армии не доверили «ответственную операцию» по составлению списков.

Можно привести десятки примеров ошибочной оценки ситуации в Тунисе и воцарившегося в связи с этим благодушного настроения в римской штаб‑квартире Кессельринга и Ставке фюрера. В свое время Гитлер отбросил за ненадобностью предостережения французской разведки и превратил высадку союзнического десанта в «увеселительное сафари», а теперь уже его ближайшее окружение строило воздушные замки напрасных надежд. Ульрих фон Хассельт описывает полную дезинформированность руководящих кругов «Третьего рейха», утрату ими чувства реальности и восторженную эйфорию, сопровождавшую тунисскую кампанию от первого часа до последнего:

– Незадолго до катастрофы из Туниса в штаб‑квартиру фюрера возвратился помощник Цайцлера – Вальтер Варлимонт, и. о. начальника штаба ОКВ. Мне доверительно сообщили, что он испросил аудиенции у фюрера, чтобы сообщить ему приятное известие: Тунис будет держаться до осени. Адъютант ответил: «Пожалуй, это действительно должно заинтересовать фюрера, но мы только что получили сообщение о падении Бизерты и Туниса…».

К 13 мая были подавлены последние очаги сопротивления немецких войск в Тунисе. Африка была утрачена навсегда. Сотни тысяч немецких и итальянских солдат, воевавших еще под командованием Роммеля, попали в плен. После падения Сталинграда в конце января 1943 года новая военная катастрофа стала неизбежной перспективой для Германии и ее итальянского партнера по «Оси». Поражение немецких войск в Африке изменило баланс сил в Средиземноморье и осложнило обстановку на европейской арене военных действий.

После возвращения из Туниса потрясенный масштабами поражения Роммель обреченно сказал своему другу детства некоему Фарни: «Война проиграна…». Заключительные аккорды тунисского интермеццо были ознаменованы примерами рыцарского отношения к противнику: англо‑американские армии воевали в Тунисе так, как когда‑то сражались в Ливии и Египте дивизии Роммеля. Впрочем, прежнее отношение к рыцарскому ведению войны претерпело изменения, об этом в своих мемуарах прямодушно заявляет генерал Эйзенхауэр. Он утверждает, что отказался принять фон Арнима или кого‑нибудь еще из нацистских генералов, несмотря на настойчивые призывы офицеров его штаба «действовать в духе традиций прошлых лет». Эти слова вызвали резкое возражение фон Арнима, который с негодованием заметил:

– Хочу сделать одно замечание по поводу «приема у победителей». Я никогда не стремился к этому, а уж тем более никогда о такой встрече не просил. В ходе африканской кампании было принято относиться к противнику по‑джентльменски. После впечатляющего удара под Эль‑Мекили так обращался с пленными английскими генералами Эрвин Роммель. Видимо, похожее чувство владело некоторыми офицерами штаба Эйзенхауэра. После капитуляции меня пригласил генерал Александер, чтобы засвидетельствовать свою благодарность за спасение свыше 600 британских и американских военнопленных в самом конце войны. Итальянское транспортное судно «Беллуно», на котором мы собирались переправить пленных в Италию, стояло на рейде Туниса и было серьезно повреждено в результате воздушных налетов союзников. По рации я передал открытым текстом обращение к генералу Александеру с просьбой прекратить бомбежку. Во время нашей встречи генерал спросил, что он может сделать лично для меня. Я попросил его отправить такое же число наших тяжелораненых из Туниса в Италию на кораблях итальянского «Красного Креста». Александер без колебания согласился и вскоре выполнил свое обещание. К сожалению, не представилось возможности поблагодарить его за это…

Единственным обнадеживающим уроком войны в Африке стало осознание того, что, как бы ожесточенно ни сражались армии в одинаково враждебных ко всем пескам, противоборствующие стороны объединяли законы гуманности и человеческой совести. Сегодня в африканское «братство по оружию» входят ветераны обоих лагерей. С надеждой смотрю в будущее и надеюсь, что именно эта непритязательная человечность станет залогом обновления Европы и создания нового более справедливого миропорядка.

После падения Туниса в кулуарах стали задавать вопрос о так и нереализованных возможностях спасения тунисской группировки. Сталинградская катастрофа высветила характерную черту гитлеровского руководства, которая с безжалостной прозорливостью позволяла предсказать незавидное будущее защитников Африки. По мнению некоторых военных экспертов, в начале апреля 1943 года, за шесть недель до падения Туниса, при всей сложности создавшегося положения еще была возможность на самолетах и кораблях эвакуировать в Сицилию от 50 000 до 70 000 солдат без тяжелого вооружения и техники. Другие специалисты утверждали, что за четыре недели можно было бы успеть передислоцировать практически всю армию, если бы итальянский флот мог своевременно выйти в море и не повторить дюнкеркскую ошибку британцев. Гитлер и ОКВ прекрасно понимали, что в обозримом будущем фронт рухнет. Логика событий требовала отозвать войска, но фюрер, как всегда, пренебрег военно‑политическими соображениями и руководствовался воззрениями престижа. Он требовал защищать «африканский Сталинград до последнего патрона» в надежде, что фон Арним окажется более внушаемым и «послушным» генералом, чем разочаровавший его Паулюс. Тунис во многом повторил трагическую судьбу Сталинграда, зловещая печать некомпетентных решений Гитлера позволяет проводить эти легко узнаваемые параллели. Приблизительно в то же время, когда Роммель стал во всеуслышание выдвигать свои требования по своевременному отступлению из Африки, диктатор был предупрежден о вполне возможной катастрофе под Сталинградом. Генштаб сухопутных войск Германии посчитал целесообразным разработать план передислокации войск, военно‑транспортный отдел рассчитал необходимое для эвакуации число железнодорожных составов и авиатранспортных средств. Если бы этот план вступил в действие в начале декабря, то можно было бы рассчитывать на спасение всей Сталинградской армии вместе с большей частью ее снаряжения. Но Гитлер отклонил этот план. Когда вышли последние, возможные для начала переброски войск сроки, генштаб разработал новый план эвакуации, но уже без тяжелого вооружения. Гитлер хранил молчание. Когда прошла очередная назначенная дата, был составлен третий план. Безжалостное «нет» фюрера принесло в жертву всю Сталинградскую группировку наших войск. Гитлер приказал Паулюсу «даже не заикаться о капитуляции», и в этом заблуждении его опрометчиво поддержал любитель громких фраз Геринг, хвастливо заверявший об авиационной поддержке и снабжении окруженной армии по воздуху. Рейхсмаршал «родил» печально известный перл красноречивости: «Ничего страшного, пусть забивают лошадей и питаются кониной. Весной я пришлю самолеты и выручу их!»

В связи с этим уместно вспомнить, как летом 1942 года в относительно благоприятные для вермахта времена Гальдер, тогдашний начальник Генерального штаба вермахта, настойчиво требовал от Ставки приостановить продвижение вперед во избежание грядущей катастрофы. Гитлер с раздражением бросил:

– Я вовсе не требую, чтобы подчиненные понимали скрытый смысл моих приказов. Достаточно, если они будут их усердно выполнять…

Гальдер сделал правильные выводы из этой отповеди фюрера и сложил с себя полномочия. После суровой российской зимы 1941/42 он и офицеры его штаба лучше, чем кто‑либо другой понимали, что после неудачи на Восточном фронте не может быть и речи о выигрыше войны в целом. Гальдер придерживался точки зрения, что противника, контролирующего колоссальные территории и к тому же располагающего практически неограниченными людскими резервами, можно победить только в одном случае – разбить его армии и уничтожить коммуникации первым же наступательным ударом. Ретроспективный экскурс в военную историю свидетельствует – русские черпают свои силы в бескрайних просторах своей страны. В России канули без следа «Великая армия» Наполеона, да и многие другие армии завоевателей. Немцы тщетно «охотились» за противником, без следа растворившимся в безбрежных русских пределах. Так уходили дни, недели и месяцы, а время неумолимо работало на противников Германии…

В Тунисе Гитлер действовал по «сталинградскому рецепту»! Превратно истолковывающий понятие «высшей жертвенности» фюрер пытался уверить мир в «незыблемой стойкости арийского духа». Мировое общественное мнение адекватно оценило падение последнего немецкого плацдарма в Африке: второе подряд после Сталинграда чувствительное поражение показало, в каком запредельном кризисе находится воен