Глава 12. А кость у всех белая

 

Она сидела дома, надувшись, и делала вид, что смотрит телевизор.

- Ты не права, - сказал Мрачный ей в спину. Она обернулась. – Я не прячусь от жизни. Она сама ничего мне не предлагает.

- Предлагает на каждом шагу! Просто ты этого не видишь – а ты и не можешь ничего видеть… со дна своего сундука.

- Хорошо, - сказал парень, - из уважения к другу я вылезу из сундука. Но сначала тебе придется кое-чему меня научить.

- Чему?

- Как это сделать?

- Я тебя больше лечить не собираюсь, - сказала она. «Лечить» в данном контексте означало не «врачевать», а «читать нотации». – Сам должен знать, как надо жить.

- Ну уж посоветуй.

- Прежде всего, - она сделала длинную паузу, - надо любить.

- Кого и зачем?

- Без любви жизнь серая и однообразная, - продолжала она тягучим голосом, не обращая внимания на вопрос. – А когда начинаешь любить, мир становится ярким, разноцветным, красочным. Ты когда-нибудь испытывал такое: в один миг мир вдруг вспыхивает и расцветает? Словно радуга появляется на небе после дождя?

- Нет, - Мрачный отметил про себя, что мир для него всю жизнь был тускло-серым – даже в нестерпимо солнечные дни.

- Когда с тобой это случится, ты увидишь, каков мир на самом деле… Посмотри, сколько красивых девушек вокруг!

- И что мне с ними делать?

- Ой! Мне ли учить тебя, что надо делать с девушками?! Ну ладно – для начала хотя бы любоваться ими. В нашем городе почти все женщины прекрасно выглядят. Вот, например, эта, - указала она на длинную тощую девицу в белой шубке, дефилирующей мимо окна. Она вытаращила на мир свои огромные гляделки, в которых прочно угнездилась пустота.

- А какая мне разница, - ухмыльнулся Мрачный, - как она выглядит? Красивая или нет – содрать у нее с лица кожу – и получится череп. Лица под кожей у всех – это черепа, голые черепа! Белая или черная у нее кожа, карие или голубые у нее глаза, брюнетка она или кто – все одно: у черепа глаз и волос просто нет, а кость она и есть кость: у всех белая. Так что мне дела нет до того, кто как выглядит. Нечем тут любоваться. Абсолютно.

- Кошмар какой-то… Однако! Вытащить тебя из сундука – задача нелегкая. Видимо, только сама любовь сможет это сделать.

- Не сможет. Мне она не нужна. Глупая и бесполезная вещь.

- Что значит – «глупая»?

- Это значит, из-за нее все делают глупости и умирают. И пользы от нее никакой, один только вред. Люди от любви страдают и спиваются.

- Кто тебе такое сказал? – она начала закипать.

- Никто. Я сам об этом знаю.

- Откуда ты можешь знать, если никогда не любил?

- С самого рождения.

- Так-так… Ладно, умник! Хорошо, будь по-твоему - любовь бессмысленна. Но это значит, что и жизнь такова…

- А я этого и не отрицаю…

- Потому что любовь – это и есть жизнь.

- Ага. И смерть тоже.

- Да ну тебя! – вспылила она. – С тобой бесполезно разговаривать.

- Например, Антоний и Клеопатра, да? Или Троянская война. Нет, ты все же объясни мне, почему умные мужики развязывают войны только для того, чтобы какая-то безмозглая дура согласилась с ними спать…

- Отстань, дурак! – и она вскочила и опять ушла.

- А на самом деле любить – это означает одно: всегда и все делать с любовью, - миролюбиво заявила рыжая, когда Мрачный догнал ее.

*Хоть и не собиралась она меня лечить – но все же лечила. И в этом ведь что-то есть…

 

Глава 13. Весенние кошки

 

Зима ушла из города. Солнце светило из-за неуверенных туч хоть и не слишком ярко, но вовсе не тускло. Невесомая дымка окутала дома и деревья, на ветвях звонко распевали птицы. А коты и кошки вели себя очень по-весеннему: ошалело и весело гонялись друг за другом по двору, разбрызгивая во все стороны мокрый серый снег. Казалось, они вот-вот взлетят вверх и помчатся по воздуху, столько в них было радостного упоения жизнью.

 

Глава 14. Яблоко свободы

 

Снег на улицах города весь растаял, в горах же остался только на вершинах. Улицы из белых вновь превратились в серые, и все вокруг дышало весной. Мрачного тянуло уехать прочь из города… уйти куда-нибудь в глубину гор.

Он уже отказался от мысли когда-либо еще пообщаться с другом. А рыжая контактёрша куда-то исчезла в середине февраля, и вот уже месяца два не показывалась. Все вновь оставили Мрачного в покое, и жизнь потекла своим чередом – такая же, как всегда: работа, И-нет, чуть-чуть сна – и все заново. Замкнутый круг.

Но в жизни Мрачного появилось все же одно новшество: у него наконец стало получаться расфокусировать взгляд. Из-за этого он нет-нет вис на работе: забавно было видеть, как мимо, за спиной, проходят раздвоенные фигуры, у которых на лицах на том месте, где должен быть нос, находится целый ряд сдвоенных, а то и строенных глаз, сверкающих мокрым блеском. А когда он находился дома вечерами, то его комната становилась то ли четырех-, то ли пятимерной. Как-то раз он глянул на часы – они показывали девять тридцать пять. После этого он просидел, судя по его внутреннему чутью, часа два, находясь непонятно где – то ли здесь, на кровати, то ли там, под потолком или сводом неба - а потом посмотрел на часы и увидел, что они показывают то же самое время - девять тридцать пять, и ни минутой позже!

Мрачный лег спать поздновато – часа в три ночи. И никак не мог заснуть – должно быть, недостаточно пива выпил, а может, наоборот. К тому же луна светила прямо ему в лицо, и он повернулся на другой бок. И почему-то стал вспоминать последний разговор с другом, когда тот был еще жив.

В тот день он сказал, что собирается в горы.

- Ладно, пошли, - ответил Мрачный.

- Нет, ты не пойдешь: я иду один.

- Почему?

- Так надо.

В тот момент Мрачный его не видел: друзья говорили по телефону.

- Зачем тогда звонишь?

- Так надо.

- Ну, иди.

- Ладно, Мрачный, я пошел. Я еще позвоню.

Он ушел и живым больше не вернулся – но обещание свое все же выполнил: позвонил.

И тут Мрачный вздрогнул: телефон зазвонил по-настоящему. Он не удивился, поскольку знал, что это он - но очень обрадовался!

- В горы не хочешь слазать? Прямо сейчас?

- Хочу!

- Ну так полезли. Что делать, сам знаешь – только без лишних вопросов.

- Хорошо, хорошо!

Вскочив с постели, Мрачный быстро оделся и вышел на улицу. Она ждала, сидя в своей развалюхе. Когда парень уселся рядом, она окинула его сонным презрительным взглядом, и зевнув, прикрыла рот ладонью.

- Научился глаза скашивать?

- Научился. Столько времени тренировался!

Она одобрительно кивнула, и машина поехала. Вновь развив бешеную скорость, через некоторое время рыжая сунула ему в руки кетамин и крикнула:

- Пей!

Мрачный повиновался и выпил галлюциноген.

- А теперь давай!

Мрачный мгновенно расфокусировал взгляд.

- Молодец! Отлично! Держи и не отпускай!

И они въехали то ли вверх, то ли вниз – парня толчком выбросило вперед. Он прошел сквозь лобовое стекло, словно его и не было, и упал ничком на холодную землю.

- С прибытием, Мрачный, - друг со смехом помог ему подняться на ноги. В этот раз живой видел его почти четко, – а все вокруг по-прежнему оставалось туманным и расплывчатым. Это были горы, и там было темно и холодно.

- Пошли, - сказал друг. – Встретим рассвет, - и зашагал вверх по тропинке. Мрачный последовал за ним. Перед глазами мелькали заросли бледно-желтых трав, бордовая, ярко-желтая и темно-зеленая листва.

- В этот раз грибная настойка не понадобилась? Видишь, как полезно тренироваться.

Он шел быстро – но, несмотря на то, что Мрачный очень смутно различал окружающее, он легко за ним поспевал, без всякого труда преодолевая крутые подъемы.

До вершины друзья шли долго – часа два. Мертвый был сосредоточен и не произнес ни слова за все время. Наконец остановился и уселся на землю.

- Садись. Смотри туда, - он показал на противоположную гору, чуть выше той, на которой они сидели. Вершина ее была окутана белесым туманом.

- В тот день я хотел покорить ее, - сказал друг. Небо над горным пиком медленно окрасилось в розовый цвет.

Мрачный сидел и смотрел. Через некоторое время появилось солнце. Туман казался окрашенным в синий цвет, а травы – в медный, самых разных оттенков. Стало совсем светло.

Друг встал и молча пошел вниз. Мрачный – за ним.

- Как-то зимой твоя блондинка ко мне приходила, - сказал он.

- А-а, деньги понадобились? – засмеялся друг.

- Ага. Она и рыжую заодно слегка обобрала.

- Ее, горбатую, могила исправит… Знаешь, Мрачный, я одну вещь уразумел: все мои пассии хотели меня только для себя. Потому я от них и сбегал постоянно.

- Свободу не давали?

- Точно. Свобода – она как спелое красное яблоко, висящее так высоко, что не достать. Чем выше, тем вожделенней. Когда яблоко упадет тебе в руки – оно сразу не нужно.

- Запретный плод сладок?

- Ага. Мы рвемся из кандалов, когда наши женщины ограничивают нас в действиях. Как только обретаем свободу – сразу хотим к ним себя привязать. И никуда уже особо не тянет – а хочется пойти к женщине. Если бы они это понимали, глупые… Если бы отпускали нас внутренне, хотя бы ненадолго – мы бы через некоторое время бежали к ним. Да же, Мрачный?

- Не знаю. Может, и так.

Друзья молча продолжали идти вниз.

- А почему здесь осень? Сейчас ведь весна? – спросил живой.

- Ну ты даешь, борода. Не привык еще, что ли?

Они наконец вернулись к тому месту, откуда выпал Мрачный.

- А почему ты позвонил тогда?

- Я же обещал. Да и ты меня все время звал. Так усердно, что пришлось думать, каким бы способом с тобой связаться. Думаю, я нашел не самый плохой.

*Он, мой друг, всегда был самым башковитым из всех людей, которых я когда-либо знал. И это давало ему право иногда совершать глупости…

Глава 15. Пьяные обезьяны

 

Возвращаясь очень поздним вечером с работы, Мрачный услышал громкий женский смех еще на лестнице. Зайдя в ту комнату, где телевизор, он увидел, что рыжуха пригласила целую кучу каких-то своих подруг и устроила вечеринку. По всей комнате – груда бутылок и дым столбом. Молодые девушки всех размеров и расцветок сидели кто на диване, кто на полу, кто с пивом, кто с сигаретами – у всех глаза сверкали каким-то диким блеском, и на всех было очень мало одежды. Их было штук, наверное, десять. Увидев парня, они все принялись хохотать. Одна из них аж опрокинулась на спину и задрыгала толстыми ногами.

- Могу я хоть раз устроить веселье? – скорее заявила, чем спросила рыжая. - Разве я честно не заслужила отдых?

В этом она, конечно, была права. Что ж, Мрачный был не против – главное, чтобы они не заставили его принимать участие в этой ерунде.

- А теперь иди, иди скорей отсюда! – крикнула она ему, словно прочитав его мысли, и принялась махать в его сторону бутылкой, из которой выплескивалось пиво. – Ха-ха-ха!

- Ай, ха-ха-ха! Уй, хи-хи-хи! Ой, не могу! – подхватили другие.

Мрачный ушел к себе в комнату и попытался заснуть. Не тут-то было: они жутко громко включили дурацкую музыку, и пол затрясся: танцевали, видать. Затем топот прекратился, но почти сразу же они затянули песню противными, нестройными голосами; пение их порой срывалось на визгливый хохот, и вскоре, прерванное репликой-другой, к счастью, сошло на нет. Но на этом их веселье не прекратилось. Время от времени дым с характерным запахом вползал к нему в комнату через щель под дверью; после кто-то разлил то ли коньяк, то ли водку… Потом две из них начали ругаться, а следом и драться, а остальные их разнимали. Наконец, все помирились. Странно одно: где соседи-то были? Они будто ничего не слышали.

А парню пришлось слушать женские визги и хихиканье до самого утра. К утру же девки начали сновать по дому и шушукаться, включать воду в ванной (умывались и принимали душ), затем греметь посудой на кухне: устроили коллективное чаепитие. Опять смех и глупые женские разговоры ни о чем. Потом шорк-шорк, стук-стук, и все стихло: девичник закончился и гостьи разошлись. Мрачный вздохнул с облегчением: хорошо хоть, что на работу сегодня не надо. И наконец заснул.

Когда он встал, то увидел, что пьяные девушки перед уходом все за собой убрали: в квартире царили порядок и чистота. Разве что запах сигаретного дыма напоминал о вчерашнем веселье. А она безмятежно спала на диване, подложив руку под голову, и ее рыжие волосы свешивались вниз до пола. Так она проспала до самого вечера.

*Если бы женщины знали, до чего мерзко они себя ведут, как отвратно выглядят в глазах мужчин и на кого похожи, когда пьяны – никогда бы в жизни не стали пить.

Глава 16. Персик

Серым апрельским утром Мрачный открыл входную дверь, чтобы выйти и отправиться на работу – и тут мимо него быстро промелькнула какая-то мелкая тень. Он застыл на пороге с занесенной ногой.

- Ах ты, маленький! – раздался из кухни умиленный визг рыжей. – Откуда же ты взялся?

И выскочила в коридор, держа на руках маленького темно-желтого котенка.

- Если это твой подарок для меня, Мрачный, то большое тебе спасибо! Угодил!..

- Он сам забежал в дверь только что, - усмехнулся парень. - Этот подарок сам тебе подарился.

Вечером он увидел, что рыжуха сидит и смотрит сериал, а котенок - фр-р, фр-р – удобно устроился у нее на коленях, помигивая от удовольствия.

- Как ты его назовешь? – спросил Мрачный. – Рыжик? Марсик? Барсик?

- Персик… Ай! Я понимаю, дорогой, что тебе приятно, но не надо впивать свои когти мне в ноги!..

И, многозначительно подняв вверх указательный палец, рыжая взяла лежавшую рядом книгу и зачитала Мрачному фразу из нее: «Ищите встречи с другом всегда, когда у вас есть время Жить. Ведь друг существует, чтобы удовлетворить вашу нужду, а не заполнить в вас пустоту. И в сладости дружбы пусть будут смех и разделенные радости. Потому что сердце находит утро свое и набирает сил как раз в росе малых вещей».

- Откуда это? – спросил парень.

- Халиль Джебран – «Пророк».

- И к чему ты это мне прочитала?

- У вас с другом так было? Такая дружба?

Мрачный поскреб в затылке.

- Не знаю.

- Этот рыжий фрукт не зря к нам закатился, – рыжая почесала у котенка за ухом. - Он – символ твоего друга.

- Что за бредятина!

- Много ты понимаешь! Так оно и есть.

- Ты еще скажи, что в него вселилась его душа.

- А ты что, до сих пор не понял, что это так? – девушка взмахнула рукой и книга соскользнула на пол. Из нее выпала фотография.

Мрачный услужливо поднял и книгу, и фотографию – и конечно, посмотрел, кто на снимке. А на снимке красовалась очень веселая, очень рыжая и очень голубоглазая девочка лет пяти, все личико в веснушках.

Мрачный глянул на собеседницу, затем опять на фотографию.

- А где твои конопушки? – спросил он.

- Я их вывела, - надменно ответила рыжая красавица. – Дай сюда! – и отобрала фотографию.

С появлением котяры в квартире стало веселее. Он оказался необыкновенно ласковым котом, неимоверно жадным до телячьих нежностей. Подходя и смотря в глаза, он вытягивал переднюю лапу с растопыренными когтями и махал ею перед собой, как бы говоря: «Погладь меня, остолоп, просят же!» Мрачный на это никак не реагировал, так что спустя некоторое время он перестал тянуть лапу к нему; зато ох как пользовался умилением своей рыжей хозяйки! Спал он исключительно рядом с ней, жрал всякие вискасы, на которые она с удовольствием тратила свои деньги, рос, как на дрожжах, и, носясь по дому, производил столько шуму, словно был не котом на мягких лапах, а целым табуном лошадей.

*Конечно, не очень-то верится, что в этого кошака вселилась душа моего друга, но кто знает…

Не его ли родители носились по двору 1 марта?

 

Глава 17. Дырка в небе

 

И опять этот дождь… Возвращаясь с работы, Мрачный увидел, что рыжая стоит возле подъезда, грозно помахивая огромным черным зонтом. Когда он приблизился к ней, она властно взяла его под локоть:

- Пошли.

- Куда?

- Тебя выгуливать. Ты слишком много сидишь – тебе надо больше двигаться – в смысле, ходить ногами.

Мрачный подчинился – ему приятна была ее забота…

Молодые люди гуляли по одному парку, потом сели в автобус и поехали в другой парк, исходили его вдоль и поперек раз десять, устали, продрогли и зашли в кафе поужинать и выпить чаю.

- …И два чая, пожалуйста.

- С молоком?

- Нет, с лимоном.

- Без молока?

- Э-э… ну конечно, без молока, раз с лимоном!

- Или с молоком и лимоном вместе?

- Нет-нет! Только с лимоном!

- Хорошо – без молока.

Они вышли, согретые и умиротворенные. Мимо пропрыгала через лужи женщина средних лет, смотря под ноги и что-то ворча себе под нос. Оглянувшись на парочку, она улыбнулась и сказала:

- Я говорю, дырка в небе, что ли… Льет и льет.

- Ха-ха, - охотно отозвалась рыжая.

По аллее резво бежал мокрый серый голубь, склевывая направо и налево на своем пути дождевых червей. Парень держал девушку под руку и нес тяжелый зонт, а рыжуха смеялась, показывая на голубя, и болтала без умолку. И обоим было так хорошо…