Молчат. Вдруг Коля сбрасывает парик, рвет на себе рубаху, вскакивает на стол.

КОЛЯ. Вы что думаете, я это терпеть стану? Не стану. Вошь я или право имею? За что меня, за что они меня так? Меня надо унижать только за то, что у меня денег нет? Ну, нет! Но я человек! Я виноват, что я сцену люблю? За что меня?

КРИСТИНА. Тихо, там праздник, не ори.

КОЛЯ (пафосно, истерически). Конечно, у него праздник! А я чужой на этом празднике жизни! Я маленький человек, мне в рот и в нос натолкать надо, меня давить надо, у меня нет ничего, я ничтожество, но я сделаю поступок, хоть один поступок в жизни совершу и обо мне будут вспоминать! Ведь весь этот город, как и моя жизнь, и ваша, и вся Россия, в паутине, весь! Огромный паук и паучата оплели город и сосут кровь, и ловят в свои сети, нет, не мух, а людей! И пьют, пьют кровь их! Вот, они сидят там за столом и пьют – нет, не вино они пьют, а в стаканах у них кровь людская! И что я? Я смотрю, как на глазах моих пьют людскую кровь и жду, чтобы и моей попотчевались? Не будет этого! Я убью мэра! Мне за это памятник в этом городе поставят! Они оценят мой поступок, они поймут и через века, через века слава пойдет про человека богатыря, который 33 года лежал на печи, но встал, и пошел, и спас всех и Россию от человека-паука, кровопийцы!

ИРИНА. Да прекрати ты, успокойся, что у тебя в голове всё перемешалось? Ты американских фильмов пересмотрел? Ты, герой, штаны с дырой, сядь, ну? Что ты тут разыгрался?

ЛЮБА. Коля, ты перепутал причину со следствием, аллё?

КОСТЯ. Нет, он прав! И я с ним пойду крушить всё! Смотри, папа, молчи, папа, и радуйся на своего сына и благодари Бога, что я такой вырос! Без тебя, но весь в тебя! Вырос богатырем, а не выродком!

ИРИНА. А где он, твой папа? Куда ты лезешь?

КОСТЯ. Я их разметелю! У меня тоже денег нет, у меня и матери нет, и отца нет, я с детства безотцовщина, я свинью в год свиньи всем подложил, я подозреваемый и сегодня, и всегда был, я урод моральный и материальный, но я сделаю хоть один поступок в жизни, я сделаю, я сделаю!

ИРИНА. Сядь. Сядьте все, сказала! А где Иосиф?

ЛЮБА. Откуда я знаю?

КРИСТИНА. Да вот он. Посмотрите в окно. (Все подбежали, смотрят в окно). Видите? В машину садится. В такси. С сумкой. А в сумке деньги.

ЛЮБА. Сбежал? С деньгами?

ВОВА. Точно. Он садится в машину, смотрите. Уехал. Он уехал. Уехал он.

Все молчат.

ИРИНА. Господи, как он будет жить с этим? Как же ему не стыдно?

ЛЮБА. Так ведь нельзя? Нет. Этого не может быть. Так ведь нельзя. Мы же слабые, зачем он бросает нас? Так нельзя со слабыми, нельзя?

КОЛЯ (тычет пальцем в телевизор). Смотрите. Там никого уже нет на сцене. День рождения закончился.

ИРИНА. И что? Пошли туда?

Вышли на сцену. Стоят у стола.

Пустая сцена. Только перевёрнутые после пьянки столы и стулья. Битая посуда. Еда валяется на полу.

Цыгане стоят на сцене. Смотрят в зал. Дышат тяжело, молчат.

Молчат, смотрят в темный зал.

И вдруг что-то тонко запело в воздухе.

ЛЮБА. Это что?

ИРИНА. Звук какой-то.

КРИСТИНА. Сигнализация?

КОЛЯ. Что это?

КОСТЯ. Что это? Что это?

ВОВА. Табор едет. Видите?

Стены открылись. Степь. Ветер. Солнце встаёт. По степи едет табор. Настоящий табор. Настоящие цыгане. Едут и поют. Вот подъехали они к нашим цыганам, подошли, смеются, здороваются, за руки их хватают, дети и собаки бегают, песня летит.

Что-то красивое, яркое и нечеловечески счастливое мелькнуло в воздухе и улетело. Исчезло. Всего несколько минут этот табор и эти счастливые вольные люди были рядом, тут, и вот их нет, ни кибиток, ни людей, ни лент, ни ярких юбок, ни гитар – нет ничего, всё исчезло.

Все молчат.

КРИСТИНА. Что это за тишина такая?

ВОВА. Тихий ангел пролетел.

КОЛЯ. Нет, милиционер родился.

КРИСТИНА. Какой милиционер?

КОЛЯ. Еще один Гастарбайтер.

КРИСТИНА. Да что это было?!

КОЛЯ. Когда?

ИРИНА. Это только мне приблазнилось или все это видели?

КРИСТИНА. Что мы видели?

ИРИНА. Ну, вот то, что было? Было или нет?

КРИСТИНА. Было и исчезло.

ЛЮБА. А что он сказал тебе?

КОСТЯ. Кто?

ЛЮБА. Тот старый цыган? Он к тебе подошел и что-то сказал негромко. Что он тебе сказал? Больше ведь никто ничего не говорил, они промчались и только он тебе что-то сказал, ну? Что?

КОСТЯ. Он сказал …

ИРИНА. Ну?

КОСТЯ. Он сказал …

ЛЮБА. Ну?

КОСТЯ. Он сказал: «Будьте свободны. Как ветер. Будьте свободны. Как дети».

ЛЮБА. А ты что ему?

КОСТЯ. Ничего. Не успел. Он исчез. Они все исчезли. Я только подумал …

ИРИНА. Что ты подумал?

КОСТЯ. А как быть свободным, если нет ничего …

ИРИНА. А тебе что надо?

КОСТЯ. Ничего. Может, любовь?

ЛЮБА. Нету её?

КОСТЯ. Её никогда нету.

ИРИНА. Как и денег.

КРИСТИНА. Хватит. Массовый гипноз какой-то. Ничего не было.

ИРИНА. Мы видели. Было. Господи, бубен наш, позови в дорогу, а? Господи, позови в путь, зазвени нам, бубен, позови нас к счастью, и пусть дорога пыльная идет к морю, а мы по ней пойдем …

КОСТЯ. Господи, помоги нам дойти по дороге к солнцу, Господи, ты всё слышишь, помоги нам … Пусть песня и кибитки, пусть солнце и счастье, пусть будет …

КОСТЯ. Будьте свободны. Как ветер.

ИРИНА. А ты не видела разве?

КРИСТИНА. Видела, видела. Только это ничего не значит. Это сон, это Орфей наш всё придумал. Я тебя слепила из того, что было. Это он всё придумал, наш ансамбль цыган, платья, парики эти, бубны, гитары! Это выдумка, враньё, этого нет! Как я устала, Господи, помереть хочу! Нет ничего, мы чья-то выдумка, нас придумали, выкинули в жизнь и бросили. Он бросил нас, ему не стыдно будет дальше жить … Как ему жить?!