глава. (Не) законченное дело

- Знакомые всё лица, - равнодушным и скучающим голосом произнёс Ганс Сорвенгер, когда Юлиан зашёл в лавку.

Обстановка не изменилась – оставалась такой же невыносимо красочной и раздражающей.

- Доброго дня, - так же равнодушно ответил Юлиан и осмотрелся по сторонам.

Среди прилавков он искал взглядом нечто, напоминающее легендарную вазу Артемиды, но найти не мог. Возможно, Сорвенгер успел продать её. Это очень сильно расстроило бы не только Юлиана, но и старшего брата хозяина «Аттилы».

- Что ищете в этот раз? – спросил Ганс. – «Кольт Уокер»? «Откровения Меркольта»? Историю моей родословной?

Отчего-то Юлиана забавляла эта обоюдная ненависть.

- Вазу Артемиды, - спокойно, как бы невзначай, произнёс он. – Хочу купить её.

Сорвенгер не стал скрывать своего удивления.

- Серьёзно? Вы? А вам известно, сколько она стоит?

- Да, - приблизился Юлиан к прилавку. – Пятьсот марок.

Ганс протяжно засмеялся.

Каждый из братьев Сорвенгеров был мерзок по-своему. Старший заставлял себя ненавидеть своими преступлениями, всемогуществом и хитростью – он был эдаким неуловимым змеем, который выйдет победителем из любой передряги. Младший же вызывал отторжение исключительно своим поведением – нарочито некультурным и преисполненным ненавистью ко всем, кто находился рангом ниже него.

Юлиану сложно было сказать, что хуже. Но не мог отрицать, что диалог с Якобом у него складывался куда лучше.

- Пятьсот марок? – уточнил Сорвенгер. – Я не ослышался? За пятьсот марок я могу продать вам этот замечательный сборник Шекспира. Или музыкальную шкатулку. Что выберите?

- Два месяца назад вы купили это вазу за пятьсот марок.

Сорвенгер натянуто улыбнулся. Судя по его глазам, сказанное Юлианом было правдой.

- Неважно, за сколько я её купил, - не убирая улыбки, сказал он. – Важно, сколько она стоит на самом деле.

- Сколько же?

- Пятнадцать тысяч. Но для вас, как для постоянного клиента, который до сих пор ничего у меня не купил, цена составит всего лишь десять.

Активы Юлиана были примерно в десять раз меньше.

- Выходит, вы надули того, кто вам её продал? – спросил он.

- Надул? Что за неприятные слова? Я дал мальчику ровно столько, сколько ему было нужно.

- Ему было нужно гораздо больше.

- Он не знал настоящей ценности этого артефакта. По слухам, её правильное применение поможет раскрыть все тайны вселенной. Древние знания, что в ней хранятся, таят в себе ответы на все вопросы, над которыми учёные ломают головы не одну сотню лет. Частицы Гольдштейна. Правда о Боге. Многослойность бытия. Вы считаете, это стоит пятьсот марок?

Юлиану хотелось плюнуть прямо на стол.

- Я считаю, что это не более, чем легенда.

- Другие думают иначе. Если я не отдам вам её за десять тысяч, то вскоре продам за все тридцать. Покупателей, готовых заплатить за эти знания любые деньги, куда больше, чем вам кажется.

- Именно поэтому она уже два месяца пылится у вас?

Сорвенгера сложно было загнать в тупик. Этим он походил на своего брата.

- Я не тороплюсь, - сказал он. – Но своё слово сказал. Хотите забрать её – отдавайте десять тысяч. Это особая привилегия, соглашайтесь.

Юлиан не сомневался, что Сорвенгер отлично понимал, что таких денег у него нет. Он попросту издевался – другие мысли не приходили в голову.

- Зайду позже, - произнёс Юлиан. – Если вы никуда не торопитесь, то дадите мне время подкопить.

Сорвенгер кивнул.

Юлиан был немного расстроен, но до состояния отчаяния было очень далеко. Важнее всего было то, что он узнал, где эта ваза находится, а остальное было лишь делом времени. Для Рейнхардта не составит никакой сложности забрать вазу у брата. Неважно – путём покупки или насилия.

Юлиан хотел, чтобы всё это скорее закончилось.

Выходя из «Аттилы», он бросил взгляд на окно, находившееся прямо напротив рабочего места Сорвенгера. Хозяина лавки больше не было видно – вместо него прямо на столе с гордым видом восседал крупный, серый и пушистый британский кот.

 

Жалел ли Юлиан о том, что произошло прошлой ночью возле дома Пенелопы? Однозначно. Поступил бы так же, если бы появилась возможность пережить этот момент ещё раз? Скорее всего.

Юлиан был очень зол тогда. Настолько зол, что и не предполагал, что такое возможно. Но им не овладевал демон и в нём не пробуждалась вторая личность – это был он сам. Юлиан помнил всё в мельчайших подробностях и отдавал себе отчёт в действиях. И мысли были его собственными, пусть и тёмными.

Это пугало. Юлиан и ранее замечал, что последние события меняли его. Но он и представить не мог, что они начнут превращать его в чудовище.

Злость пробудила внутри Юлиана огромную силу. Как бы он не старался ранее, не мог заставить силой мысли страдать человека или откидывать его в сторону. Он не произносил никаких заклинаний и не выполнял никаких последовательностей действий. Он хотел, чтобы Аарон чувствовал боль – и это желание претворилось в жизнь. Применив банальный гравитационный знак, он отправил соперника в дальний полёт – его мощь было в десятки раз выше, нежели ожидалось.

Радовало одно. С Аароном всё в порядке. Он получил вывих руки, ушиб рёбер и сотрясение мозга, но это было мелочью на фоне того, что могло случиться. Возможно, подоспевшая Пенелопа и её дар смогли спасти его от смерти. Возможно, помогла удача, и череп Аарона не раскрошился от соприкосновения со стеной. Вариантов было полно, но ни один из них Юлиана не оправдывал.

Он ненавидел Аарона, но в тот момент сам являлся большим злом.

Они оба навсегда потеряли Пенелопу. Возможно, это было честно. Юлиан искренне надеялся на то, что на этом их противостояние в силу бессмысленности закончится, но ни в чём нельзя было быть уверенным. Он нанёс Аарону унизительное поражение, а такие люди, как он, с этим не мирятся.

Зализав раны, Браво возьмёт реванш. Несмотря на то, что хотелось верить в обратное, Юлиан был готов. И боялся в этот раз не Аарона, а себя.

Куда больше он остерегался Хелен. Её волновали абсолютно все проблемы мира, в особенности – всё происходящее с её лучшей подругой и лучшим другом. Юлиан рассчитывал на то, что отстранённая Пенелопа оставит всё втайне, но вышло наоборот – лишившись обоих своих «возлюбленных», она обратилась Хелен и излила ей все свои душевные переживания.

- Ты поступил очень скверно, - укорительно произнесла Хелен, когда они прогуливались после учёбы.

Последние два дня в академии не было ни Аарона, ни Пенелопы. С первым всё было понятно – он получил много травм, в то время как вторая пропускала занятия без уважительной причины. Для Юлиана так было лучше – он не хотел видеть никого из них.

- Я знаю, Хелен, - ответил Юлиан. – Пожалуйста, не отчитывай меня. Я признаю вину.

Хелен не переставала строить из себя строгую учительницу.

- Ты должен был поговорить с Аароном наедине, а не устраивать своё правосудие на её глазах. Знал бы ты, как я хотела, чтобы вы были вместе… Ты понимаешь, что всё испортил?

Юлиан начал жалеть, что согласился на эту прогулку.

- Ничего уже не изменишь, - сказал он.

- Она именно так и сказала. Ты доволен? Упустил свою судьбу. Почему я не вижу счастья в твоих глазах?

- Отстань, Хелен.

- С тобой творится что-то неладное. К твоей грубости я уже привыкла, но не думала, что ты начнёшь кидаться на людей. Как ты вообще смог это сделать? Пенелопа описывала тебя, как…

Хелен замялась.

- Как кого? – подтолкнул её к ответу Юлиан.

- Как демоноподобное существо. Ты был адски силён. Она не понимает, каким чудом ты её не убил.

- Я никогда не причиню ей зла.

- Я начинаю в этом сомневаться. Тебе нужно лечиться, Мерлин. И делать это как можно скорее.

Высказывание слегка оскорбило Юлиана.

- Со мной всё в порядке, - огрызнулся он. – Я слегка перенервничал.

- Это не так называется. Это называется «снесло крышу». Сначала ты рассорился с Йоханом. Потом обездвижил Гарета. Возможно, тебе неинтересно, но это очень его задело.

- Я непременно извинюсь перед ним, - пообещал Юлиан.

- Конечно, извинишься. Он и я – твои последние друзья. Не забывай об этом.

- Я благодарен вам.

- Знаешь что? Нужно попросить у мамы успокоительных лекарств.

Юлиан поворотил носом.

- И речи идти не может, - сказал он.

- Я не оставляю тебе выбора. Прежде, чем ты кого-то убьёшь, я отведу тебя к ней на работу. Она там что-нибудь…

- Украдёт?

- Одолжит. Это единственный выход.

Хелен была как никто приставучей. Казалось, проще было справиться с Сорвенгером, нежели с ней. Юлиан мог упираться бесконечно долго, но последнее слово всё равно бы осталось за ней.

Смирившись, он кротко ответил:

- Пошли.

 

Юлиан ненавидел запах больниц. Казалось бы, из каждого угла пахло смесью различных лекарств, которые не переставая напоминали Юлиану о боли, страданиях и смерти.

Как относятся к такому запаху врачи? Со временем начинают его игнорировать или однажды понимают, что он им нравится? У Юлиана часто возникало желание спросить у кого-то об этом, но остерегался того, насколько глупо будет выглядеть.

Марта Бергер смеялась бы громче всех, потому что была настолько обычной, насколько это можно представить. Если хулиганские гены Хелен и были наследованы от матери, то они умерли в мисс Бергер примерно двадцать лет назад.

Ныне же эта женщина представляла собой ничем непримечательного доктора в белом халате. Юлиан так толком и разобрался, кем она является на самом деле – врачом или медсестрой. У неё можно было проконсультироваться по любому вопросу, что создавало впечатление об её бескрайнем всезнайстве.

Никто не может знать всё. Но Марта Бергер была тем самым редким исключением.

- Такие снадобья выписываются только по рецепту, - заявила она Хелен после того, как дочь озвучила свои требования.

- Именно поэтому здесь. Юлиану очень плохо. Посмотри на его лицо. Он так плохо никогда не выглядел.

Фрау Бергер принялась пристально рассматривать Юлиана. Для него была откровением новость о том, насколько паршиво он ныне выглядит.

- Согласна, - сказала Марта. – Круги под глазами. Нервный тик. Ужасно. Я рекомендовала бы ему лечь на пару недель в больницу.

Врачи излишне параноидальны. Если у них возникает малейшее подозрении, что что-то не так, они незамедлительно пророчат скорую смерть и настоятельно требуют пройти курс лечения.

- А ещё он здорово похудел, - кивнула Хелен. – На щеках образовались глубокие впадины.

Юлиан машинально потрогал своё лицо. С ним всё было нормально.

- Издеваетесь, - выпалил он. – Зачем ты меня притащила сюда, Хелен?

- Чтобы обезопасить общество, - ответила Хелен, после чего повернула лицо к матери. – Так у тебя есть что-нибудь.

- Курс лечения, - непоколебимо ответила фрау Бергер.

- Я здоров, - произнёс Юлиан. – И у меня ещё много неразрешённых дел.

Фрау Бергер выдохнула и закатила глаза.

- Знали бы вы, как часто мне приходится это слышать, - сказала она. – Практически ежедневно. Несколько дней назад сюда поступил один полицейский. Выглядел хуже привидения, но не прекращал работать.

Юлиана не обрадовало сравнение с привидениями и полицейскими.

- Жена вызывала врачей, но полицейский прогонял их, - продолжила фрау Бергер. – Как и ты, фанатично твердил о незаконченном деле. Не замечал ничего вокруг. Дошло до того, что у него развилась лихорадка, и он потерял сознание. Благоразумная жена воспользовалась этим и таки отправила мужа в больницу.

Полицейский. Незаконченное дело. Фанатизм. В этом городе был всего один инспектор, настолько преданный своей работе.

- Как зовут этого полицейского? – спросил Юлиан.

- Пол Глесон, - ответила фрау Бергер. – Мне кажется, ты с ним знаком.

Юлиан несколько секунд недоумённо смотрел в её глаза. Уэствуд несколько дней находится в больнице, а он узнаёт об этом только сейчас! Подобная несправедливость едва не спровоцировала Юлиана начал истерику, но, вспомнив события на Грилленштрассе, он одумался и прошептал:

- Что с ним?

- Это сложно объяснить, - осторожно ответила фрау Бергер. – Не думаю, что тебе это будет интересно.

- Глесон не просто знакомый, а мой друг. Я хочу знать всё, что с ним произошло.

- Сначала выпей таблетку.

- Никаких таблеток! Он жив?

- Жив. Выпей…

- В какой палате?

Настойчивость Юлиана переходила границы дозволенного. Марте Бергер со всей её обычностью ни за что не хватило бы сил для того, чтобы противопоставить ему хоть что-то. Но она попыталась:

- Выпей таблетку, и мы всё с тобой обсудим.

Обычно нарочито спокойный тон раздражал. Но в этот раз он заставил Юлиана прийти в себя. Он и впрямь в последнее время слишком много грубил. И, если по выражению Хелен, она к такому отношению уже привыкла, другие были далеко от этого. Не стоило грубить старшим.

- Я навещу его, а потом съем любую отраву, которую вы мне дадите.

Марта и Хелен переглянулись.

- Думаю, мы принимаем эти условия, мама, - сказала дочь.

 

Уэствуд выглядел именно так, как Марта и Хелен описывали самого Юлиана. Под глазами были огромные фиолетовые круги, из зрачков исчез блеск, кожа приобрела желтоватый оттенок, лицо заметно исхудало, а губы иссохли.

Юлиан ужаснулся, увидев эту картину. Несмотря на то, что Уэствуд часто называл старым, на самом деле ему был всего лишь чуть больше пятидесяти – он всё ещё оставался зрелым мужчиной, полным сил.

- Мистер Глесон?- осторожно спросил Юлиан.

Уэствуд поднял голову. Несмотря на измученный вид, в его глазах читалось полное понимание происходящего. Юлиан с облегчением выдохнул, убедившись, что инспектор сохранил ясность разума.

- Рад, что ты навестил меня, - медленно произнёс Уэствуд. – Прости, что не удалось предупредить.

Обычно в гости к больным приходят с полным пакетом фруктов, а не с пустыми фруктами, но это вряд ли расстроило инспектора.

- Я узнал об этом случайно, - ответил Юлиан. – Что случилось, мистер Глесон?

- Должно быть, в моём возрасте не стоит так усердно трудиться, - попытался улыбнуться Уэствуд. – А я ночами не спал, пытаясь найти свидетельства причастности Рейнхардта к убийствам, - он прокашлялся. – Напрасно я этого говорю. У стен есть уши.

- Вам удалось что-то узнать? – настороженно спросил Юлиан.

- Удалось. Когда я отсюда выйду, покажу всё, что у меня есть. Думаю, мне найдётся, чем удивить.

Юлиан сомневался, что после всего, что с ним случилось за последний год, его ещё можно чем-то удивить.

- Надеюсь, вы скоро поправитесь, - сказал он.

- Быстрее, чем тебе кажется. Это пустяки. Встану на ноги через пару недель, и мы закончим начатое. Ты же со мной?

Юлиан кивнул.

- Я рад, - прохрипел Уэствуд. – Больше мне не на кого положиться.

Юлиан остерегался, что двух недель могло и не хватить. Сорвенгер действовал куда быстрее.

- Я советую вам отдохнуть, - произнёс Юлиан. – Выглядите очень неважно.

- А когда я выглядел по-другому? В старости все выглядят неважно. Поживёшь с моё, узнаешь.

- Что говорят врачи? Они озвучили диагноз?

- Пока что нет. У них здесь всё очень медленно. Дают какие-то таблетки, и мне становится лучше. Но, думаю, дело не в них, а в здоровье, данном мне от рождения. Я никогда не ходил по врачам. Всё заживало само. Время – лучшее лекарство.

- Фрау Бергер сказала, что вы потеряли сознание перед тем, как оказаться в больнице. Не думаю, что это простое переутомление.

- На нашей нервной работе и не такое случается. Многие теряют сознание при виде первого трупа.

В голове Юлиана промелькнуло воспоминание о первой смерти, которую он видел. Неподвижное тело Ривальды Скуэйн падало, словно в замедленной съёмке, а рука Сорвенгера крепко сжимала её сердце. Капала бурая кровь.

Юлиан поморщился. Он не потерял тогда сознание, но это событие оставило на его душе глубокий шрам, который не сотрёт никакое время.

- Я буду приходить к вам каждый день, - пообещал Юлиан.

- Мне достаточно и Маргарет, - отмахнулся Уэствуд. – Думал, хоть здесь отдохну от неё, но она не позволяет. Не трать своё бесценное время на бесполезного старика.

Несмотря на колкие высказывания в адрес миссис Глесон, Юлиан чувствовал, что Уэствуд до сих пор любит свою жену. Этому могла позавидовать едва ли не любая пара – Юлиан был твёрдо уверен в том, что у большинства любовь проходит спустя три года.

- Вы не бесполезен, - сказал Юлиан. – Вы защищаете этот город.

Уэствуд попытался засмеяться, но всё обернулось долгим кашлем. Юлиан пожалел о сказанном – он хотел подбодрить старика, а не причинять ему боль.

- Видишь, до чего доводят твои шутки? – произнёс инспектор. – Едва лёгкие не выплюнул. Надеюсь, у меня не пневмония.

В противовес, Юлиан надеялся, что у него всего лишь пневмония. Он не хотел думать о чём-то ужасном – негатива и без этого было с избытком.

- Отдыхайте, мистер Глесон, - сказал он. – Забегу по возможности.

- Да-да, не забывай старика.

Юлиан улыбнулся на прощание и отправился за дверь.

Он вёл себя примерно – не только ни разу не нагрубил Уэствуду, но и был невероятно вежлив. Это не было лицемерием – Юлиан говорил то, о чём он думает, а не то, что хотел слышать инспектор. Возможно, Хелен его излишне демонизирует?

 

Вернувшись к фрау Бергер, Юлиан послушно выпил таблетку. Не ощутив никакой разницы в сравнении с тем, что было до неё, он наконец-то спросил:

- Что с ним? Вам удалось выяснить?

Фрау Бергер очень не хотелось отвечать на этот вопрос. Это читалось не только в её глазах и мимике, но и в лихорадочных движениях пальцев рук. Именно так она нервничала – за недолгое время знакомства Юлиан успел подметить эту деталь.

- Я скажу тебе, - спустя какое-то время ответила Марта. – Но обещай, что не расскажешь об этом ни ему, ни его жене.

Юлиан нахмурил брови. Пахло чем-то недобрым.

- С ним что-то серьёзное?

- Скорее да, чем нет, - положив руку на сердце, ответила фрау Бергер. – Если говорить вкратце, то он, подобно Хелен и Йохану, тоже лишился Проксимы.

Юлиан плохо помнил тот вечер, потому что был пьян. Именно тогда он столкнулся лицом к лицу со своим двойником, потерпев от него поражение. Глупо было полагать, что он явился туда просто так – блеснуть своё удалью или запугать Юлиана.

Не было ни огненного, ни ледяного элементалей – доппельгангер сработал крайне тихо.

- Всего-навсего лишился Проксимы? – непринуждённо спросил Юлиан. – Дайте ему того же лекарства, что и Йохану с Хелен? Посмотрите на свою дочь – она живёт и процветает!

По взгляду фрау Бергер Юлиан понял, что сказал что-то лишнее.

- Посмотри в мои глаза, - произнесла она. - Думаешь, если это работало, я бы не попыталась?

- Почему это не работает? В чём разница?

- В возрасте. Хелену и Йохану по восемнадцать лет, а мистеру Глесону – пятьдесят три. Их организмы ещё находятся на стадии развития, поэтому подобные лекарства могут их обмануть. Тело же Глесона отторгает этот препарат.

- Глупость. Он не настолько стар.

Юлиан почувствовал, что начал дрожать. Судьба играла с ним очень жестокую игру, с каждым разом подкидывая всё более и более сложные задачи, но не предоставляя инструкции по их выполнению.

- Достаточно того, что он взрослый, Юлиан. Его организм не принимает эта лекарства. Что ещё ты хочешь услышать от меня.

- Так попробуйте другие лекарства!

Видимо, таблетка для успокоения ничем ему не помогла. Фрау Бергер стоило угостить Юлиана более мощным снадобьем.

- Их нет. Во всяком случае, мне о них ничего не известно.

- И что? Будем смотреть, как он умирает?

Лицо фрау Бергер стало каменным. В подобном ракурсе прослеживалось её сходство с Хелен – когда младшая Хелен злилась, она выглядела точно так же.

- Будем надеяться, что его организм справится, - едва шевеля губами, ответила она. – Он очень крепкий для такого возраста.

- Вы пустите всё на самотёк?

- Мы и так делаем больше, чем можем! Я не понимаю вашей привычки обвинять во всех бедах врачей! Мы спасаем ваши жизни, напрочь забыв о своих, но, едва что-то идёт не так, как мы становимся едва не врагами общества! Думается, мне стоило выбрать другую профессию.

- Простите, фрау Бергер. Я не хотел оскорбить вас.

Ей тоже следовало принять какую-нибудь таблетку. Или выпить половину бутылки добротного виски.

- Вы видите в нас бездушных тварей, - сказала она. – Но не знаете, что каждая наша неудача сродни потери близкого человека.

- Я всё понял, фрау Бергер. Надеюсь, вы сможете помочь Уэствуду.

- Я не его лечащий врач. Но мои коллеги сделают всё возможное. Не сомневайся в нашем непрофессионализме.

Юлиан не сомневался в фрау Бергер, потому что полностью доверял её дочери. Но делать ставку на людей, которых совсем не знал, не стал бы.

- Если у вас не выйдет, я верну ему Проксиму, - уверенно сказал он. – Как и вы, сделаю всё возможное.

Марта Бергер вновь посмотрела на Юлиана, как на ребёнка, который делает громкие заявления, но выглядит глупо. Возможно, он и являлся тем самым ребёнком, который ещё не знает, как устроена жизнь. Им, взрослым, виднее.

- Проксиму нельзя вернуть, - произнесла фрау Бергер.

- Её не просто так похищают. Три человека подряд – это совпадение? Кому-то нужна эта Проксима. Вы же не думаете, что это делается с целью развлечения? Кто-то держит её у себя, а значит, мы сможем отобрать её.

Марта Бергер недоверчиво покачала головой. Юлиан и не рассчитывал на понимание с её стороны, ибо она была чрезмерно нормальной и думала мозгом, а не импульсами. Она никогда не стала бы искать теории заговоров и некий разумный умысел.

Возможно, и Хелен ожидает такое будущее. Но оно ещё не наступило, а значит, Юлиан целиком может положиться на неё.

 

Чем больше негатива происходило в жизни Юлиана, тем больше он начинал ценить Магдалену. В отличие от остальных, она не давала ни одного повода для того, чтобы разочаровать. Порой Юлиану казалось, что он не заслуживает той любви, что она преподносит ему, и видел в этом некий подвох.

Он не считал себя ни таким красивым, как она, ни таким харизматичным. И, тем более, в Юлиане не прослеживалось и толики того таланта которым обладала Магдалена – она превосходно рисовала, хорошо писала и вполне сносно пела. Юлиан же выше всяких похвал умел ныть, нервничать и отчаиваться.

Говорят, что противоположности имеют свойство притягиваться, но чаще это касалось другого – большого и маленького, доброго и злого, чёрного и белого. Сочетание же прекрасного и ужасного было попросту глупым.

В ответ на эти слова Магдалена бралась доказывать Юлиану, что он самокритичен. Она утверждала, что он куда умнее её и обладает не только безупречными чертами лица, но и настоящим мужеством. Магдалена любила его растрёпанные волосы так же, как их ненавидели остальные. Обожала его отнюдь не мускулистое тело ровно так же, как он его и стеснялся.

Юлиан же мало что говорил ей касательно её внешности. Он наслаждался ей столько времени, сколько мог, и это было важнее любых слов. Магдалена понимала это не хуже его, ибо между ними уже выработалась невербальная связь.

Воскресным утром она разбудила его в девять утра. Юлиан, который был решительно настроен долго и крепко спать, сначала был недоволен, но, выпив кофе, смирился.

Яркое солнце било в глаза через окно, заставляя зажмуриться.

- Ты очень милый, когда сонный, - сказала Магдалена после того, как добрых полминуты всматривалась в его глаза.

То, что из других уст звучало бы как лесть, в этот раз казалось чистой правдой. Если Магдалена и лгала, то делала это крайне искусной.

- Если бы ты дала мне выспаться, не пришлось бы на него смотреть, - отмахнулся Юлиан.

Он схватил Магдалену за спину и, аккуратно положив на кровать, завис над ней. Он попытался поцеловать её в надежде на то, чтобы продолжить незаконченное ночью, но она убрала голову в сторону.

- Давай хотя бы однажды начнём утро с завтрака, - неуклюже вырываясь, произнесла она.

Юлиан и не держал её. Но был слегка огорчён.

- Это что-то новое, - ухмыльнулся он.

- Не стоит бояться перемен.

Юлиан отпустил руки, что позволило Магдалене встать с кровати. По своему обыкновению, она вновь была одета в одну лишь белую футболку на два размера больше, чем следует.

Это безумно возбуждало Юлиана и заставляло превращаться в настоящего зверя. Но события, произошедшие у дома Лютнеров, заставляли его держать себя в установленных самим же собой рамках приличия.

- Ты сколько яиц будешь? – уже из кухни спросила Магдалена.

- Два… Или три. Я понятия не имею, из скольки яиц состоит порция.

- А бекон?

- Чем больше, тем лучше.

Подобный ответ устроил Магдалену, и она замолчала. Воспользовавшись затишьем, Юлиан откинулся на подушку и закрыл глаза. Но не смог уснуть всё из-за того ярко светящего солнца.

Спустя десять Юлиана начало настораживать то, что Магдалена до сих пор молчала, а из кухни не доносился аромат шипящего на сковороде бекона.

Юлиан нехотя встал с кровати для того, чтобы проверить обстановку. Переступив порог кухни, он с удивлением обнаружил застывшую у плиты, словно статуя, Магдалену. В левой руке она держала яйцо, а правой она размахивалась ложкой для того, чтобы разбить его. Масло на сковороде кипело, но Магдалена не двигалась.

Юлиан повернул голову направо, после чего его глаза налились ужасом. За столом сидел мужчина в чёрном смокинге – Якоб Сорвенгер.

Подобная ситуация случалась впервые в жизни Юлиана, поэтому не он не знал, с чего начать диалог.

- Что вы здесь делаете? – спросил он.

Сорвенгер слегка прокашлялся.

- Решил зайти в гости, - непринуждённо ответил он.

Юлиан не особо жаловал гостей, а таких, как Сорвенгер, не любил вдвойне.

- Я не звал вас.

Пожалуй, в сложившейся обстановке не стоило грубить, но Юлиану не было дело до правил приличия. Незваный гость изначально нарушал их не только своим неожиданным приходом, но и обездвиживанием Магдалены.

Сковорода начинала дымить.

- Меня звать и не нужно, - произнёс Сорвенгер. – Я прихожу сам. Честно говоря, я немного заждался тебя. Ты не забыл про наш уговор?

- Как вы нашли меня?

- Ты оставляешь много следов и, похоже, совсем не намереваешься скрываться.

- Вы могли позвонить мне. Или связаться с герром Зеннхайзером. Я был открыт к встрече.

- Нет никакого смысла усложнять. Не угостишь чаем?

В этом доме не было чая, потому что и Юлиан, и Магдалена предпочитали кофе. В огромных количествах. Однако, даже если он и был бы здесь, Юлиан не пошевелился бы. Распивать чай со своим смертным врагом – то же самое, что заключать дружбу.

- Что вы сделали с моей девушкой? – спросил он. – Надеюсь, она жива?

- В полном здравии, герр Мерлин. Видимо, чая мне не дождаться. Значит, нам придётся ускорить диалог. Ты нашёл вазу?

Юлиан посмотрел на Магдалену. Её превратили в стоп-кадр. Она не дышала и не подавала никаких признаков жизни. Однако, её глаза были открыты и по-прежнему смотрели на яйцо.

- Нашёл, - ответил Юлиан.

- Слишком долго искал.

- Не прошло и недели.

- Где она? Почему до сих пор не у меня?

- Она у вашего брата, Ганса Сорвенгера. Он владеет антикварным магазином «Аттила», если вы вдруг не знаете.

Сорвенгер разочарованно посмотрел на Юлиана.

- У нас был немного другой уговор, - с долей укоризны произнёс он. – Ты должен был передать мне её в руки, а не назвать место.

- Ваше брат запросил за неё неадекватную цену. У меня нет таких денег.

- У Якоба Рейнхардта нет братьев, - погрозил пальцем Сорвенгер. – Сколько он попросил?

- Десять тысяч.

- Всего лишь десять тысяч? Смешно слышать, что у внука сеньора Раньери – одного из богатейших людей Италии, нет таких денег. Я думал, что он присылает тебе столько раз в неделю.

- Он давно отошёл от дел. И никаких денег мне не присылает. У нас вообще весьма напряжённые отношения.

- В любом случае, ты не выполнил свою часть сделки.

Не было никакой сделки, но Сорвенгер не хотел признавать это. Любая сделка предусматривает обоюдную выгоду, но нынешняя была на руку только ему, что превращало её скорее в шантаж.

- Что мне оставалось делать? – спросил Юлиан. – Силой забрать её у вашего брата? Или же, он любезно одолжил бы мне её?

- Только что ты озвучил два вполне себе приличных способа решения проблемы. Но не применил ни один из них. Чем ты руководствовался тогда? Ты думал о своих родных? Близких?

Юлиан ждал этого. Сорвенгер не мог спокойно прийти и уйти – в любом случае, он должен был дать понять Юлиану, насколько опасен и всемогущ.

- Что вам ещё от меня нужно? – растерянно спросил юноша. – Я сказал вам, где находится эта ваза. Если она и впрямь так важна для вас – пойдите и возьмите. Для вас это ничего не стоит. Я итак много сделал для вас – причём, безвозмездно. Добывая сведения о ней, я едва не убил человека. Знаю, для вас жизнь ничего не стоит, но я устроен несколько иначе.

- Ты снова переходишь грань, Мерлин. Не забывай – ситуацию контролирую я, а не ты. Значит, я ставлю условия.

- Это открытая угроза?

- Угрозами и не пахнет. Но ты меня очень расстроил тем, что больше половины оставил мне. Кроме того, я до сих пор не знаю, насколько правдива информация. Глупо с твоей стороны врать – ты знаешь, что я в любом случае найду тебе. И буду не таким благосклонно расположенным.

Юлиан был готов услышать что угодно. Лишь бы Сорвенгер скорее покинул этот дом.

Что, если с Юлианом случится нечто подобное тому, что произошло во время разборки с Браво? Он столь же играючи одолеет Сорвенгера или тому хватит сил противостоять?

Юлиану очень хотелось узнать на этот вопрос. В отличие от Аарона, ему не будет жаль Сорвенгера. Он убьёт его с огромным удовольствием, и до конца жизни будет этим гордиться.

Но отчего-то демон спал. То ли он потерял слишком много сил во время того вечера, и восстанавливал их, то ли сам Сорвенгер каким-то образом сдерживал его. В любом случае, прямо сейчас Юлиан чувствовал, насколько слаб в сравнении со своим врагом.

- Я не соврал, - уверенно произнёс он.

- Буду рад удостовериться в истине твоих слов, - ответил Сорвенгер, поднявшись со стула. - Ты никогда не казался лжецом, и у меня нет желания остаться разочарованным.

Он подошёл к плите и принялся пристально рассматривать Магдалену. Он глубоко дышал и, хоть Юлиан и не видел его лица, это не мешало представлять, насколько дика животная похоть его в глазах и насколько обильна слюна, стекающая по подбородку.

Это заставило Юлиана нервничать, но до состояния «демонообразного существа» было ещё далеко.

- Какая же она красивая, - подвёл итог Сорвенгер. – Теперь я понимаю, почему ты променял Лютнер на неё. Даже мне в свои годы сложно сдержаться. Не смотри на меня такими глазами. Меня интересуют женщины постарше. Но мне, как, полагаю и тебе, было бы крайне неприятно узнать, что с ней что-то случилось. Надеюсь, с ней всё будет в порядке, но пути господни… Сам знаешь. Никто не может предполагать, чем закончится сегодняшний день.

Эта угроза не выглядела косвенной. Она была настолько прямой, что у Юлиана не оставалось сомнений – Магдалена в опасности. Она, как и все близкие Юлиана, и раньше была в опасности, но слова Сорвенгера обозначили её как одну из приоритетных целей.

- Это просто невинная девушка, - сказал Юлиан. – Она никогда не перейдёт вам дорогу. Для издевательств у вас есть я. А её оставьте в покое.

- Разве я говорил, что собираюсь нарушить её покой? Нет ничего милее улыбки такой прелестной девочки. Мне не чуждо прекрасное, Мерлин.

Сорвенгер улыбнулся. Если улыбка Магдалены была самым милым явлением в мире, то с Сорвенгером всё обстояло в точности наоборот. Его фальшивый оскал пробуждал рвотные порывы.

Юлиан кивнул. Он не хотел отвечать, продолжая тем самым разговор.

- Сожалею, что наша встреча вышла такой недолгой, но у меня ещё много дел, - откланялся Сорвенгер. – Полагаю, ты не против, если я пойду?

Юлиан был обеими руками «за».

- Никаких проблем, - проиронизировал он. – Конечно, идите!

Сорвенгер выдал демонстративно невежественный лёгкий поклон головы, после чего вышел через дверь. Юлиан ожидал, что он растворится в воздухе, как это было прежде, но Сорвенгер решил оставить эти фокусы в прошлом.

Юлиан облегчённо выдохнул. Он пережил очередную встречу с Сорвенгером, и это могло считаться за небольшую победу.

Едва дверь захлопнулась, Магдалена пришла чувство. Разбив наконец яйцо, она застыла, разглядывая сковороду.

- Что случилось? – спросила она у Юлиана. – Я только что поставила её на плиту.

Услышав этот голос, Юлиан почувствовал, как его нутро наполняется счастьем. Сорвенгер вернул ему Магдалену.

- С тобой всё в порядке? – обняв девушку, спросил он.

Та непонимающе посмотрела на него.

- А что со мной могло случиться?

- Как самочувствие? Дыхание?

- О чём ты?

- Я сам приготовлю, - выхватил Юлиан из руки Магдалены лопатку. – Иди отдохни.

- Я не устала!

Она искренне не понимала его. Возможно, Юлиан слишком переусердствовал в заботе.

- Мне нужно сказать тебе кое-что важное, - размеренно произнёс он. – Возможно, у нас не всё хорошо. В ближайшие дни ты не должна отходить от меня ни на шаг.

- Мы итак всегда вместе.

- Да, я знаю. Но обещай мне.

- Что случилось, Юлиан? Ты пугаешь меня!

Юлиан не мог рассказать ей всю правду прямо сейчас, и на это было несколько причин. Во-первых, она всё равно ему не поверит, потому что его слова будут выглядеть нереалистично. Во-вторых, это может напугать её. Лучше оставаться в неведении, будучи уверенной, что Юлиан сможет защитить её от кого угодно.

К несчастью, он и сам не был в этом уверен. Разумеется, он приложит все усилия для этого, но окажется ли их достаточно? В любом случае, плохая защита куда лучше её полного отсутствия.

- Мы в опасности, - произнёс он. – Это всё, что ты должна знать. Не задавай мне лишних вопросов.

- Я требую ответов.

- Тебе достаточно знать, что я не хочу потерять тебя.

Магдалена не была такой же настойчивой, как, к примеру, Хелен, но всё ещё оставалась женщиной. Этот пол отличался излишним любопытством, поэтому Юлиан решил применить простой, но действенный метод – поцеловать её.

Уловка сработала – Магдалена в эту же секунду забыла вопрос. 

 

Последующие три дня Юлиан не посещал академию, справедливо рассудив, что благополучие Магдалены на данный момент важнее нескольких малозначащих занятий. Никто и не думал преподносить этой паре никаких сюрпризов – было настолько спокойно, что в голову невольно прокладывались подозрения.

Магдалена готовилась к дипломной работе, поэтому ей не приходилось ходить на учёбу. В свободное от ласк с Юлианом время она корпела над работой – стол был завален кипой различных бумаг с исследованиями.

Юлиан знал, что через три года его ожидает то же самое. Он рассчитывал, что к тому времени его жизнь будет свободной от нынешних проблем, поэтому особо не переживал по этому поводу.

Многим страшнее было происходящее сейчас.

Сорвенгер отлично знает, где они находятся и, если захочет, может прийти в любой момент. К своему сожалению, Юлиан не знал, как противостоять ему в этом случае – дьявольская сила не проявлялась в нём по щелчку пальцев.

Магдалена уже сопела, но Юлиан совсем не хотел спать. Оставаясь наедине с самим собой, он погружался в омут переживаний и размышлений, откуда не было обратной дороги. Времяпровождение с Магдаленой каким-то образом блокировало его сознание от дурных мыслей, и он забывался, становясь чуточку счастливее.

- Магдалена? – прошептал он.

Юлиан не хотел её будить. Он назвал её имя на всякий случай – если она не спит, он сможет немного отвлечься, в противном же случае не сильно расстроится.

- Спи уже, - недовольно пробурчала девушка.

- У тебя когда-нибудь возникало чувство, что ты теряешь себя?

- У меня возникало только чувство злости к тем, кто не даёт мне спать. Который час уже?

- Не знаю, - ответил Юлиан. – В последнее время мне начало казаться, что я не Юлиан Мерлин, а кто-то другой. Я ощущаю злость по отношении ко всему, что движется, и порой совершаю пост<